253. Операция «Преемник»

Несмотря на бахвальство России, возраст сказывается на ее оружии

     ЖУКОВСКИЙ, РОССИЯ (Associated Press) – На некогда секретном аэродроме невдалеке от Москвы пилот-испытатель Сергей Богдан гордо представляет журналистам самое последнее, как утверждают в России, достижение авиатехники – истребитель Су-35.
     Однако на деле этот самолет – всего лишь переделка модели двадцатилетней давности, и он не может тягаться с американским F-22 Raptor, поставленным на вооружение в 2005 году, ни по скорости, ни по скрытности.
     Бывший президент, а ныне влиятельный премьер-министр России Владимир Путин не раз похвалялся тем, что при нем в России появляется новая военная техника и укрепляются вооруженные силы – на Западе даже начали бояться нового военного соперничества в духе 'холодной войны'. Нефтяных денег у Кремля столько, что он может позволить себе купить любое новое оружие.
     Однако, по свидетельствам экспертов, российская государственная оборонная промышленность страдает от разваливающейся производственной базы и всепроникающей коррупции; собственно, при Путине новых сложных систем вооружений практически не производилось.
     Считалось, что парад в честь Дня Победы, который прошел на Красной площади в мае, покажет всю мощь российского оружия. Но на практике парад показал лишь его возраст. Большинство самолетов, танков и ракет, проехавших мимо Мавзолея Ленина либо были сделаны еще в 80-е годы, либо представляли собой слегка модернизированные версии техники дцатилетней давности.
     Богдан, товарищески похлопывая по корпусу своего 'тридцать пятого' в ангаре Летно-испытательного центра в Жуковском, хвалит самолет за маневренность, современную электронику и новые двигатели: 'он легко слушается рулей и очень хорошо ускоряется'. Однако независимый военный аналитик Александр Гольц считает, что Су-35 – это яркий пример того, как российская оборонная промышленность вытаскивает 'из бабушкиного сундука' старые разработки и пытается выдавать их за новые.
     – В 80-е годы в Советском Союзе была целая волна военных разработок, так и не дошедших до стадии производства. И называть их новыми можно лишь в том смысле, что они не выпускались серийно.
     Уже в течение двух десятилетий российское государство пытается построить так называемый 'самолет пятого поколения', который мог бы сравниться с 'Хищником', однако в небо этот самолет до сих пор не поднялся – и аналитики сомневаются, что поднимется, как обещают его разработчики, в следующем году.
     Директор компании-разработчика 'Сухой' признался, что до конца разработки нового истребителя еще далеко. Однако, заявил он, вскоре работы существенно ускорятся.
     – Не думаю, что отставание критическое, – сказал Михаил Погосян.
     Тем временем, со столь же серьезными проблемами сталкивается и другая крупная военная программа. Новая межконтинентальная баллистическая ракета 'Булава', спроектированная для атомных подводных лодок, уже не раз проваливала испытания, и перспективы ее постановки на вооружение выглядят весьма туманно.
     – Утеря технологий и утечка мозгов привели к постоянной деградации военной промышленности, – заявил аналитик Института политического и военного анализа Александр Храмчихин.
     После распада Советского Союза Россия погрузилась в экономический кризис, разрушивший давно установившиеся производственные цепочки и выбивший из бизнеса множество предприятий-смежников. Сборочным заводам оставалось доделывать то немногое, что оставалось у них на складах с советских времен или приходилось организовывать собственное производство всех компонентов.
     – Сегодня, когда мы наконец начали получать государственные заказы, заводы зачастую не могут их выполнить из-за отсутствия комплектующих, – заявил недавно на парламентских слушаниях Валерий Воскобойников, отвечающий в Министерстве промышленности за авиатехнику.
     Несмотря на обещания Путина обновить российские арсеналы, за те восемь лет, что он провел в президентском кресле, армия купила лишь несколько новых боевых танков и самолетов.
     Между тем, по официальной статистике, в последние годы стабильно растет объем оружия, продаваемого Россией другим странам: в прошлом году она вышла на рекорд советского времени – 7 миллиардов долларов. Согласно последнему отчету Стокгольмского международного института мира, в 2003-2007 годах на Россию пришлась четверть совокупных продаж оружия в мире – лишь ненамного ее опередили Соединенные Штаты.
     Однако недавно Россия потерпела на оружейном рынке несколько весьма широко распубликованных поражений, причем в качестве основных причин предстали как раз порванные производственные цепочки и стремительно растущие производственные издержки. Во-первых, Россия не смогла выполнить заказ Китая на производство 38 транспортных самолетов Ил-76 и самолетов-заправщиков Ил-78, и в результате контракт был приостановлен. А еще раньше, в начале года, Алжир вернул России купленные истребители МиГ-29, заявив претензии по качеству.
     – Система была разрушена сверху донизу, – считает Анатолий Ситнов, главный специалист по авиационной отрасли в Торгово-промышленной палате.
     Еще одна проблема – стареющие кадры. В 90-е годы отрасль покинуло множество квалифицированных сотрудников, привлеченных более высокооплачиваемой работой в частном секторе. Кроме того, из-за нищенских зарплат в военную промышленность перестали идти молодые работники.
     Сегодня средний возраст сотрудника российского авиазавода составляет 45 лет, и эта цифра постоянно растет.
     – Остро не хватает ключевых специалистов – слесарей, сварщиков, фрезеровщиков, – заявил Воскобойников.
     Устаревшее оборудование бьет по производительности труда. В последний раз коренную модернизацию авиазаводы проходили в начале 80-х годов, и немало людей до сих пор работает на еще более старых станках.
     Правительство в ответ на эти тенденции создало огромные военно-промышленные конгломераты, контролируемые государством. Чиновники утверждают, что тем самым оптимизируют производственный процесс. Однако противники корпораций утверждают, что они убивают конкуренцию, поощряют коррупцию и еще больше ослабляют российскую военную промышленность.
     – В советские времена мы строили хорошие самолеты, потому что между авиапроизводителями была конкуренция, – заявила на слушаниях депутат парламента и бывший космонавт Светлана Савицкая. – Если сегодня затянуть их всех под одну крышу, это будет конец конкуренции, и мы потеряем все, что у нас было. Но, конечно, кому-то станет гораздо удобнее воровать государственные деньги.

55 лет без Сталина

Из воспоминаний В. М. Молотова
     Целину начали осваивать преждевременно. Безусловно, это была нелепость. В таком размере – авантюра. Я с самого начала был сторонником освоения целины в ограниченных масштабах, а не в таких громадных, которые нас заставили огромные средства вложить, нести колоссальные расходы вместо того, чтобы в обжитых районах поднимать то, что уже готово. А ведь иначе нельзя. Вот у тебя миллион рублей, больше нет, так отдать их на целину или уже в обжитые районы, где возможности имеются? Я предлагал вложить эти деньги в наше Нечерноземье, а целину поднимать постепенно. Разбросали средства – и этим немножко, и тем, а хлеб хранить негде, он гниет, дорог нет, вывезти нельзя... Я говорю на заседании Политбюро: слушайте, вот мы получили данные ЦСУ об урожае в тех районах, которые вы называете целиной,– два-три центнера. А в засушливых районах средние данные за пять-десять лет – пять-шесть центнеров, маленький урожай, но на всем готовеньком. Если мы вместо двадцати миллионов гектаров осилим десять миллионов, но районы более надежные в смысле урожая и более посильные нам по масштабам, то мы получим... Хрущев сразу: «О, ты против целины!» «Да позволь, почему против целины, но надо ж рассчитать все-таки, как же можно государственные дела так делать?» А Хрущев нашел идею и несется, как саврас без узды! Идея-то эта ничего не решает определенно, может оказать помощь, но в ограниченном пределе. Сумей рассчитать, прикинь, посоветуйся, что люди скажут. Нет – давай, давай! Стал размахиваться, чуть ли не сорок или сорок пять миллионов гектаров целины отгрыз, но это непосильно, нелепо и не нужно, а если бы было пятнадцать или семнадцать, вероятно, вышло бы больше пользы. Больше толку.

ПРАВДА 4 августа 1953 года
     Попирая требования Устава КПСС, некоторые работники подбирают кадры по признаку личной преданности, приятельских отношений, землячества и родства. В то же время честных и знающих дело, но острых и нетерпимо относящихся к недостаткам и потому причиняющих беспокойство руководству выживают под разными предлогами и заменяют людьми, имеющими сомнительную ценность либо вовсе непригодными для дела, но зато удобными и угодными для руководителей.
     На состоявшемся недавно объединенном пленуме ЦК Компартии Азербайджана и Бакинского горкома партии говорилось, что бывший секретарь ЦК Компартии Азербайджана т. Багиров допускал серьезные нарушения партийных принципов подбора кадров, партийные методы руководства подменял грубым администрированием, попирал права членов бюро и членов ЦК, не допускал даже малейшей критики его деятельности, игнорировал членов бюро ЦК, единолично решал важнейшие вопросы.
     Нечего и говорить, что нарушение установленных партией принципов подбора кадров по политическим и деловым качествам является неправильным и вредным. Вместо руководящей группы ответственных работников при такой порочной практике получается семейка близких людей, артель, члены которой стараются жить в мире, не обижать друг друга и не выносить сора из избы. Семейственность создает нетерпимую обстановку взаимоподдакивания, при которой не может быть места для критики и самокритики.

ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА 6 августа 1953 года
     Всякий, кто раскроет американский журнал «Юнайтед Стейтс экономик энд Уорлд рипорт», в самом начале, перелистав несколько страниц, заполненных рекламой монополий, найдет специальную вкладку на желтой бумаге. Она озаглавлена «Завтра. Взгляд вперед из столицы страны».
     Вот сводка «Завтра» в N25 журнала за этот год: «Следует учитывать, что дела в данную минуту складываются не в пользу США. Азия почти потеряна... Европа тоже ускользает из-под руководства США. Идея европейской армии, пользовавшаяся поддержкой США, кажется совсем похороненной. НАТО (Организация Северо-атлантического пакта.– Ред.) и ее союзная армия, сколоченная на базе американских дивизий, далеки от каких-либо успехов. Европейцы охладевают к США... Англия, дважды спасенная Соединенными Штатами, до сих пор не хочет признавать американского руководства, считая, что она лучше знает, что ей делать. Приходится констатировать, что США оказываются в изоляции».

КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА 9 августа 1953 года
     Пятая Сессия Верховного Совета СССР
     Речь Председателя Совета Министров Союза ССР товарища Г. М. Маленкова
     Известно, что за границей сторонники войны длительное время тешили себя иллюзией насчет монополии Соединенных Штатов Америки в деле производства атомной бомбы. Жизнь, однако, показала, что здесь имело место глубокое заблуждение. Соединенные Штаты давно уже не являются монополистами в деле производства атомных бомб. За последнее время заокеанские противники мира нашли себе новое утешение. Соединенные Штаты, видите ли, владеют более мощным, чем атомная бомба, оружием, являются монополистами водородной бомбы. Это, видимо, было бы каким-то утешением для них, если бы соответствовало действительности. Но это не так. Правительство считает необходимым доложить Верховному Совету, что Соединенные Штаты не являются монополистом и в производстве водородной бомбы. (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты.)
     Как видите, убедительные факты разбивают болтовню о «слабом» СССР. Но те, кто занимается подобной болтовней, предпочитают иметь дело не с фактами, а с домыслами и вымыслами. Сторонники политики «жесткого курса» не прекращают угроз по адресу Советского Союза. Они открыто призывают, как делает, например, председатель сенатской комиссии по иностранным делам сенатор Уайли, к тому, чтобы США предъявили Советскому Союзу ряд ультимативных требований и «подкрепили их силой». Мы ответим господину Уайли и всякому, кто проповедует политику силы в отношении Советского Союза, ответим, не вдаваясь в подробности: «Шалишь, кума, не с той ноги плясать пошла». (Общий смех в зале. Бурные, продолжительные аплодисменты.)

Прокоммунистический антикоммунизм

     МИД России резко осудил Джорджа Буша, приравнявшего коммунизм к фашизму, что на фоне притеснений коммунистов в современной России выглядит несколько странно. Однако это ложный парадокс, уверен обозреватель «Власти» Дмитрий Камышев.
     Поводом для обнародованного 26 июля заявления МИД РФ стало ежегодное обращение президента США по случаю Недели порабощенных народов, которое было опубликовано 18 июля. В нем Джордж Буш, в частности, сообщил, что «в ХХ веке зло советского коммунизма и германского фашизма было побеждено, и свобода распространилась по миру с появлением новых демократий». В ответ российское внешнеполитическое ведомство выразило убеждение, что подобные параллели «не выдерживают критики», поскольку «злоупотребления властью и неоправданная суровость внутриполитического курса советского режима» уже подверглись «объективной оценке в современной демократической России».
     Такая аргументация – советский режим ругать нельзя, потому что в демократической России его уже осудили – сама по себе не слишком убедительна. Получается, например, что после того как Германия официально осудила преступления нацизма, критиковать фашистов извне никто уже больше не вправе. Но еще более непонятным следует признать «раздвоение сознания» российских властей по отношению к коммунизму. С одной стороны, Москва в последние годы выступает категорически против осуждения Западом коммунизма вообще и «преступлений тоталитарных коммунистических режимов» в частности. К примеру, на сессии Парламентской ассамблеи Совета Европы в январе 2006 года принятию соответствующей резолюции плечом к плечу с членами КПРФ (хотя и безуспешно) пытались решительно противодействовать представители прокремлевской «Единой России». А в июне 2008-го, когда литовский парламент запретил использование нацистской и коммунистической символики, МИД РФ назвал это решение «попыткой извратить историю». С другой стороны, осуждая нападки Запада на коммунизм, Кремль в то же время весьма жестко обходится с отечественными наследниками КПСС, причем даже более жестко, чем при Борисе Ельцине.
     Разумеется, нельзя не вспомнить, что ельцинская эпоха началась с дела КПСС в Конституционном суде, а в середине 1990-х годов Кремль строил планы запрета КПРФ и, по утверждению ее сторонников, подтасовывал в свою пользу итоги президентских выборов 1996 года. Но несмотря на это, коммунисты выигрывали думские выборы, проводили своих кандидатов на посты губернаторов и даже инициировали в Госдуме процедуру отстранения президента от должности. Тогда как в современную эпоху суверенной демократии компартия на любых выборах получает не более 15% голосов, коммунистические губернаторы и мэры под давлением сверху массово переходят в «Единую Россию», а победы верных ленинцев на выборах глав местных администраций регулярно аннулируются по решению судов.
     Впрочем, эти факты кажутся противоречивыми лишь на первый взгляд. Чтобы убедиться в их глубокой исторической обоснованности, достаточно вспомнить историю взаимоотношений между ВКП(б)-КПСС и боевым отрядом партии в лице органов ГПУ-НКВД-КГБ. Выйти из-под партийного контроля чекисты мечтали еще в 1953 году, когда после смерти Иосифа Сталина Лаврентий Берия попытался стать теневым лидером страны. А в конце 1982-го после смерти Леонида Брежнева и избрания генеральным секретарем ЦК КПСС председателя КГБ Юрия Андропова эта мечта фактически стала явью. Именно органы госбезопасности начали серьезную чистку в советском управленческом аппарате, которая затронула и партийную номенклатуру. Правда, продлился этот период лишь чуть больше года – до смерти Андропова в феврале 1984-го.
     Поэтому нет ничего удивительного в том, что в начале 2000-х годов, когда у власти в России оказалась целая плеяда выходцев из КГБ во главе с Владимиром Путиным, старые песни зазвучали на новый лад. Суть нынешнего отношения Кремля к компартии можно описать почти ленинской формулой: «Антикоммунизм есть советская власть минус идеологизация всей страны». То есть все, что делали в свое время советские коммунисты для укрепления государства (включая масштабные репрессии против инакомыслящих, за которые, собственно, Запад главным образом и пытается ныне осудить коммунизм), признается сейчас правильным и полезным. А вот всяческие идеологические наслоения вроде «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», которые выстраиванию властной вертикали явно не способствуют, но приверженность которым, несмотря ни на что, упорно декларирует нынешняя КПРФ, решительно отметаются.
     Соответственно, сажать в тюрьму нелояльных олигархов и радикальных оппозиционеров или защищать коммунизм советского образца на международной арене – это по меркам нынешней российской власти вполне естественно. А вот позволять современным коммунистам выигрывать региональные выборы или проводить референдум о национализации ведущих отраслей промышленности непозволительно. И тот факт, что новый президент России в КГБ никогда не служил, ни на что пока не влияет. Ведь национальным лидером страны считается все-таки не Дмитрий Медведев, а председатель правительства РФ полковник Федеральной службы безопасности Владимир Путин.

Сила путинских слов

International Herald Tribune Нейи-сюр-Сен, Франция
     «Сила путинских слов
     Когда Владимир Путин говорит, инвесторы в России слушают. Путин произнес всего пять предложений с критикой в адрес «Мечела», одной из крупнейших сталелитейных компаний своей страны, и его главы миллиардера Игоря Зюзина... И какова же сила путинских слов – акции «Мечела» упали на 38% на Нью-Йоркской фондовой бирже... Если и сохранялись какие-то сомнения в том, кто контролирует питаемую нефтью экономику России, теперь эти сомнения рассеялись. Его преемник Дмитрий Медведев часто говорит о необходимости улучшать имидж России в глазах инвесторов и укреплять власть закона, но пока без значительного эффекта.»

The Sunday Times Лондон, Великобритания
     «Теперь это уже война
     Отношения в третьей по величине нефтегазовой компании России накалились до состояния полномасштабной войны. Раскол между ее владельцами – BP и четырьмя российскими миллиардерами – оказался настолько глубоким, что управление повседневной деятельностью стало практически невозможным. Роберт Дадли позвонил в штаб-квартиру BP в Лондоне и сказал главе компании Тони Хейворду, что покидает Россию. Дадли заявил, что сможет и дальше управлять ТНК-BP, но это заявление вызывает большие сомнения.
     Неожиданный отъезд Дадли, о котором BP сообщила, только когда его самолет поднялся в воздух, был рассчитан на то, чтобы вызвать замешательство у недовольных партнеров из ААР – консорциума, принадлежащего Михаилу Фридману, Леониду Блаватнику, Герману Хану и Виктору Вексельбергу и контролирующего половину ТНК-BP. BP подвела черту. «До сих пор мы играли по правилам, и в результате нас обхитрили,– сказал источник в BP.– Теперь все будет иначе».
     За последние пять лет миллиардеры из ААР получили $18 млрд в виде дивидендов и в результате продажи активов. Это позволило Блаватнику и Вексельбергу попасть в список 100 самых богатых миллиардеров по версии Forbes. Эти деньги дали им возможность финансировать проникновение в разнообразные виды бизнеса по всему миру. BP планирует использовать против них эту зависимость от международных финансовых и политических институтов. Как сказал источник в BP, «в компании работают люди с дипломами геологов, которые по выходным играют в гольф. Они не привыкли к такому поведению. Но нас уважают на рынках капитала и в Сити, и эти связи будут для нас очень полезны».
     Обе стороны окапываются для длительной войны, которая может вылиться в многие месяцы, если не годы, судебных тяжб. Чем она кончится, неизвестно, но мало кто делает ставку на то, что BP выйдет победителем. «Люди в ААР исключительно умны. Они знают, как действовать эффективно, и у них есть поддержка властей. Это нечестный бой»,– сказал источник, близкий к ТНК-BP.»

Suddeutsche Zeitung Мюнхен, Германия
     «Запад может превратить Россию в надежного экономического партнера
     Россия хочет играть в мировой высшей лиге как в политике, так и в экономике, она хочет блистать на международных саммитах, участвовать в разрешении конфликтов вроде иранского и пользоваться уважением как полноправный партнер. Ее живо интересует членство в международных организациях, она стремится в ВТО. Запад должен воспользоваться этим, поскольку с помощью этих рычагов он может добиться выполнения взятых обязательств и соблюдения важных норм, например защиты интеллектуальной собственности или разделения бизнеса и государства.
     В российской экономике уже можно найти первые островки прозрачности – ведение бухгалтерской отчетности в соответствии с международными стандартами и с корректными балансами... А уныние в обращении с Россией в любом случае наихудшая стратегия.»

The Independent Лондон, Великобритания
     «Россия купила себе право смеяться над московским Давидом Брентским
     Россия стала очередной страной, купившей права на производство собственной версии культовой британской комедии «Офис». Это верный признак того, что, когда сегодня речь идет о комедии, от Слау до Сибири не так уж далеко.
     BBC объявила, что производственная компания «Красная площадь» создаст 24 серии русской версии, которая, скорее всего, будет называться «Офис». Идея останется прежней, но возможны изменения среди персонажей и в сюжетных линиях, чтобы отразить местную специфику.
     Пока никаких подробностей об исполнителях и о том, где будет разворачиваться действие в русской версии, не сообщалось. «Естественно, мы очень хотим скорее узнать актерский состав, в том числе и российского Дэвида Брента»,– сказал директор по продажам в России компании BBC Worldwide Бен Дональд.
     Популярные британские сериалы уже не первый раз адаптируют для российского рынка. В этом году будет показан проект «Имя Россия», в котором подробно рассказывается о самых выдающихся личностях; выбрать самую значительную фигуру в истории России должна аудитория. Проект основан на британских «Великих британцах», среди которых победил Уинстон Черчилль. Русский вариант уже вызвал скандал, поскольку Иосиф Сталин получил огромную поддержку и даже лидировал на одном из этапов предварительного голосования.
     Что касается комедий, то «Наша Раша» придала славянский колорит «Маленькой Британии»; там встречаются как знакомые персонажи в новом обличье, так и новые герои, такие как Равшан и Джамшуд, нелегальные иммигранты из Средней Азии, которые постоянно вызывают смех глупостью и плохим знанием русского языка.
     Весьма вероятно, что для превращения «The Office» в «Офис» тоже понадобятся существенные изменения, которые сделают сатиру на офисную жизнь в капиталистическом обществе узнаваемой для зрителей из страны, которая всего два десятилетия назад жила при коммунизме.»

Дмитрий Медведев, за подачу первого сигнала

НАГРАДА НЕДЕЛИ

     В четверг президент Дмитрий Медведев на совещании по вопросам защиты прав собственности малого и среднего бизнеса сделал весьма жесткое заявление: «Проблемы остаются все те же. Я имею в виду и те проблемы, с которыми сталкиваются наши предприниматели, где бы они ни занимались бизнесом, малым бизнесом, да и не только малым. Замучили проверки и всякого рода наезды по коммерческим наводкам. Вообще, надо, чтобы и наши правоохранительные органы, и органы власти перестали «кошмарить» бизнес. В нашей стране очень важное значение имеют сигналы. Считайте, что этот сигнал дан. Самое главное, чтобы было понимание, чего не надо делать». Все наблюдатели и эксперты восприняли эти слова как отповедь Владимиру Путину на его недавние нападки на компанию «Мечел» (см. стр. 8). Как первое публичное столкновение взглядов президента и премьера. Как свидетельство, что Медведев намерен проводить свой, либеральный курс.
     На фоне всеобщей эйфории незамеченной осталась вторая часть выступления президента: «И бизнесу нужно вести себя ответственно: и налоги платить, и действовать в законодательном поле, не используя чудовищных нецивилизованных схем оптимизации. Потому что, понятно, налоги никто платить не любит, и все пытаются найти способ оптимизировать их, но то, как у нас это делается, когда оптимизацией достигается четырех-пятикратное сокращение налоговой обязанности, это тоже неприемлемо». С этим словами выступление Медведева в целом можно интерпретировать уже и как его согласие с Путиным. Премьер критиковал «Мечел» именно за уход от налогов, но предостерег подчиненных, чтобы они не устраивали «никакой компанейщины».
     То, что все обратили внимание только на «либеральную» часть заявления Медведева, вполне объяснимо. В обществе сильны ожидания, что он рано или поздно дистанцируется от Путина и начнет развинчивание гаек. Поэтому любые сигналы президента, которые можно понимать двояко, как пропутинские и как антипутинские, неизбежно будут восприняты как антипутинские. В четверг Медведев впервые предоставил общественности такую возможность, за что и удостаивается нашей награды.

Высшая нервная система власти – и кошмарить, и сигналить

Роли премьера и президента наконец-то определились: один пугает, другой успокаивает

     Финал политического сезона – последняя декада июля – оказался в этом году на редкость выразительным. Общий сюжет этой декады попытался прочертить Дмитрий Медведев на совещании в Гагарине. Там он, как известно, призвал чиновников всех уровней «перестать кошмарить бизнес» и сообщил, что этим своим выступлением «дает сигнал». А сигналам, по его убеждению, в России принято уделять внимание. Таким образом, господин Медведев, кажется, достаточно полно и всесторонне описал механизмы взаимодействия российских властей с отечественным бизнесом, гражданами и миром в целом. Основных и главных способов этого взаимодействия действительно два: кошмарить и давать сигналы. И эта вот кошмарно-сигнальная система и есть самый стержень капитализма по-российски и нашей политической жизни вообще.
     Как бы то ни было, слово «кошмарить» действительно крайне точно описывает стилистику путинского наезда на группу «Мечел», которым и началась ударная июльская декада. И кого бы в реальности ни имел в виду Медведев, Путина немедленно в этом слове узнали все. Надо, однако, заметить, что кошмарили всю декаду отнюдь не только металлургическую отрасль, к которой представители старого, так сказать классического, путинизма проявляют в последнее время столь страстный интерес. Кошмарили направо и налево. Кошмарили американцев и европейцев, внутренних либералов – заклинателей «оттепели» и даже, возможно, отчасти саму кремлевскую администрацию с возглавляющим ее Дмитрием Медведевым заодно.
     Мировую общественность кошмарили эшелонированно. Под распущенные слухи о намерениях Москвы возобновить военное сотрудничество с Кубой и послать туда чуть ли не стратегические бомбардировщики, к Раулю Кастро направили пока этих бомбардировщиков, так сказать, символический эквивалент – видного руководителя российской промышленности Игоря Сечина и бывшего директора ФСБ, а ныне секретаря Совбеза Николая Патрушева. То есть людей, признанных и в самой России, и вне ее главными карабасами-барабасами путинизма, политическая функция которых состоит в том, что они «хуже Путина». Само появление на Кубе лидеров путинского чекизма под разговоры о «доверительных отношениях», «заложенных еще старшими поколениями», несомненно, имело целью закошмарить американцев воспоминаниями о Карибском кризисе.
     Параллельно в Москве кошмарил мировую общественность анонимный высокий представитель МИДа. Отвечая на призывы кандидата в президенты США исключить Россию из «Большой восьмерки», источник пригрозил Штатам чуть ли не полным разрывом всяческого сотрудничества и двусторонних отношений. В стиле, который правильно будет теперь именовать «премьерским», источник заявил, что в России сами будут решать, «с кем дружить и с кем спать, а кого выставлять за дверь», а американским избирателям довольно строго посоветовал быть осмотрительными на президентских выборах, чтобы потом не пожалеть.
     Однако главный посыл высокого источника оказался даже не в этом. То есть его слова о том, что в случае дальнейшего ухудшения отношений Россия не будет считать себя связанной какими-либо обязательствами и отправится «в свободное плавание», несомненно, должны были войти в резонанс с плаванием господ Сечина и Патрушева к кубинским берегам. Зато его слова о том, кто определяет сегодня российскую внешнюю политику, пожалуй, скорее вошли в резонанс со знаменитыми высказываниями Владимира Путина о группе «Мечел» и здоровье ее хозяина. Мидовский источник, как известно, сказал: «В роли премьер-министра Владимир Путин может быть даже более влиятельным в области внешней политики, так как он занимается реальным делом, тем, какой Россия будет через 5-10 лет. Он более причастен к этому, чем президент» (цитируем по изложению газеты «Время новостей»).
     И действительно, сколько бы ни шушукались знатоки по поводу путинского наезда, намекая на козни Сечина, планы Чемезова и возможный передел в металлургии, главным посылом и главным эффектом атаки на группу «Мечел» стала демонстрация того, кто сегодня в России все-таки занимается «реальным делом». А занимается «реальным делом» в путинской России, несомненно, тот, кто может указать, куда и по каким ценам следует продавать свою продукцию, каким органам проверкой какой компании следует сейчас заняться, кому с кем следует сливаться, а кому с кем лучше разойтись. Кому, наконец, следует болеть, а кому нет. Тот, кто может обрушить котировки компании за два дня на 40%. Потому что рынок знает, кто именно решает, будет та или иная компания существовать на рынке или нет, и как она будет существовать.
     Нет, разумеется, надо признать, что представители нового, кремлевско-медведевского путинизма, так сказать – путинизма с человеческим лицом, держались хоть и робко, но стойко. Они сигналили. То есть посылали позитивные сигналы бизнесу, инвесторам, мировому сообществу. То есть тем именно, кого кошмарили. Но как бы не замечая при этом тех, которые кошмарили. Как бы существуя с ними в параллельной реальности. И как бы даже боясь посмотреть в их сторону. Чтобы, видимо, не закошмариться самим. Так вот и прошла последняя декада сезона: одни кошмарят, другие сигналят.
     Так или иначе, но два главных вопроса висели не вполне проясненными с момента смены табличек в Кремле и Белом доме весной этого года. Во-первых, кем и как будут определяться теперь правила для крупного российского бизнеса, иначе говоря, в чьих руках будут ключи к перераспределению собственности? И во-вторых, кем и как будет формулироваться внешнеполитический курс? И то и другое в выстроенной при президенте Путине системе власти являлись не просто безусловными прерогативами Кремля, но важнейшими факторами его безраздельного доминирования в политике. И так случилось, что два вполне недвусмысленных указания к разгадке главной политической интриги сезона были сделаны ровно под занавес – в его последнюю декаду. И сделаны были вполне прямо и даже грубо, без реверансов и экивоков. Как будто кого-то нервировало, что не все еще поняли, кто первый.

Проклятие двоевластия

     Президент явно почувствовал запрос и бизнеса, и бюрократов на единоличного лидера. Но отсутствие команды, клана преданных людей мешает Медведеву всерьез бороться за первенство с Путиным.
     В советской и российской истории эпохи единовластия многократно сменялись периодами так называемого коллективного руководства. Но это коллективное руководство (а нынешняя наша тандемократия – безусловная его разновидность) никогда не бывало многолетним и быстро сходило на нет в пользу того или другого из его участников.
     Независимо от любых предварительных договоренностей и стопроцентно искренних первоначальных намерений, общественная атмосфера, да и само течение событий заставляют Путина с Медведевым вступить в спор и решить, кто из них первое лицо.
     «Мечеловский» скандал лишь ускорил неизбежное выяснение отношений. Случайно или нет, он совпал с форсированной активностью премьер-министра в сугубо «президентских» сферах ведения. Тут и демонстрация особых отношений с импонирующими Путину автократами: автомобильная прогулка с Чавесом и царский подарок от Каддафи, лично отославшего старому другу обвиненного в шпионаже сотрудника «ЛУКойла». Тут и назначение послом в Соединенных Штатах дипломата откровенно немедведевской ориентации. Тут и введение в практику выдачи публичных руководящих указаний силовикам, от чего в первые месяц-два своего премьерства Путин более или менее воздерживался.
     Председателю правительства, видимо, успела надоесть отводимая ему протоколом вторая роль, и он решил показать, кто у нас главный на властном поле. Молчание Медведева было бы знаком согласия. А его смоленский демарш – указание на то, что не все еще решено.
     И, пожалуй, это было не очень-то похоже на исполнение заранее определенной роли доброго президента при строгом премьере. Слишком уж полемично все звучало. Медведев ведь не только призвал «прекратить кошмарить бизнес». Его заключительная речь после совещания изобилует выразительными пассажами. О пакете антирейдерских законопроектов: «Это согласование придётся проводить администрации президента. Это не правительственный вопрос…» О подчиненности президенту министра внутренних дел: «Вместе с Рашидом Гумаровичем попросил бы тоже над этими вопросами работать…» О похвальной лояльности шефа Антимонопольной службы: «Игорь Юрьевич Артемьев, мне в целом кажется, что все, что вы говорили, вполне разумно…»
     Это последнее соображение особенно знаменательно. В обществе Путина Артемьев звал на помощь силовиков, чтобы гарантированно дожать провинившихся бизнесменов. В обществе Медведева он же напоминал, что ФАС – неизменная заступница бизнеса от чиновничьего произвола, и просил расширить ее функции, чтобы «мы могли бы в еще большей степени активно защищать права предпринимателей».
     Кажущееся двуличие чиновника – лишь отражение двойственности властного расклада, мучительной для множества его коллег.
     Аппарат не терпит двоевластия, с его двойной лояльностью, двойными правилами игры и постоянным страхом их перепутать. Тандемократия для него – почти такой же кошмар, как для большого бизнеса – путинские громы и молнии.
     Тот, кто оседлает эти чувства и покажет себя надежным и предсказуемым аппаратным лидером, получит крупную фору в борьбе за первенство. Видимо, Медведев этого и добивается, но ему мешает отсутствие личных приверженцев, того клана преданных людей, которых можно было бы разом расставить на командных высотах.
     У Путина в свое время такой клан был. В его правительстве 2000-го года, при старом, еще «семейном» премьере, половина руководящих лиц, включая почти всех силовиков, изначально ориентировалась на нового лидера или безотлагательно перешла на его сторону. А в первой его президентской администрации рядом со старым шефом Александром Волошиным первым замом был поставлен личный путинский выдвиженец Дмитрий Медведев.
     Повторить этот единовременный штурм высот Медведев сейчас не может, даже если допустить, что хочет. Много лет проработав в высших кремлевских кабинетах, он имел репутацию человека без личной команды. Очень вероятно, что именно эта его особенность и оказалась решающей, когда Путин подбирал преемника. А сегодня она же вяжет Медведева по рукам и ногам.
     Возместить это можно кропотливой аппаратной работой, продуманной перетасовкой кадров, постепенным приручением ключевых фигур. Резко выросшая активность Путина, помимо прочего, о том и говорит, что такую перспективу он видит и желает пресечь в корне.
     При слабости своей аппаратной опоры Медведеву трудно сейчас опереться и на общественное мнение. По всем опросам, большинство рядовых людей по-прежнему видит в Путине либо первое лицо, либо фигуру, равновеликую президенту. Доля тех, кто признает первенство за Медведевым, была и остается небольшой.
     Однако не будем приписывать медведевский «выход из окопов» наивным амбициям неопытного политика. Молодой президент определенно почувствовал то не шумное, но отчетливое веяние, которое исходит от верхов. Преобладающая масса администраторов, менеджеров и бизнесменов хочет безопасности и порядка. Даже многие из тех, кто своим положением обязан Путину, все труднее переносят насаждаемую им атмосферу напряжения и непредсказуемости. Держатели власти и собственности ищут себе защитника и гаранта завоеванных прав, а не организатора рисков.
     По этой причине они предпочли бы видеть над собой не тандем, а единоличного лидера, на которого можно опираться и с которым удобно работать. Кого выбрать – административно более сильного, но страшноватого Путина, или же более слабого на сегодня, но и более гуманного Медведева?
     Может статься, что ближайшие месяцы окажутся временем настоящего, а не ритуального соревнования за право быть первым лицом государства.

Страсти-мордасти

     Чем хороша российская политика, так это тем, что она непонятна. Никому не понятна, и ее не то что общим аршином мерить не имеет смысла, но и любым другим тоже. Наверное, единственное правило, которое применительно к ней действует довольно четко, можно сформулировать так: «все не так, как кажется, и все не то, чем кажется». Зато ее, политику эту, и действия ее фигурантов можно трактовать совершенно по-разному. И всякий раз будет правильно и неправильно одновременно.
     Вот, скажем, некоторые вскричали: ах, Путин обвалил фондовый рынок, наехав на «Мечел», а сам этот «Мечел» потерял более 5 миллиардов капитализации и отложил IPO. Ну, во-первых, если челябинские металлурги отложили IPO именно из-за Путина, то им ему надо сказать отдельное спасибо, потому что в нынешние неспокойные финансовые времена выходить на IPO может только компания, верстающая свои бизнес-планы, насмотревшись программы «Время», где всех уверяют, что мы суть остров стабильности в бушующем финансовом мире. Во-вторых, что такое эта самая «капитализация» применительно к сугубо конкретным условиям ведения бизнеса в России? Что есть какие-то жалкие акции по сравнению со взносами в партийную кассу «Единой России» – вот там, да, там настоящая капитализация. В-третьих, российских фондовый рынок, а рынок акций в особенности, не является источником инвестиций для российских компаний в сколь-либо значительной мере. Для слияний-поглощений – да, это интересно, опять же на IPO можно кое-что срубить и на долговых облигациях. Рынок же акций – это в основном страна спекулянтов, и в этом плане гораздо более интересно, кто и сколько сумел нажить на колебаниях акций «Мечела» – минус 36% туда плюс 22% обратно уже на другой день.
     Опять же любопытна история возникновения наезда. Возможно, собрал как-то Игорь Иванович Сечин металлургов и заговорил с ними про дороговизну труб (надо ж «Роснефти» трубопроводы строить, да и «Газпрому» тоже), там вскрылось, что металл дорог из-за дорогого угля, ну и пошло-поехало, написали справку, показали Путину, а тут еще мечеловский владелец осмелился во время совещания у премьера заболеть и не явиться. А премьер не любит, когда к нему не являются, даже со смертного одра. Вспылил. А про фондовый рынок он даже и не думал.
     Опять же в последнее время что-то стали много говорить про Ходорковского – мол, условно-досрочно его, условно-досрочно. Возможно, Владимира Владимировича это раздражает, и раздражение это вылилось в адрес другого пользователя трансферного ценообразования.
     Медведева, кстати, многие стали тут же клевать – мол, чего ж он молчит-то да с китайскими детьми встречается, надо ему что-то сказать, как-то выразить свою позицию. Оно, конечно, если бы вдруг возникла публичная свара между президентом и премьером, то отечественная политика вмиг сделалась бы много крат зажигательнее, всем бы сразу стало что мусолить. С другой стороны, можно было бы посмотреть, что бы стало с мечеловским владельцем по итогам путинского наезда при медведевском полном молчании: ведь если теперь его не ушлют в Краснокаменск, не обанкротят и вообще все для него как-то более или менее рассосется, то ведь в следующий раз премьерский наезд может уже не стоить 5 миллиардов долларов падения пресловутой капитализации, да и вообще его уже так пугаться не будут. Вот ведь какое может случиться потрясения основ. Может, Медведев как раз об этом думал, когда все время молчал, или встречался с китайскими детьми, или когда непринужденно говорил о фондовом рынке с Грефом? Мы того никогда не узнаем. И важно ли это?
     Что вообще важнее в российской политике – то, что в ней есть и происходит на самом деле, или то, что в ней кажется, что происходит? Я лично уже давно путаюсь с ответом на этот вопрос.
     Медведев, впрочем, намолчавшись с неделю, вдруг взял да и сказанул про то, что не надо «кошмарить бизнес». Кое-кто поспешил усмотреть в этом долгожданное – мол, вот она, начинается свара. Правда, Медведев говорил вроде бы про малый бизнес, а не про «Мечел», к тому же накануне по телевизору показывали его встречу с Путиным. Разумеется, опять без звука (а ведь любопытно было бы послушать тональность их бесед, посмотреть, кто кому что советует и кто кому что говорит), но Владимир Владимирович, было видно, много жестикулировал, а Медведев не жестикулировал вовсе. Может, они там обо всем и договорились, а наставник сформулировал ученику те фразы, которые тому и надлежало на следующий день озвучить? Может быть. А может и не быть. Это смотря что входит в планы Владимира Владимировича – чтобы президентство Медведева длилось весь срок или чтобы оно, если вдруг пойдет что не так, прервалось бы досрочно.
     Или вот опять смешно вышло у нас с Америкой. С одной стороны, кто-то смелый на дипломатический язык в МИДе говорит, что не надо им нам указывать, с кем нам спать, и что мы, мол, перестанем с ними разговаривать на «интересующие их темы». С другой стороны, Центробанк спешно погасил облигации двух главных американских ипотечных компаний Fannie Mae и Freddie Mac, тесно связанных с треклятым американским правительством. Из прежних ста миллиардов долларов там остались теперь лежать еще пятьдесят. Это все же большое политическое мастерство – одновременно и собачиться с Америкой, и хранить там немереные деньжищи! Еще, конечно, интересно, что если ЦБ гасил спешно (и тогда это явно произошло со значительным убытком) долгосрочные облигации, то сколько именно «ярдов» мы на этом потеряли. Не скажут, конечно. Да и не спросит никто. Да и важно ли это при нашей-то широте души и всепоглощающем ощущении, что при таких-то ценах на нефть жизнь, что называется, удалась и можно все?
     Вообще вся эта непонятная политика даже для вроде бы принадлежащих к этой сфере лиц – сущая ерунда по сравнению, скажем, с собственными текущими планами на жизнь и легким непринужденным, притом очень дорогим досугом. Яхты там всякие, круизы, недвижимость там и сям, в том числе в странах НАТО.
     Или вот, к примеру, сейчас всем до зарезу понадобились iPhone. Потому что вот это реально круто и зажигает. Чуть ли не всяк улетающий в треклятую Америку получает заказ на два-три, а то и четыре аппарата. Американцы, гады, придумали продавать их только по кредиткам, причем на одну кредитку в течение года нельзя купить, кажется, более 4 штук. Наш дипкорпус, а также прикомандированные и работающие под дипприкрытием служащие добывают IPhone, не покладая рук, отсылая всевозможными путями на родину. Даже депеши и отчеты не успевают писать, так стараются. Америкосы, в свою очередь, сделали так, чтобы модные эти гаджеты не работали в России. Видимо, мстят нам за иранскую ядерную бомбу. Наши умельцы стали в качестве ответного удара их «расшивать», плюя на пресловутые «копирайты». Цена с рук сразу подскочила аж до штуки баксов, хотя в Штатах им красная цена около 400. Правда, нельзя «апгрейдить».
     И тут коварные янки опять наносят удар: на смену старому iPhone идет новый, причем жестко увязанный контрактом только с AT&T. Налаженный было рынок рушится прямо на глазах, точно российско-азиатские «голубые фишки» по мановению воли ушлых, объегоривших весь мир на своих фьючерсах и хедж-фондах биржевых спекулянтов с нью-йоркской Wall Street. Вот где подлинная драма элиты и ее наследников.
     А вы говорите – Путин, Медведев, «Мечел»...

Госкорпорация «Антитеррор»

     На новую федеральную целевую программу «Антитеррор» будут затрачены «десятки миллиардов рублей». Так сказал премьер-министр Владимир Путин. Предыдущая программа, реализованная в куда более неспокойные 2005-2007 годы, стоила всего 700 млн рублей.
     Президиум правительства приступил к рассмотрению целевой федеральной программы «Антитеррор». В этот раз на нее собираются потратить гораздо больше средств, чем в предыдущие годы. На заседании в понедельник премьер-министр Владимир Путин призвал отдавать себе отчет в том, что террористическая угроза сохраняется и «она очень серьезная».
     «Мы уже многое сделали для выстраивания целостной, многоуровневой системы противодействия терроризму. Серьезные удары нанесены по террористическому подполью и его главарям», – перечислил премьер. Но, уточнил Путин, еще необходимо серьезно укрепить материальную и техническую базу антитеррористических органов.
     «Речь идет о десятках миллиардов рублей на эти цели, на эту программу», – уточнил Путин.
     Он рассказал, что было создано девять рабочих групп по реализации конкретных проектов, По словам Путина, в рамках новой ФЦП основной упор будет сделан на профилактику и предотвращение преступлений, связанных с терроризмом и экстремизмом. «Любые действия террористов должны жестко пресекаться и впредь», – заключил он.
     Предыдущая ФЦП «Антитеррор», рассчитанная на 3 года, истекла в 2007 году. В 2005 году был создан Национальный антитеррористический комитет (НАК) – некое антитеррористическое суперведомство, которое возглавил директор ФСБ Николай Патрушев. Именно НАК планировал содержание прежней ФЦП, и он же готовил предложения (с марта 2008 года) по новой ФЦП на 2008-2012 годы. Весной официальный представитель НАК Николай Синцов заявил, что в рамках программы планируется реализовать «более семидесяти мероприятий, цель которых – создание учебной базы для подготовки специалистов антитеррористических подразделений, формирование единой информационной среды, а также ввод в эксплуатацию новых технических средств выявления и пресечения террористической деятельности».
     Суммы, потраченные на «Антитеррор-2005-2007», выглядели решительно скромнее «десятков миллиардов рублей».
     Так, в 2005 году на реализацию программы было предусмотрено 717,7 млн рублей на капитальные вложения. Объем финансирования из госбюджета на открытую часть составил 105 млн рублей, причем 0,2 млн были сэкономлены, указывается на сайте федеральных целевых программ. В 2007 году на открытую часть программы было заложено 75 млн рублей (данных о расходе нет).
     Более подробная структура оконченной ФЦП не раскрывается – она секретна.
     Как рассказал «Газете.Ru» главный редактора сайта «Агентура.ру» Андрей Солдатов, в новой ФЦП должны появиться два новых направления. «Первое из них связано с пропагандой. Еще летом 2007 года при НАК была создана группа по противодействию идеологии терроризма, которая займется разработкой сайтов анитеррористической направленности и проведением конференций на эту тему», – рассказал он.
     Два проекта уже существуют – 02.ru и antiterror.ru. Впрочем, последний на данный момент не работает.
     Также, по мнению Солдатова, ФЦП «Антитеррор» будет финансировать специальное подразделение по борьбе с информационным терроризмом в интернете. «Известно, что среди наиболее крупных работ, которые планирует выполнить в 2008 году Росинформтехнологии, создание так называемого центра мониторинга и контент-анализа информационных ресурсов российского сегмента интернета на основе интернет-портала ФСБ (стоимость 56,85 млн рублей) и развитие подсистемы мониторинга СМИ в интересах администрации президента РФ и аппарата правительства (стоимость 40 млн рублей)», – рассказал он.
     Оценить примерную стоимость всей новой ФЦП Солдатов не берется.
     Некоторые эксперты не видят толка ни в разрабатывающейся программе, ни в предыдущей. «Из-за секретности непонятно, кто будет контролировать расходы по ФЦП «Антитеррор» и на что пойдут эти деньги», – заявил «Газете.Ru» военный аналитик Владимир Евсеев.
     Для жителей Северного Кавказа, по мнению главного редактора интернет-издания «Кавказский узел» Григория Шведова, в реализации что старой, что новой ФЦП также не особенно много смысла. «К сожалению, такого рода программы зачастую ориентированы не на улучшение жизни людей в опасных регионах, а на уменьшение их количества, истребление определенной части неблагонадежных членов общества, которых правоохранительные органы подозревают в связях с террористами и боевиками», – пояснил он «Газете.Ru». «Степень эффективности предыдущей программы «Антитеррор» очень низкая. Уровень протестных настроений на Северном Кавказе только растет», – пояснил он.

Медведев потихоньку выходит из тени Путина

Медведев борется за привлечение внимания к собственной персоне

     В последний раз Гагарин (бывший Гжатск – прим. пер.) становился местом проведения крупного политического мероприятия в 1961 году, когда его любимый сын Юрий совершил первый в мире пилотируемый полет в космос и дал родному городу новое имя.
     В четверг этот сонный городок неподалеку от Москвы вновь стал центром внимания средств массовой информации страны. Туда из Кремля шумной кавалькадой прикатили автобусы и лимузины больших начальников в сопровождении милицейского эскорта, в которых в Гагарин приехали президент Дмитрий Медведев, множество министров и глав ведомств, десятки журналистов и сотни сотрудников служб безопасности в камуфляже.
     Заняв в мае пост президента, Медведев борется за привлечение внимания к собственной персоне, и поездка в Гагарин стала одним из последних тщательно спланированных и сильно нашумевших пиар-мероприятий, направленных на укрепление его позиций как независимой политической фигуры. Многие считают, что хотя Медведев занимает должность президента, реальная власть по-прежнему принадлежит его близкому другу Владимиру Путину, который в этом году покинул президентский пост, чтобы стать премьер-министром.
     Согласно опросам московской социологической исследовательской группы 'Левада-Центр', 36 процентов россиян считает, что за всеми самыми важными решениями по-прежнему стоит Путин, и лишь 9 процентов опрошенных полагает, что страной руководит Медведев.
     Отношения между двумя этими людьми в основном гармоничные, но новому президенту явно хочется выйти из тени своего предшественника.
     Чтобы добавить себе веса, обычно мягкий Медведев недавно начал имитировать на публике жесткий стиль поведения Путина. Выступая перед камерами, он сдабривает свои официальные заявления сленгом и уличным жаргоном. А на тщательно организованной и показанной на всю страну встрече в Гагарине между представителями малого бизнеса и группой кающихся государственных чиновников, которых привезли туда из Москвы специально, чтобы сделать их них мальчиков для битья, Медведев объявил новый план борьбы с коррупцией в органах власти. При этом он осуждающе указывал пальцем, грозно сжимал кулаки и стучал ими по столу.
     'Кто на вас наезжает? – спрашивал он малых предпринимателей, используя жаргонные выражения во время встречи, которая должна была наглядно продемонстрировать его меры по борьбе с коррупцией, – что, правоохранительные органы продолжают свои старые безобразные трюки?'
     Затем, остановив взгляд на явно занервничавших московских сановниках, среди которых были министр внутренних дел, генеральный прокурор и глава налоговой службы, Медведев сказал: 'Давайте послушаем руководителей тех ведомств, о которых мы здесь говорим'.
     После этого он начал песочить всех министров по очереди за коррупцию в подотчетных им ведомствах, заявив: 'Надо, чтобы и наши правоохранительные органы, и органы власти перестали 'кошмарить' бизнес'.
     'В нашей стране люди придают важное значение сигналам, – добавил он, имея в виду сигналы из Кремля, – считайте, что я дал вам этот сигнал'.
     Прозвучавшие в четверг из уст Медведева заявления вызвали замешательство, поскольку в них проявилось расхождение с Путиным в вопросе государственного вмешательства в дела бизнеса. На прошлой неделе Путин спровоцировал падение акций на фондовом рынке, когда он подверг критике российскую металлургическую компанию 'Мечел' за ценовой обман. В результате курс акций 'Мечела' резко упал.
     Президентские помощники и представители пресс-службы постарались как можно скорее погасить любые предположения о том, что данные заявления были обращены в адрес Путина, или что между двумя этими людьми появились какие-то разногласия.
     Тем не менее, слова Медведева 'прекратите 'кошмарить' бизнес' висели в воздухе несколько дней после случая с 'Мечелом', а также после отъезда из России главы совместного предприятия ВР и группы российских олигархов 'ТНК-ВР' Роберта Дадли (Robert Dudley), который обвинил власти в преследовании бизнеса.
     Комментарии Медведева прозвучали после критического выступления одного из его советников Игоря Юргенса по поводу заявлений Путина в адрес 'Мечела'. 'Неправильно разрушать собственный фондовый рынок ... и уничтожать 60 миллиардов долларов, – заявил Юргенс в среду, – так поступать нельзя'.
     Тем не менее, Медведев старательно придерживался линии Путина, указав бизнесменам на необходимость платить налоги и соблюдать закон. Аналитики, которые предсказывали возникновение трений между двумя этими людьми, являющимися близкими друзьями по Санкт-Петербургу, пока не оправдали ожиданий своими прогнозами. В российских кабинетах власти появились портреты, на которых они изображены вместе. Чиновники стараются не отдавать предпочтения тому или другому.
     'Это самый важный вопрос – как собирается работать данный двуглавый режим, – сказал репортер из кремлевского 'журналистского пула', освещавший состоявшуюся в четверг поездку, – никто из нас пока не знает ответа на этот вопрос'.

Слабость России – внутри ее силы

     Почти ровно десять лет назад по мировым рынкам ударил российский финансовый кризис: 17 августа 1998 года президент Борис Ельцин заморозил рынок внутреннего долга, ужесточил валютный контроль и пустил рубль в девальвацию. Миллионы людей потеряли свои сбережения, западные банкиры отвернулись от Кремля – и казалось, что отныне Россия банкрот, не только в финансовом, но и в политическом смысле.
     Но прошло десять лет – и посмотрите, как все изменилось. Россия переживает экономический бум, свои долги она выплатила, золотовалютные резервы наращивает, гостиницы полны западными бизнесменами, а президент Дмитрий Медведев и премьер-министр Владимир Путин на разнообразных саммитах не стесняясь заявляют: Россия вернулась на мировую арену.
     Реальность, однако, не так проста. После 1998 года Россия во многом изменилась, однако она до сих пор страдает от некоторых серьезных слабостей. Какую-то долю международного влияния она себе вернула, но до восстановления статуса сверхдержавы ей еще далеко.
     Собственно, трансформация России началась еще в том самом 1998 году, когда кризис только набирал обороты. Во-первых, уже после нескольких недель неопределенности девальвация начала стимулировать внутреннее производство. Во-вторых, затем, когда президентом стал Путин, Кремль, развернув жесткое наступление на гражданские свободы, занялся 'наведением стабильности'. И, в-третьих – и это наиболее важно – средние цены на нефть выросли с 12 долларов в 1998 году до 125 и даже больше сегодня, и немалая часть хлынувшей в страну денежной реки досталась Кремлю через налоговые отчисления, создав государству огромные возможности для социальных затрат, а чиновникам – для набивания собственных карманов.
     В 1998 году объем производства упал на 5 процентов, но после того года он стабильно растет в среднем на 6 процентов в год. Выгоды от этого изначально доставались по большей части богатым, но сегодня распространяются и на средний класс – так что если Путин и Медведев у себя в стране популярны гораздо больше, чем их западные коллеги у себя, то не за красивые глаза. Их, впрочем, интересует не только стабильность власти внутри России: они готовы проталкивать свою власть и за границей, в особенности в странах бывшего Советского Союза. Как выразился Медведев, 'Россия сегодня – глобальный игрок'.
     Тем не менее, даже через десять лет после 1998 года Россия не так сильна, как думают ее правители. По объему производства она только в прошлом году вышла на уровень 1989 года. Миллионы людей до сих пор живут в нищете, да и среднегодовой подушевой доход – по паритету покупательной способности – остается низким, 14 700 долларов. Для сравнения, в Польше, например – 16 300.
     Нищета приносит с собой и другие проблемы – огромный дефицит образования и здравоохранения. Численность населения так быстро падает – сейчас она уже составляет 143 миллиона человек, – что выправление демографического тренда стало национальным приоритетом. В этом отношении Россия находится в примерно такой же ситуации, как Западная Европа, но она при этом менее открыта для иммиграции и даже больше, чем Европа, боится ее последствий: в той же Сибири населения почти нет, а по другую сторону границы – 1,3 миллиарда китайцев.
     Кроме того, несмотря на проводимую политику диверсификации, Россия остается зависимой от нефти и газа – эти товары дают около 20 процентов объема экономики и 60 процентов экспорта. Мечта о построении 'экономики знаний' на базе армии хорошо обученных ученых так и остается мечтой. России надо отдать должное – свои сверхдоходы она использует лучше, чем многие нефтяные страны. Однако для нации, стремящейся бороться за влияние с США, планка слишком низкая.
     Возможности Кремля применять силу за пределами границ России весьма и весьма ограниченны. Несмотря на недавнее увеличение военного бюджета, он все равно составляет пять процентов американского, и вооруженным силам необходима модернизация. Неочевиден даже статус ядерной сверхдержавы, поскольку у России до сих пор нет адекватной замены стареющим советским ракетам.
     Самый сильный козырь России – положение поставщика энергоносителей на мировые рынки и прежде всего на рынок Европейского Союза. Кремль эту позицию всячески усиливает, прокладывая все новые трубопроводы и заключая договоры о сотрудничестве с другими поставщиками. Однако энергоносители – это палка о двух концах: если ЕС получает из России более 25 процентов газа, то Россия получает от ЕС более 60 процентов газовых доходов. Бедные страны Восточной Европы, у которых других поставщиков просто нет, уязвимы – но не вся Европа в целом.
     Даже прямо у Москвы под боком не все идет так, как ей бы хотелось. Россия как может стращает страны бывшего Советского Союза – прерывает поставки энергоносителей в страны Балтии, Украину и Грузию, вмешивается в их внутреннюю политику. Самый худший пример – поддержка Абхазии и Южной Осетии, территорий, отколовшихся от Грузии. В июле Москве пришлось даже признать, что ее самолеты вторгались в воздушное пространство Грузии.
     Однако никаких ощутимых выгод Кремль из всего этого не приобрел. Напротив, сильно укрепились позиции Запада. С 1998 года дважды расширялась НАТО – и сегодня в числе ее членов уже три бывших республики СССР – Эстония, Литва и Латвия, и Украина с Грузией надеются к ним присоединиться. На восток расширяется и ЕС: его политика сотрудничества распространяется до самого Азербайджана. Что касается Грузии и Украины, то там сначала «революция роз», а затем 'оранжевая революция' привели к власти прозападных демократических лидеров, свергших своих промосковских авторитарных предшественников.
     И чем дальше от границ России, тем ее силовые возможности становятся еще меньше. После окончания 'холодной войны' между Востоком и Западом больше нет идеологического конфликта, благодаря которому Москва могла собирать своих вассалов против США. Взлет Китая, подъем Индии еще более обостряют борьбу за влияние, и несмотря на то, что есть немало возможностей затруднить жизнь США и ЕС – в частности, по Ирану, Ближнему Востоку и Косово, – серьезных перспектив укрепления собственных политических позиций у России не так уж и много. Например, в Африке снижение влияния Запада открыло двери отнюдь не России, но Китаю.
     Иными словами, Кремль оказался в обидном положении: он гораздо сильнее, чем мог себе представить десять лет назад, но при этом гораздо менее силен, чем хотел бы быть сегодня.

Черчиллевская характеристика России по-прежнему актуальна

     Где-то в центральной Европе, скрываясь в тайном убежище, глава крупной нефтяной компании борется против собственных российских партнеров, стремящихся сместить его с поста. В брюссельской штаб-квартире НАТО российский дипломат излагает план, призванный оттеснить на обочину этот альянс, созданный много лет назад для сдерживания Советского Союза. В Совете Безопасности ООН российский постпред вместе с китайским коллегой накладывает вето на проект резолюции, срывая тем самым дипломатические усилия Запада в Африке.
     Помните знаменитый афоризм Уинстона Черчилля: Россия – 'это тайна, покрытая мраком, за семью печатями'. Тогда, в 1939 г., его фраза стала красноречивым свидетельством о том, что Запад воспринимал Москву как 'другого' – таинственную и опасную силу, играющую по собственным правилам, как правило в ущерб тем, кто выбрал более открытую систему норм.
     В последние недели события вокруг нефтяной компании 'ТНК-BP', в НАТО и ООН подтвердили это ощущение враждебной 'чуждости', пусть и с некоторыми поправками на реалии 21 века. Если перефразировать черчиллевский афоризм с учетом сегодняшней обстановки, то Россия по-прежнему останется загадкой и 'тайной', но она уже не покрыта мраком, а облачена в строгий костюм дипломата, под которым таятся бойцовские мускулы и туго набитый бумажник нефтяного магната.
     Впрочем, постоянно цитируемая фраза Черчилля – лишь часть его характеристики, судя по всему ни на йоту не утратившей с тех пор актуальности. Возможно, отмечал он, к этой 'тайне' существует 'ключ', и роль этого ключа играют национальные интересы России.
     Впрочем, проблема Запада состоит не столько в выявлении национальных интересов Москвы, сколько в выработке линии, позволяющей сосуществовать, или по крайней мере найти точки соприкосновения с купающейся в нефтедолларах Россией эпохи Владимира Путина, чью напористую политику практически в неизменном виде проводит его преемник на посту президента Дмитрий Медведев.
     Кремль не дает Западу особых поводов для уверенности.
     В последние неделе Москва и российские магнаты большого бизнеса с безошибочной четкостью продемонстрировали свое понимание националистических интересов – и способ этой демонстрации позволяет говорить о неизменно недружественном, если не прямо враждебном, отношении к западным государствам, интересам и компаниям.
     Роберт Дадли (Robert Dudley) – генеральный директор 'ТНК-BP', совместного предприятия, созданного BP и богатыми российскими акционерами – покинул Россию из-за осложнений с рабочей визой. Возникновение этих проблем загадочным – и весьма удачным для российской стороны – образом совпало с обострением разногласий из-за инвестиционной и кадровой политики компании.
     После отъезда Дадли пытается управлять компанией из-за рубежа, несмотря на то, что партнеры по совместному предприятию уже не признают его главой 'ТНК-BP'. BP обвиняет российских акционеров в подключении к конфликту государственных ведомств – то есть речь идет о знакомом сочетании коммерческих и государственных игроков, характерном для усилий России по ослаблению иностранного влияния в своем нефтяном секторе.
     Примерно в это же время Россия предложила НАТО заключить новый договор, который подчинит сам альянс и Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе новой архитектуре безопасности, которая, по замыслу Кремля, должна отражать возвращение России на мировую арену в качестве великой державы. Сообщается также, что Россия планирует частично ренационализировать свой – весьма значительный – экспорт зерна; в результате возникли опасения, что Москва добавит к своему экономическому и дипломатическому арсеналу, в котором уже числятся экспортные поставки газа, нефти и вооружений, осуществляемые в основном под эгидой государства, еще и продовольствие.
     Эти события, позволяющие судить о том, как Россия понимает свои национальные интересы, стали четким сигналом: после хаоса и упадка 'ельцинских девяностых' Кремль сегодня активно играет экономическими и дипломатическими мускулами, усиливая свое влияние и богатство.
     Впрочем, с такой же очевидностью проявилась и другая сторона российского внешнеполитического менталитета – этакое зеркальное отображение готовности Запада всегда отводить Москве роль 'злодея' и 'возмутителя спокойствия'.
     С точки зрения России НАТО сует нос не в свои дела, распространяет свое влияние в сфере, прежде считавшейся вотчиной СССР; это ощущение, что против Москвы строят козни, только усугубляется американскими планами по размещению системы ПРО в Чешской Республике и Польше.
     Подобные вещи Москва воспринимает весьма болезненно. Воспоминания об имперском прошлом – мощная сила, порождающая ностальгию по былому величию и стремление вновь завоевать в мире влияние, признание и уважение.
     Поскольку Кремль при Путине принял стратегическое решение о возврате контроля над собственными энергоресурсами, не стоит удивляться, что иностранцам теперь непросто вести дела в нефтегазовом бизнесе, который дает московской элите столь мощное влияние и огромные доходы.
     Кроме того, в Москве бытует ощущение, что, позиционируя себя как оплот оппозиции планам Запада, намеренно определяясь в качестве мощной 'противоположности' ему, того самого 'другого' образца 1939 г., она превращается в его 'дублера', противовес, равного игрока.
     Порой это размежевание приобретает атрибуты новой версии 'холодной войны'. Сегодня у Москвы в Британии, как сообщают английские спецслужбы, не меньше тайных агентов, чем у советской разведки в зените ее могущества. После убийства в Лондоне в 2006 г. бывшего офицера КГБ Александра Литвиненко Британия и Россия 'обменялись высылками', объявив персонами нон грата по четыре дипломата с каждой стороны. Обе страны обвиняют друг друга в недозволенной шпионской деятельности.
     Есть и более мрачные аллюзии: Путин приравнял последствия американского плана по созданию противоракетного 'щита' в Восточной Европе к Карибскому кризису 1962 г. и пригрозил нацелить российские ракеты на новые объекты на ее территории.
     Однако сегодня могущество измеряется не количеством ядерных боеголовок, а протяженностью нефте– и газопроводов. Россия обеспечивает постоянно растущую долю поставок газа в Европу и контролирует трубопроводную сеть, по которой он транспортируется.
     Европа – основный рынок сбыта для российского газа, источник не только огромных доходов, но и необходимых для развития российской экономики технологий и инвестиций. Это дает Западу кое-какие рычаги влияния: вселяя беспокойство в потенциальных зарубежных партнеров, Москва подвергает опасности собственный доступ к западным технологиям.
     Тем не менее, разногласия между европейскими странами по вопросу об отношениях с Москвой придают Западу уязвимость перед лицом кремлевских манипуляций.
     Недавно главу BP Тони Хейуорда (Tony Hayward) спросили, что бы он порекомендовал компаниям, планирующим развернуть деловые операции в России. Он ответил: 'Вот мой совет: действуйте осторожно'.

На даче: Потребительство в цвету

В ход идет все, что воплощает собой успех и роскошь – земля, дома, мебель, отдых, машины, еда, мода, спорт

     ТАРУСА, Россия – Вывеска у дороги была одновременно меткой и нелепой, красноречивый пример обезумевшего российского капитализма. Туристическая база 'Зарница' предлагала гостям не только баню. 'Prodayetsya vsye' – вот что там было написано: все на продажу.
     Русские, которым я рассказывала об этой вывеске, реагировали одинаково. 'Ее можно повесить на всю страну', – сказал мне один успешный московский бизнесмен.
     На волне доходов от нефти и газа и под влиянием национальной склонности к перехлестам все большее число россиян стремится потреблять. В ход идет все, что воплощает собой успех и роскошь – земля, дома, мебель, отдых, машины, еда, мода, спорт.
     В последние годы каждое лето мы приезжали сюда, на нашу дачу. На выходных по ночам в нашей некогда сонной деревне, а также по соседству, в древнем городе Тарусе, взлетают к небу фейерверки, горят костры, играет музыка, обильно поглощается еда (в основном шашлык из свинины или баранины) и алкоголь. Это пируют привилегированный и средний классы.
     Впрочем, даже обратная сторона российского бума имеет привкус капитализма. По электричкам – пригородным поездам, связывающим Москву и Подмосковье, на которых москвичи добираются до своих любимых дач – идет непрерывная череда людей, предлагающих кажущийся бесконечным набор товаров.
     В прошлое воскресенье наша дорога на дачу превратилась в непрекращающийся балаган, всего лишь за час пути нас красноречиво убеждали купить полиэтиленовые дождевики, камуфляжные панамы с москитными сетками для рыбаков и охотников, точилки для ножей и приспособления для прочистки туалетов ('по европейским стандартам'). Кроме того по вагонам проходили вежливая женщина, волокущая пляжные сумки, грустный и неопрятный мальчик с аккордеоном и угрюмый подросток с электрогитарой – и все просили денег.
     Эти импровизированные торговцы принадлежат к той все еще многочисленной части населения, которая не слишком выиграла от перемен последних 15-20 лет. В своей недавней статье, опровергающей так называемый 'миф о богатстве россиян', газета 'Комсомольская правда' пишет, что 48 процентов населения России продолжают с трудом сводить концы с концами, не в пример хорошо зарабатывающим обитателям крупных городов.
     Новый российский президент Дмитрий Медведев объявил борьбу с бедностью и коррупцией приоритетным направлением. Однако до сих пор неясно, много ли значат его слова – наставник г-на Медведева, г-н Путин, сейчас занимающий пост премьер-министра и имеющий огромное влияние, хранил на этот счет необычное молчание.
     Пока мы отдыхали на даче, г-н Путин взбаламутил российские деловые круги, обвинив горнодобывающую и металлургическую компанию 'Мечел' в том, что она якобы взимала с российских фирм большую цену, чем с иностранных клиентов.
     Его ядовитый сарказм – и очевидное непонимание обычности такой практики в международной торговле – сбили цену акций 'Мечела' не меньше чем на 6 миллиардов долларов. Иностранные журналисты и правозащитники давно критиковали г-на Путина за упадок демократии во время его правления. Деловое сообщество, наоборот, концентрировалось на экономическом росте, открывающихся возможностях и кажущейся стабильности. Теперь г-н Путин посеял сомнения, а экономический советник г-на Медведева Аркадий Дворкович, усугубил их, призвав соблюдать осторожность при обсуждении котирующихся на бирже компаний. Не первый ли это признак разлада в доселе едином правящем дуэте? И может ли у России быть два лидера?
     Без сомнения, современная Россия – не Советский Союз. Недавно вышла новая книга про нашу обожаемую Тарусу, за живописные пейзажи и непритязательное гостеприимство которой мы не раз пили со своими друзьями – художниками, бизнесменами и просто соседями по деревне.
     Книга, озаглавленная '101-й километр' (это отсылка к расстоянию от Москвы до Тарусы), посвящена многочисленным интеллектуалам, пострадавшим в этих буколических местах от коммунистических репрессий. Самый известный из них – поэт Марина Цветаева.
     Те, кому меньше 35 лет – а именно они сейчас преобладают как на улицах, так и во многих сферах общественной жизни – ничего или почти ничего не помнят ни о репрессиях, ни о лишениях. Наш двадцатичетырехлетний племянник Коля и его подруга Надя, по профессии архитектор, начали скучающе и недоверчиво закатывать глаза, когда мы однажды вспомнили Москву 1984 года и драку в очереди за дефицитным зеленым горошком. Молодые свободны от ностальгии по безопасной советской жизни – обычного чувства среди россиян постарше, включая и тех из них, кто преуспел после развала СССР. У молодых нет иллюзий, в частности по поводу власти, и они трезво полагают, что каждый может рассчитывать только на себя.
     С другой стороны, не стоит забывать и о процветающей и могущественной Русской православной церкви, а также о славянском национализме, который может приводить к отвратительным убийствам, но в первую очередь подпитывает возрожденную национальную гордость.
     Гордость и национализм подкрепляют российское ощущение особенности, нередко переходящее в чувство превосходства, но в то же время, зачастую скрывающееся обиду и комплекс неполноценности.
     Давным-давно, в начале восьмидесятых, когда я только начинала пытаться понять эту обширную, бесконечно загадочную страну, мне часто казалось, что все было бы проще, если бы Россия была отдельным континентом, и мы могли бы говорить 'российский' так же, как мы говорим 'европейский', 'азиатский' или 'африканский'.
     Сегодня моя мысль воплотилась в бренд: в России работает процветающая торговая сеть 'Sedmoi Kontinent' – 'Седьмой континент'.
     Иностранцы часто замечают, что в России чрезмерно все – безудержное потребление алкоголя, грандиозная литература, масштаб пережитых страданий, исторические ошибки и исторические триумфы. 'Там было так скучно, – сказал мне спортивный врач на пенсии, живший в Австрии и бывавший во многих европейских странах. – Россия – единственное место, где я могу жить'.
     В '101-м километре' приводятся цитаты из писем Натальи Столяровой, жительницы Тарусы, арестованной в 1937 году и отправленной в ГУЛАГ. В 1977 году она писала Солженицыну из Парижа о тоске по Родине: 'Здесь у меня есть полная свобода (а кто мог бы ценить ее больше чем я), но в моем сердце кровоточит рана, знак любви и ненависти к великой, ужасной, презираемой, бессмертной, желанной и долгожданной стране'.
     'Да, – писала она, – для меня лучше жить там', несмотря на страх перед 'ночными шагами на лестнице'.
     Спортивный врач рассказал мне свою историю пока мы ехали по Москве. (Я остановила проезжающую машину, и договорилась с водителем, чтобы он меня подвез – еще один удивительный, но общепринятый российский обычай.) Я не спросила его имени, зато выслушала подробное описание его последнего дачного шашлыка, и пожелала ему удачи. Вскоре я должна была покинуть этот Седьмой континент – Россию, – но мне так хотелось хоть на минуту задержаться перед дорогой.

Последние 8 лет тов. Путин строил типичный коррумпированный латиноамериканский госкапитализм

     Тема: Госкапитализм: за рынок и против
     Ведущие: Виталий Дымарский
     Гости: Борис Немцов, Руслан Гринберг
     * * * * * * *

     В.ДЫМАРСКИЙ: Добрый вечер, уважаемее слушатели и зрители, в эфире радиостанции и телекомпании программа 'Полный Альбац'. Евгения Альбац по-прежнему в отпуске, поэтому я ее сегодня в очередной раз заменяю. Представлю наших гостей – Руслан Гринберг, директор Института экономики РАН и Борис Немцов, просто политик, наверное? как можно еще представить?
     Б.НЕМЦОВ: Можно и так представлять.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Будем обсуждать тему, которая довольно часто звучит, в том числе, в устах наших руководителей. Например, новый, молодой президент Д.Медведев не раз уже и не два в своих выступлениях осуждал путь развития российской экономики в формате госкапитализма. В.Путин, еще, будучи президентом, в декабре прошлого года, заявлял 'Госкапитализм – не наш путь'. В то же время что мы видим на практике? Д.Медведев подписывает указ или распоряжение, уж не знаю – некий документ, – о создании очередной госкорпорации. В.Путин, будучи премьер-министром, выступая публично, достаточно активно, представляя в качестве премьер-министра государство, – достаточно активно вмешивается в экономическую жизнь, понижая рынок на 5%, по-моему. Так вот вмешательство государства в экономику – это благо или это ущерб нашей экономике? Хотя мы Немцова представили как политика, но он еще и экономист, вот двумя нашими известными экономистами будем обсуждать эту проблему. И мой первый вопрос гостям – начну с другого конца, чтобы не получилось, что мы обязательно это должны осуждать. В мире существует достаточно много примеров и опытов, когда через государственные корпорации страны добивались достаточно хороших результатов и были достаточно эффективны. То есть, госкапитализм через тот же механизм госкорпораций – это всегда плохо, или всегда хорошо, или где-то плохо, аге-то хорошо?
     Р.ГРИНБЕРГ: Я бы начал с того, что на самом деле 'черт прячется в деталях', и в вашем вопросе уже многое сказано. Бывают такие периоды жизни, когда без них не обойтись. С самого начала нашей беседы могу сказать, что в отличие от многих коллег я в целом понимаю намерения правящего дома нашего, российского.

     В.ДЫМАРСКИЙ: 'Правящий дом' звучит по-монархически.
     Б.НЕМЦОВ: Я бы сказал 'правящих домов'.
     Р.ГРИНБЕРГ: Руководства России. Я понимаю это руководство, которое хочет хоть каким-то образом отреагировать на вызовы времени – я специально так общо говорю. Но вы правы, есть много стран, которые использовали госкорпорации и вообще мощное госрегулирование для того, чтобы вывести экономику в группу лидеров.

     В.ДЫМАРСКИЙ: В первую очередь приводят Южную Корею и Японию, 'чеболи' и 'дайбацу'.
     Р.ГРИНБЕРГ: Мои любимые в Европе в 50-60-е гг., даже в германоязычном регионе мощная государственная активность была, я уже не говорю о романских странах, Франции, Италии, Испании, где было очень много госпредприятий. Другое дело, что везде в нормальных рыночных странах, – а я вообще думаю, что нормальная экономика только рыночная, чтобы не было никаких разговоров, это практически синонимы. Но существует взаимодополняемость госактивности и частной инициативы. И если однобокое влияние только лишь рынка, мы имеем часто очень мощные провалы рынка, в разных сферах жизни – и монополии, игнорирование социальных сфер жизни, что и в России произошло за последние 20 лет. Но с другой стороны, чрезмерное госрегулирование тоже вредно. Проблема в том, что никто не знает золотой середины. Но либералы-прагматики, в отличие от либералов-идеологов, мне кажется, знают это лучше. Другое дело, как к этому относиться.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Борис Немцов – не знаю уж, либерал-прагматик или либерал-идеолог – где та мера?
     Б.НЕМЦОВ: Во-первых – что такое госкапитализм? Я его понимаю как чрезмерное влияние бюрократии на экономику и чрезмерное влияние монополий на экономику, в том числе, государственных монополий. Не хочу рассказывать про Южную Корею, где опыт госкапитализма закончился дефолтом многих компаний в 1997 г., после этого началась либерализация. Кстати, этот дефолт был предвестником дефолта в России 1998 г.

     В.ДЫМАРСКИЙ: А кроме дефолта еще безумные коррупционные скандалы.
     Б.НЕМЦОВ: Естественно. Но я хочу следующее – госкапитализм – это, как правило, высокая коррупция и высокая инфляция, высокий рост цен и большие бюджетные, часто неэффективные расходы. Не хочу говорить про международные примеры, скажу про Россию – у нас за последние 8 лет тов. Путин строил типичный коррумпированный латиноамериканский госкапитализм. Флагманом этого госкапитализма является компания 'Газпром' – конкретно. Так вот эта компания умудрилась за 8 лет, пока экономика страны выросла более чем на 70%, вообще не нарастить добычу газа – ноль. Вот эффект работы 'Газпрома': рост добычи в 2008 г. по сравнению с 2007 – ноль процентов. Эта компания умудрилась занять на международных рынках денег на сумму 60 млрд.. долларов, что составляет 60%, даже больше, ее выручки. Второй безумный пример – покупка у Романа Абрамовича компании 'Сибнефть' – опять-таки, 'Газпром' купил за 13 млрд.. 700 млн. долларов компанию 'Сибнефть'. Рассказать вам итоги? Сделка случилась в 2005 г., осенью. За это время компания 'Сибнефть', которая переименована в компанию 'Газпромнефть', сократила добычу нефти на 11%.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Может быть, были объективные причины для этого?
     Б.НЕМЦОВ: Да, это вмешательство бестолковых, коррумпированных чиновников в работу компании, вот и все объективные причины. Дальше. Принято считать, что госкомпании, в том числе наши, хорошо платят налоги. Докладываю вам: нефтяная отрасль в среднем платит, как экс министр топлива и энергетики, платит налогов 27-30 долларов с барреля, 'Газпром', всеми любимый в Кремле и Белом доме, платит 4,5.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Кстати, наш слушатель, Фарид из Саратова, пишет: 'Я помню, что частный ЮКОС в 2002-2003 г. платил налогов с одной тонны добытой нефти в полтора раза больше, чем государственная 'Роснефть'.
     Б.НЕМЦОВ: И это правда. Поскольку основа российской экономики, к сожалению, экспорт сырья, то я думаю, что говорить стоит об этом. Могу еще привести пример, который обычно не приводят: госкапитализм стал катастрофой для Российской армии. И скажу, прочему – у нас постоянно растут военные расходы, а расходы на закупку оружия в 2007 г. были 10 млрд.. долларов, – довольно приличные расходы. Так вот за 8 лет правления Путина у нас закуплено 3 самолета и 60 танков. И причина в том, что монополисты государственные, которые продают оружие – мы не можем у Америки покупать оружие, покупаем у наших – а они госмонополии. Производитель танков – 'Уралвагонзавод', который находится в Нижнем Тагиле – там цены на танки, т-90, – увеличились на 50% за один год. А цена на подводную лодку, 'Юрий Долгорукий', флагман русского ВМФ, выросла за время ее строительства в семь раз. Поэтому госкапитализм это, конечно, регресс, это, конечно, коррупция, инфляция и это потеря Россией конкурентоспособности. Никуда не годится.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Руслан Семенович, вы киваете головой – вы согласны, или все-таки есть какие-то сферы, где государство должно вмешиваться?
     Р.ГРИНБЕРГ: Я думаю, что я не согласен процентов на 90.
     Б.НЕМЦОВ: Особенно по поводу 'Газпрома'.
     Р.ГРИНБЕРГ: Начнем с 'Газпрома'. Понимаете, когда государство не следит за своей монополией – это одна история. У меня возникает простой вопрос – а что с 'Газпромом' надо делать? Надо разбить его на несколько компаний? Мне кажется, что риски такого раздробления настолько гигантские, что говорить об этом даже не серьезно.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Вы имеете в виду по схеме РАО ЕЭС? То есть, такая реформа невозможна в 'Газпроме'.
     Р.ГРИНБЕРГ: Конечно. Точно так же для меня совершенно очевидно, что реформа РАО ЕЭС – еще неясно, к чему это дело приведет. То, что Борис Ефимович говорил о том, что существует жуткая коррупция – везде одна и та же история, – коррупция существует там, где существуют закупки. И неважно, закупаете вы в госкомпании, или у частной. Сколько мы знаем примеров в США, когда покупают у частных компаний вооружения и где болты стоили по 1500-1200 долларов. В моем представлении это другая тема. Но самое главное, где я бы хотел возразить – это тезис о том, что, к сожалению, у нас вот такая нефтяная экономика. Думаю, что если компания работает эффективно, если она приносит прибыль, добывает нефть, то большая глупость думать о ее национализации. Но мы должны исходить из того, что у нас сырьевая экономика, что она примитизирована за последние 20 лет до предела, и если мы хотим хоть каким-то образом производить готовые изделия – хотя бы по 3-4 проектам, – то я лично не вижу никакой альтернативы структурной политики. А сигналы структурной политики могут воспринимать только какие-то субъекты, а субъекты могут быть только более или менее гигантские, как это ни странно. Потому что с гигантами могут бороться только гиганты. Если принять тезис Бориса Ефимовича, что в принципе госкапитализм это катастрофа, регресс, то тогда мы должны понять, какова альтернатива. Для того, чтобы производить не 7 самолетов, как сейчас . а 120 . как в конце советской власти – есть ли какая-то альтернатива авиахолдингу? Я ее лично просто не вижу. Хотя риски сумасшедшие, гигантские, и коррупционная составляющая там может быть, но мне очень трудно представить себе, как можно иначе в нашей теперешней ситуации.

     В.ДЫМАРСКИЙ: 'Боинг' и 'Эрбас' – одна государственная, другая частная. И они вполне конкурируют между собой. Может быть, проблема в общих правилах игры, в том, чтобы госсобственность не пользовалась преимуществом?
     Р.ГРИНБЕРГ: Но 'Аэробус' не был создан как результат централизации капитала, не было никакого слияния. Начальники собрались и сказали – есть США, Испания, Англия, они делают самолеты, а мы что будем делать?
     Б.НЕМЦОВ: Я не услышал ни одного возражения в мой адрес – ни одного.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Хорошо, 'Газпром' можно приватизировать?
     Б.НЕМЦОВ: Скажу, что надо делать с 'Газпромом', только сначала хочу сказать, что он вытворяет со страной. Вытворяет он следующее: у нас дефицит газа, и этот дефицит к 2011 г. будет 60 млрд. кубов – это чуть меньше, чем потребление газа Украиной. Дефицит газа у нас потому, что 'Газпром', являясь монополией, наглой и подлой, как и любая монополия, не пускает независимых производителей газа в трубу. Причем, он это делает вопреки закону, здравому смыслу и вопреки тому, что сам не увеличивает добычу. Поэтому делать надо следующее: для начала нужно заставить 'Газпром' пускать в газовую трубу независимых производителей газа.
     Р.ГРИНБЕРГ: Я не против, конечно.
     Б.НЕМЦОВ: А именно: 'Сургутнефтегаз', 'Лукойл', ТНК-ВР, 'НовоТЭК', и так далее. Для того, чтобы он делал это беспрепятственно, для этого, даже не меняя структуру собственности, – обращаю внимание, – нужно сделать газотранспортную систему как независимую компанию. И 'Газпром' в этой компании такой же участник, как все остальные. При этом надо сохранить монополию на экспорт, поскольку мы не можем сами с собой конкурировать и снижать поступление валюты в страну. Это очевидные совершенно мысли ни Путину, ни Медведеву, в голову не приходили. А закончится это вот, чем – торможением экономического роста в стране. Потому что если человек построил фабрику или построил дом жилой, например, то одна из ключевых его проблем – подключиться к газу или электроэнергии. А у нас его нет, газа. Мы крупнейший производитель газа в мире, почти 550 млрд. кубов производим, тем не менее, у нас дефицит. Кроме того, нам надо выполнять поставки – в СНГ, Украину и Белоруссию, и главное – в Европу. Это первое. Второе. Были шумные кампании так называемых народных IPO – на народных IPO 25% акций 'Роснефти' было продано, были проданы акции Сбербанка – тоже госкорпорации. Рассказываю, как облапошили русский народ: дивиденды они платят меньше 1% цены акции. То есть, если бы люди пошли и положили деньги в банк, и им дали путь небольшие, ниже инфляции проценты, 6-7, например, как банк дает обычно, они бы заработали больше в 6-7 раз.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Это что, свидетельство неэффективности?
     Б.НЕМЦОВ: Это свидетельство воровства и неэффективности. Следующий момент. Они назанимали денег на западе, все эти госкорпорации.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Где-то я читал цифру – 300 млрд. долларов долг госкорпораций.
     Р.ГРИНБЕРГ: И частные компании занимают очень много.
     Б.НЕМЦОВ: Объясню, в чем разница. Долг госкомпаний – представьте себе, 'Газпром' занял 60 млрд. долларов, что больше 60% его выручки. 'Газпрому' для того, чтобы сохранить добычу газа, а она падает в силу того, что ресурсы исчерпываются, нужно инвестировать в Ямальские труднодоступные месторождения и в Штокманн больше 200 млрд. долларов. Вот он, заняв деньги, будет вынужден либо сокращать добычу, либо еще больше занимать, либо объявить дефолт, не дай бог. Так вот дефолт госкомпаний – это долг страны. Вот так случилось с Кореей.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Но в случае дефолта 'Газпрома' это дефолт страны фактически.
     Б.НЕМЦОВ: Ровно это я и говорю.
     Р.ГРИНБЕРГ: НО это трудно себе представить, что так может быть, поскольку газ продается, он же нужен.
     Б.НЕМЦОВ: Продается, только долги сравнимы с выручкой. Долги растут ионии сравнимы с выручкой. Поэтому они, конечно, работают плохо, неэффективно, создают дефицит и еще один, нетривиальный момент. Когда ЮКОС отбирали, говорили – вот 'Роснефть', мы создадим крупную нефтяную компанию, и у нас цена на бензин в стране более или менее вот этой компанией будет регулироваться. Рассказываю вам, что у нас в середине года цена на бензин в стране в целом стала больше одного доллара за литр, и мы по цене на бензин обогнали США.
     Р.ГРИНБЕРГ: Это, кстати, говоря, ценообразование частных монополий.
     Б.НЕМЦОВ: Если вы не возражаете, я договорю – по поводу частных монополий и картелей. Компания 'Роснефть', являясь государственной, участвует в этом монопольном сговоре ровно так же, как все остальные. Из-за того, что была уничтожена 'Сибнефть' как частная компания и ЮКОС был уничтожен, из-за этого от Урала до дальнего Востока все бензоколонки принадлежат 'Роснефти', и там цены уже не 1 доллар, а один евро. Так вот я вам могу сказать, что 'Роснефть', будучи госкомпанией, абсолютно никакой пользы стране не принесла.

     В.ДЫМАРСКИЙ: А может быть, проблема не в том, государственная или негосударственная, а просто эффективный или неэффективный менеджмент?
     Б.НЕМЦОВ: Так еще раз разницу: когда человек частный собственник, то он заботится о своей прибыли и эффективности. А когда государство – чиновник, с которого взятки гладки.
     Р.ГРИНБЕРГ: Я вам хочу сказать, что это нормальная позиция, исходящая из концепции экономической свободы. Но проблема в том, что есть, например, колхоз и есть фермер. Фермер встанет в 4 утра и поможет свинье родить. А колхозник не встанет. И в этом смысле, при прочих разных условиях, эффективность частных собственников выше.
     Б.НЕМЦОВ: Правильно очень.
     Р.ГРИНБЕРГ: Секундочку. Но здесь не свиньи. Хочу сказать, что в современном мире вот эта проблема, чтобы ясно сказать, вот частная компания, поэтому она хорошо работает, а государственная, значит, нехорошо – это чисто идеологическое восприятие реальности. Вот я работал, в частности, в 'Даймлер-Крайслер', там вообще непонятно, частная это компания, или нет. Это как Госплан. Я прихожу в кабинет, спрашиваю – где г-н Мюллер? В отпуске. А кто за него? Никто. А где он? Он придет через месяц. Хочу сказать, что проблема заключается в том, что если вы находитесь в конкурентной среде, неважно, либо у себя в стране, либо в мире, то тогда вы действуете с точки зрения конкурента, вас всегда могут сменить. Проблема заключается только в одном – поскольку у нас сырьевые компании и там могут быть разные распределения – может общественный интерес приватизироваться частным? Вполне возможно.
     Б.НЕМЦОВ: Один момент: 'Газпром' поднял цены на газ на 25% в этом году. Как вам этот интерес?
     Р.ГРИНБЕРГ: А как вам РАО ЕЭС, который поднимает?
     Б.НЕМЦОВ: РАО ЕС больше нет.
     Р.ГРИНБЕРГ: А это еще неизвестно.
     Б.НЕМЦОВ: Нет, это уже известно – с 1 июля.
     Р.ГРИНБЕРГ: К счастью или не к счастью, неизвестно.
     Б.НЕМЦОВ: К счастью. Одним монстром стало меньше.
     Р.ГРИНБЕРГ: Неизвестно. Хочу сказать, что если бы одна частная инициатива могла бы регулировать все рыночные процессы, то она бы и была бы везде. На самом деле, здоровая экономика – это сочетание госактивности и частной инициативы и успехи стран, на которые мы хотим походить, в значительной мере с этим связаны. А сегодня мы не можем сказать, какая есть альтернатива, например, госкорпорации в судостроении или авиастроении? Не очень понятно в нанотехнологии – не очень ясно. Когда мне говорят о том, что там масса рисков, что там элементы воровства и всего прочего – да, абсолютно сумасшедшие риски. Но я еще раз хочу сказать – если вы не пойдете путем концентрации для того, чтобы стать гигантом, который еще может войти, то есть, есть только какие-то потенциальные шансы, который может войти в число лидеров, то у вас нет никакого выхода. Но когда мы говорим, что это все плохо – в принципе, по идеологическим причинам, я считаю, что это контрпродуктивно.
     Б.НЕМЦОВ: да это не по идеологическим причинам.
     Р.ГРИНБЕРГ: Абсолютно по идеологическим.
     Б.НЕМЦОВ: Нет, конечно. Разница между частным и государственным такая же, как между лифтом и вашей квартирой – вы запах, разницу чувствуете?

     В.ДЫМАРСКИЙ: По техническим причинам делаем перерыв. Напомню, что у нас в гостях Р.Гринберг и Б.Немцов, продолжим разговор через несколько минут .
     В.ДЫМАРСКИЙ: Еще раз здравствуйте, уважаемые слушатели и телезрители, в программе 'Полный Альбац' наши гости – Б.Немцов и Р.Гринберг. Обсуждаем мы проблемы госкапитализма в России – наш ли это путь. Хотя В.В.Путин твердо сказал, что не наш, но, тем не менее, пока это наш путь. У меня вопрос от слушателя – госкапитализм это естественное. Или искусственное образование? Это естественный путь, то есть, госсобственность возникает там, где она не нужна и не возникает там, где ее не нужно, – я так понимаю. А искусственный – там, где ее насаждают там, где она не нужна. Или наоборот.
     Р.ГРИНБЕРГ: Давайте для начала точно идентифицируем понятие, что такое госкапитализм.

     В.ДЫМАРСКИЙ: В первую очередь это предприятия, находящиеся в госсобственности.
     Р.ГРИНБЕРГ: Обычно так бывает, что рыночная экономика – конечно же, это частный собственник. И все было бы хорошо, если бы их конкуренция решала бы общественные вопросы. И большинство общественных вопросов решает именно конкуренция частных собственников. Но время от времени возникают такие ситуации – их иногда называют провалами рынка или игнорированием общественного интереса. Вы понимаете, что есть отрасли, которые находятся в упадке, и в частной собственности, но в упадке. Не хочу говорить о примерах – война или не война. Но вы хотите, грубо говоря, продукции, потому что она нужна обществу. А рынок не дает этой продукции, он производит что-то другое. И в этом случае государство выкупает частные компании, готовит его, превращает в более или менее эффективное, потом продает. Мне очень хочется надеяться, что критика наших первых лиц госкапитализма в этом смысле – она искренняя. Но мне очень хочется надеяться, что сегодняшняя полоса их распространения все-таки закончится каким-то результатом. В отличие от Бориса Ефимовича я не вижу другого способа хоть каким-то образом блокировать примитивизацию экономику. Потому что норма прибыли в топливно-сырьевых областях велика, капитал стремится туда, где она высока, в машиностроении норма прибыли 1-2%, и при игнорировании государством этого факта мы гарантированно попадаем в мировое технологическое захолустье.

     В.ДЫМАРСКИЙ: зачитаю два сообщения по СМС. Против частной собственности Мохэ нам пишет: 'Сколько нефтезаводов построил частный бизнес за 10 лет? Или тюрем? Во сколько раз в то ж время поднялись цены на цемент, металл и квартиры у частника?'. С другой стороны, Николай пишет: 'Хозяин частной фирмы, развивая фирму, вкладывает в будущее своей семьи. А чиновник в госкомпании – в будущее семьи следующего чиновника. И на фиг ему это надо?' – вот два разных взгляда на частную и госсобственность.
     Б.НЕМЦОВ: Абсолютно точно.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Ты согласен со вторым, это понятно.
     Б.НЕМЦОВ: Объясню, в чем согласен.
     Р.ГРИНБЕРГ: А потом я – в чем не согласен.
     Б.НЕМЦОВ: Главный изъян госсобственности в том, что ею управляют временщики. Которые, как правило, особенно в нашей стране, за результаты своего труда, воровства, безответственности, разгильдяйства, не отвечают. У нас мало кто бы ответил за развал чего бы то ни было. Это первое. Второе. Согласен абсолютно с Русланом, который говорит, что государство должно в упадочных отраслях вмешиваться и что-то делать. Так у нас наоборот получается – она, эта бригада, которая якобы против госкапитализма, я имею в виду Путин и его команда – как раз захватывает наиболее рентабельные, наиболее прибыльные, наиболее, извиняюсь, долларово– и евроемкие куски. А именно, – она захватила нефтяные компании. ЮКОС и 'Сибнефть', 'Ависму', производитель титана, крупнейший, захватила сейчас АвтоВАЗ, – там тоже прибыльный бизнес. То есть, они абсолютно не занимаются санацией предприятий и выведения их из состояния банкротства. Если бы они это делали, честь им и хвала. Но они неспособны это делать. Второе – они не находятся ни в какой конкурентной среде, они подавляют конкуренцию. Именно поэтому в стране уровень монополизации растет, инфляция растет, и это ударяет по наименее обеспеченным гражданам нашей страны. И теперь последнее – госкорпорации – это вершина воровства, безалаберности и наглости.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Что имеется в виду? 'Ростехнологии'?
     Б.НЕМЦОВ: все госкорпорации. Объясню, почему – это компании, которые находятся не только вне сферы общественного контроля – забудьте про это, но они находятся даже вне сферы контроля правительства. Потому что, если вы посмотрите на законы, а у каждой госкорпорации свой закон.

     В.ДЫМАРСКИЙ: А разве нет единого закона, определяющего функционирование госкорпораций?
     Б.НЕМЦОВ: Нет общего закона, у каждой госкорпорации свой закон. Так вот если вы посмотрите – руководителя госкорпорации назначает президент, ей, этой госкорпорации, передается госсобственность, передаются бюджетные деньги, и никакого контроля за ней нет.

     В.ДЫМАРСКИЙ: И делайте, что хотите. А Совет директоров?
     Б.НЕМЦОВ: Его там нет. Это госкорпорация. Там, конечно, президент может снять с работы гендиректора – это правда. Но там даже собственность отчуждается от государства. Это собственность госкорпораций, они из-за этого эти законы и пишут. Более того – они могут приватизировать эту собственность. И кА кони это будут делать, никто не знает. Поэтому я считаю так – то, что они натворили с госкорпорациями – это наглое, беспардонное разворовывание огромных бюджетных средств и собственности, государственной, в том числе.
     Р.ГРИНБЕРГ: Я не согласен, конечно, с таким походом. Не хотел бы здесь быть адвокатом правительства, не хотел бы быть поборником госкорпорацизации всей страны. Еще раз повторяю – риски сумасшедшие. Но для меня ясно одно, что изменение структуры российской экономики в сторону ее облагораживания на самом деле главная задача страны. Когда Борис Ефимович говорит, что экономический рост прекратится – не очень понятно, зачем он нужен – 5-7%, я не говорю о латиноамериканской системе нашего распределения доходов, инфляции – это совсем другие причины. Но я знаю одно, что советский научно-технический потенциал это не сплошная Потемкинская деревня. Еще осталось несколько лет для того, чтобы его реанимировать. У нас нет никаких шансов для сил саморегулирования, даже если вы искусственно создадите очень мощную конкурентную среду. Для сил саморегулирования хоть каким-то образом реанимировать вот этот сектор готовых изделий.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Почему? А если действительно ориентироваться на частный сектор, приватизировать их, продать в собственность?
     Р.ГРИНБЕРГ: Так они и были приватизированы – я имею в виду несколько авиапредприятий, которые производили по полкрыла, и вообще ничего не делали за последние 20 лет.

     В.ДЫМАРСКИЙ: А за счет чего они жили?
     Р.ГРИНБЕРГ: А ни за счет чего. Ну, иногда им подбрасывали – я был на Воронежском заводе, иногда подбрасывали какие-то деньги, там с молоточком мужички моего возраста и постарше работают. А на самом деле ИЛ-96 или ТУ=204 – прекрасные машины. И для того, чтобы построить демократию в стране, рыночную экономику или гражданское общество, чтобы пожертвовать теми результатами, которые были каким-то образом у СССР, несмотря на все свирепости, дикости и преступления, если хотите даже, это жуткая цена. И если согласиться с Б.Немцовым тотально, то надо просто опустить руки. И ждать – ну, ребята, многие ваши коллеги мне говорили – ну что ты пристал со своими дурацкими советскими самолетами? Все это три копейки в базарный день, у нас есть конкурентные преимущества по 12-15 товарам, и все.
     Б.НЕМЦОВ: А каковы результаты этой госкорпорации? Она уже госкорпорация.
     Р.ГРИНБЕРГ: А результат очень прост.
     Б.НЕМЦОВ: Есть хоть один результат?

     В.ДЫМАРСКИЙ: Сейчас продали какие-то самолеты.
     Б.НЕМЦОВ: Во-первых, они всегда продавались.
     Р.ГРИНБЕРГ: А почему нужен быстрый результат?
     Б.НЕМЦОВ: Хоть один результат?
     Р.ГРИНБЕРГ: Если бы я был бы начальником страны, я бы сказал – г-н Иванов, вы являетесь начальником госкорпорации. . .
     Б.НЕМЦОВ: Руслан Семенович, хоть один результат назовите? Вот 'Джет-100' – какой результат, приведите?
     Р.ГРИНБЕРГ: 'Джет-100' не очень.
     Б.НЕМЦОВ: Да там ничего нет.
     Р.ГРИНБЕРГ: А вот я очень надеюсь на Сергея Чемизова.
     Б.НЕМЦОВ: И я очень на него надеюсь. Если он все продаст, что ему передали.
     Р.ГРИНБЕРГ: Кому продать?
     Б.НЕМЦОВ: Своим друзьям, надеюсь. Друзья, наверное. Будут лучше делать. Я удивляюсь – хоть один пример? Приведите мне не из 'Эрбас' и не из Южной Кореи – из России приведите хоть один пример, когда после национализации наши компании стали работать лучше. Хоть один. Я утверждаю – они все стали работать хуже.
     Р.ГРИНБЕРГ: А хуже ничего нет.
     Б.НЕМЦОВ: Теперь – зависимость от нефти. За 8 лет зависимость от нефти, несмотря на то, что Путин занимается национализацией, и не так, как при советской власти – он отдает своим друзьям, Абрамовичу, 13 млрд. долларов за это, – все понятно. Но он занимается национализацией, то есть, утверждает в стране госкапитализм, и привел к тому, что зависимость в стране от нефти и газа в стране возросла.
     Р.ГРИНБЕРГ: да нет никой связи. Она возросла из-за роста цен на мировом рынке.
     Б.НЕМЦОВ: А что же вы говорите, что национализация приведет к снижению этой зависимости? Не приводит она к снижению.
     Р.ГРИНБЕРГ: Подождите, еще рано говорить на эту тему.
     Б.НЕМЦОВ: Как – рано? Идее планомерная национализация целых отраслей экономики. Передаются пакеты акций г-ну Чемизову, создаются госкорпорации, национализируются прибыльные предприятия, все это делается. Зависимость от нефти растет.
     Р.ГРИНБЕРГ: Правильно. То, что разрушалось в течение 20 лет, в частности, благодаря кое-какой идеологии. . .
     Б.НЕМЦОВ: Проклятым реформаторам.
     Р.ГРИНБЕРГ: Нет идеологии. Это вы говорите 'проклятым', Я не хочу этого сказать. Благодаря идеологии, в моем представлении, несколько наивной рыночной идеологии. В результате – я не только приписываю это рыночной идеологии или рыночному фундаментализму, как принято говорить. Я это говорю просто потому, что это объективно должно было произойти – если вы открываете страну, то объективно вы попадаете в жуткую конкуренцию за один день. И понятно, что если россияне раньше производили плохую продукцию. Потом они, в том числе, благодаря объективным и субъективным факторам, мягко скажу, перестали производить вообще.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Хорошо. Помимо госкорпораций – когда мы говорим о госкапитализме, это не только госкорпорации и госсобственность, это еще и вмешательство излишнее государства в экономическую жизнь. Правильно?
     Р.ГРИНБЕРГ: Можно сказать так – если оно есть, чрезмерное.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Только где провести грань между госвмешательством и госрегулированием. Госрегулирование как бы необходимо.
     Р.ГРИНБЕРГ: Это хорошо как бы – госрегулирование. А вмешательство – слово плохое.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Хоть я границу не проведу.
     Р.ГРИНБЕРГ: Я готов провести границу.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Скажем, заявления наших чиновников, премьер-министра, например, который обрушил рынок на 5% – это нормально в нормальной рыночной экономике?
     Р.ГРИНБЕРГ: Нет, конечно. Но здесь опять можно так подходить – вот, выступил премьер-министр, рынок обрушился, мы все стали беднее насколько-то. Но так часто бывает – когда корпорация испытывает какие-то проблемы с законом, то тогда возникают и проблемы с капитализацией. Но наша страна особая. Вот этот возглас Путина и его сарказм по поводу того, чтобы прислать врачей, можно еще смотреть и с другой стороны. Речь идет о том, что в стране не работает антимонопольное законодательство.

     В.ДЫМАРСКИЙ: А оно есть?
     Р.ГРИНБЕРГ: Оно есть. Но не работает.

     В.ДЫМАРСКИЙ: А Артемьев жалуется, что законодательство есть, только его применить невозможно.
     Р.ГРИНБЕРГ: Трудно применить. А как? Попробуйте применить – вся страна покрыта картелями.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Так на фиг нужен закон, который невозможно применить? Это все равно, что его нет.
     Р.ГРИНБЕРГ: Тогда что, отменить закон надо? Неправильно.

     В.ДЫМАРСКИЙ: надо его сделать таким, чтобы он работал.
     Р.ГРИНБЕРГ: А чтобы он работал, нужно несколько действий решительных.
     Б.НЕМЦОВ: тут я согласен с Русланом Семеновичем по поводу антимонопольного законодательства. Но могу объяснить – дело не в импотенции Игоря Артемьева, который возглавляет антимонопольное ведомство.
     Р.ГРИНБЕРГ: Я не говорил о его импотенции. Он очень интеллигентный, компетентный эффективный руководитель.
     Б.НЕМЦОВ: Дело в том, что нашей страной руководит человек по-прежнему, по фамилии Путин. Главная философия которого – монополия. Монополия в политике – он все знает, он все определяет, одна партия, под контролем которой находится и парламент и губернаторы. Монополия в идеологии – это мы видим по подцензурным телеканалам – слава богу, на 'Эхо Москвы' этого еще пока нет, и монополия в экономике – это его кредо, это его философия. Стране нужен совсем другой руководитель. Стране нужнее руководитель, который считает, что главный источник прогресса – это конкуренция. Конкуренция в политике, в идеологии, в экономике. ДО тех пор, пока они там сидят, у нас будут расти цены, у нас будут неэффективные компании, национализация наиболее эффективных бизнесов и у нас будут деградировать важнейшие наукоемкие предприятия – они будут деградировать. Теперь по поводу вмешательства. Они как раз вмешиваются, как слон в посудной лавке они себя ведут. В моем родном Нижнем Новгороде г-н Путин мог бы с 'Мечелом' разобраться – по поводу трансфертных цен, по поводу завышения, пользованием монопольного положения на рынке коксующихся углей.

     В.ДЫМАРСКИЙ: То есть, претензии обоснованные.
     Б.НЕМЦОВ: Мог бы все это делать, сто процентов. Но зачем это надо делать перед телекамерами? Это же полный непрофессионализм, некомпетентность, непонимание, что означают твои слова, например, для инвестиционной привлекательности страны, что это означает для металлургической отрасли.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Я не верю, что он не понимает.
     Б.НЕМЦОВ: Конечно, понимает. И какие результаты? Результаты следующие: отказались от 'Ай-Пи-О' огромное количество компаний, в том числе, не-металлургических. Второе – подорваны позиции российских металлургических компаний на глобальных рынках, теперь будут говорить так: вы хотите съесть наш бизнес, в Европе и США? Вы что, с ума сошли? Вы что, не знаете, завтра Путин что-то скажет, и у них там все рассыплется. На самом деле он работал, вольно или невольно для того, чтобы поддерживать наших конкурентов – что является полным абсурдом. Более того, после того, как в Нижнем выступил, надо было еще выступить, извиняюсь, в понедельник, дополнительно, второй раз. То есть, я могу так сказать – это либо алчность, потому что на этом заработали спекулянты, которые покупали акции на падающем рынке, а потом их продавали, когда они отросли назад – либо это алчность, либо это полный непрофессионализм и некомпетентность. Вот и все. Но самое главное, что госкапитализм – это коррупция, инфляция, рост цен. Это не значит, что государства не должно быть. Государство должно быть в инфраструктурных монополиях, например, в транспорте, в связи, государство должно контролировать аэропорты, мосты, в ВПК. Оно должно быть ровно там, где есть у государства абсолютно конкретный государственный интерес. Когда государство покупает уголь, нефть, сталь – это означает, что это просто коррумпированные чиновники, которые хотят заработать денег.
     Р.ГРИНБЕРГ: Я бы так сказал в ответ на замечания.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Эскападу.
     Р.ГРИНБЕРГ: Можно приписывать всякие злые намерения правительству, Путину.
     Б.НЕМЦОВ: Я сказал не про злые намерения. Я сказал 'некомпетентность'.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Это диагноз.
     Р.ГРИНБЕРГ: Я не хотел на политические темы высказываться, но вынужден сказать здесь, что так случилось у нас, что в 90-е гг. в общем-то, анархизация жизни, мягко говоря, привела к тому, что несколько кланов руководили страной. В том числе, президентский клан. И, может быть группа Путина была самая легитимная, она победила все другие кланы. А у нас как всегда особая страна – с перебором.
     Б.НЕМЦОВ: Так будем бороться с перебором?
     Р.ГРИНБЕРГ: Будем.

     В.ДЫМАРСКИЙ: У нас особая страна и у нас особая программа – объявим голосование среди наших слушателей. Вопрос такой: ваше отношение к госкорпорациям. Кто, на ваш взгляд, локомотив – 660-01-13, или тормоз для рыночной экономики – 660-01-14? Голосование пошло. Хочу вам задать такой вопрос, даже не экономический – не возникает ли, с учетом психологии нашего общества, госкорпорации как ответ вот, на что – когда нефть принадлежит некоей анонимной госструктуре – никому не завидуешь. Когда она принадлежит конкретному человеку, то он становится олигархом, сволочью, жадиной, ему завидуют.
     Б.НЕМЦОВ: То есть, это такая борьба с олигархами.

     В.ДЫМАРСКИЙ: да. Я имею в виду восприятие в обществе.
     Б.НЕМЦОВ: Приведу данные. У нас была 'семибанкирщина' в 90-е гг., по данным 'Форбса' у нас в 1999 г. не было ни одного миллиардера. В 2007 г., после жесточайшей борьбы с олигархами, после жесточайшего контроля за крупным капиталом, у нас их 110.
     Р.ГРИНБЕРГ: Но они вроде почти все частники.
     Б.НЕМЦОВ: Да. Борьба идет не с ними.
     Р.ГРИНБЕРГ: Они почти все частники, да?
     Б.НЕМЦОВ: Было бы странно, если бы коррумпированные чиновники в 'Форбс' попали.
     Р.ГРИНБЕРГ: А почему нет? Я хочу сказать, что это не неизбежно.
     Б.НЕМЦОВ: Надеюсь, что они попадут не только в 'Форбс', но и за решетку.
     Р.ГРИНБЕРГ: Ну, хорошо, частники заработали, все хорошо. Значит, работает частное рыночное хозяйство.

     В.ДЫМАРСКИЙ: А народ это успокаивает – что это государству принадлежит?
     Б.НЕМЦОВ: Что может народ успокаивать? роман Аркадьевич получил 3 млрд. 700 млн. долларов – народ успокоился?

     В.ДЫМАРСКИЙ: Роман Аркадьевич – это частная собственность.
     Б.НЕМЦОВ: Ходорковского посадили в тюрьму, отобрали у него ЮКОС, народ, как кажется кому-то, успокоился. А я этому народу, который успокоился, хочу задать вопрос – вот отобрали у Ходорковского один из самых прибыльных бизнесов, который был в стране, и очень рентабельных – а вы богаче стали после того, как отобрали?
     Р.ГРИНБЕРГ: Все стали богаче. Другое дело не 'из-за', а после.
     Б.НЕМЦОВ: Конкретно – из-за того, что Ходорковский в Краснокаменске, вы стали богаче?
     Р.ГРИНБЕРГ: Статистика показывают, что все стали богаче.
     Б.НЕМЦОВ: Богаче стали те, кто контролирует 'Роснефть' – Сечин, Богданчиков и все питерские.
     Р.ГРИНБЕРГ: И Алекперов тоже стал богаче.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Мы стали богаче на одно голосование. 88,9% считают, что это тормоз для рыночной экономики. И 11,1% считают, что это локомотив для рыночной экономики. Все-таки подавляющее большинство выступает против госкорпораций. Не могу отвечать за аудиторию и отвечать за нее, но думаю, что это результат того, что сказал сегодня Немцов, что первый изъян госкорпораций – это их полная непрозрачность. Госкорпорации стали синонимом коррупции – давайте скажем откровенно.
     Г. Скажу только одну вещь по этому поводу. Верно, что итак у нас государство слабое, несмотря на вертикаль.
     Б.НЕМЦОВ: Из-за вертикали и слабое как раз.
     Р.ГРИНБЕРГ: Понятно, что госчиновники. . . но она должна была быть восстановлена после разрухи 90-х – здесь для меня нет никакого вопроса. Но почему, собственно говоря, не заботиться о том, чтобы контролировать госкорпорации? Ну, пусть Счетная палата сидит там с утра до вечера.
     Б.НЕМЦОВ: Да там законы коррупционные приняты по каждой корпорации. Они бесконтрольны. Вы знаете, что Счетная палата не может их контролировать, кстати?
     Р.ГРИНБЕРГ: Может.
     Б.НЕМЦОВ: Нет.
     Р.ГРИНБЕРГ: Почему это?
     Б.НЕМЦОВ: В одних законах это есть, а в других нет.
     Р.ГРИНБЕРГ: 'Ростехнологии' может. Почему парламентской комиссии не контролировать? А почему не контролируются естественные монополии, почему РАО ЕЭС не контролируется?

     В.ДЫМАРСКИЙ: Потому что такая практика в нашей стране.
     Б.НЕМЦОВ: А РАО ЕЭС нет больше, царствие ей небесное.
     Р.ГРИНБЕРГ: ну хорошо, а сейчас не будем контролировать частные монополии.
     Б.НЕМЦОВ: Какие частные?
     Р.ГРИНБЕРГ: Те, которые возникли вместо одной РАО ЕЭС. Здесь очень большие риски.

     В.ДЫМАРСКИЙ: Я вынужден проститься с аудиторией. Тема вечная, и мы еще будем встречаться, и говорить по этому поводу.

Директор Института экономики РАН Руслан ГРИНБЕРГ: «Экономике и народу нужны не мизерные прибавки, а доступные цены»

Для борьбы с инфляцией ученые предлагают правительству: производителей дотировать, монополистов жестоко карать, богатых обложить прогрессивными налогами

Инфляцию разгоняют Индия и Китай?

     – Руслан Семенович, инфляция в последние месяцы стала у нас проблемой номер один. Правительство уверяет, что мы ее импортируем с западных рынков вместе с дорогими продуктами. Это действительно так?
     – Резкое ускорение роста цен происходит повсюду: в каких-то странах оно больше, в каких-то меньше, но в любом случае это дает основание говорить, что мы вступили в полосу высокой инфляции.
     В последние лет двадцать мир отвык считать инфляцию серьезной проблемой. Речь не идет о России и некоторых других странах с развивающейся экономикой, где избыточная инфляция – скорее правило, чем исключение. Для большинства же развитых стран нормальным считается темп роста цен от 1,5 до 3 процентов в год. Но сейчас в ЕС это условие нарушено, у них уже 4 процента.

     – Почему же так происходит?
     – Это связано с явлением, которое я называю «бумеранг глобализации». В свое время Запад предложил остальному миру такую модель поведения: будете поступать по нашему примеру и рекомендациям – и у вас начнется экономический рост.
     И вот в двух крупнейших по численности населения странах мира – Индии и Китае – последние десять лет быстро растет средний класс. То есть десятки миллионов людей в этих странах переходят от ежедневных двух-трех мисок риса к мясу, молочным продуктам, овощам, фруктам, другой качественной пище, и это вызывает дополнительный глобальный спрос.

     – Причина только в этом?
     – Продовольственный кризис переплелся с энергетическим, баррель нефти доходил недавно до ста сорока долларов. Начинаются поиски альтернативных энергоносителей – из рапса, кукурузы. Количественно биотопливо вытесняет с продовольственного рынка всего 1 – 2 процента сельхозкультур, не больше. Но важен психологический эффект. А он огромен. Посевные площади становятся плацдармом нового вида конкуренции: кого кормить – людей или двигатели внутреннего сгорания? Вот вам и глобальный рост цен.

     – Но в России нефти полно, так что биотопливо нам пригодится, наверное, еще не скоро. А цены на продовольствие у нас растут быстрее, чем в Европе. Почему?
     – Тут несколько чисто российских причин. Во-первых, деградация сельского хозяйства – в России она катастрофическая. В последнее время сельхозпроизводство растет, но в целом на селе ведь по-прежнему и работать некому, и пашни пустуют, и других бед хватает.
     Во-вторых, наши производители, импортеры, вообще любые компании, которые устанавливают внутренние цены, привыкли жить сегодняшним днем, и другому их никто не обучает. Если руководитель компании видит, что рынок в лихорадке, что импорт дорожает, он и сам начинает взвинчивать цены. На Западе ориентируются на массу прибыли, там принято долгосрочно планировать, стремиться произвести и продать побольше товаров, а цены повышать, только когда производственные мощности заполнены под завязку.

     – А в России?
     – У нас в стране во главе угла – так уж, к сожалению, исторически сложилось – норма прибыли: все равно, может компания увеличить выпуск продукции или нет, она старается воспользоваться любой удобной ситуацией и задрать цены.
     Прилавки российских магазинов заполнены, и нам трудно себе представить, что товаров стало меньше, – но на самом деле это именно так. К тому же из-за роста реального курса рубля в России засилье импорта. В развитых странах его доля обычно значительно меньше, вот еще и поэтому нас накрывает более мощная инфляционная волна.

Из пушки – по воробьям
     – Центробанк уже четвертый раз за год поднял ставку рефинансирования. Такая мера помогает справиться с инфляцией?
     – В условиях развитой экономики – да. В западных странах привычно сильна конкуренция, товаров и производится, и завозится много, действует мощное антимонопольное законодательство. Все это существенно ограничивает возможности для сговора производителей и импортеров. Поэтому, когда в этих странах все же случается всплеск цен, корни его так или иначе связаны с чисто денежными (монетарными) факторами.
     Иначе говоря, если денежная масса разбухает больше допустимой нормы, власти повышают процентную ставку на получение кредитов. Их удорожание при прочих равных условиях уменьшает общий денежный спрос и соответственно давление на цены, которые перестают увеличиваться.

     – Что-то не видно, чтобы цены у нас после повышения банковской ставки перестали расти.
     – Потому что у нас капитализм еще неразвитый, роль банков в финансировании экономики сравнительно невелика, кредитами, особенно длинными, пользуются относительно мало. И применять в таких условиях денежно-кредитную политику – все равно что бомбить не занятую войсками территорию противника: толку мало, а вреда можно нанести довольно много.
     Разгул инфляции в России – очень серьезная экономическая и социальная угроза, и основной вклад в нее вносят неденежные факторы...

     – Какие же?
     – Те, что мы называем немонетарными, то есть непосредственно не связанные с денежно-кредитной политикой. Тут наша экономика вынуждена держать тройной удар. С одной стороны, завозим все больше импортного продовольствия, которое все больше дорожает.
     С другой – наши монополии. Для них любой инфляционный ветерок на рынке – причина для повышения цен, причем не с целью компенсировать уже понесенные от этого убытки, что в общем-то было бы справедливо, а «в упреждающем порядке» – то есть у них даже слухи, ожидания наступающей инфляции становятся основанием для повышения своих цен.
     И третий удар – его наносит, как ни странно, рост мировых цен на нефть, который как будто должен был бы нас обогатить, а мы этого почему-то не ощущаем. Потому что в условиях открытой экономики, в которых мы живем, есть и необходимость, и искушение продать как можно больше своих товаров на мировом рынке. И это становится проблемой: ведь торгуем-то мы в основном нефтью и газом.

     – Наши компании перекачивают сырье за границу, оставляя внутренний рынок на голодном пайке?
     – Именно так. Государство, конечно, пытается с этим бороться, повышает пошлины, но решения эти принимаются с опозданием, и эффективность их далеко не стопроцентная. И получается: чем больше мы продаем нефти за рубеж, тем дороже бензин у нас в стране. Добавьте к этому устаревшее оборудование на нефтеперерабатывающих заводах, монополизм на рынке, сговоры компаний. В результате дорожает топливо – дорожают перевозки, вслед за этим – и все остальное.

Оригинальный рецепт
     – Сейчас власти стараются компенсировать людям потери от растущих цен, индексируют зарплаты, пенсии. Но впечатление такое, что буквально назавтра этих небольших прибавок как будто и не было. Тоже съедает инфляция?
     – Конечно, инфляция, но дело не только в ней. Точность экономической политики здесь важна как никогда. У нас инфляция далеко выходит за 2 – 3 «западных» процента, в России ее темпы измеряются двузначными цифрами. При этом Росстат подсчитывает «среднюю температуру по больнице», у него получается 10 процентов, в то время как для половины населения инфляция составляет минимум 20 процентов, ведь у этой половины зарплаты и пенсии уходят в основном на еду и «коммуналку», дорожающие ударными темпами. Сыр, растительное масло, овощи подорожали на 40 – 50 процентов, граждане проявляют недовольство, правительство вынуждено как-то компенсировать их потери.
     И вот мы наблюдаем порочный круг: темпы инфляции высоки, правительство на это не может не реагировать, но у него пока один ответ – прибавка к зарплатам. Это, разумеется, лучше, чем ничего, но проблему не решает. Даже скорее наоборот. Смотрите, власти прибавляют зарплаты и пенсии, но в соответствии с логикой исключительно «монетарного» происхождения инфляции постоянно говорят, что цены растут от растущих правительственных расходов.

     – И где же выход?
     – Его надо искать в производственной сфере, в недостатках деформированной модели нашей экономики. Рецепт в российских условиях один: любыми средствами поднять предложение товаров и услуг, увеличить их производство и этим погасить инфляционную лихорадку. Сразу это не получится, но именно поэтому начинать надо немедленно: время не ждет, дальше будет только труднее.

     – Так что же, выходит, повышать зарплаты вредно?
     – Не примите за уклончивость, но короткий ответ здесь очень затруднителен. Все же попробую объяснить общей схемой. Зарплаты и пенсии у большинства населения нищенские, и в то же время я сильно опасаюсь, что бесконечные прибавки дадут нам зимбабвийский вариант инфляции (там рост цен за год составляет до 1,5 млн. процентов! – Ред.). Даже если этого и не произойдет, все равно очень вероятно раскручивание спирали цены – доходы – цены...

     – Что же делать?
     – Экономика у нас не простая, оригинальная. И рецепт борьбы с инфляцией нужен тоже оригинальный. В западных странах малообеспеченных граждан – 10 – 15 процентов от общего количества населения. И когда власти компенсируют им рост цен – деньгами или теми же продовольственными талонами, – это не вызывает значительного роста денежной массы и, значит, не подстегивает инфляцию, не раскручивает ее спираль.

     – В России бедных все-таки больше?
     – В нашей стране доля тех, кто тратит на еду 50 – 70 процентов доходов, едва ли не половина всего населения, и поэтому для компенсации их потерь от инфляции потребуются громадные бюджетные средства, что лишь ускорит уже раскрученный маховик инфляции.
     Поэтому в нашем случае необходим перенос основных антиинфляционных мероприятий из сферы обращения в производственную сферу. Чтобы выскочить из убийственной инфляционной воронки, нужно дотировать не население (за исключением самых бедных), то есть потребителей, а производителей и продавцов, причем систематически. Нужно давать адресные субсидии и сельхозпроизводителям, и даже тем же «богатым» нефтяникам – на модернизацию и строительство новых нефтеперерабатывающих предприятий.
     Рост производственных издержек в данном случае будет оплачен государством, но зато страна получит доступные и более или менее стабильные цены на жизненно важные товары и услуги. Важно, что такой механизм субсидирования производителей не только перекрывает один из самых мощных ценоповышательных каналов, но и стимулирует рост предложения данных благ на рынке, что также блокирует инфляцию.

За сговор – в тюрьму
     – Допустим, сегодня мы выплатим из бюджета дотации сельхозпроизводителям. Завтра они соберут урожай и продадут его за границу, а цены в стране вновь вырастут.
     – А за такое нужно в тюрьму сажать. Деньги-то затрачены государственные.

     – Прямо так и в тюрьму?
     – Здоровая политика – это комбинация кнута и пряника, и ничего лучше никто пока не придумал. Да Россия и не первая в этом плане, развитые страны тот же путь прошли раньше, когда были в том же положении, в каком мы находимся сейчас. Поэтому мы и не можем, права не имеем применять те же антиинфляционные механизмы, что они сейчас применяют, нам до уровня этих стран нужно сперва дорасти.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО
     ГРИНБЕРГ Руслан Семенович. Директор Института экономики Российской академии наук, член-корреспондент РАН, доктор экономических наук, профессор.
     Р. С. Гринберг – известный специалист в области экономической теории, мировой глобализации, экономических и политических проблем постсоветского пространства, роли государства в современной экономике.
     Автор около 350 работ, опубликованных в России, Австрии, Великобритании, США, ФРГ и других странах.
     В последние годы успешно разрабатывает новую теоретическую модель поведения государства в рыночной экономике.

ВОПРОС – РЕБРОМ
     Футбол или зарплаты?
     – Руслан Семенович, а с монополиями как быть? Ведь они у нас повсюду – начиная от крупных нефтяных компаний и заканчивая любым продуктовым рынком.
     – Рецепт один: с монополиями следует бороться так же, как и с коррупцией. Сговоры, картели должны караться жестоко – вплоть до уголовного наказания. Как это делается в развитых странах. И нечего тупо бояться нарушить рыночные условия. Нам нужна настоящая рыночная среда, рыночная конкуренция.

     – Не так давно РАО «ЕЭС» объявило о самоликвидации. Долго жить приказала одна из самых крупных монополий страны. Вы бокал за это подняли?
     – Не вижу повода. РАО реформировали, но боюсь, что в результате взамен одной большой госмонополии мы получили множество поменьше и частных. Не знаю, что лучше и кому стало удобнее. Я совсем не уверен, что с традициями, какие сейчас сложились в России, эти маленькие частные монополии начнут конкурировать между собой и снижать цены.

     – Так что, по-вашему, вся эта реформа затевалась зря?
     – Есть очень простой принцип, которому в таком деле надо следовать. Если вы твердо уверены, что после разгосударствления монополии тарифы останутся неизменными или увеличатся процентов на 5, но качество при этом возрастет, тогда – вперед.
     Если же уверенности нет и сомнения ваши не беспочвенны, есть единственный разумный способ. Пусть компания остается государственной, но нужно с утра до ночи изучать менеджмент этой компании и ее бухгалтерские документы. Следить, куда тратятся деньги, – на «Челси», на «Реал», на баснословные премии топ-менеджерам или на модернизацию оборудования.
     Вы смотрите: у нас топ-менеджеры стали вдруг получать по 70 тысяч долларов в месяц, да еще миллионные в долларах бонусы по результатам года. А рядовым работникам хорошо, если платят по 15 тысяч рублей, да еще и приговаривают: вы и этого не заработали, у вас производительность труда не растет.

     – Но ведь любую прибавку надо заработать, производительность должна расти?
     – В теории правильно. Если производительность труда не растет, а вы хотите получать все больше денег, экономически это необоснованно. Но задайте себе простой вопрос: кто должен в первую голову заботиться о производительности труда? Простой машинист, шахтер, слесарь или все-таки управляющий ими менеджер? За что руководитель получает огромную зарплату, многократно превышающую оклад рядового сотрудника, если на производстве оборудование и технологии каменного века? В общем, насчет низкой производительности и непомерно растущих доходов рядовых работников – это все мифология, от которой пора отказаться, тем более если сопоставить нашу производительность со средними зарплатами.
     Гораздо продуктивнее обратить внимание на неравномерность распределения доходов в стране. Просто чудовищно: один получает миллион долларов в месяц, другой – 10 – 20 тысяч рублей, а налог у обоих 13 процентов.

     – Минфин настаивает, что плоская шкала подоходного налога – это одно из главных наших достижений последних лет.
     – Минфин еще настаивает, что деньги, которые в Россию приходят за проданные нефть и газ, вредны для нашей экономики. Так, может, нам спокойнее будет отказаться получать с покупателей эти деньги?
     Кроме России и еще двух-трех стран, нигде в мире богатые и бедные не платят одинаковых налогов. Меня, кстати, один западный экономист упрекнул: мол, если, как вы предлагаете, дотировать не население, а производство, господдержка распространится и на богатых – они ведь тоже будут покупать продукцию по сохранившимся низким ценам. Ответ ясен: главное для нас сейчас – остановить инфляцию и запустить собственное производство товаров и услуг, стоимость которых определяет общий уровень и пропорции цен в стране. А выгода, которую получат богатые из-за субсидируемых цен, в конце концов окажется в казне, если будет введена прогрессивная шкала налогов.
     Словом, простому народу нужны не прибавки, не очень щедрые и тут же пожираемые инфляцией. Ему нужны стабильные доступные цены и достойный общий уровень жизни.

Упражнения с кольцом

В Угличе и Ярославле Дмитрий Медведев ознакомился с проблемами туризма

     На муниципальный уровень власти может быть передан ряд полномочий в сфере туризма. Во всяком случае, президент Дмитрий Медведев видит в таком шаге возможность для развития российских туристических мест.
     В пятницу глава государства побывал в старинном русском городе Угличе, где собрал глав муниципальных собраний, входящих в российское Золотое кольцо, чтобы вместе с ними обсудить перспективы развития в стране внутреннего туризма.
     Именно в туризме, считает Дмитрий Медведев, заложена одна из так называемых точек роста для таких городов как Углич. «Наше богатейшее культурно-историческое наследие является поистине грандиозным ресурсом для развития туризма, но и проблем здесь предостаточно», – заявил президент.
     По данным президента, туризм является одной из наиболее быстрорастущих отраслей экономики. В ней занято более миллиона человек, а суммарный доход в прошлом году составил 833 миллиарда рублей. «Немалую долю этих доходов дают города Золотого кольца, – подчеркнул Медведев. – Они традиционно привлекательны для туристов, так было еще и в советский период».
     Собрав совещание, президент захотел услышать мнения местных чиновников, как надо развивать российские туристические зоны, а главное – чем может помочь государство, чтобы привлечь сюда собственных граждан.
     – Очевидно, что внутренний туризм должен быть доступен для самых широких категорий населения, – заявил Медведев. – Это может быть особенно важно для школьников и студентов, чтобы молодые люди знали, как развивалась наша страна, бывали в исторически знаковых для всех нас местах.
     Вместе с тем проблемы развития туризма на местах Дмитрий Медведев увязал с реформой местного самоуправления, которая должна в полном объеме заработать с начала следующего года. Обратиться к этой проблеме президента, скорее всего, побудило общение с жителями Углича, которое состоялось на главной площади города перед началом совещания. Поделившись своими положительными впечатлениями от города, глава государства в ответ услышал от одного мужчины предложение осмотреть не только центр, но и окраины. А они находятся, по его словам, в куда более печальном состоянии. Да и вообще президента призвали критически относиться к докладам местных чиновников. «Сейчас будет встреча, мы их выслушаем и посмотрим», – пообещал Медведев.
     «Вы хорошо знаете, что с 2009 года закон о местном самоуправлении будет работать в полном объеме, начнется реализация его основной идеи – большинство вопросов жизнеобеспечения должно решаться на местном, то есть на городском и поселенческом уровне, – напомнил позже президент уже на совещании. – Совершенно очевидно, что все эти процессы идут очень непросто. Причины нам тоже известны, но я предлагаю их проанализировать, особенно в контексте туристической проблематики».
     Прежде всего глава государства выделил вопросы формирования муниципальной собственности, поскольку далеко не везде выполняются требования о безвозмездной передаче государственного имущества на муниципальный уровень. А главная проблема – недостаток средств у муниципалитетов. Проблема, подчеркнул президент, хроническая и пока нерешенная.
     «Один из важнейших путей решения этой проблемы – развитие малого бизнеса», – уверен Медведев, который недавно обсуждал эту тему в смоленском Гагарине. А вчера он еще раз напомнил, что будет держать вопрос под постоянным контролем.
     – В целом абсолютно уверен, что территории, входящие в Золотое кольцо нашей страны, имеют все предпосылки для прорывного развития малого бизнеса и, соответственно, для развития своего социально-экономического потенциала, – заключил Дмитрий Медведев и попросил глав муниципалитетов высказать свои размышления.
     Муниципалы прежде всего попросили подумать над тем, чтобы дать им полномочия по формированию туристической инфраструктуры. С таким предложением обратилась глава Угличского муниципального образования Элеонора Шереметьева, которую поддержал и мэр Ярославля Виктор Волончунас, сославшись на то, что законодательством туризм отнесен к полномочиям федерального и регионального уровней.
     «Довольно странно, что основные туристические единицы не обладают соответствующими полномочиями в этой сфере, – отозвался Дмитрий Медведев. – Я хотел бы, чтобы в тех поручениях, которые я подпишу сегодня по итогам совещания, мы вернулись к этому вопросу по распределению полномочий. Надо подумать, как правильным образом структурировать полномочия в этой сфере, почему у нас муниципальные образования лишены полномочий».
     Глава города Суздаль в свою очередь попросил президента посодействовать в перепрофилировании местного ПТУ для обучения персонала, который потом будет работать в турбизнесе. По его словам, отправлять местных жителей на обучение в центральные города – непосильное занятие.
     «Думаю, что по созданию Ресурсного центра, занимающегося подготовкой в этой сфере, я такое поручение тоже дам, но вы подумайте над тем, как организовать финансирование этого техникума, – призвал Медведев. – Это должно быть положительным примером частно-государственного партнерства».
     Глава государства также по-обещал подумать над тем, как расширить возможности бюджетов муниципальных образований. «Есть идея федеральной целевой программы по малым туристическим городам, – сообщил президент, – но она требует анализа, так как ФЦП не идеальный способ решения проблемы, но хороший инструмент. Думаю, мы вернемся к этой проблеме, проанализируем целесообразность создания отдельной ФЦП в этой сфере и уже на правительстве к этому вопросу к коллегам обратимся».
     В воскресенье президент посетил еще один старинный русский город – Ярославль. На встрече с губернатором Ярославской области Сергеем Вахруковым обсуждалась в первую очередь подготовка к празднованию тысячелетия города, которое состоится через два года (кстати, госкомиссию по подготовке к этим торжествам возглавляет сам Дмитрий Медведев).
     – Мы обязаны восстанавливать памятники, – сказал президент, – их у нас так много, что, наверное, многие другие города просто завидуют. Но надо сделать так, чтобы граждане почувствовали тысячелетие.
     Помимо восстановления памятников необходимо также заниматься ветхим жильем, развивать дорожную сеть, строить новые дома. Вахруков поспешил заверить президента, что работа по всем этим пунктам идет весьма активно. За последние месяцы, по его словам, сделано больше, чем за предыдущие три года. Губернатор сообщил Медведеву, что успел встретиться со всеми министрами, которые вошли в состав госкомиссии. «Мы проговорили все вопросы строительства новых объектов, реконструкции старых, – сказал он. – Большинство вопросов находятся в стадии решения». При этом Вахруков отметил, что объем финансирования по реставрации памятников увеличен почти в два раза. Очередное заседание госкомиссии Медведев предложил провести в сентябре.
     Вахруков не стал скрывать, что есть у Ярославской области и серьезные нерешенные проблемы. Главная из них – дороги, которые пока находятся в запущенном состоянии. Еще одна проблема – это берегоукрепление, строительство новых мостов. По словам губернатора, все эти проблемы можно решить только при софинансировании из федерального бюджета.
     Вахруков также сообщил президенту, что к концу следующего года в Ярославле будет сдан перинатальный центр, строительство которого тоже ведется в рамках подготовки к тысячелетию города.

Сверим часы на Русском

Когда остров начнет готовиться к саммиту АТЭС

     На этой неделе состоится очередное совещание по подготовке Владивостока к саммиту АТЭС. И глава министерства регионального развития Дмитрий Козак намерен проверить, как исполнены его поручения, данные месяц назад.
     Сложность межведомственного взаимодействия – так обозначил тогда министр главную проблему при подготовке Владивостока к проведению саммита Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) в 2012 году. В проекте задействовано семь госзаказчиков по конкретным объектам и раза в три больше согласующих организаций по каждому из них, не считая генподрядчиков, субподрядчиков и прочих. Координация и контроль возложены на минрегион и ФГУ – «Дальневосточная дирекция Росстроя». Недавно его директор Николай Ашлапов назначен замминистра, что еще раз подчеркивает высокий статус строительства и необходимость быстрого разрешения возникающих нештатных ситуаций.
     По сути, это пилотный проект государства, на котором отрабатывается новый формат работы с регионами. О том, как он воплощается, корреспонденту «РГ» рассказал Николай Ашлапов.

     Российская газета: Николай Иванович, вы получили новое назначение – замминистра регионального развития. Означает ли это, что вы будете курировать строительство из Москвы?
     Николай Ашлапов: Нет, я буду работать во Владивостоке, хотя, конечно, придется ездить в командировки в Москву. Дальневосточную дирекцию Росстроя возглавит Александр Дятчин. К сентябрю должен завершиться ремонт в офисе, и мы переедем туда.

     РГ: Какова сегодня степень готовности к началу строительства объектов, где будут проходить заседания саммита?
     Ашлапов: Сроки выполнения работ по строительству объектов Дальневосточного федерального университета под контролем. Разрабатывается проект планировки полуострова Саперный, где он разместится. В августе начнется объемное проектирование объектов: в рамках первой очереди – строительство на острове Русском конференц-центра, где пройдут основные мероприятия АТЭС, пресс-центра, трехзвездочной гостиницы на 3,5 тысячи номеров, четырехзвездочной гостиницы на 2 тысячи номеров. Возможно, мы поставим за счет инвесторов 30 коттеджей для глав государств. А осенью 2012 года, после проведения всех мероприятий, объекты, построенные за счет бюджета, будут переданы федеральному университету.
     Внешние атрибуты большой стройки пока не видны, но ближе к осени на острове начнется строительство причалов, необходимых для приемки строительных и инертных грузов, а основное строительство развернется в следующем году.

     РГ: Уже определена окончательная сумма инвестиций, необходимых для подготовки Владивостока к саммиту АТЭС?
     Ашлапов: Скорректированная подпрограмма оценивается в 283 миллиарда рублей, в том числе 207 миллиардов – инвестиции из федерального бюджета, что вдвое больше первоначальных оценок. Причем следует иметь в виду, что сюда не включены суммы, необходимые на строительство всего Тихоокеанского научно-образовательного центра – основные работы здесь развернутся после 2012 года. Аналогичные объекты оцениваются в 15-18 миллиардов долларов.

     РГ: Прошла информация, что проект подготовки к АТЭС собираются передать управляющей компании. Что, Дальневосточной дирекции Росстроя не хватает полномочий? Или есть понимание, что сроки подготовки к саммиту АТЭС – предельно жесткие и тут нужен эффективный менеджер от бизнеса?
     Ашлапов: В принципе Дальневосточная дирекция Росстроя и есть управляющая компания. Другое дело, что ей приходится совмещать координацию и управление с решением множества технических моментов. Мы пришли к пониманию, что нужен формат работы, который позволит нам из средств строительства объектов оплачивать услуги технических заказчиков. В принципе это, на наш взгляд, будет достаточно гибкая и эффективная модель управления проектом. Это на сегодняшний день единственное узкое место, но мы наметили пути решения.
     Поясню: техзаказчик – это инжиниринговая компания, которая взяла бы на себя часть функций по управлению проектированием и строительством, в частности согласование документации, землеотводы, получение техусловий. Пока же дирекция отвечает одновременно за координацию деятельности всех госзаказчиков и управляет проектированием, поэтому наш штат трудится в достаточно напряженном ритме.

     РГ: Проектировщики давно жалуются на несовершенство правовой базы по регулированию проектной и строительной деятельности, на длительную процедуру прохождения экспертизы объектов саммита АТЭС. Будут ли приняты новые нормативные акты, изменения в Градостроительный кодекс?
     Ашлапов: Действительно, экологическая и государственная экспертизы занимают много времени. Если нам удастся ускорить процедуру, в том числе разрешить поэтапную сдачу объектов, мы здорово ускорим сроки прохождения экспертизы. Пока этот вопрос – открытый. Единственный плюс: после реорганизации правительства госэкспертиза стала структурным подразделением минрегиона. Но нам приходится заставлять людей работать сверх нормы, чтобы ускорять процедуру.
     Что касается изменений ряда статей Градостроительного кодекса, это сложная и длительная процедура, а время поджимает. Мы не рискуем завязнуть в этом, будем приспосабливаться к существующему правовому полю и решать возникающие проблемы за счет внутренних ресурсов.

     РГ: Минэкономразвития будет проводить в октябре инвестиционный конкурс по продаже федерального пакета акций международного аэропорта Владивосток. Это попытка найти инвестора?
     Ашлапов: Да, нам нужно привлечь инвесторов для строительства международного терминала. И еще мы хотим за счет продажи этого пакета построить на Русском пятизвездочную гостиницу на тысячу номеров

Памятник корыстной глупости

     Меняются премьеры и президенты, растут золотовалютные резервы, дефицит бюджета обращается в профицит, но задача борьбы с трансфертными ценами по-прежнему стоит в повестке дня.
     История с «Мечелом» оживила на верхах российского правительства интерес к вопросу трансфертного ценообразования. Премьер-министр потребовал, чтобы «наведение порядка» в этой сфере «не было кампанейщиной». Вице-премьер Алексей Кудрин заявил, что «Министерство финансов до 15 сентября 2008 года внесет в правительство поправки в Налоговый кодекс в части трансфертного ценообразования».
     В экономике под трансфертной ценой понимается цена, по которой в рамках компаний со сложной структурой происходит передача продукта от одного подразделения к другому. Компании со сложной структурой – явление, уходящее корнями в экономическую историю, и отнюдь не изобретение «олигархов», поставивших себе задачей еще в 90-е годы «разграбление страны» в форме ухода от уплаты налогов. Когда бизнесы объединяют под своим контролем различные технологические стадии одного производства, осуществляют, как иногда говорят, вертикальную интеграцию, и возникают компании со сложной структурой. К таковым относятся, например, российские вертикально интегрированные компании в нефтегазовом комплексе – «ЛУКойл», ТНК-BP, ведущие бизнес «от качалки до бензоколонки», по цепочке добыча – переработка – сбыт. Поэтому
     в современной экономике трансфертные цены явление столь же объективное, как и цены рыночные. Или как, например, восход и закат солнца.
     Если под «наведением порядка» премьером понимается фактический запрет использования трансфертных цен, то это равносильно запрету существования компаний со сложной структурой. С равным основанием можно «наводить порядок» и в рыночных ценах, запрещая их использование, если кого-то во властных коридорах не устроит происходящее с ценами на том или ином рынке.
     Премьер-министр делает заявления, которые заставляют задуматься о его понимании экономики. Согласно одному из информагентств, глава правительства сообщил, что «монополия на рынке трансфертного ценообразования является внутренним фактором роста цен, в том числе на товары первой необходимости». Это бессмысленное утверждение. «Рынок трансфертного ценообразования» – примерно то же самое, что «круглый квадрат». Либо есть рынок, либо отношения между подразделениями внутри одной компании. Есть рыночная цена, формируемая в условиях четырех видов рыночных структур – совершенная конкуренция, олигополия, монополистическая конкуренция, монополия. И есть трансфертная цена, формирование которой если и имеет отношение к каким-либо из указанных типов структур, то только косвенное. В случае рынка мы имеем дело с продавцом и покупателем, в случае со сложными компаниями видим только собственника бизнеса и управляющих, которые думают над тем, как рациональнее выстроить отношения между подразделениями своей компании.
     У художника-сюрреалиста Рене Магритта есть картина, на которой изображена трубка, внизу подпись: «Это не трубка». И это действительно не трубка, это ее изображение. Так же и в экономике: есть рыночные цены, а есть цены трансфертные, на них похожие, но не являющиеся ценами, формируемыми спросом и предложением.
     Невозможно превратить трансфертные цены в цены рыночные, в компаниях со сложной структурой они носят расчетный характер и подчиняются не рынку, а внутрикорпоративной политике.
     И, между прочим, даже при наличии рынков соответствующих благ (что бывает не всегда) в простейшем случае они должны отличаться от последних в количественном отношении – на величину реализационных расходов.
     Впрочем, складывая подобно Каю в «Снежной королеве» кристаллы драгоценных мыслей нашего премьера, рассыпанные по информагентствам, в осмысленные слова, можно понять, что он имеет в виду примерно следующее. Существование трансфертного ценообразования (то есть передача благ по «ценам» ниже рыночных) есть главная причина того, что производимые российскими компаниями блага уходят на внешние рынки, сокращая тем самым предложение на рынке внутреннем. В силу сокращения предложения это приводит к росту цен на внутренних рынках либо (как, например, в случае с нефтью и нефтепродуктами) к росту цен на рынках, связанных с первыми (например, на продовольственных). Усугубляет ситуацию тот факт, что часть рынков в нашей стране имеет монопольную структуру. Таким образом, если прекратить практику трансфертного ценообразования, то предложение благ на внутреннем рынке увеличится, что позитивно повлияет на цены. С другой стороны, антимонопольная политика государства приведет к тому, что монополисты не будут чрезмерно увеличивать цены. Следовательно, их темпы роста замедлятся. Отсюда и обращение премьера к главам антимонопольного и финансового ведомств – первое должно более активно душить монополистов, а второму следует создать налоговый механизм, который, игнорируя реальность, позволил бы взимать налоги с операций внутри компаний так, как будто бы подразделения этих компаний торгуют друг с другом на рынке. Министр финансов так и видит смысл своей работы по подготовке поправок в Налоговый кодекс: «налог будет уплачиваться как со сделок по рыночным ценам, чтобы в рамках операций внутри одной компании цены не занижались».
     О том, что рост или снижение экспортных поставок диктуются иными обстоятельствами, с возможностью использования трансфертных цен никак не связанными (например, динамикой цен на внешних и внутренних рынках), ни премьер, ни тем более министр финансов, по-видимому, не задумываются. Точно так же им, вероятно, не кажутся основательными некоторые практические соображения. Если и стоит задача получения налогов, то при поставках сырья на внешние рынки существуют механизмы (действующая конструкция НДПИ на нефть, работающие проекты СРП), которые предполагают как раз использование рыночных цен.
     Между прочим, пожелания премьера относительно ненужности «кампанейщины» излишни. Российское правительство давно пытается воевать с трансфертным ценообразованием. Начиная, по крайней мере, с 2000 года мы являемся свидетелями подобной настойчивости чиновников. Звучали здесь и удивительные заявления. Например, заместитель министра финансов Сергей Шаталов, благополучно работающий над налогами и ныне, еще в 2001 году считал, что «нужно создавать специальный государственный орган, который бы занимался только вопросом определения цен».
     Спустя 7 лет задача стала формулироваться более умеренно и детально, не претерпев, впрочем, изменений в основах. Выступая в конце июня на совещании у вице-премьера Шувалова, Сергей Шаталов сообщил о намерении Минфина поручить налоговым органам контроль над сделками между взаимозависимыми лицами внутри страны на сумму свыше 100 млн рублей, а также над определенными категориями внешнеторговых операций. Можно поэтому сказать, что для деятельности нашего правительства здесь уместно противоположное по смыслу выражение – «навязчивая идея». Меняются премьеры и президенты, растут золотовалютные резервы, дефицит бюджета обращается в профицит, страна идет за углеводородами в Арктику, а «Единая Россия» находит рачков на дне Байкала, мы научились побеждать в хоккее и почти научились побеждать в футболе, но задача борьбы с трансфертными ценами все так же стоит в повестке дня.
     Если российский бизнес еще и не успели облагодетельствовать новыми поправками в Налоговый кодекс, то только благодаря, во-первых, как это ни удивительно, упорному сопротивлению самого бизнеса и, во-вторых, столкновению различных точек зрения внутри правительства, где Минэкономразвития и Минфин никак не могут договориться о том, как лучше обращать трансфертные цены в рыночные.
     К слову сказать, нормы, о которых говорит министр финансов Кудрин, в Налоговом кодексе присутствуют с 1999 года. Статья 20 дает определение «взаимозависимых лиц». Статья 40 содержит указание, что «налоговые органы при осуществлении контроля за полнотой исчисления налогов вправе проверять правильность применения цен» как раз между «взаимозависимыми лицами». И, между прочим, согласно налоговому закону, они имеют право проверять «правильность применения цен» при внешнеторговых сделках, даже вне зависимости от того, являются ли лица «взаимозависимыми» или не являются. Действующий порядок таков, что если цена отклоняется на 20% «от рыночной цены идентичных (однородных) товаров», то «налоговый орган вправе вынести мотивированное решение о доначислении налога». Об этом ясном порядке министр финансов Кудрин говорит, что «механизм прописан нечетко и в судебном производстве не используется». Вероятнее всего другое: компании «в судебном производстве» имеют возможность разумно обосновать свою позицию и доказать суду, что налоговые органы не правы и «четко прописанный механизм» к ним не применим. Что, разумеется, является благом для экономики, но Минфину и налоговым органам не слишком нравится.
     Хорошей новостью для российской экономики явилось бы положение, при котором правительство прекратило бы попытки решать декларированные задачи роста налоговых поступлений с помощью ужесточения законодательства, в частности, методов контроля за трансфертными ценами.
     Соответствующие нормы Налогового кодекса не следует модифицировать. Их нужно вообще отменить, избавив бизнес от воздействия коррумпированных «налоговых органов», пытающихся что-то пересчитать и доначислить. Подобные нормы заставляют людей в бизнесе тратить массу времени на общение с налоговыми органами, походы в суд, уплату взяток мытарям и судейским.
     Правильные вопросы, которые можно задать, познакомившись с теми цифрами, которые огласил премьер-министр в отношении «Мечела», другие, не сводящиеся к вечной теме о том, как в России сподручнее «держать и не пущать». Почему при официально декларируемом благоприятном инвестиционном климате компании предпочитают оставлять часть прибыли за границей? Каковы фундаментальные причины, побуждающие российский бизнес действовать именно таким образом? Может быть, риски работы в России, развитие новых проектов настолько велики, что правильнее держать часть денег за границей? Выдавая их потом себе в качестве кредитов? И, следовательно, какие изменения в области экономической политики (снижение налогов, сдерживание ретивости «налоговых органов», уничтожение тотальной коррупции) следует предпринять, чтобы бизнес был более расположен работать в России, чувствовал себя в своей стране хозяином, а не холопом на территории, оккупированной бандитами, присвоившими себе имя «государство»? Такой подход правильнее опасных экспериментов по расчету цен и доначислению налогов.
     Молодой премьер второго призыва и его видавшие виды сотрудники могут сделать что угодно. Например, записать любые более детальные нормы о трансфертных ценах в Налоговый кодекс, нанять для контроля за ценами несколько сот сотрудников, отрапортовать об успехах и повесить себе на грудь ордена. Но,
     если не будет достигнуто перемен в главном – в создании благоприятных условий для инвестиций в нашей стране, бизнес будет вывозить отсюда прибыль, несмотря ни на какие грозные заявления и суетливую активность чиновников.
     Да, бизнесу придется платить больше взяток, будет больше рисков, но деньги вывозились, вывозятся и будут вывозиться. Это рациональная экономическая деятельность, достойная общественного одобрения в условиях, когда частный бизнес отнимают под прикрытием разговоров о «государственных интересах», облагают различного рода данями, предпринимателей сажают в тюрьмы или заочно (чтобы не мешали «пилить бабки») приговаривают к пожизненному заключению. В экономике такой страны риски всегда будут велики. Для того чтобы «препятствовать» оттоку денег из такой страны и добиваться увеличения уплаты налогов, в такой экономике можно затратить массу усилий и построить законодательную плотину огромного размера в рекордные сроки, хотя бы и к 15 сентября. Но нужно всегда помнить, что подобная плотина, не способная ничего сдержать, будет стоять посреди открытого моря финансовых потоков памятником корыстной глупости.

Баланс консерватора

Миссия Медведева через призму путинской восьмилетки

     Закончился период формального президентства Владимира Путина. В Кремле новый хозяин, значит, новый хозяин в стране. Самое время для осмысления того, что только-только завершилось. Это также самый подходящий момент, чтобы оценить, насколько оправданной была поддержка Путина, которую оказывали ему консервативные национал-патриотические силы. Сейчас наша оценка ни на что серьезно повлиять не может, так как завершен политический цикл, в течение которого мы строго соблюдали нормы лояльности, основанной на нашем анализе и прогнозах, сделанных в самом начале правления Путина.
     Итак, вне политической полемики и ангажированных прений спрашиваем отстраненно: что удалось, а что не удалось Путину? Что он, собственно, хотел, чтобы ему удалось? И что вообще это было?
     В начале путинского правления я опубликовал статью «О 12 подвигах Геракла», имея в виду под Гераклом Путина. Придя к верховной власти и почти сразу, по моему мнению, Путин совершил шесть фундаментальных подвигов. Как то:1) остановил распад России, подавив чеченский (шире – северокавказский) этно-исламский сепаратизм; 2) укрепил властную вертикаль и территориальную целостность России, введя федеральные округа, усмирив губернаторов, а потом и вовсе отменив их выборы; 3) перестал слепо идти на поводу у США (Запада), стал отстаивать национальные интересы России во внешней политике вплоть до обострения отношений с Вашингтоном; 4) сбил волну либерально-западнической русофобии (прекратил атаку на советское прошлое, пробудил интерес к царистскому прошлому); 5) изгнал олигархов-фрондеров, которые претендовали на контроль за политическими процессами (не говоря уже о российской экономике), равноудалил тех, кто принял новые правила игры, национализировал по факту основные ресурсные монополии; 6) занялся укреплением позиций России на постсоветском пространстве, дав зеленый свет интеграционным структурам ЕврАзЭС, ОДКБ и т.д.
     Путин совершил эти принципиальные шаги почти в самом начале своего правления и продолжал их в течение восьми лет, развивая и углубляя. Дело ЮКОСа, подавление «Другой России», отставка с поста премьера Михаила Касьянова, противодействие «оранжевой революции» на Украине и мюнхенская речь полностью вписываются в эту изначальную линию, не добавляя к ней ничего принципиально и концептуально нового.
     Вот эти шесть подвигов Геракла, к которым я отношусь без тени иронии, обеспечили Путину безоговорочную поддержку большинства народа и консервативно-патриотических кругов, которые отождествляют свои политические интересы с волей русского народа и логикой русской истории.

     Отошел ли Путин от этих шагов до такой степени, что можно было бы в какой-то момент сожалеть о его поддержке?
     Критическим моментом было 11 сентября 2001 года, когда после террористической атаки на США, казалось, Путин поддержал Вашингтон после терактов и дал добро на вторжение в Афганистан, предоставив американцам возможность разместить свои базы в Центральной Азии.
     Другим неприятным жестом был отказ от наших военных баз в Камране и на Кубе. Хотя это были явно ошибочные и неверные решения, далеко идущих последствий они не имели, и довольно быстро Путин принимался за исправление содеянного.
     Дела с Вашингтоном не пошли (да и не могли пойти), и все вернулось на круги своя. Намерение США разместить объекты ПРО в Польше и Чехии, а также последовательность американцев в расширении НАТО на восток сделали дальнейший проамериканизм просто невозможным.
     Путин проводил такую политику по собственному произволу – у него не было ни политических, ни идеологических, ни каких-то еще обязательств ни перед какими патриотическими или общественными силами. Он стал преемником по сговору ельцинских элит и благодаря эффективной информационной кампании. Теоретически он мог править, проводя совсем иную линию, – никто не мог бы его одернуть за рукав в силу авторитарного характера российской политики.
     Итак, исходя из логики шести подвигов, Путин правил правильно.

     На этом кончается идиллия и начинается вторая графа баланса. Убытки и недостатки.
     В той же статье про 12 подвигов я описал остальные шесть подвигов, которые предстояло сделать Путину.
     Самым главным был седьмой подвиг. Он заключался в том, чтобы довести первые шесть подвигов до логического конца. Это значит: 1) накрепко геополитически и идеологически привязать Кавказ к России; 2) создать имперскую систему сочетания стратегического централизма с демократическим самоуправлением на низовом уровне; 3) проводить во внешней политике независимый и результативный курс; 4) разработать национальную идеологию; 5) завершить чистку олигархата и остановить коррупцию; 6) приступить к созданию сверхнациональных политических образований на пространстве СНГ («Евразийский союз» Назарбаева, союзное российско-белорусское государство).
     На этом подвиге Путин споткнулся, хотя остались еще непочатые пять, о которых без совершения седьмого подвига и говорить бессмысленно. Довести шесть первых шагов до логического конца, до точки необратимости Путин не смог, не сумел или не захотел.
     Здесь самое важное – необратимость: Путин ушел со своего поста, не совершив, пожалуй, главного – все, что он сделал, теоретически в любой момент может быть отменено и обращено вспять. Не доведя начатое до конца в ходе своего правления, он поставил под вопрос значение того, что сделал. Обладая колоссальным кредитом доверия и огромными возможностями, помноженными на благоприятную в целом международную конъюнктуру и сказочные экономические условия, Путин сдал президентские дела в подвешенном состоянии страны.
     Мы снова предоставлены на милость преемника. И снова нет никаких инструментов, чтобы призвать его к ответственности. План Путина, курс Путина и в еще большей степени «суверенная демократия» – вещи настолько запутанные, противоречивые и невнятные, что под ними любой может понимать все что угодно. Политическая история России показывает, что в рамках одной и той же династии, одной и той же идеологии разные политические деятели – будь то цари, генеральные секретари или президенты – проводили совершенно разный курс, а столь общие вещи, как трюизмы «плана Путина» и нечленораздельное бульканье «Единой России», можно интерпретировать вообще как угодно.
     Следовательно, настоящее испытание Путина и момент истины для него только наступает. Именно сейчас логично поставить вопрос о его дальнейшей поддержке, выработке ответственного и продуманного отношения к нему, наброске плана на будущее.
     Путинская восьмилетка завершилась, взаимные обязательства всеми сторонами выполнены.

     Какую страну оставляет Путин преемнику, сдавая вахту?
     До Путина Россия стремительно катилась в бездну. Путин ценой колоссальных усилий задержал падение. Россия остановилась в самый последний момент. И... застыла на краю. На этом краю Путин и оставляет ее. Она уже не скользит, но еще и не встала на реальный путь возрождения. Время застыло.
     Дмитрию Медведеву опасно думать, что эта остановка времени («стабильность») будет длиться вечно, но так не бывает, это просто пауза. И вот то, в каком направлении Россия сделает следующий шаг, не предопределено. Вопрос открыт. Теоретически мы все еще так близко к бездне, что можем скатиться туда по чистой случайности – просто сделав одно неуклюжее движение.

     В чем выражается хрупкость ситуации?
     Перечислим по пунктам.
     Отсутствие национальной идеологии и внятной стратегии. Российская власть остается неконсолидированной, не имеет никакой общей национальной стратегии (кроме пустых заклинаний), не объединена никакой государственной или национальной идеей (все попытки выработать идеологию при Путине обернулись либо фиаско, либо блефом).
     Стратегии нет, потому что нет идеологии и общей политической философии. Политическая элита живет одним днем и клановыми интересами.
     Более того, при Путине власть так и не осознала необходимости стимуляции полноценного развития национального исторически ответственного мышления. Философские поиски и разработки заменили случайными симулякрами и политтехнологическими анекдотами. Власть считает, видимо, систематическое и упорядоченное мышление то ли «блажью» и «вздором», то ли «непозволительной роскошью» («на которую нет времени»).
     Воровство как национальная идея. На фоне отсутствия внятной политической философии коррупция приобретает значение неформального норматива. Теперь уже не торгуют государственными интересами с внешними силами (это Путин перекрыл), государство делят внутри, «по-патриотически», «патриот» с «патриотом».
     Вакантное место национальной идеи заняла конкретная практика коррупции. В конце концов национальной идеей стала воровская идея.
     Отсутствие экономики. В России до сих пор нет экономики. Экономический рост есть, а экономики нет. Путин, по сути, национализировал монопольные инструменты продажи природных ресурсов, которые были в руках олигархов. Но полученные средства не были вложены в создание по-настоящему модернизированной конкурентоспособной экономики. Промышленность как была разрушена в 90-е, так и не поднялась. Чуть лучше обстоит дело в оборонно-промышленном комплексе, но и здесь сплошь и рядом патриотический пиар прикрывает собой хроническое недофинансирование разработок в прорывных технологиях.
     Вообще говоря, не может существовать экономического развития только в одной отдельно взятой отрасли – оборонной – без развития высоких технологий в общей структуре промышленности, реальных успехов только в военной сфере достичь невозможно.
     Путин много раз говорил о необходимости наукоградов и центров развития новых технологий, но за восемь лет ничего конкретного сделано не было.
     Отсутствие социальной политики. С патриотической точки зрения приверженность Путина либеральной экономической теории всегда была его существенным минусом. Все восемь лет экономический блок правительства возглавляли ультралибералы Кудрин, Греф, сейчас Набиуллина. Либерализм есть антитеза социальной ориентации, и поэтому для удовлетворения социальных ожиданий были придуманы национальные проекты, задуманные как пиар-сопровождение путинского преемника. Национальные проекты полезны, результаты их реализации весьма спорны, однако никакой внятной социальной стратегии – кроме популистских лозунгов и отдельных полезных, но несистематических шагов – нет.
     Раскол элит. Отсутствие национальной идеологии и расцвет коррупции автоматически порождают раскол элит на враждующие кланы. Эти кланы ведут между собой олигархические войны за те или иные лакомые куски собственности без использования политических и медийных ресурсов (парламент и СМИ жестко контролирует Кремль), но в остальном эти противоречия ничуть не сгладились. Несколько сменился состав игроков – кто-то был вытеснен, кто-то устранен. Появились новые силовые «патриотические» полуолигархи, но многие остались и с ельцинских времен. И они по-прежнему бьются друг с другом не на жизнь, а на смерть за шкурные интересы.
     Авторитет Путина они признавали по факту, но что будет с этим авторитетом дальше, сказать сложно – олигархи (и старые, и новые) слишком жесткие и алчные люди, чтобы действовать на основании моральных принципов. Стоит только Путину ослабеть, пересдача карт и перераспределение зон влияний начнутся немедленно.
     Слабость России в международной политике. Трезвый анализ действий Путина в международной сфере показывает, что при всей силовой риторике Путину не удалось решить в пользу России ни одного реально значимого геополитического вопроса (кроме сочинской Олимпиады, но это чистый пиар).
     На постсоветском пространстве Россия, несмотря на все усилия, провалила все, что могла. Антироссийский проамериканский режим в Грузии только укрепился. «Оранжевая революция» победила и подмяла под себя «партию Востока» (которая, в свою очередь, неоднократно предавала поддерживающую ее Москву). Союзное государство с Белоруссией так и осталось на бумаге.
     Несмотря на протесты Москвы и альтернативные предложения, американские объекты ПРО близки к размещению в Польше и Чехии. В Европе победили атлантисты (Саркози и Меркель). Независимость Косово американцы и европейцы признали, а наши протесты в ООН проигнорировали. Одним словом, никакого результативного сопротивления конкретным шагам по установлению однополярного мира Россия оказать не смогла. Энергетический потенциал России, которым Москва в последнее время так кичится, – это, конечно, реальность, но в современной мировой экономике финансовые и технологические рычаги значат гораздо больше, нежели природные ресурсы, поставляемые, как правило, странами «третьего мира».
     Картина роста российского влияния рождается из внутренней пропаганды, идущей навстречу психологическим потребностям россиян и из завышенной (столь же пропагандистской) оценки «русской угрозы» со стороны военных кругов США, оправдывающих таким образом повышение отчислений в военный бюджет.
     ООН все яснее доказывает свою бесполезность, и все усилия России призвать страны мира считаться с моралью в международных вопросах оказываются пустым звуком. В реальности в международных делах Россия, увы, мало на что влияет.
     Перечисленные выше пункты отражают критические замечания со стороны патриота-консерватора. Совершенно очевидно, что либералы-западники выдвинут совершенно иные – прямо противоположные – упреки (хотя кое в чем оценки могут и совпадать: отсутствие экономики и рост коррупции критикуют и они): наличие «авторитарных тенденций», «симуляцию демократических процедур», «ограничение свободы слова», «избирательные репрессии против некоторых представителей крупного частного бизнеса» и «бюрократическое рейдерство», «таинственная смерть Литвиненко» (и других фигурантов) и «испорченные отношения с Западом».
     Но и без либеральных аргументов непредвзятый обзор того состояния, в котором Путин ушел со своего поста, дает довольно мрачную картину. Эта картина выносит радикальный приговор тем силам, которые всерьез считают, что в стране «все в порядке» и «сохранение статус-кво» является единственной и главной задачей.
     Теперь о президенте Медведеве. Скажем честно, пока никто до конца не знает, какую политику он будет вести. Возможно, он сам еще не определился. Внешне он похож на либерала-западника, питерский «юрист». Психологи утверждают, что у него есть жесткая властная жилка, которая еще даст о себе знать.
     Как бы то ни было, это самый настоящий «кот в мешке». Его выбрали, потому что так повелел Путин. Путин мог повелеть все, что угодно.
     Но Путин передал Медведеву не роскошный отлаженный беспроблемный механизм, а не работающую как следует машину, о предназначении и даже названии которой можно только догадываться. Медведеву вручена страна над бездной. В самое ближайшее время ему придется столкнуться с жесткой реальностью – американцы называют это reality check.
     Сегодня Медведев выглядит как сторонник «статус-кво». Т.е. формально он наиболее неподходящий персонаж для управления государством в данный период. Не исключаю, что именно поэтому на нем остановился выбор. Но и сам Путин попал на высоты власти почти случайно, а оказался именно тем, что надо было России на данном этапе. Редко когда везет дважды. Но иногда везет.

     Нам необходима мобилизация. Нам необходимы воля, ум, решительность и жесткость верховной власти. Понимает ли это новый президент? Готов ли он к этому? Способен ли?
     Намерен ли он доделать за Путина седьмой подвиг? Собирается ли он вообще двигаться в этом направлении?
     Теперь самый главный вопрос: а сам-то Путин, выбравший столь сложный и запутанный сценарий продолжения своего курса, понимает остроту ситуации и серьезность назревшего в cтране кризиса?
     Медведев и даже Путин начинают все заново. И они, надо признать, свободны действовать как угодно. Но и народ свободен от обязательств перед Путиным. Проголосовав за «старые заслуги» за Путина (в лице преемника), он сделал это в последний раз. Лимит на позитивное сравнение путинского настоящего с ельцинским прошлым исчерпан. «Проклятые 90-е» скрылись за горизонтом. И очевидно, что вот-вот в глаза начнут бросаться только сегодняшние недостатки. Отдуваться за которые придется Медведеву (а путинской индульгенции за шесть подвигов у него нет). В чем-то ему не позавидуешь. Медведев же сам пусть определяется с политической философией.
     Понятно, что начинать надо почти с нуля, но политические циклы в России очень часто начинались с нуля, а реальной преемственности мы почти никогда не видели, так что этого бояться не стоит. Нет ничего более эфемерного, чем «стабильность» и «устойчивость», особенно в нашем случае. Так что не стоит заведомо исключать никакой сценарий.

Россия и коррупция: кто кого?

Граждане для порки

     Федеральная власть выстраивает оригинальный порядок управления городами и весями: за любые проделки и недоделки местного начальства бить рублем будут население. Хотя граждане большую часть своих руководителей не выбирают и спросить с них за плохую работу не могут.
     «Мы исходим из того, что российское государство – это демократия, а не средневековая деспотия», – так сказал наш президент на совещании в Горках по поводу нехватки начальственных кадров.
     А ведь и в самом деле, какой у нас нынче режим? Что не деспотия – согласен. Там правитель приказывает, а подчиненные подчиняются. У нас, конечно, сложнее. И даже правитель не один. Выходит, тогда демократия? А почему нет?
     В последние месяцы многое в государственном устройстве складывается как-то по-новому. Отчего бы и не сказать: по-демократически? Но демократия эта совершенно особая, гораздо занятнее устаревшей суверенной.
     Вот, скажем, самое демократическое из свежих начинаний – введение выборности сенаторов. Этими днями главный ее инициатор, спикер верхней платы Сергей Миронов, напомнил, что «законодательная инициатива о переходе к голосованию избирателей в регионах за своих членов Совета федерации находится в стадии доработки и будет готова к сентябрю». Конституцию менять не придется. По этому проекту, губернатор и местное собрание выдвинут по три кандидата, граждане свободно за них проголосуют, а губернатор и собрание делегируют в СФ тех двоих, которые соберут больше голосов.
     Демократия? Да. С одним нюансом. При демократии обычного образца граждане выбирают своих представителей. А тут получится – чужих. А именно – начальственных. Ведь по Конституции, той самой, которую не придется менять, каждый субъект федерации направляет в верхнюю палату двух сенаторов: «по одному от представительного и исполнительного органов государственной власти» (ст. 95).
     Иначе говоря, выберут сенаторов, если так будет решено, рядовые граждане, однако эти избранники станут представлять вовсе не интересы своих избирателей, а интересы «представительного и исполнительного органов государственной власти».
     Жителям регионов предложено исполнить роль юных помощников собственных губернаторов и спикеров. Право избирать без права получить ответственных перед собою избранников – это довольно необычное политическое ноу-хау, никого почему-то у нас не удивляющее.
     Да и чему удивляться, если дальше по цепочке все еще гораздо страннее. Если избранный народом сенатор представляет в верхней палате не народ, а своего губернатора, то кого представляет сам губернатор?
     «Президента», – скажете вы, наверное, ведь губернаторов с некоторых пор выдвигает и смещает президент. А политически более подкованный собеседник добавит, что переход Путина в премьеры совпал с появлением у правительства множества честных способов воздействия на региональных глав. Поэтому ниток, за которые дергают, сейчас несколько. Но все спускаются сверху.
     Это и так, и не так. Обратимся опять к материалам совещания в Горках. Вот те хрестоматийные слова Медведева, которые не всегда цитируют до конца: «Мы каждый раз ломаем голову по поводу того, как найти подходящие кадры для замещения высших должностей в субъектах федерации. И этим нам нужно озаботиться вместе, конечно, с нашими коллегами из регионов».
     Для президента самоочевидно, что губернаторов подыскивают в Москве. Но, как либерал и как юрист, он не забывает и о «коллегах из регионов».
     О ком тут речь? Ясно, что рядовые граждане в «коллеги» набиваться не станут, да никто их и не позовет. «Коллеги» – это местные верхушки. Например, депутаты региональных собраний, которым голосовать за спускаемые сверху губернаторские кандидатуры.
     Их роль в губернаторских избраниях точно такая же, как предполагаемая роль простонародья в избрании сенаторов. Губернатора депутаты, конечно, выберут, никто у них этого права не отберет. А может, чем черт не шутит, его даже и расширят: станут предлагать на свободное рассмотрение не одного кандидата, а двоих-троих разом. Но, кто бы ни стал их избранником, отвечать-то он все равно будет не перед ними, а перед Москвой.
     Эти две не связанные друг с другом лестницы – лестницу избраний (снизу вверх) и лестницу подчинений (сверху вниз), которые сейчас готовы только вчерне, – нетрудно довести до логического завершения. И такие мысли в руководящих головах, похоже, бродят.
     Но никакая система не бывает гармоничной, если в ней нет подсистемы выявления и наказания виновных. Ведь если все решения идут сверху, а низы хоть и выбирают, но никогда ничего не решают, то и ответственность за любые ошибки автоматически ложится на верхи. А кто ж их будет наказывать?
     Но выход возможен и уже найден.
     Во-первых, вполне допустимо наказывать тех начальствующих лиц, которые не в системе или стоят в ней только одной ногой. В первую очередь, муниципальных мэров, которые в большинстве пока еще по старинке выбираются народом.
     Чтобы оценить масштабы, в которых это делается, ограничимся только главами региональных столиц. Вот неполный список таких столиц, где за последние пару лет мэры арестовывались, или под угрозой ареста слагали полномочия, или же ударялись в бега, или просто становились фигурантами серьезных дел, будучи при исполнении обязанностей либо после окончания таковых: Архангельск, Владивосток (репрессированы два мэра), Волгоград, Тамбов, Тверь, Томск, Саратов, Ставрополь, Элиста.
     Профессия выборного мэра явно одна из самых рискованных в стране. То, что он народный избранник, ему только в минус. Даже с каким-нибудь вольным, неорганизованным бизнесменом и то обходятся аккуратнее.
     Из предъявляемых обвинений можно составить кодекс. Их убедительность – от нулевой до почти стопроцентной. Общий знаменатель для всего этого разнообразия: выборным мэром быть немодно, а какие-то обеспечивающие безопасность правила поведения хоть и существуют, но не ясны и часто меняются. То ли дело служить федеральным министром или губернатором. Они в системе. Уровень их святости, конечно, ничуть не выше, но их грехи взвешиваются совсем на других весах.
     Впрочем, мэры – не самый надежный громоотвод. Их выборность – архаизм, понемногу уходящий в прошлое, их запас ограничен, да и доля людей системных, стопроцентно вписавшихся в вертикаль, все время растет и в этой группе населения. Поэтому, когда нужно кого-нибудь наказать за начальственные промашки, не обойтись без народа. Пусть отвечает по всей строгости.
     Вот, например, выдержка из «Концепции совершенствования региональной политики». Концепция составлена в Минрегионе, одобрена в июне общественным советом, состоящем при этом ведомстве, и близка к тому, чтобы стать руководством к действию.
     Язык специфический, но наберитесь терпения и вникните: «Использование органами государственной власти субъектов Российской Федерации субсидий из федерального бюджета должно быть направлено на достижение общефедеральных целей… Ключевое значение приобретает определение в качестве условий предоставления субсидий обязательств органов государственной власти субъектов Российской Федерации… При этом необходимо предусмотреть безусловное применение санкций за неисполнение таких обязательств и недостижение заданных показателей… развития региона… в форме сокращения объемов субсидий или полного прекращения их предоставления…»
     Итак, назначенный федеральными властями губернатор получает от федеральных же властей некие деньги, обязавшись перед ними же отчитаться по составленному ими же какому-то там списку показателей. Деньги выписываются, и часть их перепадает местным жителям.
     Потом губернатор приезжает в Москву с отчетом, и там то ли красноречие ему изменяет, то ли недруги нашептывают клевету в начальственное ухо, то ли в регионе и в самом деле не все оказывается в порядке, но отчет ему бракуют. Кого за это накажут? Тех, кто приложил руку к назначению растяпы-губернатора – президента, президентскую администрацию, премьера, Минрегион? Смеетесь! Может, хоть самого губернатора? Не обязательно. В концепции дальше дается понять, что никакого автоматического выражения недоверия губернатору из этого не вытекает. Ему вполне могут дать шанс исправиться.
     А вот что произойдет немедленно, так это «сокращение объемов или полное прекращение предоставления субсидий». То есть
     за губернаторские провинности будут оштрафованы рядовые жители, которые этого губернатора не выбирали и призывать его к отчету не уполномочены.
     Что ж, у всякой демократии свои теневые стороны.
     Скажете, это ведь всего только концепция, проект? Так вот нет. Это уже практика. Причем охватившая лучшие наши ведомства, руководимые такими же продвинутыми администраторами, как и козаковский Минрегион.
     Вот из совсем недавнего доклада Татьяны Голиковой на президиуме правительства: «Нами предложено в 2008 году принципиально изменить методологию предоставления финансовой помощи из средств Фонда обязательного медицинского страхования… Мы предлагаем стимулирующую часть направлять тем субъектам Российской Федерации, которые достигли лучших показателей общей смертности, младенческой смертности, первичного выхода на инвалидность… Эти субъекты… если они достигли позитивных показателей, будут получать дополнительную финансовую помощь на развитие здравоохранения…»
     Это будет сделано уже в нынешнем году. Прогрессивное такое начинание.
     Если, допустим, медицинские чиновники, назначенные ведомством г-жи Голиковой, под водительством губернатора, назначенного президентом, уменьшили в регионе младенческую смертность, то ведомство выдаст денег, чтоб уменьшали и дальше. А вот если нет, то добавочных денег не будет.
     В смысле, не для чиновников и не для губернатора, а для местных младенцев.
     Или еще более свежая новость из Министерства финансов. Этой осенью Минфин по конкурсу отберет 10 субъектов федерации и 10 муниципалитетов с самыми складными программами по улучшению качества своего финансового управления. Каждый субъект-победитель получит премию до 100 миллионов рублей, а муниципалитет – до 40 миллионов. Ну а дальше на эти деньги пусть улучшают управление на радость собственным жителям.
     Что касается муниципалитетов, то граждане вроде как сами их выбирали. Пусть и отвечают за их умение или неумение вытащить из Минфина деньги. Но причем здесь субъекты федерации?
     Охотно верю, что большинство губернаторов и назначенных ими финансистов хорошо управляют только личными своими финансами, но уж никак не общественными. Однако в премиях откажут не им, а регионам. То есть рядовым жителям.
     Интересный, согласитесь, порядок выстраивается руками прогрессивно мыслящей части нашего руководства: бить рублем рядовых граждан за любые проделки и недоделки независимого от них начальства.
     Кстати, зачем ограничиваться одними только денежными наказаниями? Помните персонаж Марка Твена – мальчика для порки? Хоть и иностранный опыт, но очень уж подходящий для внедрения в демократическую систему нашего образца.

Круговорот силовиков и юристов

     Состав элит в окружении Владимира Путина и Дмитрия Медведева медленно меняется, утверждают социологи. Путинские «силовики» постепенно перетекают в правительство, «юристы» и «бизнесмены» – в администрацию президента. Кроме того, чиновники утеряли моду на показную ученость.
     Президент Дмитрий Медведев не успел еще сформировать свою команду – в основном он сотрудничает с командой своего предшественника Владимира Путина. Таковы выводы представленного в среду исследования «Мониторинг российской политической элиты», проведенного центром изучения элиты Института социологии РАН под руководством доктора социологических наук Ольги Крыштановской.
     Более 80% сотрудников администрации президента и более 70% сотрудников правительства составляют чиновники, назначенные еще во время президентства Путина. Как напомнила Крыштановская, Медведев ввел двух своих ставленников в правительство и столько же в АП.
     «Пока он находится в недрах номенклатуры Путина. Потому когда звучат предположения о конфликте между Путиным и Медведевым, мне хочется задать вопрос: а Медведев такой недальновидный, что будет выступать против своего наставника, не имея собственной команды? Сейчас президент не может ни страной управлять, ни реформы проводить», – пояснила Крыштановская.
     Кроме того, полагают авторы исследования, Медведев оказался заложником своего положения преемника. «Любое самостоятельное начинание Медведева может быть воспринято как шаги против Путина. Например, занялся новый президент коррупцией, а кто-то интерпретирует это так, что он указывает на коррупцию, которая процветала при Путине, то есть борется против своего наставника», – считает Крыштановская. – Скорее всего, дело в том, что Путин просто отошел в сторонку, чтобы дать возможность молодому соратнику сделать что-то в тех сферах, в которых тот компетентен. А не всем это нравится».
     Впрочем, как напомнила социолог, Путин после первого избрания в 2000 году завершил формирование своей команды только в 2003 году.
     В целом ее состав не изменился, и именно она занимает сейчас руководящие посты. Именно при Путине во власти появилось огромное количество выходцев из силовых и правоохранительных органов.
     В администрации президента в 2007 году более 66% сотрудников – выходцы из силовых и правоохранительных органов, 37% из них работали конкретно в спецслужбах (ФСБ и структурах на ее базе). В администрации Медведева первый показатель сократился до 62%, из которых 33% – выходцы из ФСБ и других структур. В правительстве, наоборот, сейчас появилось много бывших сотрудников силовых органов – 52% в 2008 году против 37% в 2007 году.
     «Это говорит о том, что Путин – центр команды силовиков. Медведев же больше ориентируется на другие группы, в частности, юристов», – пояснила Крыштановская.
     Еще одной значительной группой, на которую опирался Путин, были бизнесмены. В администрации бывшего президента работали 29,4% людей, имевших опыт работы в экономических структурах. С приходом в Кремль Медведева этот показатель еще вырос – до 35%.
     Другой особенностью президентства Путина стало появление немалого количества чиновников в советах директоров компаний с участием государственного капитала. «Только 6% членов советов директоров – не чиновники», – уточнила социолог. По ее данным, 73,6% – это чиновники в ранге министров, их замов и других сотрудников ведомств. Некоторые из этих людей входят в совет директоров не одной компании, а сразу нескольких – есть и такие, кто влияет на управление 25 компаний (замруководителя Росимущества Глеб Никитин). Из числа чиновников, участвующих в бизнесе, 27% – выходцы из силовых органов и 8% – из администрации президента.
     При новом президенте появляется новая тенденция в образовании чиновников. «При Путине впервые 100% чиновников высших органов власти стали обладателями высшего образования», – рассказала Крыштановская. При этом явно была мода на получение второго высшего образования, в первую очередь так называемого политического, а также немалое число чиновников обладало учеными степенями – этим могли похвастаться по 40% как в АП, так и в правительстве. «Это было модно», – комментирует эксперт. Сейчас, отметила социолог, ситуация изменилась, и количество чиновников с ученой степенью начало сокращаться.

'Чингисхан был терпимым к чужому мнению'

     В своем монументальном фильме 'Монгол' Сергей Бодров повествует о восхождении и падении Чингисхана. В интервью SPIEGEL ONLINE режиссер объясняет, что он особенно ценит в своем жестоком главном герое, и какие исторические личности для него являются настоящими преступниками.

     SPIEGEL ONLINE: Почему Вы избрали героем своей картины одного из самых жестоких тиранов в истории?
     Сергей Бодров: Сейчас мне вспоминаются учебники советского времени. Тогда мы считали монголов варварами и перекладывали на них ответственность за все несчастья России. В конец концов, мы четыре столетия находились под их игом. Но это односторонний подход. Чингисхан объединил свой народ, он дал монголам законы, отменил пытки и рабство, и он был терпимым к чужому мнению.

     SPIEGEL ONLINE: Что, простите? Он же тысячи людей отправил на казнь.
     Бодров: Но он не принуждал другие порабощенные им народы перенимать стиль жизни монголов. Его окружали христиане, мусульмане, буддисты, шаманы. Монголы терпимо относились к церкви в России и освобождали ее от уплаты дани. Точно также они вели себя по отношению к таоистским монастырям в Китае. Чингисхан является героем в Азии, но в России и в Европе он – 'темная личность'. Это противоречие меня всегда интересовало.

     SPIEGEL ONLINE: Это урок для современной России?
     Бодров: Для меня было важно снять фильм о человеке с 'раскосыми глазами'. Я предостерегают от демонизации иностранцев. В Россию люди умирают из-за того, что они другой расы, суды присяжных оправдывают скинхедов. Политика разжигает ненависть к людям другой национальности, а общество молчит. Вот чему я предъявляю обвинения. Но я снял 'Монгола' для всего мира.

     SPIEGEL ONLINE: Может ли немецкая публика также чему-то научится?
     Бодров: Да. Это лицемерие постоянно демонизировать образ того, кто жил 800 лет назад. 20 век был самым жестоким в истории. Гитлеровский фашизм, сталинские Гулаги, две мировые войны, атомная бомба.

     SPIEGEL ONLINE: В 'Монголе' Вы также рассказываете захватывающую историю любви. Но у Чингисхана был целый гарем, и он приказывал убивать самых близких своих друзей. Не слишком ли Вы его идеализируете?
     Бодров: Прежде всего, я показываю его детство. Он не был рожден монстром. Я даю ему человеческое лицо. Не забывайте, что его портрет рисовали те, кого он победил. Тогда монголы не умели писать, а побежденные не были заинтересованы в том, что запечатлеть в истории свою слабость и плохую организацию.

     SPIEGEL ONLINE: На какие источники Вы опираетесь?
     Бодров: На историков и на древнее монгольское стихотворение, которое появилось через 50 лет после его смерти, и которое только 100 лет назад было обнаружено в китайских рукописях.

     SPIEGEL ONLINE: Как в Монголии приняли Ваш фильм?
     Бодров: Пока страна семь десятилетий являлась государством-сателлитом Советского Союза, имя Чингисхана даже нельзя было упоминать. Теперь его имя украшает гостиницы, рестораны, этикетки водочных бутылок и денежные купюры. Там он – бог. Как можно снять фильм про бога, чтобы все остались довольны? Спросите об этом Мартина Скорсезе (Martin Scorsese). Его фильм об Иисусе тоже вызвал скандал.

     SPIEGEL ONLINE: А что именно не понравилось монголам в Вашем фильме?
     Бодров: То, что Чингисхан был показан рабом и предполагаемым отцом двух детей, которые в действительности были рождены от других отцов.

     SPIEGEL ONLINE: В России Вас упрекают в недостаточном патриотизме?
     Бодров: К этому я уже привык. После моего фильма 'Кавказский пленник' меня ругали, называя другом чеченского народа. При этом я лишь поднял тему конфликта, который продолжается столетиями, о котором еще Лев Толстой писал. Я считаю, что такой великий народ как русский ответственен перед маленьким народом, каким является чеченский народ, за то, чтобы в конечном итоге было найдено мирное решение конфликта. Патриот любит свою страну и поэтому разоблачает недостатки. Точно также как это делали Пушкин, Толстой и Солженицын. Сегодня не так много людей, которые осмеливаются это делать, и у них нет для этого площадки за исключением одной радиостанции и нескольких газет.

     SPIEGEL ONLINE: Что Вы чувствуете, когда Вы возвращаетесь на свою родину в Россию из Вашего американского дома в Винес Бич (Venice Beach)?
     Бодров: Все говорят о Москве, какая она богатая и динамичная, также и мои друзья. В Москве больше миллиардеров, чем в Нью-Йорке. Но бедность не исчезла из России. Напротив, пропасть между бедными и богатыми растет. Супербогатые строят безвкусные дворцы, а в провинции дети умирают в больницах, поскольку там не хватает оборудования и лекарств. Это позор для нашей страны. Однако все наслаждаются тем, что мы, наконец, снова сильны. Я очень хотел бы быть оптимистом, но я боюсь, что пройдет жизнь еще двух поколений, прежде чем обстоятельства улучшатся.

     SPIEGEL ONLINE: Ваш фильм имел успех в России?
     Бодров: Да, большой. Он собрал больше шести миллионов долларов, на фестивале в Москве он выиграл шесть премий, и премьера в Санкт-Петербурге привлекла большое внимание. Там мы предложили зрителям сделать анализ ДНК. Ведь каждый 200-ый человек на земле генетический родственник Чингисхану. И мы действительно нашли одного, кто является далеким предком Чингисхана. Возможно, нам нужно сделать то же самое в Германии во время премьеры в Гамбурге (смеется).

     SPIEGEL ONLINE: Уже было несколько фильмов о Чингисхане. Ваш фильм лучше?
     Бодров: По меньшей мере, две американские ленты с Джоном Уэйном (John Wayne) и Омаром Шарифом (Omar Sharif) сегодня смотрятся довольно комично. Попытки японских и китайских кинематографистов также не были удачными. Мы снимали три года, в фильм вошли монументальные кадры пейзажей в Монголии, много сцен, снятых на Севере Китая и в Казахстане, вся территория великой империи, завоеванной Чингисханом. В Монголии мы встречались с главным шаманом, чтобы получить благословение богов на реализацию нашего проекта. Возможно, это помогло.

     SPIEGEL ONLINE: Вы еще и суеверны?
     Бодров: Нет, но это действует: если ты в Риме, веди себя как римлянин. Если ты снимаешь фильм о Монголии, то нужно приспособиться к этой культуре, и самому немного нужно стать монголом. Именно поэтому я пригласил сниматься в фильме в основном монгольских артистов, и оригинальным языком картины стал монгольский. В Германии можно будет посмотреть картину с субтитрами.

     SPIEGEL ONLINE: Когда мы сможем увидеть вторую и третью часть трилогии о Чингисхане?
     Бодров: Для этого нам не понадобится еще четыре года. Третью часть буду снимать я сам, вторую предложу снять Тому Тикверу (Tom Tykwer).

     SPIEGEL ONLINE: Вы такого высокого мнения о немецком кино?
     Бодров: Во всяком случая я работал с немецкими продюсерами, у меня была художница по костюмам из Гамбурга и 20% денег из Германии. Мне нравятся фильма, например, 'Жизнь других' ('Das Leben der Anderen') Флориана Хенкель фон Доннерсмарка (Florian Henkel von Donnersmarck). Но меня удивляет, что подобных фильмов не так много. Возможно, поэтому показательным является то, что Доннерсмарк теперь работает в Голливуде.

     SPIEGEL ONLINE: Что изменилось в российском кино со времен Советского Союза?
     Бодров: Цензуры больше нет, но, несмотря на это многие тоскуют по старым временам. Тогда деньги давало государство. Сегодня об этом нужно заботиться самому. В Америке кино в первую очередь – это индустрия, в Европе большее значение придается авторскому кино. Россия еще ищет свой путь. Это как в политике.

     SPIEGEL ONLINE: Какие параллели Вы видите?
     Бодров: Были диссиденты, например Андрей Сахаров. Но Россия в действительности не завоевывала свою свободу. Свобода досталась нам как бы даром после распада Советского Союза. И поэтому мы также быстро снова можем от нее отказаться. Время свободы слова подходит к концу.
     Интервью провели Матиас Шепп и Владимир Пылев