308. Операция «Преемник»

В гостях у каски

Владимир Путин рассказал шахтерам о мировых экономических проблемах

     Шахтеры нашей страны в отличие от нефтяников или буровиков, так уж сложилось исторически, могут позволить себе больше. То, что у иных на уме, у них – на языке. В чем до сих пор далекий от личных встреч с «политическими бунтарями» Владимир Путин вполне мог убедиться, нанеся вчера визит в Новокузнецк – сердце отечественной угольной промышленности.
     Во времена демократии президента Ельцина шахтеры буквально диктовали свою волю: либо защищая эту демократию под трехцветным флагом, либо защищая свою зарплату, сидя на рельсах или стуча касками на Горбатом мосту перед Домом правительства. Во времена премьера Путина шахтеры для заявления своей позиции собрались вчера в заводской столовой родной шахты «Полосухинская». Они сели кружком, а внутри круга стояло кресло-вертушка, предназначавшееся для премьер-министра.
     Атмосфера была хотя и привычная, почти советская, но в чем-то по стилю напоминающая американские телестудии. Владимир Путин чувствовал себя буквально как рыба в воде. Он довольно быстро реагировал на вопросы и нисколько не смущался своей роли то ли ведущего, то ли модератора, то ли наставника всех россиян.
     В общем, утро получалось интерактивным, насыщенным, и премьер Путин с удовольствием ввел разъяснительную работу в духе «какая гадость этот ваш мировой кризис и сколько бед он наделал нашему народу». «Все задают вопрос в связи с кризисом: что происходит и каковы перспективы?» – внимательно посмотрел он на аудиторию и сообщил, что ответа пока ни у кого нет. Далее последовали очевидные пояснения. «В рыночной экономике есть плюсы, – сообщил премьер, – но есть и минусы. Как правило, они связаны с перепроизводством. Никто не считает потребности, и тогда в той или иной отрасли происходит затоваривание рынка. Я уже говорил в Давосе (на Всемирном экономическом форуме в январе 2009 года. – Ред.), что сегодня все кризисные явления сошлись в одной точке и это похоже на идеальный шторм», – сказал г-н Путин.
     Шахтеры до поры до времени молчали, чинно выслушивая монолог премьера, который, с одной стороны, успокаивал, с другой – давал поводы к печали.
     «В развитых экономиках в 2009 году кризис будет развиваться. И значит, не будет прежней востребованности наших товаров, – намекнул премьер шахтерам на неизбежность сокращения российского экспорта, включая, возможно, и уголь. – Но у нашей страны есть возможность пройти кризис с наименьшими потерями». Он даже заявил: «Весь антикризисный пакет России у нас больше, чем в других странах. В Японии он составляет 2% ВВП, у нас – 4% ВВП. А если уж поскрести по сусекам (имеется в виду поддержка не только реального сектора, но и банковской системы. – Ред.) то и все 12% наберем, – подсчитал Владимир Путин. «Наши госгарантии (под кредиты реальному сектору. – Ред.) – это реальные деньги. Иначе это не госгарантии, а болтовня», – твердо, по-мужски заверил он шахтеров. И пообещал им, что угольные предприятия точно значатся в списках стратегических, хотя уточнять названия шахт не стал.
     О том, с чем сегодня, во время кризиса, столкнулись шахтеры, Владимиру Путину поведал бригадир знаменитой шахты «Распадская» Николай Сыров: «Добыча угля у нас упала в три раза. Зарплата сокращена на 40%. А теперь и рабочая неделя уменьшилась до четырех дней. Мы закупили самое современное оборудование, но оно простаивает. Скоро шахта встанет на колени». Премьер Путин вопросительно посмотрел на шахтера Сырова. «Мы хотели бы помощи», – ответил тот на немой вопрос.
     Руководители шахты «Порлосухинская», где проходила встреча, в разговоре с корреспондентом «Времени новостей» высказали уверенность, что еще год их предприятие может продержаться на кредитах под 20% в Сбербанке, но не дольше.
     Однако Владимир Путин не стал обещать шахтерам невозможного. «Мы не можем западных потребителей заставить покупать наш продукт», – признался он и привел в пример европейских автопромышленников, которые сегодня снизили закупки российской стали на 30-40%. А также Украину, которая законтрактовала наш газ, но полностью его не забирает. «Мы могли бы их штрафовать, – сообщил российский премьер. – Однако Украина находится в предбанкротном состоянии, нельзя на партнера давить».
     Перспективу премьер описал откровенно: «Нужно ждать восстановления мировой экономики». Он рассказал шахтерам, что даже в самом Белом доме были инициаторы закупки металла в госрезерв, но г-н Путин счел такую антикризисную меру невозможной. Еще более популярная идея, как сообщил премьер, – потратить весь резервный фонд сразу. «Это как в семье. Все потратив, надо идти занимать. Считаю, надо действовать аккуратно», – пояснил г-н Путин свою позицию.
     Шахтеры, не стесняясь, говорили, что считают свой труд особым, потому что он опасен и тяжел. И хотят за него получать соответственно, уж как минимум достойную пенсию. Но премьер назвал путь обособления пенсии шахтеров на уровне западноевропейских стран маловероятным. Отказал он и в снижении тарифов на грузовые железнодорожные перевозки, заявив, что и так их рост в начале года был минимален – 5% вместо запланированных 14. «Дальнейшее снижение считается нецелесообразным и даже опасным», – добавил премьер.
     «Уголь дешевеет, а электроэнергия растет, где логика?» – логично спросили шахтеры у российского премьера. «Хороший вопрос, надо пристальнее посмотреть на электроэнергетику». На том и разошлись с миром. Шахтеры без западных пенсий, а премьер Путин не только без острого словца в спину, но как звезда национального масштаба, раздав напоследок десятка два автографов – так был востребован.
     С шахты г-н Путин по приглашению одного из горняков отправился в путешествие по жилым баракам. Печальное зрелище по сценарию компенсировалось тем, что данные конкретные люди не в очень отдаленном будущем имеют шанс перебраться в новое жилье, которое также было продемонстрировано премьеру и будущим счастливчикам.
     Вторую половину дня Владимир Путин провел, решая проблемы регионов в целом. В Новокузнецк он вывез чуть ли не половину своего кабинета, финансово-экономический блок целиком. Секрет такого живого интереса был прост: все они члены правительственной комиссии по вопросам регионального развития, которую сам г-н Путин и возглавляет. Здесь же рядком сидели и губернаторы. Им премьер адресовал новые подходы к распределению бюджетной помощи в кризисных условиях. «Ваши доходы и наши доходы существенно сократятся. А потому надо в новых условиях по-новому подходить к практике предоставления дотаций», – сказал он. «Дополнительная помощь будет выделяться только тем регионам, которые исполняют полностью все свои социальные обязательства. Поддерживают платежеспособность муниципалитетов, не допускают неплатежей в экономике».
     Премьер также предложил лелеять инвесторов, которые, по его словам, «не должны встречаться с чиновничьим равнодушием или, что еще хуже, самодурством».

Медведев сделал ставку на казаков

Вчера в подмосковных Горках президент провел встречу с казаками. 12 атаманов приехали, чтобы обсудить с главой государства проблемы казачества в России

     – Казаки всегда играли важную роль в становлении нашей государственности: служили верой и правдой, открывали Сибирь, Дальний Восток, закладывали новые города, развивали экономику страны, – припомнил историю Медведев и отметил, что казаки были одними из первых, кто протянул руку помощи Южной Осетии.
     – И сегодня не самая простая ситуация: экономический кризис, конечно, отражается на настроениях людей, молодежи. Работа с молодежью – один из приоритетов. И в этом плане мы на вас очень рассчитываем, – заявил президент.

     Казаки обещали не подвести. Медведев также сообщил, что присвоил звание казачьего генерала атаману Кубанского войскового казачьего общества Николаю Долуде. И вручил ему генеральские погоны.
     – Спасибо за доверие! Служу России, Кубани и казачеству! – ответил атаман.

Проданное поколение

Социализм возвращается в Европу в чалме и не нуждается в европейской культуре

     Отправной точкой платоновской концепции идеального государства является простое положение. Некто утверждает, что несправедливый человек живет лучше, нежели справедливый, и получает больше практической выгоды. Собеседник спрашивает, как обстоит дело с государством? Будет ли какой-либо народ, или войско, или даже разбойники успешны в своих делах, если эти люди будут несправедливо относиться друг к другу? Выясняется, что нет, это невозможно. Следовательно, надо учредить справедливые отношения внутри общества, если хочешь добиться успеха.
     Но возможно ли создать общество, которое будет следовать справедливости внутри себя – и при этом заниматься разбоем? Такое представить затруднительно. Ergo: надежный способ не быть разбойниками – это руководствоваться справедливостью внутри собственного общества.
     Положим, в планы цивилизованного общества никогда не входило намерение воздержаться от разбоя. Но добиться успеха – хотя бы даже и в грабежах – государство, несомненно, хотело.
     Успеха больше нет. Конструкция, которой сулили жизнь вечную, рассыпалась за три месяца. И это потому, что внутри государства, которое именовало себя свободным и прогрессивным, отношения между людьми были несправедливыми. Когда упоминают туманные причины распада: кризис финансовой системы, спад производства, неразумно устроенную экономику – все это говорится, вместо того чтобы назвать главную причину: вранье.

Реклама как идеология
     Империя гибнет не от атак готов, не потому, что обесценились динарии, – империя гибнет от вранья. Так Советская империя – непобедимая, пока народ жил единой волей, рассыпалась в прах, когда энтузиазм подменили соглашательством, когда условием карьеры стало вранье. В сказанном не содержится ностальгии по брежневскому времени. Тогда врали много, однако переживали, будучи пойманы на лжи. Сегодня вранье проходит по ведомству рекламы, его перестали стесняться. В пору советской власти сетовали на двоемыслие: граждане думали одно, говорили другое. Мы превзошли достижения советской власти – теперь мы верим в то, что противоречит нашим знаниям.
     Мы знаем, что российский климат суров, однако говорят, что Россия станет Европой, и мы верим, что вдоль Тверской вырастут эвкалипты. Мы знаем, что депутат парламента – бывший уголовник, но его предложения сулят государству прибыль и кредиты, значит, он честный человек. Мы знаем, что светский лев – прохвост и дурак, но он вращается среди людей, распоряжающихся финансовыми потоками, значит, он человек интересный. Мы знаем, что страной управляют офицеры КГБ, но нам сулят благополучие, а значит, КГБ не такой уж плохой институт, как о нем рассказывали. Мы знаем, что художник, рисующий точки и полоски, не особенно интересен, однако художник успешен на рынке – следовательно, он хороший художник. Перечень можно продолжать бесконечно.
     Мы все соглашались с этой удивительной логикой, поскольку главным критерием истины являлись деньги, а деньги добываются рекламой. Общей идеологии нет, идеала нет, веры в светском государстве нет – что же и связывало нас всех, как не реклама?
     И вдруг выяснилось, что последней опоры бытия – денег – ее нет тоже. Поскольку никто никому не обещал солидарности во имя общей цели, никаких взаимных обязательств нет в помине. Разве имеется у нас хоть какое-то общее дело, за которое мы бы пошли на лишения, плечом к плечу – и даром? У нас даже общего языка – и то нет. Где ремарки и хемингуэи, где олдингтоны и пикассо проданного поколения? Долгие годы обществом двигала реклама – что делать, если нечего рекламировать? Если появится плакат «Ты записался в добровольцы?», то затруднительно будет ответить, на какое дело зовут добровольцев.
     За что бороться? Наши отцы шли в бой, чтобы отстоять Родину. И кажется, сегодня сызнова пришла пора, одно мешает: неясно – за какую именно Родину бороться? За ту ли, что у части общества воплощена в офшорах, или за убитую деревню? За демократию побороться, как двадцать лет назад? Но чтобы бороться за демократию, надо иметь хоть одного демократа в качестве образца для подражания, за демократию хорошо бороться плечом к плечу с Сахаровым. А плечом к плечу с демократами-государственниками, продуктом последнего десятилетия, не хочется ни за что бороться. Может быть, побороться за капитализм? Сплотились же некогда люди, чтобы бороться за свободный рынок и против отвратной уравниловки. Помните рекламный слоган тех лет? «Что нам выбрать: обеспеченную жизнь в правовом государстве или бедную жизнь в казарме?» Никто нам не сказал: жизнь бывает обеспеченной, только если ее кто-то обеспечивает. А если ее обеспечивает вор, то фарт быстро кончится.
     Может быть, следует бороться за общество себе подобных, отстаивать родовой закон самосохранения? Но как бороться за общество, если нет общества? Невозможно вообразить, что сегодня, в условиях общей беды, кто-то станет работать бесплатно, чтобы помочь неизвестным товарищам («Мы можем уйти часа в два, но мы уйдем поздно: нашим товарищам наши дрова нужны – товарищи мерзнут»). Если бы Россия руководствовалась этим принципом: согреть далеких товарищей бескорыстно, то никаких локальных конфликтов на пути газопровода бы не наблюдалось. И разве где-то в просвещенном мире дело обстоит иначе? Рыбаки Ла-Рошели блокируют выход из порта, чтобы снизили пошлину на улов, а работники «Люфтганзы» останавливают рейсы, чтобы зарплату подняли на 15%, но решительно ничто не связывает французского рыбака и немецкого диспетчера – у них нет никакого общего дела. Еще вчера говорили о едином европейском доме, оказалось, что в этом доме товарищей среди соседей нет. Европейская единая валюта есть – а европейского дома нет. Это худшая из коммунальных квартир, никакому Зощенко не изобразить общую европейскую кухню, где лидеры просвещенных государств собачатся из-за кастрюлек и лупят друг друга сковородками.
     В цивилизованный мир пришла беда – но поражает не сама беда, а отсутствие общественной реакции. Невнятно, невпопад, вполголоса – и что тут, собственно, скажешь? Тишина наступила потому, что этот мир уже мертв – он выхолощен, ему нечего защищать и нечего оплакивать.

Закрытая корпорация как – мотор открытого общества
     Впрочем, сказать, что никакого общего дела нет вообще, – было бы несправедливо. Наши отцы летали в космос, прокладывали дороги, внедряли общее среднее образование и бесплатную медицину. Но и нам есть чем козырнуть: мы создали огромные корпорации. Это и есть предмет нашей общей гордости – отечественные корпорации! Было время, печальные годы смуты, когда на русских смотрели пренебрежительно за рубежом, – не то теперь. Говоришь: я русский, и к тебе со всем уважением – а вдруг ты менеджер «Газпрома». Капитализация «Газпрома» составляет… – и здесь обыватель жмурится от удовольствия: до того огромны цифры. Некогда мы смеялись над нелепой советской идеологией: голый зад прикрыть нечем, а балетом хвастаемся. Однако противоречия между голым задом и капитализацией «Газпрома» не обнаружено.
     Действительно, это не самое вопиющее противоречие. Главным парадоксом социального строительства являлось то, что мы строили т.н. «открытое общество» методом построения закрытых корпораций. И это – с точки зрения нормальной логики – поразительно.
     Вообще говоря, корпорация – это совершенная тоталитарная модель, с жесткой иерархией, с принципиальным делением на страты, с закрытой информацией, с беспрекословным подчинением авторитетам, с немедленным наказанием за инакомыслие. Корпорация есть наиболее последовательное выражение того самого платоновского государства, которым адепты открытого общества пугали сограждан. Некогда прекраснодушный мыслитель Карл Поппер написал книгу «Открытое общество и его враги», в которой противопоставил тоталитарные модели бытия (платоновскую республику, Марксов коммунизм) – свободному открытому обществу равных. Руководствуясь этой дихотомией, мы и шли на баррикады. История куда изощреннее дихотомии: мотором гражданского общества является закрытая тоталитарная модель – платоновское государство оказалось встроено внутрь открытого общества. Сотни таких платоновских государств (банков, концернов, трастов, фондов) и составляют конгломерат, который именуется сегодня открытым обществом.
     В каждом отдельном случае платоновский принцип контроля соблюден: внутри ограниченного коллектива властвуют учредители локальных законов, их охраняют «стражи», их обслуживают ангажированные «поэты», на них работает довольный подачками народ. Некогда мы все издевались над этой рабской конструкцией. Но то, что огромный холдинг подобных корпораций стал называться открытым обществом, – ни у кого насмешки не вызывает.
     Гражданину представили общество как систему взаимосвязанных корпораций – в одни он допущен как служащий, в другие он попадает, если нуждаются в его голосе. Гражданину объясняют, что государство – это тоже своего рода корпорация, и в ней он имеет акции наряду с миллионами избирателей. А нефтяная промышленность – это корпорация иная, там он права голоса не имеет. Трудно вообразить, что гражданин на правах избирателя посоветует директору банка изменить политику, – самый прекраснодушный демократ до этого не додумался.
     Очевидно, что целью корпорации является выгода, а целью союза граждан – общественное благо. Очевидно, что корпорация успешна лишь в том случае, если ставит свои интересы выше общественных. Очевидно, что мораль гражданского общества подразумевает равенство, а мораль корпорации – иерархию. Возникает своего рода силлогизм: открытое гражданское общество существует внутри недемократического мира, существует это открытое общество на деньги корпорации, а корпорация есть воплощение тоталитарного государства. То есть тоталитарная модель, встроенная внутрь свободного общества, помогает этому обществу выживать в тоталитарном мире. Что в этой конструкции является мотором, а что – оболочкой?
     До недавнего времени (пока акции не пошли вниз) не казалось, что логика хромает. У представителей среднего класса теплилось соображение, что тоталитарные решения корпораций таинственным образом обеспечивают свободу внутри гражданского общества. Пусть они там, в корпорациях, решают частные финансовые вопросы, а наше право – голосовать за свободу в целом. То, что ревнители равенства находятся на зарплате у адептов неравенства, – это обстоятельство как-то не обсуждалось.
     Феномен современного среднего класса оттого так трудно поддается определению, что формально средний класс является воплощением гражданских свобод, а фактически – служебным материалом тотальной корпоративной модели. Сознание демократического гражданина – находка для психоаналитика: он чувствует себя наделенным правами ровно до тех пор, пока встроен в систему, где никаких прав у него нет. Гражданин может почувствовать себя таковым (то есть имеющим свободу выбора, совести и мнения) только при условии функционирования такой общественной модели, где его мнение не значит решительно ничего. Гражданин – хозяин своей судьбы постольку, поскольку никакой судьбы у него в принципе нет.
     Мы интересуемся судьбой наших инвестиций – насколько они сегодня обесценились? Куда важнее, что обесценились акции т.н. гражданского общества. Отдельно от закрытых корпораций демократия не существует, это был мираж. Гражданину еще предстоит узнать реальную цену своих гражданских акций – когда ему предложат принять участие в последней корпоративной вечеринке, то есть сдохнуть на войне.

Люмпен-миллиардер как гегемон
     Последние годы привели к образованию нового класса господ. Подобно тому как предельное обнищание создало люмпен-пролетариат, готовый на любую авантюру, так предельное обогащение создало люмпен-миллиардеров и точно так же вывело их за рамки общественного договора.
     Эти свободные от обязательств перед обществом богачи являются локомотивом сегодняшней истории. Акции гражданского общества они вовремя сбросили, но они владеют акциями тех корпораций, которые куда важнее общественных. Войны и безработица возникают как бы сами собой, помимо их воли, как побочное следствие капиталистического соревнования.
     Вкусы и предпочтения люмпен-миллиардера стали основополагающими в государстве. Точно так же как в двадцатых годах вкусы люмпен-пролетариата создали специальную культуру – пролеткульт, агрессивное образование, отменяющее все с ним несхожее, – так и вкус люмпен-миллиардера сегодня сделался культурной директивой. Во всех комиссиях, в любом жюри нынче представлен бескомпромиссный в своих взглядах торговец краденым. Галеристы, рок-певцы, артисты и журналисты обслуживают вкусы этого ничтожного в моральном и интеллектуальном отношении субъекта – и суетятся, чтобы пробиться в первые ряды обслуги. Собственно говоря, так называемый гламур есть не что иное, как инвариант пролеткульта, это субкультура класса-гегемона.
     Как и пролеткульт, новая эстетика крайне условна – не имеет ничего общего с реализмом, то есть с окружающей действительностью. Подобно пролеткульту, новая эстетика решает прежде всего декоративные задачи. Но, как и в случае с пролеткультом, декоративная функция постепенно приобрела всеобъемлющий характер – она стала содержанием, смыслом, целью общества.
     Пролеткульт довольно быстро отлился в форму государственной идеологии соцреализма, и вкус люмпен-миллиардера постепенно отвердел в государственной символике. Некоторая пошлость, присущая современным государственным отправлениям, связана прежде всего с огрехами корпоративного вкуса люмпен-миллиардера. Люмпен-миллиардеры, в сущности, сформировали стиль государственного мышления, образ власти, образ современности. Во всем подлунном демократическом мире властвует примерно один и тот же стиль – его можно определить прилагательным «игривый». Подлинный общественный лидер из этой среды не появится никогда. Однако коль скоро нет общества, но есть его субститут, то успешная имитация лидера общества – ровно то, что требуется.
     Власть в новом веке стала столь же слабой и анонимной, как перед Первой мировой войной. По известному выражению Черчилля, интриги власти напоминают борьбу под ковром, только дерутся уже не бульдоги, а существа меньшего размера – хорьки и крысы. Любопытно, что хорьки сами не знают, за что дерутся и что сделают в следующий момент. За власть они горло перегрызут, но вот что делать с этой властью, не вполне понятно. То, что новый класс-гегемон проживет недолго, не вызывает сомнений – куда более любопытно, что именно придет ему на смену.

Мусульманство как вариант социализма
     Повсеместная дискредитация социализма в просвещенном западном мире, тотальная победа рынка и финансового капитализма на Западе – привели в последней трети ушедшего века к поразительному культурному перформансу. Полномочными представителями социалистической доктрины сделались обитатели Востока – и эту, некогда популярную на Западе программу общественного бытия уже не узнать. Мусульмане в своих борениях с западным империализмом повторяют почти буквально те социалистические лозунги, которые, бывало, произносили европейские мечтатели в женевских кофейнях. Сегодня европейский левый чувствует потребность в солидарности с палестинским движением «Хамас», и, как результат, возник невиданный гибрид мусульманской энергии с идеями социализма. Некогда Честертон, провидя внедрение восточной морали в западную веру, придумал смешное слово «хрислам». В романе «Перелетный кабак» он изобразил уродливый, но жизнеспособный идеологический гибрид, постепенно лишающий западную цивилизацию возможности сопротивляться. Как можно сопротивляться тому, что использует твою собственную религию как один из составляющих компонентов? Честертон почти не ошибся в прогнозе, только в переплавку пошла не христианская вера, а социализм – и эта потеря для западного мира оказалась чувствительной. Социализм отвергли за ненадобностью как непригодный для социума продукт – ведь был выбран куда лучший, совершенный метод общественного строительства, надежнейший товар! Теперь, когда все дефекты этого товара обнаружились, призывы к равенству и солидарности трудящихся звучат не из уст марксистов, а от последователей Корана.
     Разумеется, этот новый интернационал угнетенных мало похож на тот, что замышлял когда-то Маркс. Племенное религиозное общество нимало не похоже на изображенный основоположниками интернациональный союз трудящихся. Но что поделать, если религия и голос крови объединяют обездоленных, а финансовый капитализм солидарность отвергает? Марксистская идеология, как казалось, вытекает из европейского опыта и рождена европейской культурой – но единожды ее уже присвоила себе Россия, не приходится удивляться, что нашлись новые желающие. Социализм возвращается в Европу в чалме и не нуждается в европейской культуре. Беда Запада в том, что противопоставить этой доктрине нечего: противостоять идеям в принципе невозможно, для этого нужны другие идеи. А их нет. То, что было когда-то европейским будущим, Запад добровольно отдал Востоку, а себе взял акции демократии, которая работает на проценты с доходов закрытых корпораций. Сейчас эти акции не стоят ни гроша, сейчас самое время подумать о единении трудящихся, да вот беда – эта постылая идеология уже присвоена восточными оборванцами.
     То, что, по мысли последних лидеров Запада, должно консолидировать западный мир – а именно «война с терроризмом», – на деле консолидировало Восток, причем снабдило его таким оружием, равного которому у Запада уже нет. И это еще не все. Социализм представлялся тем будущим, за которое стоит бороться, он выстраивал перспективу развития – и это не понравилось. К чему перспективы, если в благолепии своем наступил конец истории? Было велено жить сегодняшним днем и остановить мгновение. А свое будущее Запад передал Востоку.
     Готы, разрушившие Рим, были христианами – и нет ничего невероятного в предположении, что восточные племена, что потеснят западную цивилизацию, окажутся социалистами и принесут Западу ту самую мораль, которую он некогда отверг.

Западная цивилизация как цель развития
     Не в том беда, что финансовая система цивилизации была построена на необеспеченных кредитах. Подлинная беда в том, что сама цивилизация, ее культура и история существовали как бы в кредит, и кредит этот был выдан на основе былых достижений. Вот этот, наработанный дедами капитал идей и идеалов и продолжали декларировать в исторических ведомостях – и полагали, что, живя на проценты с дедовских свершений, культура протянет долго. Нового Леонардо нет – зато есть Марсель Дюшан, который пририсует Джоконде усы; нового Шекспира не появилось, но есть Стоппард, который напишет реплику на пьесу «Гамлет». После страшной войны и последних великих художников Запада – Пикассо, Камю, Белля, Хемингуэя – наступило время культурной ипотеки. Иронизировали, сомневались, боролись за права человека – но никто не спросил: за права какого именно человека? Рантье? Паразита?
     Историки будут изучать период 70-х годов как нетипичное время. Век был кровавым, но карнавальные семидесятые будто бы отменяли его реальность. Русский интеллигент составил представление о западной цивилизации именно по этим годам фиесты. Хотели сытой жизни – а подлинной истории знать не желали. Влюбились в Запад времен карнавала – понравится ли он в будни? Никто, разумеется, не пожелал бы оказаться на улицах Берлина во время погромов и бомбежек, на берегах Марны в 16-м году, под Гвадалахарой в 36-м, во времена Великой депрессии в Америке, никого не манил западный мир в его реальности, но волшебный фонарь манил очень.
     Финал наступил ровно так, как и было обещано: не взрывом, но всхлипом. Только ленивый не поминает сегодня книгу Шпенглера «Закат Европы». То, что было сказано в 18-м году, сбылось на девяносто лет позже – разве это срок? Кризис пришел не на пять лет, как говорят владельцам акций портфельные инвесторы, и не на семь лет, как осторожно говорят вкладчикам банкиры, и не на десять, как считают политики, мечтая за искомый период перекроить карту. Кризис пришел навсегда. Это даже и не кризис вовсе.
     Это конец представлениям о западной модели цивилизации как финальной стадии развития человечества. Вся философия XIX века, в том числе и марксизм, была европоцентричной; Гегель, например, полагал, что Китай выпал из истории навсегда. Выяснилось, что основные допущения уравнения неверны, – наивно ждать правильного ответа.
     В конце концов, какие были основания ожидать вечного торжества Запада? Западное господство и европоцентричная картина мира существуют крайне недолго – лишь со времен битвы при Лепанто*, должен же был прийти этому торжеству конец. Западную цивилизацию съело ее основное свойство – жадность. Но ведь мы именно западную цивилизацию определили как желанную цель, отнюдь не культуру. А сумеет ли западная культура пережить западную цивилизацию – на этот вопрос ответит только время.
     Если для России и есть какая-то надежда, то лишь в том, что она не стала частью Европы вопреки прогнозам просвещенных умов. Россия остается Россией, если что и спасает ее, то старые дедовские рецепты: не просвещение, а крепостничество – им всегда жила российская экономика, им и будет жить впредь. Превратить сто тридцать миллионов в просвещенных рантье невозможно, а поставить миллионы у помпы качать нефть (рыть канал, строить магистраль, осваивать Сибирь) – возможно. Но сколь же бойко рвались просвещенные умы в западную цивилизацию: билеты на «Титаник» продавались по двойной цене. Было сомнение: не надо ехать этим пароходом, сами европейцы сомневаются в его прочности. Но нет, расхватали билеты в цивилизацию – приоделись как люди, рожи побрили. Приехали – и как всегда не вовремя.

Россия как европейская держава
     Один из устойчивых мифов состоит в том, что Россия есть часть Европы, и она всем сердцем устремлена на Запад. То была рекламная кампания последних десятилетий, и мало какая реклама принесла столько вреда.
     Во-первых, речь шла только о небольшом количестве приближенных к трону, эти лица и могут рассматриваться в качестве русских европейцев. Фактически этот рекламный ход был очередным оправданием российского крепостничества, в который раз страну поделили на привилегированных и простой народ, в сегодняшнем изводе это звучало так: общество делится на цивилизованную часть населения и варваров. Строить будущее за счет собственного народа – это специальный российский трюк, так поступали Троцкий и Сталин, превращая деревню во внутреннюю колонию, – так поступили и теперь. Дикие варвары-мужики качают нефть, а просвещенные русские европейцы едут в паломничество к духовным ориентирам. То, что русский интеллигент возжелал быть поближе к европеизированному начальству, – понятно, но противно.
     Впрочем, быстро выяснилось, что и привилегированные особы в Европу тоже не хотят. Чего они там не видели? В годы шальных приобретений кинулись русские буржуи на Запад, скупали виллы на Лазурном Берегу – много ли их там нынче? Кроме богатых дурней, желающих походить на европейцев при полной неспособности к иностранным языкам, и беженцев, подавшихся в прислугу, – много ли русских вы найдете в Европе сегодня? Разумные экономичные люди давно сообразили, что куда лучше ехать на Гоа, в Турцию, в Египет. Пляжи Индийского океана полны русских интеллигентов, тех самых, которые двадцать лет назад мечтали о священных камнях Европы. Обосновавшись в Индии, новые русские колонисты, сами того не сознавая, воплотили вековую мечту России. Подлинные птенцы гнезда Петрова должны ехать именно туда, в Индию, а вовсе не в Амстердам.
     И Петр, и Екатерина, и Ленин, и Сталин – все великие русские цари знали: на Западе нечего ловить, там только камни и просвещение, а из них каши не сваришь. В Амстердам можно поехать учиться кораблестроению, но больше там делать решительно нечего. Реальное богатство лежит на Востоке – в Сибири, в Персии, в Индии. Впрочем, то же самое прекрасно понимал и Запад – оттого и войны за обладание Востоком вспыхивали мгновенно. Принципиальной для русской и западных дипломатий была Крымская война – а вовсе не схватка с псами-рыцарями на Чудском озере. Пес с ними, с псами-рыцарями, и кому нужны унылые болота? Целью были Персия и Индия, а отнюдь не участие в гражданственных дебатах с парижскими философами. О чем же дискутировать – о правах ли жителей микрорайона Жулебино, об электроснабжении Дальнего Востока? Где он, предмет дискуссий? Разве что спасение европейской культуры от самих европейцев.

Множество как общество
     Шансы на спасение исчезающе малы. В последний раз Европа объединилась под флагами фашизма – не было ни единой европейской страны, в которой эта доктрина не была бы сильна. Ни антифашизм, ни социализм такой массовой аудитории не собрали. Какая программа могла бы сегодня гальванизировать западную цивилизацию и примкнувшую к ней Россию? Западноевропейский гуманизм? Его разменяли на инсталляции. Социализм? Его подарили мусульманским террористам. Демократия? Она оказалась инвариантом корпоративного государства. Финансовый капитализм? Не выгорело дело. Придумайте что-нибудь, подайте на общеевропейскую идею!
     Дайте нам хотя бы для одной, отдельно взятой страны идеологическую программу! Просветители, большевики, демократы, государственники, евразийцы – сколько желающих поживиться крепостной природой Отечества, и каждому найдется, что урвать во время народного бедствия. Панические граждане кидаются под любые знамена, а вожаков, готовых стричь доверчивое население, искать не придется. В черных рубашках, с бритыми затылками появятся ревнители отечественной морали – их и объявят спасителями национальной идеи. И не только в России.
     Некогда де Кюстин, описывая Россию, сказал, что в ней нет народа – есть император и сословия, а народа нет; то же самое можно сказать сегодня про общество Запада. И если в условиях кризиса появляется необходимость формировать новую программу – взяться ей будет неоткуда, кроме как из национальной идеи. То, что на Западе просыпается национализм, видно – иначе в условиях кризиса происходить не может. То, что в России национализм всегда являлся последней надеждой власти, – не требует доказательств. Для того чтобы присущая Западу тяга к фашизму не победила, надобно найти новый рецепт общественного договора. Когда лидеры стран призывают «изменить финансовую систему», это попросту означает «пересмотреть общественный договор». Объединяли деньги – что может объединять помимо денег, если не кровь?
     Тони Негри, например, высказал гипотезу о возможном формировании общества не путем объединения страт, но путем диффузного распыления общества на единицы («персоналии»). Негри полагает, что, распавшись на персоналии, народ окажется во власти естественного центростремительного механизма и соберется вновь, но уже свободный от идеологии. Инструментом, собирающим всех заново, должна стать информация; требуется захватить Интернет, как некогда брали телеграф и телефон, – интернетные связи заменят общественный договор. Негри называет это сообщество будущего – «множеством». Вопрос в том лишь, что такое множество по определению лишено элиты, то есть морального эталона.
     Оттого что сегодня понятие «общественная элита» дискредитировано, не следует, что без нее общество может существовать. Однако формироваться элита должна не по критериям цивилизации – но по забытым сегодня меркам культуры. И это существенное различие. Есть более насущные задачи, чем быть европейцем. И более благородные цели, чем быть демократом. И есть соображения куда более важные, нежели рыночная экономика.
     Нам бы научиться не лебезить перед начальством, не юродствовать перед иностранцами. Нам бы научиться уважать собственную историю, не объявлять ее яко небывшей. Нам бы научиться не краснеть от того, что некогда отцы наши мечтали о солидарности трудящихся. В этой мечте нет ничего постыдного, честное слово. Сегодня солидарность опять нужна, а мы ведь столько раз плюнули на солидарность.
     Есть более достойная цель, нежели борьба за человеческие права. Мы столько лет за них боролись, а куда перспективнее отстаивать человеческие обязанности. И если новое поколение диссидентов соберется под таким лозунгом – будет совсем недурно. Бороться за свои права в мире, который находится в беде, – стыдно.
     Будем надеяться, что запас прочности в культуре велик. Нам предстоит заново прочесть много хороших книг, заново понять много хороших картин – и это само по себе хорошо. Пожар Москвы при взятии ее Тохтамышем, казалось, не оставил никакой надежды – однако Москва все еще стоит.
     * Битва при Лепанто – морское сражение, произошедшее 7 октября 1571 г. между объединенными силами Священной Лиги (куда входили Испания, Венецианская Республика, Папа Римский, Мальтийский орден, Сицилия, Парма, Генуя, Савойя, Тоскана и Неаполь) и флотом Османской империи.
     Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.

Европа поставила Кремлю двойную ловушку

     Одним из условий продолжения переговоров по соглашению о партнерстве между ЕС и Россией могло бы стать подписание Россией пакта о ненападении с ее соседями. Эта рекомендация содержится в докладе, составленном депутатом Европейского парламента от Польши Янушем Онышкевичем (Janusz Onyszkiewicz) и опубликованном 8 марта.
     'Комитет (комитет Европейского парламента по международным делам) считает, что идущие в настоящее время переговоры по вопросу нового соглашения о партнерстве между ЕС и Россией не должны восприниматься как легитимизирующие статус-кво в Грузии. Согласно условиям нового соглашения, Россия должна дать гарантии неприменения силы против своих соседей. Переговоры о возобновлении соглашения о партнерстве между ЕС и Россией, срок действия которого истек в конце 2007 г., начались 4 июля 2008 г. и были приостановлены после начала войны в Грузии. Решение о возобновлении переговоров было принято на саммите ЕС-Россия в Ницце в ноябре прошлого года, – отмечается в докладе, в котором также содержится призыв к России 'способствовать поиску прочного политического урегулирования в Косово, Приднестровье и Молдове'.
     Строгий тон европарламентариев вызвал в Кремле довольно негативную реакцию. Глава комитета российской Думы по международным делам Константин Косачев связал эти рекомендации с грядущими выборами в Европе. 'Такая радикальная точка зрения некоторых евродепутатов обусловлена началом избирательной кампании. В начале июня проходят выборы в Европейский парламент, и многие депутаты с готовностью спекулируют на тему России', – заявил Косачев.
     Россия была подвергнута критике со стороны еще одного высокопоставленного представителя ЕС. Бенита Ферреро-Вальднер (Benita Ferrero-Waldner), комиссар ЕС по внешним связям и европейской политике соседства, заявила, что 'Война в Грузии и газовый кризис серьезно подорвали уровень доверия' в отношениях между Европой и Россией. Однако она также указала на важность продолжения сотрудничества с Москвой. 'В настоящее время мы стоим на перепутье. Россия сильно пострадала в результате глобального экономического кризиса и, в особенности, падения цен на энергоносители. Когда я была в начале февраля в Москве с председателем [Еврокомиссии] Баррозу и восемью другими комиссарами, я отметила растущее понимание уровня нашей взаимозависимости и необходимости сотрудничества по многим вопросам', – заявила Ферреро-Вальднер, выступая 9 марта в Лондоне.
     'В ноябре прошлого года Комиссия провела комплексную оценку отношений ЕС-Россия. Мы пришли к выводу о том, что не стоит скрывать определенные разногласия, существующие между нами, – такие, как Грузия и права человека; но также о том, что они не должны мешать нам вести практическое взаимодействие по вопросам, представляющим взаимный интерес. В настоящее время мы ведем переговоры о новом соглашении ЕС-Россия, призванном создать правовые обязательства и эффективные способы разрешения споров. Вместе с приемом России в ВТО, за который мы всегда активно выступали, это самый эффективный способ подтолкнуть Россию в направлении уважения систем, основанных на правилах', – добавила Ферреро-Вальднер.
     Еврокомиссар подчеркнула, что новое соглашение с Россией позволит сторонам четко провести 'предельные черты' в своих отношениях. К ним она отнесла 'обязательства России о выводе своих войск из Молдовы и Грузии'. Ферреро-Вальднер также говорила о программе 'Восточное партнерство', распространяющейся на бывшие советские республики Армению, Азербайджан, Беларусь, Грузию, Молдову и Украину. Она назвала этот проект 'амбициозным', заявив, что углубление двусторонних отношений между ЕС и его восточными партнерами будет зависеть от того, насколько продвинутся данные страны в сфере 'демократии, верховенства закона и прав человека'. 'Те страны, где будет отмечено продвижение, смогут претендовать на более тесные политические отношения с ЕС – в форме соглашения об ассоциированном членстве, – заявила комиссар. – Выстраивание отношений с восточными партнерами должно быть двусторонним процессом. Они хотят более свободной торговли и упрощения порядка въезда. ЕС хочет стимулировать реформы. Реального продвижения по соглашениям о свободной торговле мы можем добиться лишь с теми странами, экономика которых действительно готова открыться для конкуренции. А упрощение визового режима может произойти лишь с теми странами, которые выдают защищенные проездные документы, надлежащим образом ведут пограничный контроль, и с которыми подписаны соглашения о реадмиссии', – заявила комиссар.
     Заявления европейских чиновников стали 'полной неожиданностью' для России, считает независимый грузинский политолог Сосо Цискаришвили. Он говорит, что инициатива по установлению 'предельных черт' в отношении действий России в Грузии была согласована Вашингтоном и Брюсселем, и Кремль был к ней не готов, поскольку ранее Запад занимал по отношению к России, казалось бы, более терпимую позицию.
     'Это стало ответом на бесстыдное предложение российского президента Медведева о создании 'новой стратегической концепции безопасности' с Западом. Думаю, Европа была удивлена такой инициативой от страны, которая сама совершила агрессию в отношении соседа. Россия слишком долго игнорировала слабость своей позиции при объяснении причин войны в Грузии, и теперь у нее еще больше проблем, чем могло было бы быть, поскольку Брюссель наряду с грузинскими вопросами упомянул о присутствии российских войск в Молдове', – считает аналитик.
     Сосо Цискаришвили добавил, что решение России принять или проигнорировать требования Запада будет зависеть от 'личной воли' российских лидеров 'развивать Россию как современное государство или оставаться политическими камикадзе'.

Ученые предупреждают: капитализм опасен для вашего здоровья

     В бывших коммунистических странах, проводивших ускоренную приватизацию, уровень смертности резко повысился. Можно ли считать это доказательством, что 'шоковая терапия' убивает – в буквальном смысле?
     Для посткоммунистического государства, стремящегося представить безупречные капиталистические 'верительные грамоты', массовая приватизация – тот прием, что 'бьет наповал'. Увы, еще и в буквальном смысле. В России в разгар распродажи государственных предприятий уровень смертности среди взрослого трудоспособного населения повысился на 18%, а средняя продолжительность жизни сократилась почти на пять лет. Мужчины трудоспособного возраста, внезапно лишившись работы и медицинского обслуживания, зачастую 'привязанного' к предприятиям, встречались с Курносой значительно раньше срока – порой после приема внутрь пары флаконов одеколона.
     Так, в несколько окарикатуренном виде, выглядит неоднозначно воспринятая гипотеза Дэвида Стаклера (David Stuckler), Лоуренса Кинга (Lawrence King) и Мартина Макки (Martin McKee), недавно изложенная в статье, опубликованной в Lancet. Эти ученые (доктор Стаклер и доктор Кинг – социологи, работающие, соответственно, в Оксфорде и Кембридже, а Макки – специалист по системам здравоохранения стран Европы, профессор Лондонского института гигиены и тропической медицины (London School of Hygiene and Tropical Medicine)) утверждают, что период ускоренной массовой приватизации в нескольких странах бывшего Восточного блока и постсоветских государствах в точности совпадает со скачком уровня смертности. Они высказывают предположение, что главным фактором здесь является безработица – наукой установлено, что она становится причиной ухудшения здоровья и стресса, а также поведения, сокращающего продолжительность жизни, например, запойного пьянства.
     Их исследование спровоцировало захватывающую – и порой чрезмерно эмоциональную – дискуссию о том, насколько быстро (или медленно) новая капиталистическая экономика должна превращаться 'из куколки в бабочку'. В своей статье ученые мягко укоряют Джеффри Сакса (Jeffrey Sachs), всемирно известного экономиста и автора концепции 'шоковой терапии' – одномоментного освобождения цен и отказа от государственных субсидий в сочетании с передачей в частные руки государственных предприятий и активов, что, по его мнению должно обеспечить необратимый переход бывших коммунистических стран к капитализму. 'Ускорение приватизации – самая важная задача в экономической политике, стоящая перед Восточной Европой', – отмечал в свое время этот экономист.
     Естественно, профессору Саксу не понравилось, когда на его счет записывают миллионы смертей на посткоммунистическом пространстве. Он парирует: связь между приватизацией и уровнем смертности 'равна нулю'; распространение опасного для здоровья пьянства в России было связано не с безработицей, а с прекращением антиалкогольной кампании; кроме того, не стоит забывать о печально известной скудости ассортимента продуктов питания в СССР. Последний аргумент довольно странно звучит в устах ученого: как известно, если речь не идет о ядах, рацион питания не приводит к внезапным скачкам смертности.
     Указав на этот факт, авторы статьи в своем ответе также отмечают: 'Страны, которые профессор Сакс приводит в качестве примеров успешного перехода к рыночной экономике, добились этого результата только потому, что не следовали его рекомендациям'.
     Похоже спор уже ведется не в лайковых перчатках, а в боксерских, и судя по всему поединок продлится все положенные десять раундов. По крайней мере один вывод из происходящего уже можно сделать: шоковую терапию 'вызвали к барьеру'. Почему это важно? Потому что в Китае и Индии вот-вот начнется продажа многих государственных предприятий: таким образом эти страны надеются завоевать господствующие позиции в экономике. А теперь задумаемся. Два крупнейших по численности населения государства планеты движутся по пути капитализма; при этом существуют по крайней мере относительные доказательства, что темы этого продвижения могут стать в буквальном смысле вопросом жизни и смерти для миллионов людей.
     Доктор Стаклер и профессор Макки утверждают, что их статья касается эпидемиологии, а не идеологии. Их целью был глубокий анализ вопроса о цене, заплаченной людьми за крушение коммунизма в Европе – сам же этот факт сомнений не вызывает. По оценке ЮНИСЕФ он обернулся преждевременной кончиной для 3 миллионов человек. По данным ООН переходный период обошелся в 10 миллионов жизней. Во многих посткоммунистических странах средняя продолжительность жизни снизилась (в России среди мужчин за 1991-1994 гг. она сократилась с 64 до 58 лет; это самый высокий показатель). Установлено, что среди серьезных факторов, обусловивших такой результат, числятся безработица и опасное пьянство (в том числе потребление различных спиртов и даже одеколона).
     Почему в некоторых странах, например в России и Казахстане, эти потрясения вызвали более резкий рост смертности, чем в других, в частности, в Словении? Доктор Стаклер с соавторами попытались проанализировать ситуацию с точки зрения цифровых и хронологических показателей: по их мнению, ответом на вопрос могут служить методы экономических преобразований. Вот какой итог они подводят: 'Любое разрушение сложившегося социального устройства порождает в обществе высокий уровень стресса'. На основе эмпирических данных получается, что больше всего пострадали страны, устремившиеся к капитализму спринтерскими темпами; те же, что 'бежали трусцой', пережили этот период относительно безболезненно.
     Авторы определяют 'массовую приватизацию' как передачу в частные руки не менее 25% крупных государственных предприятий в течение двух лет. В среднем уровень смертности у взрослых мужчин (в возрасте 15-59 лет) для стран, осуществлявших массовую приватизацию, повысился на 13%; совокупное количество умерших, таким образом, увеличилось почти на миллион. В пяти наиболее пострадавших странах, включая Россию и Казахстан, средний уровень смертности в начале девяностых на короткое время подскочил на 42%.
     В других государствах, в частности, Хорватии и Словении, где демонтаж коммунистического механизма проходил медленнее, столь резкого роста смертности не наблюдалось. Кроме того, меньше пострадали те страны, где существовали разветвленные 'социальные сети', например церковь или профсоюзы: именно этот тезис авторы считают своим главным научным открытием.
     'Поляки неплохо справились (с посткоммунистическим переходным периодом), – отметил в беседе со мной профессор Макки. – Почему? Потому что каждое воскресенье они встречаются в церкви, на службе'.
     Авторы высказывают предположение, что страны, прошедшие через 'шоковую терапию', вместе с прежним строем непреднамеренно демонтировали и социальную 'страховочную сеть'. Многие россияне жили в городах, возникших вокруг одного 'градообразующего предприятия': когда эти компании исчезли, вместе с ними ушли в небытие поликлиники, детсады и 'площадки для общения'.
     The Economist подверг статью уничтожающей критике; в блогосфере она тоже вызвала бурю негодования. Впрочем, куда важнее другой вопрос: обоснованы ли выводы авторов с научной точки зрения? Здесь нельзя пройти мимо точки зрения профессора сэра Майкла Мэрмота (Michael Marmot), наверно самого авторитетного специалиста по проблемам воздействия социальных условий на здоровье людей: 'При всех оговорках, выводы Стаклера и его коллег актуальны не только для Восточной Европы. . .'.
     Сторонние наблюдатели ошибочно оценили статью как идеологизированную 'атаку' на капитализм: ее авторы стали жертвами 'профессионального риска', свойственного социологической науке. 'Мы не безумные 'ленинцы'', – вздыхает профессор Макки, признавая, что шквал критики в адрес их работы его просто ошеломил. Капитализм, конечно, дело хорошее, поясняет он, но строить его необходимо с учетом благосостояния людей – а также политических и экономических реалий. Идеальный сценарий – приватизация разумными темпами, с гарантированной социальной поддержкой для тех, кто лишается работы.
     Китай и Индия строят рыночную экономику. Только в первой из этих двух стран население составляет 1,4 миллиарда – в десять раз больше, чем в России. Если в выводах троих исследователей есть хотя бы доля истины, 'шоковая терапия' в двух государствах может поставить под угрозу десятки миллионов жизней. Так можно ли ее вообще называть 'терапией'?

Дмитрий Медведев дал законодателям контрольную работу

над исполнительной властью

     Президент Дмитрий Медведев вчера на заседании Совета законодателей в Кремле обсудил методы борьбы с кризисом с главами законодательных собраний регионов. Он поддержал ряд их предложений, но категорически отказал в снижении НДС. Призвав собравшихся оперативно контролировать исполнительную власть, президент тут же показал, как это делать, грозно потребовав от первого вице-премьера Игоря Шувалова отчета о мерах по поддержке предприятий.
     Дмитрий Медведев сразу указал законодателям, что во время кризиса «ответственность властей всех уровней возрастает многократно». Отметив, что большая часть регионов выполняет предложенные правительством антикризисные меры, президент призвал законодателей не давать «расслабляться своим коллегам из исполнительной власти». Затем Совет законодателей получил установки: наладить обмен между регионами антикризисными идеями и организовать работы по мониторингу и обобщению информации об антикризисных мерах на местах. Наконец, президент поручил проводить дискуссии по антикризисным мерам и дал понять, что не надо бояться «критики курса», но и аргументы в поддержку также не забывать высказывать. Наконец, господин Медведев призвал избавляться на местах от «безответственных, слабых и некомпетентных руководителей», формировать кадровые резервы, не допускать популизм, демагогию и вовлечение региональных законодателей в лоббирование чьих-либо корыстных интересов. В ходе заседания господин Медведев и сам дал регионалам несколько антикризисных предложений: в том числе урезать инвестиции «на дворцы, дома приемов, некоторые виды развлекательных объектов», а также развивать региональные банковские системы.
     Первый вице-премьер Игорь Шувалов посетовал, что регионы не торопятся сокращать свои бюджеты. Он объяснил законодателям нюансы антикризисной политики правительства и рассказал о предстоящих корректировках федерального бюджета. По его словам, расходы не сократятся, а даже увеличатся на 600 млрд руб., хотя доходы федерального бюджета сократятся на 30%, а доходы регионов – на 1 трлн руб. Приоритеты откорректированного бюджета, который будет обсуждаться правительством 19 марта,– образование, здравоохранение и жилье. Регионам предусмотрены дотации и бюджетные кредиты на 300 млрд руб. Урезать расходы придется лишь при среднегодовой цене на нефть ниже $41 за баррель. При более высокой цене, по уверению господина Шувалова, могут быть и допдоходы.
     Законодателей это обнадежило, и они изложили не только свои антикризисные предложения, но и финансовые просьбы. Председатель Совета федерации и глава Совета законодателей Сергей Миронов предложил ограничить рост тарифов не только для населения, но и для предприятий, отдать часть сборов от НДС региональным бюджетам, снизить НДС и ЕСН, пролонгировать до 2010 года сезонные кредиты сельхозпредприятиям, увеличить расходы на строительство доступного жилья. Глава законодательного собрания Краснодарского края Владимир Бекетов в целях импортозамещения попросил увеличить объем кредитования сельхозпредприятий, в том числе овощеводов и садоводов, из Россельхозбанка, поскольку «один кредитный рубль позволяет произвести продукции на семь рублей». Господин Бекетов внес и предложение о пополнении доходов своего региона – снизить стоимость проезда граждан к курортам, чтобы обеспечить круглогодичную загрузку санаториев.
     О доходной базе своего региона позаботился и глава законодательного собрания Магаданской области Александр Александров. Он попросил для борьбы с безработицей разрешить золотодобычу, или так называемый вольный принос золота, физическим лицам – жителям области. Господину Медведеву это предложение понравилось, и он поручил правительству его проработать.
     Не поддержал президент предложение о снижении НДС – это, по его мнению, можно будет сделать только после кризиса,– а также просьбу снизить ставку рефинансирования. «Ставка рефинансирования напрямую связана с реальным курсом рубля и с инфляцией. Если инфляция у нас будет в районе 15%, то, к сожалению, мы не сможем обеспечить массового снижения кредитной ставки по основным направлениям»,– объяснил он и заметил, что можно «добиваться дотирования» и «специальных правовых режимов для отдельных предприятий».
     В заключение президент показал законодателям, как надо контролировать исполнительную власть. Господин Шувалов упомянул о выделении денег на антикризисную поддержку по списку 294 стратегическим предприятиям различных отраслей и около 1 тыс. предприятий ОПК. «Список тычут везде: вот он есть! А что происходит конкретно в предприятиях, какие у них возможности появились в результате этого или что было предотвращено в отношении них, неизвестно. Дайте разъяснения!» – обратился президент к Игорю Шувалову.

Владимир Путин донес кризис до шахтеров

Кузбасс выслушал объяснения председателя правительства

     Вчера в Новокузнецке премьер-министр Владимир Путин встретился с шахтерами Кузбасса и провел совещание по вопросам регионального развития. Специальный корреспондент «Ъ» АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ в столовой шахты «Полосухинская» стал свидетелем того, как премьер сообщил шахтерам, что они, в отличие от субъектов федерации, никакой дополнительной финансовой помощи от правительства не получат и что в 2009 году кризис будет развиваться как ни в чем не бывало.
     В столовой управления шахты «Полосухинская» убрали обеденные столы и поставили стулья вокруг крутящегося премьерского кресла кружком небольшого радиуса действия в два ряда. И это, казалось, придаст разговору неповторимую атмосферу единения правительства, в лице его председателя, с народом, в лице его шахтеров.
     И правда, когда все, в том числе и Владимир Путин, расселись, мне сгоряча показалось: да, этим людям и вправду нечего делить. Премьер заговорил первым, и это не было вступительным словом председателя правительства перед лучшими представителями шахтерского Кузбасса. Нет, Владимир Путин был сейчас одним из них. Просто он знал чуть больше, чем они, и спешил поделиться с ними своим знанием. Он рассказал им про экономический кризис все, что они хотели знать, но стеснялись спросить и поэтому теперь молчали. Шахта «Полосухинская», в расположение которой мы попали, 65% угля еще недавно экспортировала.
     – Ясно, что шахта зависит от покупателя,– объяснил шахтерам премьер.– Да, время от времени наступают кризисы. Как правило, они связаны с перепроизводством... Дело в том, что никто в мире в целом не считает потребности и не ориентируется на них. Поэтому возникает перепроизводство... Отдельные отрасли сталкиваются с ним. А особенность сегодняшней ситуации в том, что кризисов сложилось много, и все они сошлись в одной точке... И я на одном международном форуме, в Давосе, говорил, что это называется «идеальный шторм»...
     Еще одна трагическая особенность ситуации состоит в том, что «кризис пришел не из развивающихся экономик, а из развитых».
     – А они – главный потребитель наших товаров,– продолжал премьер, и я обратил внимание, что шахтеры слушали его не шелохнувшись, с неподвижными лицами, которые не оживали даже тогда, когда премьер глядел на какого-нибудь шахтера просто в упор.
     Я представлял, какой соблазн был хотя бы кивнуть премьеру в ответ на его объяснения (если не в любви, то по крайней мере в привязанности к шахтерам Кузбасса). Я уж не говорю – поддержать его в трудные времена хотя бы добрым словом. Нет, они только слушали и, видимо, думали какую-то свою шахтерскую думку. Только один шахтер все-таки постоянно кивал премьеру, но Владимир Путин, увы, не чувствовал этой безоговорочной поддержки, потому что сидел спиной к шахтеру (но важно и то, что сам шахтер ее чувствовал).
     – Какова глубина кризиса,– спрашивал Владимир Путин,– и когда он закончится? К сожалению, на этот, может быть, самый важный вопрос никто не даст ответа.
     То есть Владимир Путин и в самом деле, кажется, знает о кризисе ненамного больше шахтеров, и, значит, атмосфера единения в столовой была непритворной.
     – В 2009 году кризис будет развиваться – у них,– добавил он, чтобы стало понятно: все сейчас зависит не от него. По крайней мере не от него одного. И даже не от них двоих.
     – В этой ситуации что делать нам, что предпринять? Наши действия если и отличаются от общемировых, то в лучшую сторону: у нас больше социальных мероприятий...– продолжал премьер.– Главное для нас – исполнение социальных обязательств.
     А оказалось, что Россия исполняет социальные обязательства перед своим народом дисциплинированнее, чем лучшая из лучших в этом смысле западных стран – Япония, которая тратит на эти обязательства 2,5% ВВП. В России на круг выходит, по подсчетам премьера, 12,5% (о том, сколько это в абсолютных цифрах, премьер не сказал – остается надеяться, не потому, что эти цифры на этот раз сложатся не в пользу России).
     Впрочем, господин Путин рассказал шахтерам, что некоторые внутренние проблемы вызваны все-таки внутренними причинами («все застыли сегодня в ожидании падения цен на жилье, а строители жилья, к сожалению, по-прежнему держат цены»).
     – Поскольку расходы бюджета мы не сокращаем,– продолжал премьер,– а доходы у нас становятся меньше, то будет дефицит. Что делают другие страны? Идут в международные финансовые организации за помощью.
     Один шахтер под взглядом премьера все-таки неодобрительно покачал головой. Премьер был полностью согласен с ним: это не наш путь.
     – У нас есть резервный фонд, это 8 трлн руб.– объяснил господин Путин.– В этом году мы израсходуем около трех...
     То есть резервов, как и говорил накануне министр финансов России Алексей Кудрин, по этой версии хватит на два с половиной года.
     Но шахтеры так далеко не заглядывали. Один из них попросил премьера, чтобы тот снизил железнодорожные тарифы на перевозку угля.
     – Кузбасс фактически в центре России,– рассказал шахтер.– Четыре тысячи километров туда, четыре тысячи – сюда...
     – Столицу сюда перенесем? – переспросил премьер.
     – Нет...– поморщился шахтер, и было видно, что эта идея страшно покоробила его.– Просто железнодорожные тарифы надо хотя бы не повышать.
     – Вам грех жаловаться! – воскликнул премьер.– Докладываю...
     Оказалось, что РАО РЖД просило правительство радикально увеличить тарифы, а правительство увеличило их всего на 5%.
     – А у них зарплата зависит от производительности труда,– добавил премьер.– И везде бы, кстати, так сделать.
     Шахтер, на которого он смотрел в этот момент, потупил взор. Я понял, что у шахтеров зарплата не зависит от производительности труда.
     – Мы даже выделили из резервного фонда 50 млрд руб., чтобы не снижать инвестиционную активность РАО РЖД,– говорил премьер.– Это ударило бы прежде всего по вам же... Опускать тарифы еще ниже считаю нецелесообразным и даже опасным.
     Шахтеры, по-моему, не ожидали такой резкости. Вдруг оказалось, что этот человек, сидящий рядом с ними, да еще в такой близости, что, если положить ногу на ногу, носком ботинка ненароком заденешь его, страшно на самом деле далек от них (или по крайней мере гораздо ближе к железнодорожникам).
     Но и этот вывод, кажется, был поспешным, потому что премьер говорил им:
     – Меня очень беспокоит высокий уровень наркотизации населения...
     И я после этого уже не удивлялся, когда бригадир шахты «Распадская» с волнением говорил премьеру:
     – Мы ведь на коксе сидим...– хотя, кажется, он имел в виду что-то другое...
     Шахта «Распадская» была лучшей советской, а потом российской шахтой, но с некоторых пор все изменилось.
     – У вас все-таки, я знаю, все неплохо,– сказал премьер бригадиру.
     – Плохо. Все плохо,– обреченно не согласился бригадир.– Добыча угля упала в три раза. Зарплата – на 40%. Работаем четыре дня в неделю. Закупили технику – она простаивает. Крупнейшая шахта России становится на колени. Помощи ждем от правительства.
     Ответ Владимира Путина был необыкновенно пылким.
     – Мы не можем заставить потребителей покупать! Вы зависите от металлургов, металлурги – от автопроизводителей, а автомобили стали покупать меньше! Закупить в наш госрезерв металл за всех потребителей в мире невозможно! Восстановить платежеспособный спрос на мировом рынке – это от нас не зависит!
     Шахтер глядел на премьера с таким удивлением, что было ясно: для него стал откровением и неприятным сюрпризом тот факт, что от Владимира Путина что-то в стране не зависит.
     – Самолеты надо строить, танки...– вдруг пробурчал пожилой шахтер за спиной у премьера.
     – Внутри страны пытаемся что-то сделать,– согласился Владимир Путин.– Но не можем покрыть все потребности.
     Он перечислил то, что пытается сделать правительство. На этот раз получилось примерно на 1 трлн руб.
     – А у нас и так инфляция,– неожиданно возразил сам себе Владимир Путин, очевидно, не дождавшись возражений от шахтеров.– Она же зависит от объема денег. Поэтому наша политика должна быть взвешенной и аккуратной.
     Кажется, шахтеры окончательно запутались в этой умопомрачительной системе сдержек и противовесов. «Что же теперь делать? Как жить?» – читалось на их лицах, уже не таких твердокаменных. Они искали выход. И им казалось, по крайней мере до встречи с премьером, что его еще можно найти.
     – А у нас на шахте все оборудование новое и отечественное,– сказал еще один шахтер.– Можно сделать для нас послабления налоговые?
     – Мы стараемся снижать налоги для таких предприятий,– кивнул премьер.– Но надо помнить и о том, что я говорил раньше.
     В результате он не пообещал шахтерам ничего из того, чего не пообещал бы раньше. Самое странное, что они ушли с этой встречи с просветленными в итоге лицами. Возможно, этому способствовало то, что премьер после разговора не отказал в автографе ни одному шахтеру, который принимал в нем участие (в то мгновение, когда шахтеры окружили премьера с ручками и бумагой, они стали вдруг похожи выражениями лиц на студенток МФТИ в городе Долгопрудном Московской области, где премьер побывал несколько дней назад).
     Таким образом, все-таки нельзя сказать, что в результате все они не получили то, что хотели.
     После встречи с шахтерами Владимир Путин поехал на окраину города, чтобы взглянуть на ветхое жилье, подлежащее сносу в ближайшее время (другими словами, он хотел кинуть на него прощальный взгляд). Деревянный трехэтажный барак был выстроен в 1940 году, так что совершенно не верилось в то, что на этот архитектурный памятник предвоенной истории освоения Кузбасса у кого-нибудь поднимется рука. Тем более что здесь живут люди – живые памятники человеческой стойкости и долготерпения.
     Владимир Путин познакомился здесь с семьей из четырех человек и даже подвез их на своем микроавтобусе на другой конец города, где для них очень кстати оказалась готова трехкомнатная квартира. После 40 минут, проведенных в одной машине с премьером, члены семьи Евгения Денка, как и сам Евгений Денк, стояли посреди этой квартиры и совершенно не реагировали на внешние раздражители.
     На совещании, посвященном вопросам регионального развития, Владимир Путин заявил, что правительство выделит регионам дополнительно 300 млрд руб.: 150 млрд на дотации для того, чтобы обеспечить сбалансированность региональных бюджетов, и столько же – для кредитов регионам.
     Премьер заявил, впрочем, что помощь будет предоставлена только тем субъектам, которые выполняют свои социальные обязательства (то есть обеспечивают социальную стабильность в регионе).
     Кроме того, господин Путин призвал руководство субъектов федерации помогать муниципальным властям так же, как федеральные власти помогают региональным.
     Вряд ли все руководители субъектов федерации поймут это утверждение таким образом, что помощь эта должна быть искренней, существенной, последовательной и бескорыстной.

Новый капитализм

Какие компании лучше впишутся в посткризисную экономику

     Каким выйдет российский бизнес из экономического кризиса? Вопрос отнюдь не риторический, и ответ на него желательно прогнозировать уже сейчас, чтобы немедленно начать правильно перестраиваться. Как у любого кризиса, его последствия будут наверняка драматическими для людей, бизнеса и страны в целом. Серьезно изменится и вся мировая политическая и особенно экономическая, как сейчас принято говорить, архитектура. В экономике страны уже есть и еще будут как жертвы, так и победители, которые смогут выйти из кризиса изрядно потрепанными, но и окрепшими.
     Какой же бизнес сможет выжить? Тот, которому помогут федеральное правительство или местные власти? Но даже сейчас, еще при наличии у государства серьезных золотовалютных резервов (около 380 млрд долл.), ясно, что финансирование бюджетного дефицита, поддержание приемлемого курса рубля, а также помощь регионам, особенно их социальным сферам, потребуют и дальше срочного и масштабного использования накопленной «подушки безопасности». Уже израсходовано более трети всех резервов, и ясно, что до конца 2009 года потребуется использовать их далее, причем не менее масштабно. Так что бизнесу рассчитывать на господдержку явно не стоит. Выборочное кредитование частных компаний, как это уже произошло с РУСАЛом, «Евразом» и «Альфа-Групп», вряд ли продолжится. Об этом уже неоднократно заявляли и высшие правительственные чиновники.
     Предприятия из правительственного списка 295 так называемых системообразующих компаний скорее всего могут рассчитывать только на благоприятное отношение государства, но не на серьезную финансовую подпитку. К тому же наверняка в случае продолжения «точечной» поддержки возникнет серьезный вопрос с политической подоплекой: почему помогают этому бизнесу, а не моему?
     Объяснить критерий выбора правительству будет все сложнее, ведь у всех проблемы аналогичные: резко падает спрос, практически невозможно на приемлемых условиях привлечь новые кредиты в стране и за рубежом. Конечно, государственный бизнес будет правительством серьезно поддержан, крупнейшие государственные компании получат кредиты и прямые субсидии. Хотя, по каким критериям правительство будет осуществлять поддержку, например, новоиспеченных государственных корпораций, объединяющих в непрозрачной некоммерческой юридической форме теперь уже сотни и сотни коммерческих предприятий, пока не очень понятно.
     У государства уже сейчас, а ситуация только обостряется, основные проблемы возникают в социальной сфере: занятость населения при растущей безработице, ускоряющаяся инфляция, снижение реальных доходов населения, региональные диспропорции и т.д. Так что основной массе бизнеса из кризиса придется выбираться своими силами. Хорошо, если у компании нет серьезных внешних долгов и ей надо справляться лишь с очевидными последствиями кризиса через оптимизацию производства и персонала. А для тех компаний, которые назанимали в основном за рубежом под залог собственных активов и уже истратили колоссальные финансовые средства, ситуация, безусловно, угрожающая. Общий корпоративный внешний долг российских компаний и банков, частных и государственных, составляет 450-500 млрд долл., из которых примерно 120-140 млрд необходимо вернуть уже в этом году. Ясно, что многих ждут реальные банкротства и распродажа бизнесов по цене «дна» кризиса в скором будущем. И на этот счет не стоит заблуждаться.
     Таким образом, абсолютному большинству компаний нужно надеяться только на собственные силы.
     Представляется, что новые требования будут очень жесткими, поскольку практически всем придется вновь доказывать, в первую очередь потребителям и инвесторам, целесообразность своего дальнейшего существования.
     У какого бизнеса есть шанс выжить и стать успешным в «новой экономике»? Возможно, это кому-то покажется преждевременным, но очевидно, что главной задачей «посткризисного бизнеса» будет завоевание доверия – у клиентов, покупающих его продукцию и услуги, а также у инвесторов. Как у собственных владельцев компаний, готовых или не готовых вкладывать свои накопления и дивиденды, аккумулированные в «тучные 2000-е», в развитие своих компаний, так и у новых игроков, российских и зарубежных, заинтересованных в выгодном вложении своих капиталов.
     Но речь идет не только о тех компаниях, которые, обновляясь, смогут продолжить свою деятельность, но и о совершенно новых, венчурных и инновационных, совсем не похожих на наш сегодняшний бизнес. Каковы будут эти новые требования?
     Во-первых, «новые компании» должны будут обеспечить производство и вновь предъявить качественный и безопасный в употреблении, а также доступный физически и по цене продукт или услугу. В новых кризисных или посткризисных условиях для потребителя совсем неочевидно, что производство и качество товаров даже уже известных компаний смогут отвечать их требованиям, – доверие придется восстанавливать или завоевывать вновь. Ведь у любого потребителя может возникнуть подозрение, что компании пусть вынужденно, но используют некачественное сырье, экономят на квалифицированной рабочей силе, не соблюдают стандарты и т.д. Итак, первое: качество, безопасность и доступность продукции и услуг.
     Во-вторых, и это уже не мода, компаниям придется вновь демонстрировать экологичность своих товаров и своего производства. Потребитель в новых условиях выбора станет более требовательным и по этой составляющей – и российский, и особенно зарубежный. Итак, второе: экологичность.
     Как мы уже отмечали, кроме «нового капиталиста» неминуемо появятся «новый инвестор» и «новый акционер». А их нужно убедить в выгодности вложений и целесообразности своего участия в том или ином производстве. Теперь уже будет недостаточно обосновать новые инвестиции только с точки зрения экономики, сбыта и ожидаемой прибыльности.
     Вопросы максимальной прозрачности структуры капитала и собственности компаний, а также состояния всех активов и основных фондов станут крайне актуальными, и это будет очень важно для «нового инвестора». Представляется, что офшорные схемы участия в акционерном капитале компаний, за которыми скрываются подчас разные темные личности и чиновники, станут, мягко говоря, непопулярными и будут отпугивать. А это значит, что существующему бизнесу придется все в этом смысле привести в надлежащий порядок, а вновь создаваемому «новому бизнесу» учитывать эти требования с самого начала и раскрывать пофамильно своих бенефициаров. И это третье: прозрачность собственности и капитала.
     В-четвертых, ответственность. Похоже, что времена ответственности компаний в основном только перед своими крупными акционерами и налогово-контрольными государственными органами заканчиваются. Для «новой инвестиционной привлекательности» понадобится добиваться доверия и постоянно демонстрировать свою ответственность перед всеми заинтересованными сторонами бизнеса: в первую очередь стратегическими и портфельными инвесторами, в том числе и мелкими акционерами, местным сообществом, состоящим из конгломерата общественных, некоммерческих, неформальных, сетевых и властных структур, а также СМИ.
     И, наконец, в-пятых, подотчетность. Это понятие у нас в России всегда трактовалось очень узко и в основном включало в себя формальную финансово-статистическую отчетность. А «новая подотчетность» будет включать значительно более серьезные требования к новому бизнесу, а именно:
     регулярную финансовую и нефинансовую отчетность в соответствии с российскими и международными стандартами и даже превосходя их требования;
     выполнение принятых на себя обязательств в экономической, экологической и социальной областях;
     соответствие обязательным и добровольно принятым на себя стандартам качества, безопасности, экологичности, социальной ответственности и т.д.
     Как в действительности должен происходить этот переход от старого к «новому бизнесу»?
     Довольно трудно это предсказать, но отдельные контуры этого перехода можно попытаться описать.
     Раньше, до кризиса, все эти требования назывались «лучшими мировыми практиками» или «передовыми стандартами качества, безопасности, экологичности, корпоративного управления и менеджмента и т.д.». В «новом капитализме», каком точно, мы еще не знаем, эти требования будут уже не желательными, а обязательными. Причем их даже не придется прописывать законодательно: собственники компаний сами быстро поймут, что необходимо очень серьезно изменяться и становиться «социально ответственными». Через качество, безопасность и экологичность производства и продукта, а также прозрачность и подотчетность компаний.
     Государственного свободного капитала в России будет все меньше, поскольку его основные запасы будут уходить на погашение экономического и социального «пожара» неэффективной и коррумпированной экономики. Это уже ясно.
     Наступает эра социально ответственного капитала. И неважно, частного или государственного – любого, поскольку новые требования будут одинаково жесткими. Главный критерий: доверие рынка и заинтересованных сторон.
     По разным подсчетам, доля госсобственности в экономике США составляет от 4 до 10%. В России, как известно, государственный и частный бизнес распадается в соотношении примерно 50:50. Получается, что в проблемах американской экономики виноват в основном частный бизнес, а российской – государственный и частный поровну. Поэтому некоторое повышение уровня госсобственности в экономике США представляется вполне обоснованным, а у нас отнюдь не очевидно, чего должно быть больше. Ясно только одно: необходимо уменьшить долю неэффективного и непрозрачного как частного, так и государственного бизнеса. Нужно нарождать «новый бизнес», а в какой пропорции, решат «новый инвестор» и сам рынок, готовый или не готовый инвестировать и покупать ту или иную продукцию и услуги. Так что еще большой вопрос, надо ли сейчас нашему правительству помогать неэффективному «реальному сектору», который будет и дальше работать «на склад», или следует финансово поддержать вновь создаваемый бизнес, а также общественный спрос.
     Главное в развитии новой посткризисной экономики – предоставить всем новые равные возможности. Но, вполне возможно, именно с этим в России возникнут самые серьезные проблемы: коррупционная и неконкурентная экономика в интересах «своих» просто не сможет вызывать доверие и развиваться по нарастающей. Государственным компаниям тоже будет очень сложно – государственных денег для бизнеса станет на порядок меньше.
     Так что придется либо установить новые правила честной и прозрачной конкуренции, либо наступить на традиционные российские «грабли»: больше государства и госмонополий, больше коррупции в экономике, больше неэффективности и технологической отсталости, больше офшорного капитала и больше очередного ценового обмана потребителя, который и так уже платит за все товары больше, чем на Западе и тем более в соседнем Китае.
     Думается, что воспроизвести очередную модель государственно-монополистического капитализма в России можно. Но создать при этом новую эффективную экономику для завоевания экономического, технологического и идеологического лидерства в мире наверняка не получится. Государственному и частному бизнесу пора посмотреть на себя со стороны – так же, как на их активы будет теперь смотреть новый, требовательный, во всем разуверившийся инвестор и клиент. И выйти на новый уровень прозрачности, социальной ответственности, подотчетности.
     ...Кто-то скажет: да утопия это все. Нет, уже реальность. Попробуйте сегодня увеличить свои продажи, привлечь капитал или начать новое производство.

«Нельзя дергаться»

Дмитрий Медведев призвал развернуть широкую антикризисную дискуссию

     В условиях мирового экономического кризиса любое собрание людей, облеченных властью, поневоле превращается в антикризисный штаб. Так и заседание Совета законодателей, прошедшее в пятницу в Кремле под руководством президента Дмитрия Медведева, было посвящено участию региональных властей в антикризисной борьбе.
     «Нам надо понимать, что ряд наших возможностей определяется текущей макроэкономической ситуацией, в том числе мировой макроэкономической ситуацией. Если в результате кризисных явлений цены на нефть, которые заложены в условиях развития нашей страны, будут критически падать, нам придется принимать дополнительные ограничительные меры. В очередной раз встанет и вопрос бюджетного дефицита. К этому нужно быть готовыми», – заявил президент. Вместе с тем если будет наблюдаться рост цены на нефть, то «потенциально могут быть и дополнительные доходы, которыми тоже можно будет распорядиться. Проблема сегодняшнего дня именно в неопределенности ситуации. Никогда ситуация в мировой экономике не была столь неопределенной за последние, во всяком случае, 50-70 лет», – убежден г-н Медведев.
     Ситуация в России лучше, чем во многих странах, но благодарить за это, по убеждению лидера страны, надо не экономику, а политику. Скоординированная работа властей всех уровней и отсутствие политических передряг в России гарантируют избежание дефолта, заявил Дмитрий Медведев. «За последнее время у нас почти нет политических проблем, и это хорошо, потому что страна, которая проходит сквозь кризис с политическими осложнениями,– – у этой страны есть все шансы вписаться в дефолт. Вон у соседей посмотрите, что делается: мало того, что и так трудно, так еще и политические какие-то у них сезоны, по сути, бесконечные какие-то обострения внутриклановой борьбы», – привел г-н Медведев пример неотстроенной вертикали власти с явным намеком на Украину.
     В России такой несбалансированности нет сейчас, и крайне важно не допустить ее в дальнейшем. «В любом случае нам в этой ситуации нельзя дергаться: как договорились действовать, так и нужно действовать, но при этом мы должны иметь целостную антикризисную политику», – заявил президент.
     Правительство по его поручению, привел глава государства пример сбалансированных действий, готовит антикризисный план, который должен быть понятен и доступен для обычных граждан России. «В ближайшее время такой документ будет подготовлен и будет вместе с изменениями в государственный бюджет внесен для того, чтобы стать, по сути, частью законодательного поля нашей страны», – сказал г-н Медведев.
     Первый вице-премьер Игорь Шувалов, представляющий на заседании правительство, пообещал «не растягивать эту работу, провести ее в течение нескольких недель» и призвал всех активно участвовать в обсуждении документа. «Когда мы слышим упрек в том, что мы бюджет 2009 года публично не обсуждали, должен сказать, что сам документ мы публично не обсуждали. Но основные подходы к его формированию мы обсуждали на самых различных форумах: на совещаниях в правительстве, на заседании комиссии по повышению устойчивости развития российской экономики, на заседаниях правительственной комиссии по региональному развитию и на мероприятиях с участием президента», – сказал г-н Шувалов, хотя эти площадки нельзя назвать публичными. Впрочем, антикризисный план он пообещал обсуждать гораздо шире.
     Понятно, что общественная поддержка не всегда гарантирует принятие экономических предложений. Так, правительство уже года два обсуждает возможное снижение НДС с нынешних 18% до 10-12. За снижение и унификацию ставки налога выступали Минэкономразвития и бизнес-сообщество. В конце февраля глава экономического ведомства Эльвира Набиуллина заявила, что готова отказаться от этой инициативы, если собираемость налога сократится. Президент ясно дал понять, что сейчас дискуссия по этому поводу неактуальна. «Я и сам считал и продолжаю считать, что мы в ближайшей перспективе, посткризисной, должны будем вернуться к обсуждению этого вопроса», – заявил он.
     Пока же на повестке стоит вопрос о поддержке стратегических предприятий. И тут выяснилось, что в стройном единстве российской власти есть все же место для некоторых разногласий. «Такой список действительно есть, но надо признаться, что информации о том, что делается по этому списку, я никакой не слышал. Надо дать информацию о том, какие специальные меры в отношении этих предприятий принимаются», – сказал г-н Медведев.
     Про список ему напомнил Игорь Шувалов, сказавший, что государственная поддержка в кризисный период будет оказана 294 гражданским предприятиям, а также всем оборонно-промышленным, их в России около тысячи. «В настоящий момент в бюджете предусмотрена сумма в размере 300 млрд руб. для таких гарантий, в случае необходимости, когда эта сумма будет вся выбрана, мы рассматриваем возможность предоставления дополнительной суммы», – заявил г-н Шувалов. «Список тычут везде: вот он есть! А что происходит конкретно на предприятиях, какие у них возможности появились в результате этого или что было предотвращено в отношении них – неизвестно. Дайте разъяснения», – обратился к первому вице-премьеру и к правительству в целом президент.
     Региональным законодателям президент посоветовал активнее обмениваться антикризисным опытом, а также дискутировать по стратегии и тактике борьбы с кризисом. «Для преодоления последствий кризиса вполне допустимы и даже необходимы дискуссии», – заявил президент, опровергнув находившегося в зале спикера Думы Бориса Грызлова. Тот, как известно, убежден, что «парламент не место для дискуссий». «Нет ничего удивительного в том, чтобы происходила критика того курса, который проводится. Естественно, должны высказываться и аргументы в его поддержку, если вы считаете его правильным», – добавил президент.
     Вновь заговорил глава государства и о борьбе с коррупцией. «Совсем недопустимо, чтобы региональные законодательные органы, как и другие органы, конечно, вовлекались в процесс лоббирования чьих-либо корыстных интересов», – заявил г-н Медведев. Он отметил, что «сегодня мы живем в новой реальности, и она нас обязывает к исключительно внимательным, крайне выверенным действиям, внимательному отношению к нуждам и трудностям людей».
     Этой болезненной темы он коснулся и в телеинтервью «Первому каналу». «За прошлый год было возбуждено 40 тыс. уголовных дел в отношении тех, кто нарушает правила о государственной и муниципальной службе. Я даже сейчас не говорю, много это или мало, хотя это больше, чем в 2007 году. Из них 12 тыс. – это дела о взятках. За последнее время были сделаны, на мой взгляд, шаги, которые свидетельствуют о серьезности власти в этом направлении. И ряд крупных, так называемых резонансных дел в отношении руководителей и в Орловской области, и в Пермском крае, и в Приморском крае свидетельствует о решимости доводить такого рода действия до конца», – заявил глава государства.

Медведев: «Все госслужащие, включая президента, должны ежегодно предоставлять сведения о доходах»

В воскресенье Президент России рассказал на Первом канале о новых мерах по борьбе с коррупцией и о многом другом

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Дмитрий Анатольевич, спасибо за приглашение.
     В рамках этого нового формата общения в прошлый раз Вы много говорили о ситуации в стране в целом в контексте кризиса. И, видимо, этот разговор будет продолжен и сегодня, но начать хотелось бы с другой темы. Вы к ней неоднократно возвращались в течение всего минувшего года и в ходе предвыборной кампании тоже – это тема борьбы с коррупцией. На этой неделе прошел Совет по противодействию коррупции. Насколько, по-вашему, удалось вообще сдвинуть эту проблему с мёртвой точки?

     Д.МЕДВЕДЕВ: Добрый день, Кирилл!
     Я хотел бы сказать, что, конечно, пока нам если что и удалось, то совсем-совсем мало. Но, на мой взгляд, сделан определённый шаг вперед. В чём он заключается? Он заключается в том, что мы всё-таки впервые за весь современный период истории нашей страны создали новую нормативную базу для борьбы с коррупцией. Я помню, сколько шли эти разговоры в 90-е годы, в нынешнем десятилетии: давайте примем такой закон, давайте примем сякой закон, посмотрим, как это будет выглядеть, исполним конвенции международные. И сейчас я считаю, что мы создали нормальную правовую базу. Это не означает, что она идеальная, но она современная. Ещё раз повторяю: это впервые за последние годы.
     А если говорить серьёзно, то вообще впервые, потому что в советский период это явление имело принципиально иные формы и другие формы правовой реакции. Это означает, что мы двинулись вперед. Сейчас наступает самое сложное – период исполнения этих законов. Я думаю, что здесь нам придётся столкнуться с самыми разными трудностями, в том числе и трудностями, которые связаны с нашей неготовностью реализовывать эти полномочия, с нашей неготовностью предъявлять некоторые явления, которые у нас традиционно были скрыты. Ну вот на этой неделе, на Совете, о котором Вы упомянули, обсуждался вопрос о декларировании доходов и имущества должностных лиц. Вроде бы элементарная вещь: почти все государственные служащие ежегодно подают декларации. Тем не менее есть серьёзная новелла. Она заключается в том, что теперь декларированию будут подлежать и некоторые иные виды имущества и распространяться это декларирование будет уже не только на самого государственного служащего, но и на членов его семьи, а это меняет ситуацию. Может быть, конечно, сразу возразят, что тот, кто желает скрыть доходы, он всё это перевесит на каких-то совсем посторонних людей или спрячет это всё в офшорах. Конечно, может быть, и так. Но тем не менее это уже существенно расширяет поле контроля. И любой человек будет для себя принимать решение: ему всё-таки показывать честно те доходы и имущество, которые он имеет, или прятать его. А это уже, знаете, такая нравственная дилемма.
     Кстати, я считаю, что такого рода решения нужно начинать с себя. Поэтому мною принято решение о том, что Президент тоже будет ежегодно декларировать свои доходы. Действующее законодательство не предписывает ему это делать. И обычно декларирование происходило только в предвыборный период. Я специально укажу в указе Президента, что такого рода обязанность распространяется на Президента в ежегодном режиме так же, как и на иных государственных служащих.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: И Вы намерены уже это сделать в этом году?
     Д.МЕДВЕДЕВ: Я, во всяком случае, это сделаю в этом году. Надеюсь, что моему примеру последуют и другие государственные служащие. Я им на это намекну.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Не секрет, что во власть часто попадают люди, которые преследуют собственные интересы, иногда, если прямо говорить, это интересы преступные. В начале марта по всей России прошли выборы разного уровня, иными словами, власть существенно обновилась. Но ведь выборы – это всегда возможность избавиться от неэффективных, непорядочных людей.
     Вы в контексте борьбы с коррупцией видите какие-то позитивные сдвиги в этом вопросе, особенно с учётом, наверное, всё-таки каких-то особых задач, которые стоят перед властью в нынешний кризисный период?
     Д.МЕДВЕДЕВ: Борьба с коррупцией – это всегда трудная системная задача. Борьба с коррупцией в нашей стране – особо трудная задача, которая потребует колоссальных усилий, выдержки. Рассчитана она, естественно, на годы вперёд. Но уже сегодня я могу сказать о том, что всё-таки мы определённые сдвиги видим. Допустим, по той статистике, которой я располагаю, за прошлый год было возбуждено 40 тысяч уголовных дел в отношении тех, кто нарушает правила о государственной и муниципальной службе. Я даже сейчас не говорю, много это или мало, хотя это больше, чем в 2007 году. Из них 12 тысяч – это дела о взятках. Это очень трудные дела, там очень сложная доказательственная база. Тем не менее я надеюсь, что значительная часть этих уголовных дел будет доведена до конца и завершится обвинительными приговорами, если, конечно, следствие сможет доказать те преступления, которые вменяются соответствующим государственным служащим.
     Что же касается конкретных вещей, то, понимаете, жизнь вообще состоит из конкретных ситуаций. За последнее время были сделаны, на мой взгляд, шаги, которые свидетельствуют о серьёзности власти в этом направлении. И ряд крупных, так называемых резонансных дел в отношении руководителей и в Орловской области, и в Пермском крае, и в Приморском крае свидетельствуют о решимости доводить такого рода действия до конца, потому что борьба с коррупцией состоит из двух частей: первая – это наказание уже тех, кто совершил проступки; и вторая часть, может быть, самая сложная, – это создание системы мотивации в отношении тех, кто думает, как ему поступить. В этом смысле я думаю, что и те выборы, которые прошли, скажем, недавно в муниципальные органы, они должны принести новых менеджеров, они должны привести во власть новых менеджеров. Желательно, чтобы это были люди современные, люди, которые понимают, как управлять хозяйством на самом низовом уровне, кстати сказать, самом сложном уровне в этом смысле.
     Я на этой же неделе встречался в Туле с депутатами муниципальных органов власти. Знаете, скажу Вам откровенно: мне очень понравилась эта встреча. Это живые современные люди, которые стали депутатами буквально совсем недавно, 1 марта, люди, которые трудятся на своих местах. Это врачи, учителя, руководители малых предприятий, люди, которые на самом деле ходят по земле, что называется, и знают о тех проблемах, которые существуют в деревне, в маленьких городах. Общение с ними показало, что они очень компетентны, это не просто случайно попавшие во власть люди. И я надеюсь, что большинство людей, большинство новых депутатов именно такие. Я, кстати, думаю, что буду проводить такого рода встречи регулярно в разных регионах.
     Есть, конечно, и другие примеры. И когда я встречался с председателем Центральной избирательной комиссии, мы говорили о них. К сожалению, есть случаи, когда депутатами становятся представители первой криминальной волны, люди, которые в 90-е годы сколотили себе малое или большое состояние и которые довольно энергично двигаются во власть. Надо признаться, что за последнее время нам удалось довольно существенно почистить управленческий персонал, и теперь такого рода граждане на федеральном уровне и на региональном уровне практически не встречаются, а вот на муниципальном уровне эти случаи есть. И мы должны самым внимательным образом отслеживать и происхождение капиталов, и то, что делают эти люди и как депутаты, и в предшествующий период. Чем более глубоко мы будем смотреть за этими проблемами, тем лучше будет наш депутатский корпус, тем лучше будут государственные служащие, тем более эффективными они будут. И я намерен сам этому уделять самое пристальное внимание.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: В ходе Вашего общения с представителями муниципалитетов сейчас в Туле Вы почувствовали, они откликаются на эту тему борьбы с коррупцией? Насколько они отзываются?
     Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, Кирилл, она для них просто больная, эта тема, потому что их достали всякими проверками, вымогательством взяток, их достали местные «авторитетики», которые иногда заглядывают и говорят: ты с нами деньгами поделись. Поэтому этих людей не нужно агитировать в деле борьбы с коррупцией, они сами всё откровенно абсолютно расскажут. Как раз чем выше поднимаешься, тем сложнее людей вызвать на откровенность, а в этой ситуации всё просто. Они говорят: да, вот здесь приходила милиция, сказала, что нужно сделать то-то и то-то, а иначе надаем по шапке – пришлось заплатить деньги; здесь приходили пожарные – то же самое произошло; а в этой ситуации наезжал местный авторитет, и мы тоже вынуждены были с ним поделиться. И вот как раз на такие вещи нужно реагировать немедленно, потому что коррупция начинается снизу и завершается на самом верху, и нужно отрубать ей корни, потому что, когда люди видят, что эти вещи происходят повсеместно, у них руки опускаются.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Теперь, если можно, уже ближе к кризису. Государство сейчас через поддержку экономики, по сути, помогает сотням тысяч, если не миллионам людей, которые заняты на стратегически важных для страны предприятиях. Но, наверное, государство всё-таки не в силах в одиночку нести бремя этой поддержки, бремя этой помощи. И в этой связи вопрос о роли бизнеса. Какой Вы её видите в плане поддержки людей?
     Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, я думаю, что роль бизнеса в ситуации кризиса должна быть не только традиционной – развитие бизнеса, развитие производства...

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Извлечение прибыли.
     Д.МЕДВЕДЕВ: Извлечение прибыли, наконец. Совершенно верно. Но она должна быть и нравственной. Наш бизнес развивался очень быстро. И за счёт этого приобрел и много дополнительных возможностей. Нигде, может быть, в мире так быстро не происходило развитие предпринимательства за последнее время, как в нашей стране. Просто люди становились очень богатыми за очень короткие сроки.
     Теперь пришло время отдавать долги, долги моральные, потому что этот кризис – это тест на зрелость. Если человек реально стал настоящим бизнесменом, он умеет ценить своих работников. Он будет стараться, может быть, часть своих предложений, часть своих идей или личное потребление отложить на потом, сохранить трудовой коллектив, платить ему заработную плату, сохранить то, чем он занимался последние годы. А если человек начинает дёргаться, если он продаёт бизнес, бежит куда-то, это означает то, что он неправильный предприниматель. Он просто сделал своё дело и решил от него избавиться. И в этом смысле это, наверное, период такого очищения: тот, кто выдержит кризисные условия, тот в хорошем смысле этого слова будет эффективным предпринимателем, эффективным менеджером. И я думаю, что это очень важно.
     Если же говорить, кстати, о том, каким образом контролировать эти процессы, мы с Вами только что об этом говорили, то некоторое время назад возникла идея создать институт специальных представителей в коммерческих банках. И я специально эту идею продвигал, и соответствующий закон принят. Такого рода представители в банках коммерческих крупнейших появятся. Я считаю, что это очень важно, потому что они будут смотреть за тем, каким образом развивается сегодня бизнес в банковской сфере. Они будут давать согласие на совершение тех или иных сделок, смотреть за тем, чтобы кредиты выдавались на приемлемых, нормальных рыночных условиях, а не требовали каких-то подношений или совершения каких-то невообразимых действий, что, к сожалению, у нас тоже происходит периодически в банках. Кредиты должны быть по нормальным рыночным условиям, а не под откаты и не под соответствующие блага, которые обещаются на будущее. В этом плане я считаю, что институт контролёров в настоящий период необходим.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Речь идёт об уполномоченных Центрального банка?
     Д.МЕДВЕДЕВ: Речь идёт об уполномоченных Центрального банка в коммерческих банках.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Когда этот институт должен заработать?
     Д.МЕДВЕДЕВ: Они уже присутствуют в коммерческих банках, по сути, они уже работают.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Людям старшего поколения в нашей стране пришлось повидать многое: это и война, и послевоенный голод, и денежные реформы, когда за одну ночь сбережения всей жизни обесценивались. Людям среднего поколения, конечно, таких тягот не выпало, к счастью, но им тоже есть что вспомнить, если мы будем говорить о разрухе 90-х, например. Но так или иначе представители этих поколений прошли закалку, а молодёжь, она, наверное, впервые сталкивается с проблемами, порождёнными финансовым кризисом. Вы не опасаетесь, что молодые люди сегодня могут испытать своего рода разочарование, как-то потеряться?
     Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, я думаю, что такой проблемы по большому счёту нет по нескольким причинам. Во-первых, молодёжь – это всё-таки наиболее энергичная, наиболее мотивированная часть общества, и их не так просто сломать.
     А во-вторых, тот стартовый уровень, на котором мы находимся, существенно отличается от того, что было в 90-е годы. Мы-то с вами помним, в каком состоянии была страна, какой была экономика, что действительно произошло в один из дней 98-го года, когда практически каждый человек в стране почувствовал себя ограбленным. И в этом смысле этот стартовый уровень всё-таки создаёт достаточный запас прочности. Поэтому в отношении молодёжи я не испытываю особого волнения. Конечно, это проверка на прочность. Это очевидно абсолютно. Но я могу сказать, что и старшее поколение, и среднее поколение, они тоже не должны чувствовать сегодня себя как люди, которые снова попали в самую трудную жизненную ситуацию. Да, кризис никого не радует. Он всех напрягает, создает неудобство. Но, конечно, мы не допустим того, что происходило в конце 80-х, в 90-е годы. У нас принципиально другая экономика и, самое главное, принципиально иное отношение к социальным обязательствам государства. Того, что было, не произойдёт.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Всё-таки по поддержке молодёжи. Я сейчас задам вопрос, который волнует не только молодых, но и их родителей. Не за горами защита дипломов в российских вузах, и к ней сейчас готовится, если не ошибаюсь, 1300 тысяч примерно.
     Д.МЕДВЕДЕВ: Даже полтора миллиона.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Полтора миллиона выпускников. И нынешний год, пожалуй, будет, наверное, первым, когда работу найти будет очень сложно. Есть оценки, что примерно половина выпускников очных отделений не сможет сразу трудоустроиться. Что может сделать государство, чтобы остроту проблемы как-то снять?
     Д.МЕДВЕДЕВ: Действительно, важная проблема.
     С учётом того, что с рабочими местами всё непросто, наше Правительство подготовило специальное решение на эту тему. Министерство образования подготовило план трудоустройства молодых специалистов, который предполагает несколько вещей. Помимо тех, кто распределяется, допустим, по заявкам предприятий, кто учился по контрактам, их в принципе должны взять на работу, есть возможность кого-то быстро переподготовить по более дефицитным специальностям, и это предполагается. Есть возможность часть людей, часть студентов, которые хотели бы продолжить обучение, устроить на аспирантские места и в магистратуру, потому что, выбирая между сложной жизнью и учебой, конечно, я надеюсь, значительная часть студентов склонится к тому, чтобы продолжить обучение. Это тоже достаточно серьёзная позиция, которой мы обязательно займёмся.
     Наконец, есть ещё одна неплохая идея. Она заключается в том, чтобы при университетах, а также при колледжах, которые очень часто у нас вместе с университетами находятся, создать специальные малые предприятия, и такого рода законопроект уже внесён в Государственную Думу.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: А если говорить в целом о ситуации с безработицей в стране, каковы прогнозы Ваши?
     Д.МЕДВЕДЕВ: Ситуация с безработицей, Вы знаете, она сложная, но в целом пока контролируемая. Хотя за последнее время цифры существенно возросли. За истекшие пять месяцев мы получили дополнительное количество – около 200 тысяч человек зарегистрированных официально безработных. И в общей сложности общее количество зарегистрированных безработных у нас в стране составляет около 2 миллионов человек. Если же говорить о безработице фактической, то есть о тех людях, кто находится в интенсивном поиске работы…

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Но не встал на биржу труда.
     Д.МЕДВЕДЕВ: Но не встал на биржу труда, вместе, правда, с теми, кто уже на этой бирже состоит, то таких, по методике, которую подготовил МОТ, около 6 миллионов, то есть в общей сложности масштабы этого бедствия в нашей стране, они где-то в этих пределах.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Это впервые звучит сегодня.
     Д.МЕДВЕДЕВ: Да, эта цифра, наверное, звучит впервые, хотя она не является тайной за семью печатями, тем не менее это как раз те люди, которые сегодня не имеют работы. Это экспертная оценка, подчёркиваю. И, конечно, это как раз повод для того, чтобы реализовывать самые разные программы, которые, собственно, в нашей стране сейчас и реализуются. Я имею в виду и программы поддержки на федеральном уровне, на которые сегодня тратятся федеральные средства, на пособия соответствующие, это около 43 миллиардов рублей, и на программы софинансирования региональные, которые у нас существуют в наших территориях, куда тоже направлена приблизительно такая же сумма средств – около 43 с лишним миллиардов рублей.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Я бы просил Вас вернуться к теме образования и сказать несколько слов об образовании платном, потому что кризис болезненно сказался на положении людей, которые получают знания за свой счёт. Таких много и у нас в редакции. Вы встречались не так давно с Министром образования, дали ему несколько конкретных поручений. Когда можно ждать финальной точки?
     Д.МЕДВЕДЕВ: Такие поручения должны исполняться как можно быстрее. Я буквально несколькими словами скажу о текущей ситуации. Я действительно такие поручения дал, обозначил конкретные сроки. Информация следующая, которую я хотел бы сообщить всем заинтересованным нашим людям. Те, кто учится на платных отделениях и кто хотел бы перевестись на бюджетные места, – соответствующее письмо Министерства образования с рекомендациями, которые должны действовать в отношении всех учебных заведений, по моему поручению уже подписано. То есть в этом смысле все необходимые документы приняты.
     То же самое можно сказать в отношении другой идеи, которая звучала. Это идея, связанная с переходом на обучение за кредитные средства, я имею в виду получение кредита на образование. В ближайшее время в течение, я думаю, ближайших 10 дней будет подготовлен соответствующий акт Правительства, и вместе с принятием решения по государственному бюджету он будет принят. Таким образом, те поручения, которые давались мною Министерству образования и которые касались студентов, обучающихся по платной форме, они будут исполнены.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Это важная информация.
     Дмитрий Анатольевич, цены растут, дорожают продукты, дорожают и лекарства. И если с импортными препаратами это объяснимо, то с отечественными – просто нет слов.
     Д.МЕДВЕДЕВ: Да, это большая проблема. На самом деле действительно более или менее объяснимо, когда происходит подорожание импортных препаратов, это никого не радует, но там хотя бы есть объяснение. И совершенно неприемлемо, когда происходит удорожание препаратов, которые готовятся из российского сырья российскими предприятиями.
     Кстати сказать, и по импортным препаратам нужно разбираться самым внимательным образом, потому что одно дело, когда их стоимость меняется пропорционально изменению курса рубля к иностранной валюте, инфляции, но это хотя бы имеет экономическое объяснение, а другое дело, когда происходит рост в разы. Это просто попытка нажиться на людях в трудный период. Я иначе это никак не могу назвать.
     И с учётом того, что всеми этими вопросами в регионах занимаются наши региональные власти, я хотел бы специально обратить их внимание на то, что всякого рода посредники, которые работают в регионах, должны иметь совесть. И задача губернаторов разобраться с тем, чтобы те надбавки, которые они используют и по импортным препаратам, и по нашим препаратам, находились в каких-то разумных рамках. Если они этого не сделают, будут разбираться правоохранительные органы. Это я обещаю.
     И вторая вещь, которая, конечно, должна сегодня происходить. Мы по максимуму должны освоить линейку лекарств, которые производятся на наших препаратах, на наших линиях, на основе наших препаратов и наших линий в наших компаниях. Что для этого нужно сделать? Для этого, конечно, нужно посмотреть на весь спектр препаратов, который сегодня завозится и выпускается, и по возможности перейти на производство ряда препаратов в нашей стране.
     При этом мы раньше практически не контролировали ценообразование, и этот контроль осуществлялся в заявительном порядке. Я думаю, что мы могли бы сейчас принять решение об обязательном декларировании отпускных цен на наиболее важные препараты, которые поступают в коммерческую аптечную сеть. В этом случае уже на основе деклараций или о ввозе соответствующих препаратов из-за границы, или о внутренних ценах, ценах производителя мы получим более или менее ясную картинку, сколько стоит тот или иной препарат. И такого рода решения должны быть подготовлены. Так что это ещё одно средство реагирования на те проблемы, которые сегодня существуют с ценообразованием на лекарства.
     И, наконец, последняя вещь. Обязательно государство за этим будет следить, будут в полном объёме профинансированы поставки бесплатных лекарств по основным группам, которые их получали. Я имею в виду семь основных заболеваний, так называемых нозологий, которые идут за счёт федеральных средств, и те препараты, которые сегодня финансируются и поставляются бесплатно за счёт региональных источников.
     Вы знаете, я думаю, что это такая большая тема, которой можно было бы посвятить отдельный разговор, – состояние медицины в нашей стране и в целом, и в этот кризисный период. Поговорить обо всём: и о том, как медицинские услуги оказываются, какие есть проблемы, поговорить ещё раз о ситуации с лекарствами. И я намерен это сделать в одной из такого рода встреч.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Из Ваших слов можно сделать однозначный вывод, что бесконтрольного роста цен на лекарства государство не допустит.
     Д.МЕДВЕДЕВ: Государство не имеет права не контролировать этот вопрос, потому что это вопрос жизни огромного количества людей.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Дмитрий Анатольевич, даже из этого разговора можно сделать вывод о том, что вся нынешняя ситуация – это, наверное, очень серьёзное и продолжительное по времени испытание на прочность всей системы государственной власти. Как бы Вы оценили первые результаты этой проверки?
     Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, я не могу с Вами не согласиться в том, что это испытание на прочность, и это испытание будет длиться не один день и не один месяц.
     А что касается текущего положения дел, то я считаю, что в целом мы даём пока вполне адекватный ответ на тот кризис, который произошел. Но это не значит, что сейчас можно расслабиться и сказать: ну вот, мы наладили работу по вопросам поддержки ряда крупных предприятий, дали ряд субсидий, занимаемся безработицей, и всё нормально. Так нельзя рассуждать, во-первых, потому, что мы не знаем, и никто не знает в мире, сколько будет продолжаться этот кризис. И мы не застрахованы от всякого рода изменений, в том числе и неблагоприятных. И, во-вторых, у нас очень много проблем, поэтому расслабляться нельзя никому, конечно, прежде всего нельзя расслабляться властям: и федеральным, и в регионах, и на местном уровне. Наша задача – работать каждый день, работать над теми проблемами, которые поставил перед нами этот кризис, и тогда мы сможем справиться с ним.

     К.КЛЕЙМЁНОВ: Спасибо за этот разговор.
     Д.МЕДВЕДЕВ: Вам спасибо.
     ***
     (По завершении беседы Дмитрий Медведев ответил на вопрос о приоритетах Москвы на предстоящей встрече «двадцатки» в Лондоне.)
     Д.МЕДВЕДЕВ: Мы свою позицию достаточно уже давно проговариваем с нашими партнёрами, с нашими коллегами. Во-первых, это общая стабилизация ситуации в финансовом секторе – это меры, которые направлены на то, чтобы создать современную финансовую архитектуру. Причём архитектуру, которая всё-таки уже устремлена в ХХI век, а не воспроизводит архитектуру послевоенного периода. При этом мы должны будем изменить ряд ключевых вещей, в том числе и касающихся работы международных финансовых организаций. Они все уже сложились, у них есть специальные правила, по которым они работают, они принимают много самых разных решений, но текущий кризис показал, что их деятельность далеко не идеальна: и Международного валютного фонда, и Мирового банка, и других структур. Стало быть, эту деятельность нужно упорядочить, причём сделать её более справедливой по отношению к тем государствам, которые недавно вышли в разряд наиболее крупных экономик, развивающихся экономик, я имею в виду в данном случае и Россию, и другие страны, с которыми мы сотрудничаем в этом плане. Так что это реформа деятельности международных финансовых организаций.
     Ещё одна важная тема – это контроль за макроэкономическими показателями стран, которые влияют на общую мировую финансовую ситуацию, с тем чтобы проблемы, которые возникают в одном государстве, не создавали тяжелейший цепной эффект, когда кто-то там навыпускал ипотечных кредитов в огромном объёме, а долбануло по всей мировой экономике. Здесь у нас должны быть механизмы, которые позволяют хотя бы каким-то образом воздействовать на решения, принимаемые нашими партнёрами, и, с другой стороны, защищаться от такого рода последствий. Это тоже очень важная вещь.
     Вопросы аудита, бухгалтерской отчётности. Здесь должны быть ясные, нормальные, справедливые правила, которые устраивают всех, а не группу государств, пусть даже очень развитых.
     Поэтому в целом, если говорить о том, что мы предлагаем, это просто более справедливое устройство международной финансовой системы. В принципе об этом говорят все государства. Вопрос в акцентах и вопрос в том, хотим ли мы двинуться вперёд или законсервировать всю ситуацию в том виде, в котором она есть сегодня. Наша позиция: нужно двигаться вперёд. Надеюсь, что эта позиция найдёт свой отклик у наших партнёров в ходе моего визита в Лондон на саммит двадцати крупнейших экономик.
     Мы должны сформулировать основные позиции, согласовать наши позиции, а вот последующая работа, которая идёт на экспертном уровне, на уровне руководителей министерств и ведомств, должна привести к созданию целого ряда новых международных конвенций. И в этом смысле я надеюсь, что мы всё-таки сможем договориться, потому что в противном случае с такого рода проблемами мы будем сталкиваться если не каждый год, то раз в 10-15 лет обязательно.
     Интервью публикуется по материалам сайта Президента России.

Прозрачный намек

Глава государства призвал чиновников, бизнесменов и спекулянтов иметь совесть

Мартовские тезисы Дмитрия Медведева

Президент поделился наболевшим

За что президент отдал 82 рубля 50 копеек

     Заседание президиума Госсовета и Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте состоялось в Туле. Дмитрий Медведев немало времени уделил общению с местными депутатами, озаботился духовностью молодежи и купил знаменитый тульский пряник.
     В Тулу из Москвы прибыла солидная делегация чиновников. Приехали сюда и представители ведущих конфессий России. Здесь предполагалось провести совместное заседание президиума Госсовета и Совета по взаимодействию с религиозными объединениями.
     Для начала Дмитрию Медведеву показали Тульский кремль (построен в 1520 году) и находящийся на его территории музей оружия. После экскурсии он прибыл в Дом науки и техники, где пообщался с вновь избранными муниципальными депутатами и губернатором области Вячеславом Дудкой.
     – Мне приятно, что депутатами стали люди, близкие к земле: домохозяйки, предприниматели, – обратился к собравшимся президент и предложил желающим выступить.
     Не растерялась староста деревни Нижняя Китаевка Ольга Муханова. Она сообщила, что в ее деревне 84 жителя. Чтобы как-то себя взбодрить, они «проводят конкурсы, субботники, убирают мусор».
     А жители деревни Хомяково, добавила она, купили общественную корову, которую кормят в складчину, а полученное молоко делят поровну.
     – А кто обслуживает эту общественную корову? – поинтересовался президент.
     – Все! – чему-то обрадовалась староста.
     – А как вообще живет деревня? – взял инициативу на себя президент.
     – Все хорошо. Только газа нет, – печально констатировала Муханова.
     Дмитрий Медведев, оценив трагизм ситуации, по-обещал старосте, что газ будет – в рамках программы «Газпрома» по газификации России.
     Депутата Галину Мешкову очень волновал вопрос с ЕГЭ. По ее словам, методические документы по ЕГЭ приходят в Тулу из Москвы через: шесть месяцев. Президент тут же отчитал министра образования Андрея Фурсенко.
     Народный избранник Елена Бахтина пожаловалась, что из деревни бежит молодежь:
     – Нужно больше фильмов снимать о селе, а то в телевизоре сплошной «Дом-2»!
     Медведев попытался успокоить Бахтину, сообщив ей, что деревня всегда страдала от оттока людей, а заодно предложил ей занять активную позицию по проблеме села и решать этот вопрос на своем месте.
     После встречи Медведева ждало заседание Госсовета. По дороге он неожиданно заглянул в магазин, где купил большой тульский пряник. Продавцы постеснялись брать деньги у президента, но по его настоянию выбили чек и приняли 82 рубля 50 копеек.
     Заседание Госсовета было посвящено Году молодежи в России. Участие в нем представителей разных конфессий объяснили тем, что они имеют влияние на россиян в возрасте 14-30 лет. «Одна из главных задач на сегодня – создание условий для самореализации молодых людей», – сказал президент. Он также призвал религиозные организации не допустить духовного упадка в обществе. Патриарх Кирилл говорил о важности воспитания самостоятельной, думающей личности.
     – Из наших телепередач можно сделать вывод, что если ты преуспевающий и крутой, то необязательно соблюдать моральные устои, – заявил главный муфтий России Равиль Гайнутдин и тут же попросил президента соз-дать федеральный экспертный религиоведческий совет, куда войдут лингвисты, психологи, юристы и богословы, который, по мнению муфтия, должен заняться экспертизой литературы для молодежи. На это президент ответил, что даст соответствующие распоряжения.
     Главный раввин России Берл Лазар заметил: «Религия, конечно, отделена от государства, но государственные люди не должны быть отделены от верующих».

Цифры
     82,5 рубля заплатил за тульский пряник Дмитрий Медведев
     16 кг весил тульский пряник, подаренный Владимиру Путину в 2003 году
     75 дворов получают молоко от общественной коровы в деревне Хомяково
     1 корова дает молоко всем жителям деревни Хомяково Тульской области
     6 месяцев добираются в Тулу из Москвы новые методические документы по ЕГЭ

Отечества столпы

     Никогда еще основной сюжет борьбы за власть в России не был столь прост и безнадежен, как в марте 2009 года. В числе множества благодеяний, которым жители РФ обязаны столь неприятному господину, как Мировой Финансовый Кризис, налицо и полная неопределенность в том, что будет происходить с российской политической действительностью в перспективе ближайших 4-5 лет. Конечно,
     дело не столько в кризисе – острый дефицит каких-либо идей относительно будущего как экономики, так и политики в РФ наблюдался и год назад.
     Достаточно было убрать всего одну деталь в благополучии – речь идет даже не о цене на нефть. Деталь эта – приток иностранных инвестиций в экономику РФ. И она действительно сломалась по не зависящим от России причинам. При этом даже самые горячие головы в Кремле осознают, что очередь на замену детали слишком длинна, чтобы рассчитывать на быстрый выход на тот же участок трассы наперегонки с коллегами по BRIC, щедро спонсируемые международными инвесторами с 2001 года после кризиса доткомов.
     По иронии судьбы именно в разгар споров о суверенности российской демократии экономика РФ процветала в результате игры, в которой наши компании были в большей степени объектами, нежели игроками. По крайней мере, никакой серьезной экспансии игроков из России за пределы своей территории, если не считать случайных покупок акций австрийской Strabag и швейцарской Oerlicon, за годы процветания не обнаружено. Бум 2005-2008 годов почти целиком строился на допуске к растущему рынку РФ иностранных инвесторов – от банков до инвесторов на IPO. Государству на этом фоне оставалось лишь заниматься в меру желания сбором растущих в объеме налогов, умеренным реформированием законодательства и необязательным мифотворчеством о светлом будущем, которое ждет страну на этом необременительном пути. Теперь же время оказавшейся столь выгодной для РФ глобализации экономики, как выяснилось, практически закончилось.
     То, что будет происходить с российской внутренней политикой в отсутствие внешнего интереса к ней, предсказать невозможно. И недавняя статья руководителя Центра социальной политики Института экономики РАН Евгения Гонтмахера о роли и месте идеолога «суверенной демократии» замглавы администрации президента Владислава Суркова в органах власти РФ не выглядит неожиданной ни по форме, ни по содержанию. Как и невиданная по прежним временам дерзость вице-губернатора Ленинградской области Григория Дваса в адрес министра финансов Алексея Кудрина: как сообщил «Деловой Петербург», в беседе с представителями Американской торговой палаты областной чиновник назвал Кудрина и его подчиненных «тупоголовыми финансистами», захватившими власть, а текущий курс Минфина охарактеризовал как «фигню», от которой «волосы встают дыбом». Оба критика (один – высокопоставленный чиновник в прошлом, другой – действующий), без сомнения, осознают, кто есть кто в табели о рангах и на какие устои они покушаются своими дерзостными речами. И оба, по крайней мере, чувствуют, что изменилось в системе власти за последние месяцы.
     На суверенность демократии в РФ, как бы об этом ни просили, никто не собирается покушаться иностранными инвестициями еще года три-четыре. Самое время подумать, куда, собственно, рулить самостоятельно, на своем бензине и без унизительного, хотя и малозаметного диктата идеи инвестиционной привлекательности.
     Неопределенность, царящая в головах российских чиновников, делает поле российского будущего удивительно просторным и пугающе пустым.
     Если ранее Алексей Кудрин и Владислав Сурков оставались двумя идеологическими столпами российской власти 2000-2008 годов, то в дивном новом мире России 2009-201… эти места им не гарантированы.
     Причины этого можно смело определять как внешнеполитические. Если до осени 2008 года почти все происходящее в РФ так или иначе определялось «магнитным полем» мирового финансового рынка и реакцией на него российских игроков, то теперь электромагнит, генерировавший «поле», практически обесточен. Большинство действий, которые в РФ можно предпринять в ближайшие годы, являются ее внутренним делом.
     Не успев стать столпом мировой финансовой системы, Россия с ее внутренним рынком и его политической инфраструктурой интересует мир примерно в восьмую очередь после США, ЕС, Китая, Юго-Восточной Азии, Индии, Австралии, Канады, то есть примерно наравне с Латинской Америкой. Накала страстей вокруг российского внешнего долга нет – даже корпоративные дефолты компаний РФ, крайний сценарий, не вызовут потрясений больших, чем экономические проблемы Аргентины в 90-х или Бразилии в 70-х. Живите, как хотите, пока в ЕС поступает газ – все это ваши проблемы: так с начала 2009 года в целом формулируется внешняя стратегия большей части мира по отношению к почти уже региональной сверхдержаве, перспективному мировому финансовому центру и претенденту на построение полюса мультиполярного мира – Российской Федерации. Хотите общаться – идите сюда, вот кресло в workshop между ЮАР и Южной Кореей, рабочий язык – английский, без перевода.
     И все бы ничего, если бы в России государство, а точнее – составляющие его чиновники, обладающие действительно существенной властью, умели формулировать свои цели и задачи на какую-либо перспективу без внешнего фактора. Даже «план-2020» (на деле, есть люди, которые его читали) можно считать документом вполне бессмысленным, если аккуратно убрать оттуда международные сравнения. Увы, ни визит на прошлой неделе делегации РСПП в столицу мировой власти Вашингтон, ни участие вице-премьера Алексея Кудрина во встрече министров финансов G20 в Лондоне не дали российской власти ответа на вопрос, что закладывать в скорректированный «план-2020» в новых условиях, как жить и чего ждать. Подчиненные Барака Обамы на российских эмиссаров в целом смотрели с недоумением, дискуссия в Великобритании свелась в основном к регулированию отчетности по забалансовым обязательствам и рынка CDS – в России и то и другое экзотика.
     Мнение о России как об «ошалевшей от нефтедолларов клептократии», походя высказанное Economist в феврале, не столько обидно, сколько показывает реальный масштаб российских проблем для мира:
     стратегически важных для кого-либо «клептократий» существовать не может, такой режим возможен лишь на периферии обитаемого мира, даже если это определение – ошибка. Ну, перепутали с Нигерией, невелика беда. И эти люди год назад называли Россию самым перспективным рынком мира?
     То, что именно Алексей Кудрин и Владислав Сурков, лица, в основном определяющие внутриполитические действия власти (первый – вопросы госфинансов и налоговой системы, второй – вопросы госпропаганды, партийного строительства и взаимодействия с региональными властями), стали двумя ключевыми составляющими власти в РФ, чье наличие на своих постах и определяет «неизменность внутренней политики» Владимира Путина, неслучайно. Третий столп этой системы в Белом доме, Игорь Сечин, не скрывает, что все его действия – часть внешнеполитической игры российской власти на нефтяном направлении. Алексей Кудрин отвечает в этой схеме за экономическую стабильность (определявшуюся, как мы видим, внешним инвестпритоком), Владислав Сурков – за политическую, определявшуюся желанием самой жесткой реакции на внешние «угрозы».
     В последнем случае это особенно очевидно: несложно понять, что подавляющее большинство тезисов о том, в чем состоят национальные цели и задачи России, сформулировано в последние годы в диалоге не с населением РФ (государство у нас отделено от общества еще в середине 90-х, и пока ни беды, ни победы власти этой ситуации не изменили), а в полемике с внешним миром. Особенно это характерно для «нулевых» годов, в которые большая часть российских институциональных изменений – от налоговой реформы до фактического запрета независимой политической деятельности – двигались не столько внутренней потребностью властной элиты в таких реформах, сколько стремлением сопротивления или кооперации по отношению к внешнему миру.
     Призрак «оранжевой революции», бродящий по окрестностям бывшего СССР в непосредственной близости от госграницы, пугал Белый дом и Кремль не столько потерей активов под контролем, сколько неистребимым иностранным акцентом. На этом языке мы не говорим, мы его не знаем. Боязнь этого акцента, к слову, присуща почти всем без исключения представителям российской власти. Геополитические опасения Егора Гайдара, предубеждение перед иностранцами-«стратегами» в экономике Анатолия Чубайса, «крепость Россия» Игоря Сечина и опасения китайской экспансии на Дальний Восток Владимира Путина – одно и то же явление.
     В России потеря власти всегда видится как внешняя, а не внутренняя опасность – пломбированному вагону, ордынскому ярлыку или польскому интервенту всегда больше веры, чем бунту крестьян или военному перевороту.
     Неудивительно, что именно вокруг трех фигур – Суркова, Кудрина и Сечина – и концентрируется напряжение в последние месяцы во властной элите, которая за их вычетом, впрочем, никакой идеологии не имеет и иметь не желает. В схеме работы власти в России уже не важны ни Владимир Путин, ни Дмитрий Медведев, ни Роман Абрамович, ни «Единая Россия» – достаточно пересмотреть место хотя бы одной из трех указанных фигур во власти, чтобы иметь дело с новой, другой властью. В то же время три фигуры – последнее, что обеспечивает ей стабильность, которая уходит из-под ног, несмотря на то, что нефти и денег – почти столько же, сколько два-три года назад.

Застрявшие в низшей лиге

     Я сочувствую российским лидерам. Всего год назад Россия поднялась с колен и заняла принадлежащее ей по праву место во главе международного стола. Будучи энергетической сверхдержавой, она контролировала то, как отапливается Европа, и ей принадлежал каждый восьмой баррель нефти, добываемой в мире. Нефтедоллары поступали быстрее, чем российские миллиардеры успевали их тратить на 'Бентли' и 'Гуччи'. Эти миллиардеры, кроткие как агнцы в присутствии кремлевских политических боссов, рычали как львы за рубежом, пугая иностранные компании.
     Летом прошлого года российская армия одержала победу в своей первой за несколько десятилетий войне на чужой территории – пускай даже против крохотного соседа. Россию еще не любили и не уважали, но уже начали бояться – долгожданное возвращение к былой славе.
     Поначалу и нынешний экономический кризис казался многообещающим. Ненавистные янки, наконец-то, получили по заслугам. С экономической мощью Америки было покончено, ее 'зеленый' превратился в мусор, а система управления экономикой оказалась дискредитирована.
     До чего же это было сладостно! И какое разочарование было впереди. Рецессия ударила по России быстрее и больнее, чем по всему остальному миру. Не менее неприятным сюрпризом стал рост спроса на американские казначейские облигации и курса доллара по отношению к рублю.
     Но самым тяжелым ударом стало осознание того, что в международном масштабе Россия остается игроком низшей лиги. Россия не вносит существенного вклада в дебаты о том, как решить экономический кризис. Единственное, что российские лидеры могут сделать наверняка, – это сидеть смирно и ждать, пока президент США Барак Обама вытащит американскую экономику из рецессии.
     Никого не должно удивлять то, что Россия не принимает решения по вопросам мировой экономики. Россия – новичок в глобальной экономической системе, которая функционировала в своей нынешней форме на протяжении почти пяти десятилетий до того, как Советский Союз появился из-за 'железного занавеса'.
     Даже Китай со своим огромным населением и громадным объемом экспорта не сумел сгладить последствия кризиса. У пекинских коммунистов, как и у их коллег из Кремля, нет иного выбора, кроме как болеть за успех Обамы.
     И Россия, и Китай находятся в уязвимом положении. Нынешний экономический кризис, что осознает все больше людей, вызван не коллапсом рынка недвижимости в Соединенных Штатах или обрушением глобальной финансовой системы. Это сдвиг парадигмы спроса и предложения из разряда тех, что происходят раз в столетие. Прежний спрос, основанный на избыточной долларовой ликвидности и сложной системе регулирования долгов, исчез и не может быть воссоздан. Миру придется разработать новые способы уплаты за громадные объемы товаров и услуг, на производство которых настроена глобальная экономическая машина. Этот процесс будет долгим и трудоемким.
     До прошлой осени спрос, покрывавшийся за счет кредитов, был велик. Это означало, что большинство рынков были рынками продавцов. Отныне спрос будет крайне небольшим, а это означает, что при совершении сделок преимущество будет у покупателей. Это потребует снижения цен, повышения надежности и качества всего, за что они платят.
     Это относится не только к машинам, одежде и потребительской электронике, но и к природным ресурсам. Недавно Всемирный банк предупредил о том, что в этом году глобальный ВВП сократится впервые после Второй мировой войны. Миру потребуется меньше нефти, газа, металлов и других ресурсов. Если Россия не очнется и не начнет лучше понимать нужды своих зарубежных клиентов, то ей, возможно, будет очень трудно продать свои ресурсы в высоко конкурентных условиях рынка.
     Алексей Байер – нью-йоркский экономист, родившийся в Москве

Кризис – не русское слово

В Москве готовятся к расстыковке с Западом

     Российская экономика сокращается, как лужа в пустыне. Подобные темпы падения наблюдались, по мнению многих экономистов, доселе лишь один раз – осенью 1941 года. Курс рубля и ход торгов на местных биржах вынесены в заглавные новости практически всех радиостанций. И новости эти опять же напоминают величаво-печального Левитана: '...после продолжительных боев с превосходящими силами противника наши войска оставили город...'. Курс акций падает, рубль слабеет, предприятия останавливаются, безработица растет. Утро за утром, день за днем... Но делать из этого трагедию перестало быть модным.
     Надрыв прошел. Пришли будни. Элиты окунулись в привычные темы и склоки. Вспомнили об Олимпиаде в Сочи, о строительстве пяти игровых зон в чистом поле и даже о нацпроектах вроде 'Доступного жилья».
     Хорошо отдохнувшие люди в хороших костюмах со спокойными улыбками обсуждают: какой будет инфляция в 2013 году? Другие спорят на тему, когда вернется профицит бюджета: в 2014-м или в 2012-м? Все это показывают по телевизору миллионам одуревшим от вынужденного отдыха людей. Те смотрят и не могут понять: о какой стране идет речь? Вроде знакомые лица: вот премьер, вот вечные министры, вот депутаты парламента.
     О чем они говорят? Какой профицит, какого бюджета, какой страны?
     За полгода исчезло две трети накопленных резервов. Российские банки должны западным партнерам полтриллиона долларов. Я повторю, чтобы вы ощутили на вкус эту цифру, – пятьсот миллиардов американских долларов.
     Москва выглядит городом парализованных строительных кранов: нет денег не только строить, нет средств снять краны и вернуть хозяевам. Они стоят инсультными журавлями над недостроем, вводя девелоперов с каждым днем во все большие долги.
     Замерли порты, скучают таможни: импорт, по скорости сокращения, догоняет экспорт.
     Знакомый журналист прикупил под Москвой в девяностые фазенду неподалеку от железной дороги. Последние годы бесконечный стук колес все больше выносил дачнику мозг. И он решил продавать: не дача, а буранный полустанок. Приехали покупатели, переночевали. Хорошо здесь у тебя, говорят, тихо... Коллега, с осени не посещавший свое загороднее жилье, сначала подумал, что над ним смеются. Съездил сам на выходные – и правда тишина. Пару раз за день, как 10 лет тому, его взбодрила электричка. Оказывается, уже давно никто никуда ничего не везет...
     В качестве успокоительного власти придумали неуклюжее слово – импортозамещение. Мол-де, не будем покупать у пиндосов бусы за валюту, а сами наладим выпуск кока-колы с мерседесами... В недрах политтехнологических структур готовятся лозунги для могучей всенародной встряски – покупай только российское! Кампания грянет через месяц, а то и раньше.
     С тем же успехом могли бы призывать покупать марсианское: где его, исконно российского товару, найти-то?
     Вот, казалось бы, самый российский из продуктов – пельмени. Мясо в нем, увы, импортное, аргентинское; мука вроде местная, да вот только намолота и упакована на импортной технике; о лавровом листе, специях и говорить не хочется... Что там еще? Ах да, соль! Соль украинская. И даже упаковка печатается в Белоруссии за валюту. Остается вода. Она вот вроде точно не привозная. Если не считать того, что практически все присадки, очистительные средства и прочие химвещества, превращающие озерно-речную жидкость в питьевую воду, закупаются на Западе. Там же, где и сами линии производства пельменей и компоненты к ним.
     И так, пожалуй, в каждой важнейшей отрасли. Три четверти (в ценовом выражении) лекарств в России – импортные. 80 процентов того, из чего производится оставшаяся отечественная четверть, поступают из-за границы.
     Даже знаменитый российский газ – русский лишь по земле-матери. Его добывают преимущественно украинцы с белорусами, на практически стопроцентном импортном оборудовании, направляя поток на Запад, по западным трубам, с помощью западных компрессорных станций, управляемых по западной технологии западными компьютерными программами...
     Крупнейший подрядчик 'Газпрома' – 'Газстройконсалтинг', потратил перед кризисом полтора миллиарда долларов на закупку самой современной строительной техники. Семь тысяч самосвалов, бульдозеров, экскаваторов прибыли на север исключительно оттуда, куда уходит газ. Чем можно заместить необходимые для них запчасти?
     Две трети колбасного фарша производятся в России из специально импортируемого мяса.
     Девять из десяти букетов цветов, продаваемых в стране, проходят таможню. За семь 'тучных лет' в ядерной державе не научились даже тому, что в советское время умел чуть ли не каждый латвийский хуторянин, – растить под пленкой на дармовом электричестве тюльпаны да гвоздики. Впереди 'семь худых лет', и многие со страхом думают: чему эти годы научат россиян?
     Когда матерый московский политик-патриот принимает от помощника итальянский пиджак и садится в немецкий лимузин, чтобы отправиться на бизнес-ланч во французский ресторан, то по дороге он поглядывает на свои швейцарские часы и воркует с любовницей по финскому телефону. Это, однако, лишь комичная видимая часть айсберга непреодолимой зависимости России от заграничной экономики. Интимные словечки западоненавистника транслируются немецкой аппаратурой к его юной подружке, которая нежится в швейцарском шале, оплачивая дизайнерскую одежду в соседних бутиках со счетов в лихтенштейнском или исландском банке. Ко всему и улица, по которой чиновник катит с мигалкой, расчищена от снега иностранными рабочими с помощью импортной техники. По злой иронии судьбы, даже снег, красиво укрывший Москву перед весной, и тот был пригнан ветрами откуда-то из Атлантики... Чем заместить ветер?
     Ранней весной Россия поощряет алчных киргизских лидеров многомиллиардным кредитом к закрытию американской авиабазы, а к зиме за этими же миллиардами придется идти с поклоном к американцам. В чем здесь стратегия?
     Я хорошо помню, как в 1992 году, по личной просьбе Ельцина, правящий бургомистр Берлина отдал в качестве гуманитарной помощи москвичам стратегический запас Западного Берлина. Мгновенно был задействован весь потенциал сотен транспортных фирм – колонны фур потянулись в Москву. Везли все то, чем должны были в течение полугода перебиваться три миллиона берлинцев на случай очередной советской блокады. Среди даров были даже унитазы для инвалидов и протезные стоматологические мосты. Тогда западные склады были переполнены. Сегодня они пусты. Отказывая в спасении 'Опелю', никто не станет давать деньги на выживание УАЗа. Этот простой сигнал все никак не может пробиться за кремлевскую стену или в российский Белый дом. Хотя он важнее темпов падения индекса РТС. Кстати, в 1998 году индекс составлял всего 35 единиц (против 2400 минувшим летом и нынешних 500), а в 1993-м его вовсе не было. И ничего, пережили. Не важно, сколько стоит акция Сбербанка и какое место в списке миллиардеров занял Олег Дерипаска. Важно, доверяет ли мировая финансовая система российским властям. Пятнадцать лет назад Запад вытащил за уши Россию из топи гражданской войны, обеспечив Ельцину и его команде главное – кредитоспособность. Все понимали: при Руцком с Хасбулатовым придется жить на свои. А своих не было.
     Сейчас ситуация много опаснее: свои на исходе, а чужих не взять. Даже ненадолго.
     Сидя в комфортных офисах на берегу Шпрее или Сены, мы думаем вовсе не о том, что скажет о Западе Медведев Путину. Этих (вполне европейских, хотя иногда и излишне жестких политиков) мы принимаем довольно спокойно. В конце концов царь Александр, чья экономика с трудом достигала объема какого-нибудь свободного города Гамбурга, позволял себе лениво заметить, что Европа может подождать, пока русский царь удит рыбу. И никто не держал на него за это обиды.
     Собственно говоря, с тех пор стратегически мало что изменилось. Русский 'царь' все так же рыбачит. Европа все так же иронично ждет.
     Конечно, никто не может заставить образного 'русского царя' бросить удочку и взяться за державу. Тем более что у Берлина, Лондона, Парижа, Вашингтона или Брюсселя полно собственных дел: финансы и промышленность требуют ежеминутного ухода, как послеоперационные пациенты. И то, что российская экономика сжимается со скоростью 1941 года, в западных столицах не попадает в заголовки новостей. В них попадет то, что может случиться после, – когда экономике уже некуда будет сжиматься и она взорвет страну.
     Не хотел бы я знать сегодня, что будет в тех новостях...

Непереводимая игра дел

     Олигарх Олег Дерипаска, «обедневший» за время кризиса на 25 млрд. долларов, ходит с шапкой по кругу и просит у государства денег. Мой приятель Сергей, который держит небольшую продуктовую сеть из нескольких магазинов, ничего ни у кого не просит. Долгов у него нет, кредитов не брал. У Сергея работает 21 человек, никого не уволил, правда, немного сократил зарплату. Не жирует. До кризиса в отпуск ездил с семьей в Турцию, Египет и Болгарию. В этом году не поедет никуда – жену с двумя детьми отправит на лето к теще в деревню в Смоленскую область. Пару месяцев назад на кризис смотрел философски: «Не то пережили и это переживем». Теперь оптимизма поубавилось: «Не знаю, как выплывать…». А когда заходит разговор о том, что, может, государство поможет, моментально раздражается: «Да пошли они все… Я ж не Дерипаска».
     Таких, как Сергей, – миллионы. В России насчитывается порядка 1,2 млн. малых предприятий, на каждом из которых в среднем работают несколько человек, плюс миллионы индивидуальных предпринимателей. Если все это сложить, получится предприятие, на котором действительно держится почти вся система, то есть государство. Несмотря на это, главному системообразующему предприятию приходится рассчитывать только на себя. Но запас прочности не бесконечен, хотя власть считает по-другому.
     Вице-премьер, министр финансов Алексей Кудрин, принимавший участие в Лондоне во встрече министров финансов 20 ведущих стран мира, заявил, что предпринимателям не надо надеяться на снижение налогов – этот потенциал исчерпан. Мол, сделали все, что смогли, теперь спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Вице-премьер – большой оригинал, который, впрочем, и до кризиса мерил всех под одну гребенку. Он, похоже, ставит себе в главную заслугу то, что с 1 января этого года снижен налог на прибыль с 24 до 20% за счет федеральной его части, которая уменьшается с 6,5 до 2,5%. «Да какая мне разница, платить 24% или 20%, если этой прибыли кот наплакал!», – возмущается мой приятель. Действительно, какая? Одно дело – прибыль 100 млн. долларов, как, например, у металлургического магната, другое дело – 20 тыс. руб. По Кудрину разницы, понятно, никакой нет. Видимо, по-прежнему не видят наши власти никакой беды для миллионов мелких предпринимателей в увеличении единого социального налога (ЕСН).
     Там же в Лондоне Алексей Кудрин сказал, что повышение ЕСН – это «логичный шаг», хотя «на период кризиса у меня гибкая позиция». Напомню, что решение о замене с 1 января 2010 года ЕСН страховыми взносами было принято в ноябре прошлого года, когда уже вовсю бушевал кризис. Во всем мире ломали голову над тем, как облегчить участь реального бизнеса, а у нас, наоборот, придумали, как этот бизнес в очередной раз придавить. После введения новой схемы предприятиям придется платить больше, а хуже всех придется опять же мелким предпринимателям. И не исключено, что это может произойти в запланированные властями сроки. Во всяком случае пока никто и нигде открыто не заявлял, что во время кризиса делать этого не стоит. Как по экономическим, так и по этическим соображениям.
     Мой приятель Сергей не злорадствует по поводу Дерипаски или Батуриной и прочих олигархов, которые в одночасье оказались без денег и просят у государства «на пропитание». Но не может он понять одного: «Ладно, мне не надо помогать. Но давить-то зачем?». После этого следует, как правило, фраза, построенная на непереводимой игре слов.
     Автор – первый заместитель главного редактора газеты «Новые Известия»

Услышать и понять

     Рецепт выхода из всех экономических кризисов только один: работать надо. Роль государства и «капитанов бизнеса» в этом очень проста – создать стимулы для производительного труда каждого члена общества, поддержать того, кто оказывается не у дел в меняющейся экономике, и поощрить того, кто хорошо работает.
     А дальше все зависит от самого человека. Но с одним условием. Когда приходится делить сокращающийся пирог и распределять бремя кризиса, очень важно, чтобы общество видело, что это делается «по справедливости», в совете с ним. Конечно, избежать ошибок в период кризиса невозможно. И единственный способ не допустить, чтобы реакция на них дала эффект «снежного кома», накатывающегося на социальную и политическую стабильность, – развивать «демократию доверия», открывать существующие и создавать новые каналы общественного диалога.
     Начатая по инициативе президента программа повышения качества народного представительства во власти (получившая неформальное название «десять шагов») – это как раз программа действий не только «за» – за демократию, за свободу, но и «против» – против застарелого стереотипа государственной бюрократии, в основе которого – недоверие к человеку. Вспомним, что вошло в эти «десять шагов», и увидим «болевые точки», которые эта программа призвана расшить.
     Расширяются контрольные функции представительной власти – правительство обязано отчитываться перед ней и отвечать на вопросы, в том числе неудобные. Если выстроить этот механизм должным образом, то каждый избиратель почувствует, что может задать вопрос любому министру или самому премьеру через своего представителя в Госдуме.
     В Совет Федерации нельзя будет попасть, не пройдя горнило выборов в региональный или муниципальный представительный орган – значит, члены Совета Федерации будут гораздо прочнее привязаны к земле, которая послала их своими представителями в Москву.
     Номинировать кандидата в губернаторы сможет только партия, имеющая большинство в законодательной власти субъекта Федерации, – повышается прозрачность, складывается система взаимной ответственности между исполнительной и законодательной властью в регионе. Очень важно, чтобы партии – в первую очередь самая большая из них – создали свой внутрипартийный механизм принятия решений по выдвижению кандидатов и чтобы он включал не только федеральное руководство партии, но и региональную организацию, которой жить и работать с этим губернатором.
     Снижение барьеров входа на политический рынок для всех партий, в том числе малых. Снижаются (пусть постепенно) требования к числу членов партии, количеству потребных для регистрации на выборах подписей. Партиям, которые наберут не менее 5 процентов голосов на выборах, гарантируется не просто представленность в парламенте, но и все привилегии парламентской партии. Укажем критикам этой нормы: дело не в том, что такие партии получат всего одно-два места в Госдуме, дело в появляющейся у них защите от бюрократического произвола на выборах и в политической деятельности. А еще важнее – такая инициатива призвана остановить тренд на искусственное замораживание политической конкуренции, когда партии снимали с выборов, избыточно контролировали их членскую базу и соблюдение внутренних норм партийной жизни, чинили препоны в доступе к СМИ. Именно эти нормы должны пройти проверку на вменяемость региональной бюрократии – услышала ли она поданный президентом сигнал о недопустимости недоверия к свободному человеку, свободной деятельности.
     Продвижению России к «демократии доверия» будет способствовать и расширение полномочий Общественной палаты, и введение в состав президентских советов политиков либеральной ориентации («критиков режима»), наделение муниципальных собраний правом отстранять неэффективных мэров.
     Все эти меры – не панацея, как не панацея и сама демократия. Их дело – снять препоны для общественного диалога. Дать сигнал, что его расширение и развитие однозначно поощряется государством как инструмент укрепления общественного доверия и – говоря шире – национального успеха, обеспеченного усилиями всех граждан страны. Действенность этой программы будет проявляться постепенно – тем более что фактическое вступление в силу этих норм будет происходить на протяжении нескольких лет. Но очень важно уже сейчас развивать и поощрять любые формы «демократии доверия».
     Один из первых исследовательских проектов нашего института посвящался развитию российской модели демократии. Наши выводы по всем основным пунктам созвучны президентской инициативе. Необходимо развивать «демократию доверия» и широкий общественный диалог о путях преодоления кризиса, о поступательном развитии России.
     Приобретет ли этот диалог форму пакта или договора между государством и обществом? Вопрос непростой. С одной стороны, это не самоцель. Да и вряд ли общество сегодня готово выдвинуть из своей среды «подписантов» такого пакта, которые были бы легитимны в глазах большинства россиян. Но тем не менее некоторые черты такого договора должны обязательно соблюдаться всеми сторонами, и не в последнюю очередь государством.
     Во-первых, диалог должен быть честным, все обязательства соблюдаются, а если что-то не получается, то должен быть откровенный ответ и, если уместно, санкции против конкретных людей, ответственных за провал. Во-вторых, диалог должен быть открытым – для всех партий, профсоюзов, объединений работодателей, структур гражданского общества. Как уже существующих, так и новых. «Лицензию» на участие в диалоге должен давать не бюрократ с круглой печатью, а народ, доверивший представление своих интересов новообразованному профсоюзу или организации людей, пострадавших от кризиса. В-третьих, диалог должен быть уважительным.
     Главное, что должна усвоить власть, – народ готов приспосабливаться к последствиям кризиса, но не потерпит унижения от государства (пусть представленного тупым бюрократом) и от хама-работодателя. Нельзя смотреть как на врага на человека, вышедшего на акцию протеста: он идет защищать свои законные интересы законным способом. Нельзя запрещать акции протеста – такого права не дает бюрократам российский закон. Нельзя объявлять протестующих «агентами влияния» или корыстными хапугами и искать за ними руку недругов России. Все эти «методы», увы, в нашей стране уже применялись – с катастрофическими последствиями. И хочется верить, что мы не будем повторять старые ошибки.
     Первый год президентства Дмитрия Медведева показал, что в центре его политической стратегии – свободный человек. Человек, которому государство обязано и по Конституции, и по нравственному долгу создать условия для самореализации, защитить его политические, гражданские и социальные права. «Если нам нужна политика, которая ориентирована на человека, тогда... гражданское общество должно иметь возможность контроля над реализацией социальной политики», – подчеркнул Дмитрий Медведев, выступая на церемонии учреждения нашего института, попечительский совет которого он возглавил. Это было сказано за полгода до начала кризиса. Но эта мысль становится особенно актуальной, когда кризис заставляет искать новые подходы и к тому, как соблюсти социальные обязательства и как выйти на инновационное развитие.

Договор и «переворот»

Дискуссия об общественном договоре, похоже, продолжилась. Напомним, как она началась

     Вступление России в мировой экономический кризис побудило некоторых экспертов и общественных деятелей заявить, что «молчаливый договор», регулирующий отношения между властью и обществом, нуждается в перезаключении. Инициаторы дискуссии исходили из предпосылки, что действующий контракт имеет социально-экономическую природу. Утверждалось, что российские граждане отказались от своих прав и свобод в обмен на рост благосостояния. Но раз пришел кризис, нефтяная рента закончилась и началось снижение доходов, то контракт следует признать недействительным и граждане должны получить свои права и свободы назад.
     Авторитарная система (именно так трактуются итоги восьмилетнего политического строительства) должна стать более открытой. Тогда, помнится, инициаторам перезаключения напомнили, что в 1999-2000 гг., когда заключался этот «молчаливый договор», эффект от нефтяной ренты еще не ощущался, поэтому говорить про обмен свободы на доходы не очень корректно. Особенности политического строительства за истекшие восемь лет не обсуждались. После этого дискуссия как-то сошла на нет, но причиной, сделавшей невозможным ее продолжение в предложенном формате, судя по всему, стала не логическая несообразность, а политические соображения. Демократия обладает одним неудобством – она предполагает граждан, но сама постановка вопроса о возможности «размена» дисквалифицирует граждан и лишает смысла дальнейшие рассуждения о необходимости расширения демократии.
     Нынешний раунд дискуссии начался в связи со сменой акцентов в антикризисной политике, когда стала очевидной ограниченность финансовых возможностей государства. Позиции сторонников перезаключения становятся более определенными, освобождаются от наиболее одиозных поворотов, хотя и сохраняют исходную двусмысленность. На этот раз «немонетарная» составляющая в общественном договоре признается (со ссылкой на данные соцопросов). Но при этом пытаются задним числом изменить в более благоприятную сторону исходную предпосылку, а именно отрицают, что действующий социальный контракт ранее понимался ими как отказ граждан от части своих прав и свобод в обмен на долю в «нефтяной ренте». Лукавят люди: именно так он трактовался и трактуется сторонниками его пересмотра. В повседневном экспертном дискурсе (в отличие от выверенных и взвешенных статей) общественный договор проходит именно как обмен политических прав на доходы.
     Но и сейчас, как и прежде, перспектива расторжения контракта связывается с исчезновением (предположительным) у путинского большинства желания поддерживать власть, если она окажется неспособна выполнять свои социально-экономические обязательства. Как же такое возможно, если «немонетарная» составляющая контракта вроде бы признается? А вот как: никто не требует возвращения того, чего, как считает население, у него не отнимали. Такое вот «население» – только в опросах и проявляет приверженность демократическим ценностям. «Народ» слегка реабилитировали, но не до конца: голосование на думских и президентских выборах в расчет не идет – ведь там (по логике авторов) все решают агитпроп, административный ресурс и «патерналистская подкормка».
     Важным достоинством нынешней дискуссии следует признать ее возросшую откровенность. Перезаключение общественного договора оказывается лишь предлогом для начала разговора об изменении сложившейся политической системы. Система изображается закрытой, косной и просто помешанной на самосохранении. Это позволяет критикам позиционировать себя как отважных сторонников реформ, бросающих вызов реакционерам от системы. Вопрос ставится ребром: в связи с кризисом систему надо (мягкий вариант – «придется») поменять. Правда, возникает проблема. При ближайшем рассмотрении никаких намерений по «глубокой заморозке» системы обнаружить не удается. Готовность к изменениям была заложена в «систему» с самого начала. Более того, перемены начались задолго до того, как власть и общество реально ощутили мировой кризис – с того момента, как произошла ротация власти, а фактически – еще раньше. Новый президент и новая конструкция верховной власти – первый шаг. Второй шаг – по правки к Конституции, третий – медведевский пакет политических реформ.
     Речь уже идет не о борьбе отважных реформаторов с реакционерами, а о попытках встроиться в уже идущую реформу системы. Ну а дальше? Дальше, надо полагать, как на рубеже 1980-1990-х: превратить реформу в революцию, т.е. в обвал всей системы. Потому что в сложившейся политической системе сторонники перезаключения общественного договора превратились в маргиналов. Главная особенность начавшейся политреформы – ее консерватизм: она растягивает перемены во времени, дает возможность обществу к ним привыкнуть, а трансформирующимся институтам – укорениться. Есть и еще одно важное свойство – удержание радикалов и маргиналов на обочине. Вот это, судя по всему, и не устраивает. Им начавшуюся реформу политсистемы признавать никак нельзя, потому что, во-первых, они действительно не получат почти ничего, во-вторых, тогда исчезают основания для претензий на титул реформаторов. Поэтому медведевский пакет политических реформ и объявляется «профанацией», а предшествовавшие ему поправки в Конституцию интерпретируются с откровенным пренебрежением к здравому смыслу: «власть свою хотят продлить, благами попользоваться». Действительно, ну что такое лишний год для президента и Госдумы с точки зрения продления власти? И стоит ли из-за этого огород городить? Когда действительно ставится задача продления власти, она решается другим образом: через третий срок или по модели Туркменбаши – через отмену вообще каких-либо временных ограничений на пребывание в должности.
     Повышенная откровенность проявляется и в том, что более определенно описывается альтернатива тому, что изображается как закрытая политическая система. Становится несколько яснее, для кого именно она должна открываться после перезаключения общественного договора. Так вот, если нынешняя система предполагает преимущественную опору на социальное большинство, то альтернативная – на элиту. Иногда даже указывается на исходный образец – вторую половину российских 1990-х. Сообщают, что система, опирающаяся преимущественно на элиты, позволяет существовать и при крайне низком (5%) рейтинге российского президента, но заставляет достаточно сильно ориентироваться на интересы влиятельных элитных групп. После этого становится понятно, что в качестве альтернативного проекта предлагается возврат к старому олигархическому режиму.
     Возможно, посчитали, что времени прошло уже достаточно – целых 10 лет, многое подзабылось, и это делает возможным предложить реставрацию старой системы. (Здесь есть внутренняя логика: поскольку утверждается, что к политическому устройству граждане индифферентны, их волнуют только зарплаты и пособия, то и навязать таким гражданам можно все, что угодно, включая и новое издание старой модели.) Вот и симпатичный «загорелый» Барак Обама из Америки предлагает «перезагрузку» наших отношений. Интересное совпадение во времени. При всей несхожести «перезагрузки» и «реставрации» у них есть фундаментальная общность: оба предполагают потерю памяти, т.е. отказ от использования собственного опыта, – пожалуй, самого ценного из наших новых активов – в развитии политических институтов и выстраивании отношений с внешним миром.
     Так вот, для тех, кто не помнит: низкий рейтинг Б. Ельцина – свидетельство исключительной слабости системы, опиравшейся на элиты. Превратить несчастные пять процентов в победу во втором туре в 1996 г. помогла только угроза реального реванша, исходившего тогда от КПРФ (если не вспоминать незаурядные личные качества конкретных людей, которые сделали возможным перелом в ходе кампании). Но и о том, как потом распалась коалиция победителей и что за этим последовало, тоже лучше не вспоминать. Для тех, кто не помнит: система, опирающаяся на элиты, крайне неустойчива и тяготеет к самораспаду. К концу 1990-х ельцинский полицентризм окончательно выродился и был отвергнут всеми участниками. Полужидкая политическая система пришла в упадок, несмотря на благоприятные в целом внешние условия: относительно вегетарианский Запад, занятый превращением Восточной Европы в Центральную, свобода в облике НАТО еще не приблизилась вплотную к нашим границам, еще нет никакого американского ПРО в Польше и Чехии, нет антироссийских режимов по западному периметру границ, и даже войну в Чечне Запад принимал как борьбу с сепаратизмом и терроризмом.
     Для тех, кто не помнит: главная особенность «олигархической модели» – слабая центральная власть. Большой договор между государством и обществом подменяется множеством мелких, индивидуальных, с держателями ресурсов, которые стали важными по обстоятельствам места и времени. Там все обо всем постоянно договариваются, чтобы завтра все переиграть, к радости тех, кто живет за счет бесконечной игры. Конечно, договариваются в пределах узкого круга (где жизнь удалась): «суверенные» олигархи и губернаторы, «транзитные» чиновники (конечная точка назначения – бизнес), депутаты, лоббисты, бандиты. В сети малых элитных соглашений гражданам места не остается: работают деньги, политтехнологи и административный ресурс, который в случае реставрации системы, опирающейся на элиты, никуда не исчезнет: его просто распилят и растащат по кусочкам, и он вернется туда, где его первоначально изобрели, – к губернаторам и мэрам крупных городов.
     На чужую плохую память сторонники реставрации, судя по всему, полностью не полагаются, поэтому наряду с подготовкой реванша наблюдаются и попытки отбеливания самой модели и главных действующих лиц. Сначала заговорили, правда, не очень активно, про аристократическую республику. Теперь появился новый концепт: «элита развития». Слово новое и, надо сказать, удачное, оно улавливает важную и действительно новую общественную потребность. Только при ближайшем рассмотрении оказывается, что содержание у нового слова – старое: это все те же активные, но социально безответственные группы. Энергия, самоуверенность, целеустремленность, готовность к риску, ориентация на достижения – в активе этой группы. Важное условие успеха – пониженная социальная чувствительность и пренебрежение к окружающим за пределами узкого круга своих. В годы триумфа некоторые представители этой когорты не без юмора сравнивали себя с «альфа-самцами», доминантным животным, окруженным послушным стадом.
     «Альфы» – герои «узких проектов» (вне зависимости от их масштабности) и хорошо подходят на роль специализированной элиты. Но политическое лидерство таким людям противопоказано. В противном случае идеал развития будет реализован в пределах, ограниченных отдельно взятыми министерскими кабинетами, офисами крупных фирм и сегрегированными коттеджными поселками. Реставрация системы со слабым центром предполагает легитимацию социальной безответственности. В современной жизни ее более чем достаточно. Но в олигархической модели социальная безответственность возвращает себе статус нормы: «Кто не успел – тот опоздал».
     К сожалению, вторым пришествием социальной безответственности дело вряд ли ограничится. Неизбежные участники бесконечных переговоров и необязательных соглашений в олигархических верхах – сепаратисты, националисты и террористы. В стране, где этническое большинство сосуществует с титульными малыми этносами, без этого обойтись не удастся. А это значит: вместе с утратой относительно стабильной политической системы вернется и опасность взрывов жилых домов вместе со спящими в них людьми. В зоне повышенного риска – те, кто живет тесно и небогато, в многоквартирных домах. Основная жертва реставрации олигархической модели – социальное большинство, интересы которого игнорируются по всему спектру – от экономики до безопасности. Таков «новый-старый» проект при ближайшем рассмотрении. Российские избиратели, которым отказывают в содержательной приверженности к демократическим ценностям, в 1999-2000 гг. этот проект отвергли. Отвергли потому, что поняли и ощутили: политический режим, основанный на союзе слабой центральной власти с сильными элитами, ведет к распаду российского государства, где главной жертвой станет большинство, не оснащенное современными персональными ресурсами.
     Тогда и были заложены основы действующего общественного договора. Из него появился политический компромисс, предусматривавший место и для ресурсного меньшинства, и для социально-слабого большинства. По обстоятельствам места и времени в центре этого договора оказалась фигура тогдашнего президента В. Путина. Социальное большинство согласилось принять новые институты и практики, освоенные активным меньшинством, но взамен получило гарантии уважительного к себе отношения, внимания к своим интересам, замедление скорости и снижение травматизма перемен. Политические возможности элит и активного меньшинства, связанного со старыми партиями, СМИ и НПО, оказались ограничены. Социальное большинство отнеслось к этому достаточно безразлично. В отличие от элит и высокоресурсного меньшинства рядовые граждане действительно не считают, что у них что-то отняли. Социальное большинство не чувствовало себя включенным в политическую систему 1990-х, которую оно отказывалось воспринимать как демократическую. Основания для этого имелись.
     Открытостью такой системы могли пользоваться только высокоресурсные группы, сращенные с фрагментами раздробленной власти, и только их интересы учитывались при выработке решений. Социальное большинство воспринимало систему 1990-х «закрытой», почти так же, как сейчас отдельные представители ресурсного меньшинства воспринимают существующую политическую систему. Наверно, поэтому в период, когда прочность общественного договора (как его ни квалифицируй) не могла вызывать никаких сомнений, отношение к рядовым гражданам и российскому государству со стороны тех, кто ощущал свою «невключенность», стало предельно негативным. Особой откровенностью отличались авторы, специализировавшиеся на неполитической тематике. В экспертных публикациях преобладали эвфемизмы: большинство изображалось индифферентной к ценностям демократии, граждански некомпетентной патерналистской массой, всегда готовой поддержать «сильную руку» и податливой к манипуляциям агитпропа.
     Но, может быть, правы граждане, а не только элиты, и оценивать степень открытости или закрытости системы нужно в том числе и по ее проходимости для сигналов от социального большинства. И если граждане поддерживают демократические ценности (что признается) и при этом не считают, что у них что-то отняли (что так же признается), то, может, и систему, которая существует благодаря их согласию, не следует оценивать как «закрытую»? И, может быть, рядовые граждане помимо того, что не считают, что у них что-то отняли, полагают также, что им вернули или по крайней мере стали что-то возвращать – нечто ценное, что-то такое, что, как они считали, стало у них исчезать? Например, ощущение принадлежности к стране, в которой они живут. Для оснащенного персональными ресурсами меньшинства, привыкшего решать проблемы в индивидуальном порядке, в лучшем случае – через узкогрупповое действие, ценности большинства могут восприниматься как нечто эфемерное. Для большинства начавшее возрождаться ощущение взаимности со своей страной может становиться важным ресурсом, источником осмысленности, безопасности, уверенности и силы.
     Дискуссия об общественном договоре наверняка продолжится, но можно подвести некоторые предварительные итоги. В основе действующего общественного договора – желание большинства продлить коллективную форму существования на территории России, желание остаться народом и сохраниться в виде государства. Договор опирается прежде всего на патриотическую основу, признание высокого ценностного статуса суверенитета и самостоятельности российского государства, хотя и социально-экономическая составляющая в нем также, безусловно, имеется. Главный предмет договора, заключенного российским избирателем с В. Путиным, носит бессрочный характер. Это договор о гарантиях новой российской государственности, он предполагает сильную центральную власть и опору на социальное большинство.
     Существующая политическая система – не плод книжного ума и кабинетных интриг. Она была выстроена шаг за шагом на основе позитивного и негативного опыта 1990-х годов. Помимо признания значения сильной центральной власти, опирающейся на поддержку большинства избирателей, можно выделить и другие фрагменты этого опыта. Политическая система должна быть консолидирована на общенациональном уровне. Прямое включение в публичную политику агентов рынка и региональных «завхозов» противопоказано: она должна стать сугубо партийной. Опыт 1990-х принес понимание, что Запад в своих отношениях с Россией всегда одновременно выступает в двух ролях – и партнера, и соперника, причем вне зависимости от того, какую внешнюю политику проводит Россия: «имени Андрея Козырева» или «имени Евгения Примакова». В отношениях с мощным партнером-соперником Россия должна быть сильной и самостоятельной (суверенной). Политические силы, которые не извлекли никаких уроков из опыта 1990-х, должны иметь право на самовыражение в рамках, установленных законом. Но возможность участвовать во власти, в том числе в подключении к разработке важных решений, должна быть исключена. У них другие цели и ценности. Отношение к ним должно быть примерно таким же, как в свое время к коммунистам на Западе – удержание на периферии.
     Выстроенная на основе опыта 1990-х политическая система обладает потенциалом роста и ориентирована на развитие. Вектор консервативной политической реформы указывает на то, что существующая система, не закрытая и сейчас для интересов социального большинства и значительной части меньшинства (что бы ни говорили критики, реальную силу рейтингам придают только выборы), будет постепенно становиться более открытой, но не для старых элит (избираемых губернаторов и оснащенных автономными политическими ресурсами бизнесменов) и старых партий, связанных с конфликтами 1990-х, а для новых элит и новых партий, возникших в начале 2000-х: «Единой России», которой предстоит пройти испытание кризисом, и других, которые постепенно появляются рядом с нею. Консервативная политическая реформа призвана сделать необратимым разрыв с неустойчивой, опасной и несправедливой «олигархической» политикой.
     Составной часть дискуссии об общественном договоре стало недавнее интервью Глеба Павловского, в котором сообщил о возможности «переворота в верхах». Сторонниками пересмотра общественного договора это было истолковано как признак страха перед новыми, альтернативными проектами и проявление конспирологии. Насколько реставрацию «олигархического» режима можно считать новым проектом, мы уже обсудили. Текущее состояние общественного договора также опасений не вызывает: социальное большинство расторгать его не собирается, политическое руководство – тоже. Сам Павловский пояснил, что речь идет о предупреждении: в условиях кризиса источник возможных проблем может возникнуть не «на улице», а в коридорах и кабинетах. Так вот: появление экспертно обоснованных призывов к отказу от выстроенной политической системы (или обоснований неизбежности такого отказа) свидетельствует, что такие предположения небеспочвенны.
     Речь идет о попытках подтолкнуть политическое руководство к поиску выхода из кризиса на пути сближения с элитами. Вот для этого и нужно попытаться доказать, что опора на социальное большинство больше не работает. Что такое смена политической модели, неизбежно предполагающая смену политического курса и кадровые перемены в верхах? Именно так и называется: «переворот». Без всякой конспирологии. А обвинения в конспирологии – рефлекторная реакция заинтересованной стороны на вмешательство чужого. Перед нами небольшой эпизод, когда экспертиза становится частью борьбы вокруг политического курса и политического устройства страны.
     Трудно сказать, что конкретно побудило Глеба Павловского выдвинуть свое предположение. Сам специалист по «заговариванию» информационного поля объяснять что-либо вряд ли будет. Возможны лишь предположения. Как уже отмечалось, дискуссия об общественном договоре возобновилась в связи со сменой акцентов в антикризисной политике. Лейтмотив: нужно подключать рыночные ресурсы. По отзывам, Красноярский форум в конце февраля оказался в этом отношении весьма продуктивным, а по наблюдениям – и особенно резонансным. На этом форуме «партия» сторонников пересмотра общественного договора, по признанию своих представителей, впервые за долгое время обнаружила отсутствие идеологических разногласий с правительством, причем было отмечено, что в моменты переживания восстановленной общности «партии» и правительства никаких ассоциаций с премьером Путиным не возникало. Уже после окончания форума либеральные акценты в антикризисной политике в экспертном дискурсе расширились до «либерального проекта», опирающегося на контракт власти и бизнеса, который, в свою очередь, призван заменить отменяемый кризисом контракт власти с социальным большинством. Либерализация экономической политики по замысловатой траектории превратилась в политическую либерализацию: сначала та объявлялась маргинальной и практически безнадежной, но потом исподволь всплывала как составная часть «либерального проекта».
     Каким же должен быть общественный диалог, чтобы не порождать ожиданий пересмотра основ российской государственности и приносить побольше пользы заявленной цели – антикризисной политике? Наверно, любой участник научных семинаров подтвердит: по-настоящему компетентных экспертов, к сожалению, не так уж много. Зато в избытке специалистов по «общим вопросам» или людей со сверхценными идеями, непринужденно переходящих из одной области социальных наук в другую, от антикризисной программы – к политической системе. (Наследие советской идеологизации общественных наук в ущерб экспертизе, судя по всему, сказываться будет еще долго.) Присутствие полупрофессионалов, как и политически озабоченных специалистов, способно повернуть экспертный семинар или мозговой штурм в разговор на общие темы, который для решения конкретных задач бесполезен. Зато он легко превращается в тренинг или собрание «прогрессивной общественности», которое может занимать позиции по широкому кругу вопросов. Постсоветские полупрофессионалы и специалисты со сверхценными идеями – прямые наследники перестроечной публицистики: она раскрепостила общественную мысль, но, выйдя из берегов, сломала государство, решившееся на обновление.
     Конечно, речь о тенденциях, а не о конкретных людях. И, конечно же, взятая сама по себе, никакая публицистика неспособна ни на большое созидание, ни на большое разрушение. В нашем случае разрушительный потенциал был создан, когда возникла широкая и противоестественная коалиция, участниками которой стали разложившаяся брежневская номенклатура, энергичные, но безответственные элиты и вышедшая из берегов публицистика. (Как выразился один автор, они «вступили в активное перемигивание».) Такое уже случалось, и не только у нас, достаточно почитать у Токвиля о месте «философов» и «литераторов» в предреволюционной Франции. Поскольку перемены для современного государства – вещь постоянная и естественная, то всему должно быть свое место: публицистике – на страницах общественно-политических изданий, обсуждающих общие вопросы, экспертизе – на научных семинарах и мозговых штурмах. А политика, чтобы быть ответственной, должна стать профессиональной, т.е. партийной.
     Для антикризисной политики нужен поиск новых ресурсов. Их надо находить, создавать и подключать. Ограничение финансовых возможностей государства увеличивает значение рыночных ресурсов, связанных с бизнесом. Но это не повод для перезаключения общественного договора и смены политической системы. Публичные блага, которые производит государство, совсем не сводятся к экономическим. Есть и другие, они также востребованы и ценятся российскими гражданами, такие, как качество управления, справедливость, закон, порядок и безопасность. Эти неэкономические блага пока весьма дефицитны и в равной степени востребованы как высокоресурсным меньшинством, так и социальным большинством, у которого еще плохо с личными ресурсами. Поворот к созданию этих дефицитных публичных благ – еще один резерв антикризисной политики, политический ресурс, который может быть создан государством для преодоления кризиса.
     Общественный диалог по поиску новых антикризисных инструментов возможен только на основе общих целей и общих ценностей. Обсуждение возможности (необходимости, оправданности, неизбежности) демонтажа основ сложившейся политической системы, закрепленных в общественном договоре, антикризисный диалог не предусматривает. Это разные вещи.

Об авторе
     Зудин Алексей Юрьевич – политолог. Родился в 1953 г. В 1975 г. окончил исторический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. В 1975-2001 гг. работал в Институте мировой экономики и международных отношений Российской академии наук. С 2001 г. – доцент факультета прикладной политологии Государственного университета – Высшей школы экономики.

Переподчинение собственности

     Главная задача власти – поставить во главе всех значимых бизнесов специально отобранных чиновников. Установление прямого контроля государства над самыми прибыльными предприятиями шло последние пять лет. В связи с кризисом процесс просто пришлось ускорить.
     Власть объявила о смене элит в России. Медведев и Путин уже формируют каждый полки новых управленцев. Все это весьма похоже на коллективизацию, описанную в 1932 году в «Поднятой целине» Михаилом Шолоховым. Потому что речь идет вовсе не о политической или творческой элите. Все проще – идет поиск управленцев собственностью.
     Шолохов написал, как представителей сознательного рабочего класса направляли на село руководить малосознательными крестьянами. Тогда Сталин тоже сформировал кадровый резерв из пролетариев, причем ударный отряд был, конечно, из «колыбели революции» – питерские рабочие.
     Теперь доказали свою несознательность олигархи, которые, в общем, и ввергли страну в пучину кризиса, развязанного главным мировым империалистом – США. Самое время их убрать, заменить на послушных чиновников.
     Их всероссийский розыск и объявлен президентом и председателем партии «Единая Россия».
     Это означает, что страна возвращается после годов метаний к проверенной временем методике – использованию так называемой «номенклатуры». В общем, стало окончательно ясно, что такое вертикаль власти – то, что прежде называлось «партийной линией».
     В общечеловеческом смысле номенклатура – это «совокупность или перечень терминов, названий, употребляемых в какой-либо области знаний, специальности и т. п.», объясняют словари. Но еще при Ленине номенклатура потеряла свои латинские корни и стала обозначать особый правящий класс, превратилась в перечень руководящих должностей, назначение на которые утверждались партийными органами. Этот процесс воспроизводства советской элиты довел до совершенства Сталин.
     На самом деле все ругаемые нынче олигархи являлись и являются плоть от плоти старой советской номенклатуры.
     Перефразируя известное выражение, можно смело говорить, «поскреби любого из российских олигархов – партиец вылезет».
     Часть из них просто состояла в рядах партийной хозяйственной номенклатуры, как Вагит Алекперов, часть работала в партийных или комсомольских органах, остальные по молодости не успели порулить госсобственностью, но имели старших родственников и товарищей. Во всяком случае, у всех тех, кого потом Александр Солженицын и назвал представителями олигархии, в нужное время внезапно появился начальный капитал – в виде денег, чаще – в виде связей, позволивший им открыть банки, а потом скупить недорого предприятия.
     Это про какого-нибудь Уоррена Баффета известно, как он сделал первую десятку на перепродаже мороженого или чего еще, как и где получил под какой проект первый кредит в банке и так далее. Это не про нас.
     Но деньги – бумага, нужна собственность. Получалась она просто и изящно по рецепту, который выписал господин Потанин, бывший в середине девяностых первым вице-премьером: через залоговые аукционы.
     Тогда о цене нефти в 40 долларов правительство могло только мечтать, денег у него не было, а занять на Западе можно было на многое, но не на все необходимое. К примеру, нельзя было занять на проведение президентской избирательной кампании. Деньги дали банки в 1995 году. Под залог госпакетов акций промышленных предприятий. В 1997 году государство кредиты не вернуло, как и рассчитывалось, и кредиторы выкупили акции сами у себя.
     Выкупали, конечно, не акции велосипедных мастерских, а прежде всего акции нефтяных компаний. Кстати, как раз к 1996 году весь нефтяной комплекс страны был поделен на 14 вертикально интегрированных компаний (потом их число сократилось), поделили не только месторождения, но и рынки сбыта. Вот почему теперь цена бензина в стране не падает адекватно падению биржевой цены нефти.
     На слуху, что было потом. Номенклатурщики, ставшие владельцами сырьевых запасов, вступили в схватку с номенклатурщиками, не владеющими формально заводами и пароходами. Победили вторые. В 2000 году были проведены обыски в «Медиа-мосте» и «Мемонете», Центробанк ввел в Мост-банке внешнее управление, Гусинского препроводили в СИЗО. Вскоре Березовский скрылся в Лондоне. После уничтожили ЮКОС.
     Борьба за обладание ресурсами на практике стала борьбой за власть, за контроль, в частности, над Думой. Результат известен.
     Установление же прямого контроля над самыми прибыльными предприятиями шло последние пять лет. А когда пришел кризис, процесс пришлось ускорить. Под трели маржин-коллов самым сильным игроком на российском рынке стало правительство – у него в руках оказались третьи в мире по размерам золотовалютные резервы (было около $550 млрд). Председатель партии «Единая Россия» почти единолично получил возможность решать, кому дать казенный заем.
     Но дать не просто так. А по проверенному в 1995 году рецепту – под залог акций. Только теперь уже не банки субсидируют государство, а государство – банки и компании. Когда через Внешэкономбанк из Фонда национального благосостояния (по закону, кстати, имеющего право давать деньги лишь на поддержку пенсионной системы, а не на отдачу Дерипаской долга Royal Bank of Scotland) $4,5 млрд получал Олег Дерипаска, еще было подозрение, что главная интрига в том, кого будут спасать, а кого нет. Что Дерипаска – свой, его и спасают. Под эту схему попадал с оговорками и Роман Абрамович («Евразу» – $1,8 млрд). Но вот никак нельзя заподозрить председателя партии «Единая Россия» в нежности к главе «Мечела» Игорю Зюзину, хоть он и тревожился прошлым летом о его здоровье, доктора обещал прислать. А и ему дали полтора миллиарда.
     В итоге акции оказались в залоге у подконтрольных правительству банков, у Внешэкономбанка, к примеру. Подробности сделок не разглашаются, но очевидно, что
     в нынешних условиях партия и правительство будут решать, смогут ли заемщики отдать долги или акции и вообще компании отойдут заемщику.
     Скорее всего – отойдут. И нужны верные управленцы, столь же преданные делу партии, как рабочий Давыдов из «Поднятой целины». Задача эта архисложная – найти таких. Задача – первоочередная. Это экзотический американский президент говорит, что перво-наперво в войне с кризисом надо создать рабочие места, решить жилищную проблему и спасать здравоохранение. Такие «задачки» в России расщелкали, как семечки: создан сайт по поиску рабочих мест с зарплатой в сотню-другую долларов в месяц, повышено до ста с лишним долларов пособие по безработице; цены на квартиры пытаются удержать всей мощью госмашины; медицина у нас все равно лучшая, не подчиняется тупым формальным «протоколам»…
     Главное – быстро ответить на внезапный вызов времени, не упустить шанс и поставить во главе всех экспортеров специально отобранных чиновников.
     Ничего нового: номенклатуру и все прелести ее правления мы уже проходили. Действия власти логичны и ожидаемы.
     Любопытнее другое. В эту бюрократическую игру как-то чрезмерно охотно включилось все общество, включая самых либеральных его представителей. Вот ведь как критикуется процедура создания резерва. Мол, что там за люди, не знаем их, сомневаемся, что они достойны, а вон тот-то вовсе родственные связи с тем-то имеет…
     Но ведь это все чепуха. Вовсе не в персонах дело – в самой системе отбора управленцев. В том, что отринута методика, когда в жестких рыночных условиях вперед выходит сильнейший, хитрейший и удачливейший. Естественный отбор подменяется неестественным назначением.
     Вот в той же «Поднятой целине» кого уничтожали коммунисты? Тех, кто меньше пил, больше работал, а в результате имел скот, владел мельницей и даже крышу покрывал не соломой. Всех заставили написать заявление о добровольном вступлении в колхоз. Не написал – в зону, куда-нибудь на сибирские рудники. При этом Шолохов ведь не врал – было немало таких, как Давыдов, кто жилы рвал на пахоте ради святого дела…
     Только все это лопнуло, вся система номенклатурного руководства экономикой. Правда, идеологи советских прелестей теперь утверждают, что и в конце восьмидесятых наши сложности были результатом заговора американцев, как и сегодняшние проблемы являются следствием американской тупости.
     Что ж, судя по всему, страна опять входит в сталинскую воду в смысле восстановления руководящей и направляющей роли группы гуру и управления хозяйством через номенклатуру. С одной только поправкой -
     новые давыдовы не обязаны носить отечественные френчи и питаться в сельских столовых, они получили возможность скупать недвижимость в логове зверя – капитализма, там же учить детей и развлекаться лично.
     В этом смысле – действительно приходит новая номенклатура. Методы отбора прежние. Скоро мы много, кажется, увидим и услышим грызни и свирепых визгов в очаге, где готовятся избранные, – кремлевские и околокремлевские разборки опять станут политикой России.
     Итог предсказуем. Экономическая стагнация при перманентном переподчинении собственности. Потому что никак нельзя отменить законы экономики. Потому что у чиновника одна мотивация – угодить начальнику и усидеть в кресле, а не получить прибыль и обойти конкурентов.
     Вертикаль власти, она же – линия партии, не может существовать без монополизации всего и вся. Потому не стоит удивляться, что кризис всюду сбивает цены, а в России – нет.

Жертвы игры со стульями

     Дмитрий Медведев и Владислав Сурков наперебой хвалят выстроенную за путинскую восьмилетку политическую систему. Она, по их мнению, удалась на славу. А главное – прошла испытание на прочность. Во всем мире экономический кризис сопровождается политическими потрясениями и социальными волнениями, а у нас, ну, не тишь-гладь, но в целом спокойно. Гораздо спокойней, чем ожидалось еще осенью.
     Власть на месте, оппозиция тоже на месте. На своем, привычном, обжитом. Пусть и не очень приглядном.
     То, что в ряде регионов на последних местных выборах проиграли кандидаты от «Единой России» – пустяки. Никакой существенной угрозы для устойчивости системы это создать не может. Те, кто победил кандидатов «Единой России», либо уже написали заявления о приеме в партию, либо обязательно их напишут. В конце концов, «Единая Россия» не может за явным преимуществом выигрывать все выборы – тогда слишком много народу окажется без работы. В том числе и в самой партии.
     А так поражение отдельных кандидатов дает, во-первых, возможность по-новому навалиться на партийную работу, а во-вторых, создает у населения ощущение причастности к политическому процессу и иллюзию своей способности что-то изменить.
     Да и в любом случае неважно, как голосует, а важно, кто считает и кто имеет возможность истолковывать итоги голосования. И тут рука на пульсе.
     Не менее удачно удается пока решать и внутриэлитные конфликты. Несмотря на то, что сокращение денежных поступлений обострило старые противоречия и выявило ряд новых, ни один из отрядов партийной или хозяйственной номенклатуры не решился противопоставить себя системе.
     В общем, не политическая система, а именины сердца. С ней не страшны ни инфляция, ни безработица, ни какая-нибудь новая напасть вроде товарного дефицита.
     Однако запас прочности не вечен. Его надо восполнять. Отказ от парламентских процедур, конкурентной политики и отсутствие необходимости договариваться с региональными элитами позволили системе пережить первый виток кризиса.
     Но второй виток кризиса потребует новых ресурсов. Именно поэтому помимо хвалы политической системе государственные мужи заговорили и о ее развитии.
     Номенклатуре стоит задуматься о том, за чей счет это будет происходить. Развитие предполагает прежде всего неуклонное повышение управляемости. Обычно этот эффект достигался за счет упрощения правил игры и сокращения численности полноценных политических игроков.
     Делается это по методу задорной детской игры, которой, впрочем, могут отдать должное и взрослые. В круг ставятся несколько стульев, на один меньше, чем количество играющих. Ведущий включает музыку, и участники начинают бегать по кругу. В тот момент, когда ведущий выключает звук, игроки должны занять стулья. Кто не успел, тот выбывает из игры. Потом убирают один стул и снова включают звук. И так до тех пор, пока не остается только один игрок.
     Высокопоставленные слова о развитии политической системы являются сигналом о том, что снова пора убирать стулья. Причем не один и не два. Системе для того, чтобы сохранить имеющийся запас прочности, необходимо пожертвовать парой-тройкой номенклатурных отрядов, отстранив их от участия в реальной политике и распределении материальных ресурсов.
     По какому принципу будут выявляться проигравшие?
     Самое просто объяснение – отправка на свалку истории кланов и отдельных игроков, так или иначе связанных с последними годами правления Бориса Ельцина. Это могут быть и так называемые «сильные губернаторы», которых Путин почти что и не тронул, и хозяйствующие субъекты, связанные с остатками клана Ельцина, и отдельные чиновники, встроившиеся в новый государственный аппарат.
     Правда, ровно столько же оснований говорить о том, что система укрепится за счет зачистки уже путинских кланов, проигравших схватку за преемничество в 2006-2007 годах.
     Системе главное – подсобраться. Все остальное – вопрос техники.

Москва «прикрывает лавочку»

Стремительный рост безработицы и экономический спад говорят о начале долгого периода недовольства

     Через четыре десятилетия после того как ее отец написал 'Back in the USSR', Стелла Маккартни (Stella McCartney) закрывает свой магазин в Москве. Ее примеру последовали модный дом Lanvin и дизайнер Александр Маккуин (Alexander McQueen). Некоторые магазины, где когда-то толпились закутанные в меха русские, охочие до последних новинок западной моды, теперь стоят пустыми.
     Всего полгода назад зажиточные москвичи тратили свои нефтедоллары в ГУМе, люксовом универмаге, расположенном на Красной площади, однако снижение цен на нефть привело к уменьшению их банковских счетов. В прошлые выходные в дизайнерских бутиках продавцов было больше, чем покупателей.
     За этот год печально известные московские пробки заметно поредели, а число внедорожников и лимузинов, еще недавно загромождавших городские дороги, значительно уменьшилось. 'По городу стало намного легче ездить. Теперь расстояния, на которые ранее уходил час, можно преодолеть за тридцать минут', – говорит московский политолог Георгий Бовт.
     Зависимость России от нефти вводит экономику страны в штопор. В июле баррель нефти стоил 147 долларов, но с тех пор его цена упала до 35 долларов. В результате резкого падения цен на нефть и глобального финансового кризиса объем ВВП сократился на 8,8% по сравнению с январем прошлого года, с сентября рубль обесценился на одну треть, и ожидается, что к концу года число безработных вырастет до 10 миллионов человек. Кремль потратил более 200 миллиардов долларов из своих резервов, чтобы смягчить девальвацию рубля и избежать паники среди населения.
     Нил Ширинг (Neil Shearing), экономист лондонской консалтинговой компании Capital Economics, занимающийся странами 'новой Европы', полагает, что ситуация будет меняться в худшую сторону. 'За последние недели новости из России становятся все хуже и хуже. Создается впечатление, что ВВП в этом году сократится на 5%, что близко к спаду производства, имевшему место во время дефолта в 1998 году', – говорит он, ссылаясь на тот год, когда правительство объявило дефолт по долгам, в связи с чем 'ударная волна' прокатилась по всей мировой финансовой системе. – В отличие от кризиса 1998 года, нынешняя слабость мировых экономик делает маловероятным резкое возвращение к росту'.
     'Ситуация сейчас хуже, чем в начале 1990-х, – говорит Илья Ройтман, президент IBR Consulting в Москве, которая помогает таким компаниям, как Nestle, развивать бизнес в России. – Раньше кризис затрагивал только Россию. Вокруг России был стабильный экономический климат, который помогал нам. Однако сегодня мы имеем дело с глобальным экономическим кризисом, и, поскольку многие правительства тяготеют к протекционизму, осуществление займов будет невозможным'.
     Согласно большинству прогнозов, безработица в этом году вырастет до 12% трудоспособного населения (6,3% в 2008 году): у компаний возникли большие трудности с финансами. 'Это станет настоящим бедствием для экономики, где частное потребление составляет более половины ВВП', – говорит Ширинг. Порядка 500 000 россиян ждут, когда им выплатят задолженность по зарплате, а с учетом 13-процентного роста инфляции, их покупательная способность стремительно падает.
     Исполнительный директор Российско-британской торговой палаты Стивен Диэл (Stephen Dalziel) полагает, что финансовый кризис затронул Россию намного сильнее, чем Великобританию.
     'По-моему, проблема состоит в том, что они не подготовились к кризису, проявили чрезмерную самонадеянность, – сказал он. – Когда в 2007 году начался ипотечный кризис, они решили, что это – проблема исключительно Запада. Они говорили, что это не похоже на 1998 год, и вдруг этот кризис ударил и по ним'.
     Он полагает, что ситуация для бизнеса сейчас намного хуже, чем была в 1998 году.
     'Правительство находится в слишком большой зависимости от природных ресурсов, что неразумно, – говорит он. – Они ничего не делают для развития среднего и малого бизнеса. Будем надеяться, что на это раз они поймут, каким образом среднее и малое предпринимательство создает костяк экономики. Они говорили об этом на словах, но реально ничего не делали'.
     По его словам, российские компании 'чрезвычайно обеспокоены' экономическим климатом и предпринимают масштабные сокращения расходов.
     Бовт полагает, что проблему усугубил тот факт, что премьер-министр Владимир Путин уделяет повышенное внимание крупным национальным корпорациям, и что он 'подавил' экономическую активность малого и среднего бизнеса. 'Люди остаются безработными и не имеют возможности начать свое собственное дело', – говорит он.
     За пределами Москвы и Санкт-Петербурга существует другая, потенциально более серьезная проблема. В России существует много так называемых моногородов, где большинство населения работает в одной отрасли промышленности, автомобилестроении, например, или производстве товарной продукции.
     'Самую большую проблему представляют моногорода, – говорит Бовт. – Например, волжский Тольятти, где 60% населения занято на производстве автомобилей 'Лада'. Завод переживает трудные времена, а, значит, большинство горожан окажутся без работы'.
     За массовой безработицей могут последовать массовые волнения. В стране уже прошли демонстрации, после того как сотни тысяч людей лишились работы, или их зарплаты были сокращены, однако власти оперативно подавили протесты.
     'Власти страшно боятся социальных волнений, идеи спонтанного взрыва недовольства, – говорит Диэл. – Если где-либо начнутся демонстрации, это может вызвать эффект домино. Я не думаю, что кто-либо из руководства страны знает, что делать'.

Экономический кризис подталкивает Медведева к политике гласности?

     Сегодня в России излюбленная забава называется 'не пропусти пробежавшую черную кошку': эксперты по Кремлю чуть ли не с лупой ищут признаки разногласий между президентом Медведевым и его наставником – премьером Владимиром Путиным.
     Экономический кризис усиливает давление на правящий режим, но доказательств ссоры между участниками 'тандема' не заметно. Однако происходит нечто иное – возможно, куда более интересное.
     Медведев вполне осознанно 'ослабляет гайки' системы, унаследованной от Путина: похоже, именно в этом он видит правильный ответ на разразившийся кризис. Более того – как это ни удивительно, он, судя по всему, решил, что нужно больше доверять народу. За последние несколько дней мы увидели небольшие, но характерные примеры нового. В пятницу Медведев заявил региональным политикам, что критические замечания в адрес антикризисных мер властей 'вполне допустимы и даже необходимы'.
     В воскресенье по улицам Владивостока прошли демонстранты, требуя, чтобы Путин – или 'ЛилиПут', как было написано на плакатах, что несли протестующие – подал в отставку. Шествие было санкционировано властями – в отличие от декабрьских событий, когда митинг протеста разогнали омоновцы, доставленные на самолетах из Москвы.
     В самой столице полиция все же вмешалась в ход антиправительственной демонстрации – но лишь для того, чтобы арестовать несколько десятков активистов прокремлевского молодежного движения, пытавшихся ее сорвать.
     Медведев дает регулярные телеинтервью, объясняя общественности политику Кремля. В воскресенье он признал, что без работы в стране осталось шесть миллионов человек, а не два миллиона, как утверждает официальная статистика. 'Эта цифра, наверное, звучит впервые, хотя она не является тайной за семью печатями', – сообщил он телезрителям. Для россиян, давно уже привыкших к тому, что руководители страны им лгут, подобная откровенность приятной неожиданностью.
     Медведев также дал указание министрам устанавливать контакт с обществом, объясняя людям свою деятельность, посетовав, что правительство 'очень медлительно'.
     Главный помощник президента Аркадий Дворкович даже заявил, что нынешняя политическая элита страны не готова к борьбе с кризисом. Эти слова вызвали резкую реакцию со стороны Владимира Суркова – замглавы Администрации президента, в свое время назвавшего путинскую концепцию власти 'суверенной демократией'.
     Президент также протянул руку оппозиции, назначив одного из ее бывших лидеров – Никиту Белых – губернатором Кировской области. Мало того: когда глава Центризбиркома сходу отмел утверждения оппозиционеров о масштабных подтасовках в ходе недавних выборов в регионах, Медведев приказал ему расследовать этот вопрос.
     Впадать в эйфорию, впрочем, не следует. Россия остается авторитарным государством с жестким контролем над СМИ, марионеточным парламентом, пляшущим под дудку Путина, и крайне политизированной судебной системой, о чем свидетельствует новый процесс над бывшим главой 'ЮКОСа' Михаилом Ходорковским.
     Но если о 'московской весне' говорить рано, то нынешние действия главы государства сильно отличаются и от 'репрессивного рефлекса', увидеть который ожидали многие опытные эксперты по России. В поисках признаков традиционной кремлевской борьбы за власть мы можем проглядеть реальную новую тенденцию.
     Если Медведев действительно видит в нынешних экономических затруднениях шанс на преобразование политической жизни в сторону большей толерантности и плюрализма, кризис, в конечном итоге может обернуться для россиян благими последствиями.

Дмитрий Медведев не стал телегероем

Интервью президента федеральным каналам уступает другим передачам

     15 марта в эфире «Первого канала» состоялось второе интервью президента Дмитрия Медведева в рамках нового телевизионного проекта Кремля. Судя по опубликованным вчера данным компании TNS Russia, телезрители пока не проявляют особого интереса к беседам президента по актуальным вопросам в эфире федеральных телеканалов. На внимание аудитории к выступлению Дмитрия Медведева не влияет ни особый статус интервью главы государства, ни его содержание. Рейтинг программ, где выступает президент, зависит от того, что в этот момент показывают по другим телеканалам.
     Новый телевизионный формат президента Медведева появился месяц назад. 15 февраля в рамках программы «Вести недели» на канале «Россия» он дал двадцатиминутное интервью ведущему программы Евгению Ревенко. Беседа была целиком посвящена теме финансового кризиса. При этом собеседник «Ъ» в администрации президента подчеркнул, что новый формат выступлений Дмитрия Медведева – «это проект не конкретных телеканалов, а проект Кремля», и появился он по инициативе самого господина Медведева. А пресс-секретарь президента Наталья Тимакова тогда заявила «Ъ», что беседы с президентом по актуальным вопросам планируются в телеэфире раз в месяц. При этом будут меняться телеканалы (кроме федеральных каналов, не исключены интервью и в региональном эфире), телеведущие и конкретные политические программы, в рамках которых и будет выступать господин Медведев.
     Ровно месяц спустя после премьеры в эфире канала «Россия» президент выступил на «Первом канале». 15 марта в рамках итоговой программы «Воскресное «Время»» вопросы ему задавал руководитель дирекции информационных программ «Первого канала» Кирилл Клейменов. Почти получасовое интервью касалось также темы кризиса, в частности проблем образования, лекарств, и борьбы с коррупцией. Несмотря на активное анонсирование президентского интервью и публикацию его в программе передач, особенного интереса у телезрителей оно не вызвало. Как и месяц назад, наиболее равнодушны к нему оказались жители Москвы. Если в феврале доля аудитории на канале «Россия» у программы «Вести недели», в рамках которой состоялся дебют главы государства в новом формате, составила 17,4% с рейтингом 7,1%, то в марте вторую беседу с президентом в «Воскресном «Времени»» на «Первом» смотрело лишь 14,1% зрителей-москвичей с рейтингом 6,1% (согласно данным измерительной системы «Первого канала», которые не являются официальными, но канал программирует по ним свой эфир, доля аудитории итоговой программы составила 18,2%). Более того, после того как на «Первом канале» закончилось музыкальное шоу «Две звезды», которое предшествовало началу интервью (в рамках этой развлекательной программы также шли анонсы беседы с Дмитрием Медведевым), какая-то часть зрителей ушла с канала, видимо, не захотев смотреть «Воскресное «Время»».
     Судя по всему, телезрители пока не видят в новом формате бесед с президентом для себя чего-то важного и актуального. То ли не устраивают вопросы, то ли ответы, а скорее, все вместе. Во всяком случае, в Москве зрители пока охотнее предпочитают смотреть другие программы, нежели слушать беседу с главой государства про кризис. В феврале жителей столицы заметно больше, чем беседа с Дмитрием Медведевым в «Вестях недели», интересовал фильм «Пираты Карибского моря...» на «Первом канале» (доля 21,4%) и очередной выпуск «Чистосердечного признания» на НТВ (18,2%). А 15 марта интервью с президентом столкнулось с проблемой фактически равномерного распределения зрительского интереса аж между четырьмя телеканалами. Так, программу «Вести недели», которая заканчивалась на «России» примерно в то же время, когда начиналось интервью с президентом Медведевым на «Первом», смотрело 13,8% телезрителей Москвы, а программу «Главный герой» на НТВ (так же, как и «Воскресное «Время»», начинается в 21.00) – 15,4% телеаудитории. Но если конкуренция между тремя федеральными каналами воскресным вечером в целом предсказуема, то в этот раз еще одним соперником президентского интервью в борьбе за зрителя стал и сетевой канал СТС, который смотрит более молодая, чем у трех федеральных каналов, аудитория. В 21.00 на СТС началась комедия с Эдди Мерфи «Поездка в Америку». И даже в аудитории старше 18 лет ее смотрело почти столько же зрителей, сколько и интервью с президентом в «Воскресном «Времени»»,– 13,9%.
     Если говорить об общероссийских показателях, то, в отличие от Москвы, жители других городов проявляют больше интереса к выступлениям президента. Первая беседа с Дмитрием Медведевым принесла «Вестям недели» очень высокую для канала долю (22,4%) и рейтинг (9,6%). Но и здесь телевизионная конкуренция с фильмом про приключения Джека Воробья была на равных. Месяц спустя президента в «Воскресном «Времени»» по стране смотрели менее активно – доля всего 16,4% с рейтингом 7%. В регионах ситуация примерно такая же, как в Москве: в то время, когда выступал Дмитрий Медведев, чуть больше зрителей было на НТВ (17,2%), примерно столько же на «России» (15-16%), и тот же СТС уступил не так заметно (12,8%).
     Одним словом, Дмитрий Медведев, выступая в политических программах федеральных телеканалов и рассказывая населению о принимаемых властью антикризисных мерах, пока не смог привлечь к себе пристального внимания телезрителей, ради которых, собственно, этот кремлевский телепроект и затевался. Пока завоевывать аудиторию президент вынужден в условиях жесткой телевизионной конкуренции.

Ахмеду Закаеву перекрыли путь к независимости

Главу правительства Ичкерии не пустили на конференцию в Брюссель

     Дипломатический скандал может спровоцировать конференция о ситуации в Чечне, которая сегодня открывается в Брюсселе. Несколько депутатов Европарламента, по инициативе которых проводится это мероприятие, собираются договориться о создании фракции, которая намерена лоббировать признание независимости Чечни. Вчера российский посол передал в бельгийский МИД ноту протеста в связи с намерением приехать в Бельгию главы так называемого правительства Ичкерии Ахмеда Закаева. Господин Закаев поездку в Брюссель отменил, послав туда главу МИД Ичкерии Усмана Ферзаули.
     Инициатором проведения в Бельгии конференции по ситуации в Чечне, которая сегодня открывается в Брюсселе, стали депутаты Европарламента, поляк Тадеуш Мизаевски и бельгиец Барт Стас. Выступить с докладом на конференцию был приглашен глава так называемого правительства Ичкерии Ахмед Закаев. «В Европе есть немало политиков, которые считают, что, несмотря на все заявления российских властей, политического урегулирования чеченского конфликта еще нет»,– объяснил «Ъ» идею проведения слушаний господин Закаев.
     Между тем, как стало известно вчера уже к концу дня, господин Закаев в последний момент принял решение не ехать в Брюссель. Он вынужден был это сделать, как считает пресс-атташе российского посольства в Бельгии Виктор Кузнецов, в связи с призывом главы российский дипмиссии не пускать на территорию государства человека, который российскими правоохранительными органами разыскивается за совершение тяжких преступлений. «Наш посол Вадим Луков сегодня лично отправился в МИД Бельгии и передал его руководству ноту протеста в связи с намерением приехать в страну Ахмеда Закаева»,– заявил «Ъ» господин Кузнецов. По его словам, господину Закаеву, скорее всего, порекомендовали воздержаться от поездки.
     Сам господин Закаев отмену поездки в Брюссель не стал связывать с действиями российского посла: «Никто мне ничего не рекомендовал, а поездку я отменил, посчитав, что формат этого мероприятия не требует моего участия». Впрочем, Ичкерия не осталась без своего представителя в Бельгии – туда отправился глава МИД непризнанной республики Усман Ферзаули. В то же время господин Закаев сказал, что на брюссельских слушаниях будет обсуждаться очень важный для будущего Чечни вопрос. «Несколько депутатов Европарламента намерены обсудить вопрос о проведении в июне этого года учредительной конференции по созданию парламентской фракции, члены которой будут лоббировать признание независимости Чечни»,– сообщил господин Закаев.
     При этом премьер Ичкерии считает, что его участие в дискуссиях о будущем Чечни, которые организуют европарламентарии, не помешает переговорам, которые он ведет с представителями президента Чечни Рамзана Кадырова: «Проблема чеченского урегулирования многогранна и требует действий в разных направлениях».
     Член Совета федерации от Чечни Зияд Сабсаби назвал попытку депутатов Европарламента заняться урегулированием чеченской проблемы провокацией. «О каком урегулировании они говорят: Чеченская республика под руководством президента Рамзана Кадырова давно уже живет мирной жизнью и ни в чьих лоббистских услугах не нуждается»,– заявил вчера «Ъ» господин Сабсаби. По его мнению, разговорами о чеченской независимости западные политики хотят ответить России за признание Абхазии и Южной Осетии: «Вспомните заявление несостоявшегося президента США Джона Маккейна – он тоже после событий в Грузии вдруг заговорил о независимости Ичкерии».

Антикризисная чистка

     Чтобы консолидировать общество в эпоху кризиса и отвести недовольство от властей, организован активный поиск врагов. Для отвлечения населения в ход идет все – от ворующей газ Украины до нерадивых чиновников и безответственных предпринимателей.
     Товарищ Сталин много лет назад учил, что классовая борьба по мере продвижения к коммунизму обостряется. Сегодня оказалось, что нарастает не только классовая борьба и не только по мере продвижения к коммунизму.
     Чем глубже кризис – тем жестче противоречия и тем мучительнее поиск врагов.
     Перефразировав классика, если бы врагов не было, их стоило бы придумать. Ведь на борьбе с ними можно консолидировать общество и отвлечь его от стихийных выступлений протеста, которыми нас уже начали пугать руководители МВД. Только с начала года было уже несколько попыток назначить хоть кого-нибудь на эту роль. Сначала была Украина, воровавшая наш газ. Однако быстро выяснилось, что валить все беды на соседа нет никакой возможности, наоборот, наши власти должны быть ему благодарны! Худших результатов в противодействии кризису, нежели у нас самих, «добились» лишь «померанчевые» власти.
     В феврале попробовали взяться за средний класс. Более или менее платежеспособные налогоплательщики «вдруг» массово начали получать письма о том, что они по-прежнему в большом долгу. То перед коммунальщиками, то перед налоговой инспекцией. Судя по всему, от идеи отказались, быстро выяснив, что граждане, наученные предыдущими горькими опытами, гораздо лучше хранят квитанции об оплате за давно прошедшие годы, а кроме того, быстро начинают «звереть» в очередях к мелким чиновникам, когда им приходится доказывать, что они не верблюды.
     Параллельно пытались пригрозить бизнесу: мол, если будете массово увольнять работников – пришлем доктора, то есть, пардон, трудинспектора. А к борьбе за права трудящихся подключили прокурорских работников. Подействовало не очень: быстро оказалось, что к каждому малому предприятию прокурора не приставишь, а предприниматели научились отправлять сотрудников в неоплачиваемый отпуск по их, сотрудников, «собственному желанию».
     Сегодня, похоже, «крайних» начинают искать среди «своих» – чиновников или окологосударственных управленцев.
     Тут действуют привычные чиновничьи стереотипы поведения. Чтобы сохранить место, надо «топить врагов» и имитировать бурную деятельность. Вот и топят, вот и имитируют…
     Забавнее всего, конечно, с демонстрацией результатов (поскольку реальных плодов борьбы с кризисом пока не просматривается).
     С уверенностью можно сказать, что большая часть от 7 ноября с блеском выполнена. Все дело в том, что с самого начала правительственный план действий был в существенной степени чиновничьей хитростью: он представляет собой не перечень необходимых действий, а план подготовки тех или иных нормативно-правовых документов.
     То есть, если проект подготовлен, можно ставить жирный плюс. Превратится ли «проект» в полноценный документ или так и останется проектом – уже не важно! Другое «направление» деятельности – подготовка непосредственного начальства к невеселым результатам. В последние пару недель целая плеяда так или иначе ответственных за экономику чиновников (начиная с главы Минфина) от бравых реляций «скоро все кончится» перешла к речам в духе «кризис – это всерьез и надолго».
     Что же касается внутригрупповой борьбы, то самый свежий сигнал к началу разборок дал глава государства, призвавший избавляться от неэффективных чиновников. Думаю, тут многие с грустью вспомнили провалившуюся административную реформу с благой идеей бюджетирования, ориентированного на результат (БОР). Были бы объективные критерии оценки эффективности – идея была бы прекрасной. Но… Реформа, если кто не в курсе, благополучно провалилась. А значит, все оценки зависят от мнения начальства и коллеги. В итоге взаимный выброс компромата уже вовсю идет. И дело не ограничивается разного рода рейтингами губернаторов – своего рода тотализатором на выбывание того или иного руководителя.
     Доселе «тихая гавань» госслужбы становится все менее тихой, вынуждая чиновников действовать. Административной ренты все меньше, подконтрольные конкретными чиновниками финансовые потоки оскудевают, и вот их уже не хватает на разросшийся в «сытые годы» аппарат.
     А желающих «рулить» все больше. Выход прост: надо как-то сократить число администраторов. Внутригрупповая борьба усиливается. Чиновничьи группы пытаются заняться переделом окологосударственных потоков. Свидетельства этому едва ли не каждую неделю появляются в прессе. То в одном уважаемом издании появляется слух, что вот-вот снимут руководителя главной авиакомпании страны, то в другом не менее уважаемом СМИ – сплетня, будто крупнейший в стране перевозчик грузов и пассажиров сменит главу…
     Сразу оговорюсь: неэффективных чиновников и управленцев, а тем паче мздоимцев и казнокрадов выгонять действительно надо. И это именно то, на чем происходит консолидация элиты и общества. Остается только завидовать Штатам, где инаугурация Барака Обамы вылилась в демонстрацию народного единства и уверенности в преодолении кризиса. У нас – все наоборот. Когда проштрафившиеся чиновники вроде заместителя алтайского губернатора, охотившегося на зверушек из Красной книги, уходят «по собственному желанию», нет никакой надежды на то, что людей будут убирать «за дело», а не «просто так», потому что это место приглянулось другому, такому же.
     Чисто журналистское наблюдение последних месяцев: ранее донельзя закрытые чиновники стали гораздо охотнее общаться с прессой, «сливая» все более интересную и закрытую информацию. Правда, происходит это вовсе не потому, что посеянные еще президентом СССР ростки «гласности» наконец проросли. Это проявления «схватки бульдогов под ковром», а вернее – мышиной возни.
     …Один из главных сегодняшних стереотипов в отношении «лихих 90-х» – «звериное чутье власти» первого президента России. Может, и так, только это чутье позволяло в самые тяжелые годы принимать единственно верные решения – зачастую абсолютно интуитивно. Нынешняя генерация власти – иная. Она интуитивно не действуют, она не любят «чрезвычайки» и все просчитывают. Вот только
     опыт последних месяцев показывает, что когда просчитанное решение власти выдают населению, само это решение уже устарело. В лучшем случае оно оказывается бесполезным, в худшем – даже вредным…
     В итоге ситуация все больше повторяет историю недавнего прошлого. Тогда страна точно знала, что «власть у нас однопартийная, но многоподъездная». И разные «башни» Кремля зачастую продавливали решения «в пику» соседям. Проблема лишь в том, что эти игры сегодня все больше подменяют реальную борьбу с кризисом. И ведут к тому, что экономическая ситуация только ухудшается. Так можно дойти до того, что делить станет нечего.

Долг Кремлем красен

     Выступление президента Дмитрия Медведева в путинской роли разводящего внутри «корпорации Россия» подтверждает, что государство у нас по-прежнему беззастенчиво вмешивается в дела бизнеса, он является частью власти, а деловые споры решаются вне правового поля.
     История о том, как поссорились Михаил Маратович (Фридман, «Альфа-групп») и Олег Владимирович (Дерипаска, «Базовый элемент»), и как их заставил помириться Дмитрий Анатольевич (Медведев, президент России), может стать знаковой для «царствования» нынешнего главы государства.
     Дмитрий Медведев и в своей предвыборной кампании, при всей ее заведомой декоративности и предсказуемости результата, и после прихода к власти постоянно твердил: все правовые споры в России должны решаться в правовом поле. Если хозяйствующие субъекты не идут на мировую, они должны выяснять свои отношения в суде. Как профессиональный юрист, Медведев не может не понимать: если «Альфа-групп» – кризис на дворе или процветание, в данном случае совершенно неважно, – хочет взыскать просроченные долги с «Базового элемента», то как кредитор имеет полное право судиться с недобросовестным заемщиком. В России же эта очевидная коллизия приобрела принципиально иной оборот.
     Сначала президент России через несколько месяцев после составления правительством списка системообразующих предприятий, претендующих на господдержку, поинтересовался у куратора списка, первого вице-премьера Игоря Шувалова, получил ли кто помощь и что происходит с этими самыми предприятиями. Словно президенту у нас не докладывают об экономической ситуации в стране. Затем Шувалов пришел к президенту с подробным докладом. И тут Дмитрий Медведев обозначил истинную причину своего интереса к теме: «Пора прекращать корпоративный эгоизм», – заявил он первому вице-премьеру. «Мы не можем жертвовать судьбой целых предприятий, работой многотысячных коллективов для удовлетворения амбиций отдельных кредитных учреждений». По мнению главы государства, организация, «пусть даже имеющая правомерный набор требований, больших или не очень больших», «не должна иметь возможности останавливать работу крупного холдинга».
     Невозможно представить себе президента ни одного цивилизованного государства с рыночной экономикой, который считает долговые требования кредиторов «корпоративным эгоизмом», тем самым фактически оправдывая невозврат кредитов.
     Так всем, кто следит за темой, сразу стало понятно, что президент, по сути, требует именно от Михаила Фридмана не настаивать на судебном возврате кредитов у Олега Дерипаски, а речь идет именно о судебных исках «Альфы» к «Базэлу». На следующий день после этого спича президент делом подтвердил эту версию: он принял Фридмана. После этой встречи их структуры выпустили совместное заявление в духе известной крыловской басни «Волк на псарне»: «Друзья, к чему весь этот шум, я ваш старинный сват и кум…» Фридман и Дерипаска заявили о своих дружеских отношениях и о готовности договариваться без судов. Между тем, если вдуматься,
     президент открыто вмешался в сугубо хозяйственный спор, что являлось сущностной чертой путинской власти.
     Спрашивается, почему уход имущества Дерипаски за долги к Фридману должен был автоматически повлечь за собой остановку целых предприятий? Едва ли государство позволило бы Фридману полностью свернуть на них производство, если бы он получил эти активы в свое распоряжение. Опять же, даже если эти предприятия останутся у Дерипаски, ему все равно придется сокращать неэффективные рабочие места, заниматься реструктуризацией неоплатных долгов. А государству, если у Дерипаски не будет возможностей удержать на плаву многочисленные разнопрофильные предприятия, ставшие плодом его бизнес-экспансии, все равно придется спасать их на казенные деньги, дать им умереть или искать других частных инвесторов, готовых разделить это тяжкое бремя.
     О том, что все крупные хозяйственные вопросы в России можно решать только через верховную власть, хорошо знают и западные кредиторы.
     Неслучайно группа кредиторов Олега Дерипаски написала письмо советнику президента Аркадию Дворковичу с призывом не банкротить бизнес-империю этого олигарха и добивалась встречи с президентом. Понятно, что если бы такое банкротство случилось, западные инвесторы при российском устройстве бизнеса понесли бы крупные потери.
     Де-факто Дмитрий Медведев проводил с Олегом Дерипаской и Михаилом Фридманом производственное совещание. Потому что, с одной стороны, у государства есть разнообразные рычаги давления на этих персонажей – от возможности в любой момент отнять этот бизнес до возможности в любой момент сфабриковать дело против любого олигарха. А с другой -
     госвласть и бизнес в России настолько повязаны друг с другом, что давно стали частью одной глобальной бизнес-корпорации, переживающей из-за кризиса тяжелые времена.
     «Свои люди, сочтемся», – по сути, сказал Фридману и Дерипаске президент России. Те взяли под козырек. Так Дмитрий Медведев нагляднейшим образом продемонстрировал, что, как и Путин, остается президентом «своих людей», а не государства Россия. И преемственность курса на ручное управление крупнейшими бизнесменами со стороны государства пока явно обеспечена.

Игры Путина

Новый мэр Сочи может занимать руководящий пост, но власть будет в руках премьер-министра

     Не успели кандидаты заявить о своем намерении баллотироваться и написать программные заявления, как победитель предвыборной гонки за пост мэра Сочи уже определился.
     Среди кандидатов с активной гражданской позицией, желающих руководить черноморским курортом, где будут проводиться Зимние Олимпийские игры 2014 года – Андрей Луговой, бывший офицер КГБ, чьей экстрадиции требовала Британия в связи с убийством диссидента Александра Литвиненко. О своем желании баллотироваться уже объявил Александр Лебедев, также бывший кагэбешник, а ныне миллиардер, владелец лондонской газеты Evening Standard.
     Однако премьер-министр Владимир Путин намерен превратить Олимпиаду в Сочи в демонстрацию достижений своей новой постсоветской России ('Проблем не должно быть ни у кого!' – предупредил он в прошлом месяце). Его интерес к выборам обусловлен не только выгодными контрактами на строительство олимпийских объектов, которые новый мэр Сочи может передавать в руки дружественных Кремлю олигархов, но также и тем, что именно на этом курорте расположена его летняя дача, где он с обнаженным торсом принимает солнечные ванны.
     Любой кандидат, стремящийся 26 апреля занять должность мэра, на самом деле будет бороться не за пост руководителя города, где состоится самое престижное событие для России со времен Московской Олимпиады 1980 года, но лишь за то, чтобы стать еще одной игрушкой Путина – марионеткой, чьими нитями будет управлять кремлевский кулак.
     Так же как когда-то все дороги вели в Рим, все властные потоки в нынешней России ведут к Владимиру Путину. Он цинично миропомазал Дмитрия Медведева, сделав его своим преемником на посту президента, и Медведев отплачивает своему покровителю лояльностью, сохраняя место для своего хозяина. Путин был президентом России, когда находился на посту президента. Он является им, будучи премьер-министром. Так почему бы ему не быть президентом России, став мэром Сочи?

Референдум 17 марта как антиутопия

     17 лет назад, 17 марта 1991 года, состоялся всесоюзный референдум. На вопрос, «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которых в полной мере гарантированы права и свободы человека любой национальности?», сказали «да» 70% украинских избирателей, принявших участие в голосовании. Тем не менее, 24 августа того же года Верховная Рада приняла Акт провозглашения независимости, а 1 декабря свыше 90% украинцев подтвердили его на новом референдуме.

Проблема
     Существует, конечно, большой соблазн ввязаться в юридические споры относительно того, результаты какого референдума более легитимны и было ли юридически безукоризненным провозглашение независимости Украины.
     Тема эта, безусловно, интересная? но особого смысла теперь не имеющая – вернуться в 91-вый год, когда все были моложе, небо голубее, а трава – зеленее, все равно не удастся.
     Значительно важнее другой вопрос, чисто технологический, – почему же референдум не стал гарантией сохранения СССР? Не могли же настроения граждан радикально поменялись менее чем за годд:

Зачем проводился референдум?
     Формально референдум является формой народного волеизъявления – прямая демократия в действии. Фактически же результат референдума определяется инстанцией, определяющей формулировку вопроса. Разумеется, что инстанция эта старается сформулировать вопрос таким образом, чтобы получить однозначный ответ, совпадающий с ее политической позицией.
     В общем, референдум является манипулятивной политической технологией, за что его любят разного рода протоавторитарные режимы. Достаточно вспомнить Наполеонов и Гитлера, которые узаконили через референдум свои диктатуры, или Шарля де Голля и Кучму, которые через референдумы усиливали свою власть (последний – неудачно). Союзный референдум 1991 года проводился именно с этой целью – обеспечить видимость всенародной поддержки политическому курсу Горбачева.
     Собственно, в вопросе референдума содержатся основные пункты этой стратегии: сохранение федеративного союза республик, их суверенитет, «обновление» этой федерации, социалистический строй (подразумевается – с человеческим лицом Михал Сергеевича Горбачева), советская форма правления, гарантии прав и свобод человека, многонациональность...
     Заметим, что этот список неполный – некоторые эксперты ухитрялись выделить в вопросе референдума до девяти честных вопросов. В этом и состоял ключевой недостаток референдума – попытка загнать в вопрос всю идеологию перестройки привела к тому, что он оказался слишком сложным, логически несогласованным и не предполагающим однозначного ответа. В общем, как отметила после референдума одна из газет, «народ спросили: мммм? И он ответил – мммм!».
     Например, Олег Петров в книге «Социологические пиар технологии в политике» (к слову, я считаю референдум не социологической, а юридической технологией, но в данном случае это не имеет значения), приводит следующую разбивку содержания вопроса мартовского референдума, в соответствии с результатами исследования, проведенного под руководством Оссовского Институтом социологии АН УССР:
     – Считаете ли вы необходимым сохранение федеративного устройства СССР – «за» 48%;
     – Считаете ли вы необходимым Союза равноправных суверенных республик – 73%;
     – Считаете ли вы необходимым сохранение СССР как единого государства – 28%;
     – Считаете ли вы необходимым сохранение в СССР социалистического строя – 56%;
     – Считаете ли вы необходимым сохранение в обновленном Союзе Советской власти – 64%;
     – Считаете ли вы необходимым гарантирование в обновленном Союзе прав и свобод человека любой национальности – 92%.
     Как видно из этих данных, большинство населения Украины высказалась за переучреждение (не обновление!) СССР. Правда – на той же самой основе, кроме, разве что, фактически уже задекларированного суверенитета союзных республик.
     А ведь это еще не все! Одновременно в Украине был проведен республиканский консультативный опрос, в котором граждан спрашивали, «согласны ли вы, что Украина должна быть в составе Союза Советских суверенных государств на основе Декларации о государственном суверенитете Украины». Позитивно на него ответило более 80% опрошенных.
     Между тем, очевидно, что по смыслу этот вопрос не только не совпадал с вопросом всесоюзного референдума, но даже и противоречил ему. Во-первых, из текста украинского вопроса «выпало» критически значимое для Горбачева слово «социализм». Во-вторых, в вопросе фигурировало совсем другое союзное государство – не Союз Советских социалистических, а Союз Советских суверенных республик. В-третьих, Декларация о суверенитете изначально указывалась как акт, имеющий преимущество перед законодательством нового союзного государства.
     Таким образом, в результате референдума и опроса, общественным мнением были легитимизированы минимум две (если считать мнение Горбачова – то три) совершенно разные формы союзного государства. Вероятно, их можно было как-то согласовать, но:

Теневые риски
     Помимо проблем, заложенных в самих формулировках референдума, существовали еще два риска, не столь очевидные, но оказавшие, в конце концов, решающее влияние на состояние общественного мнения. Я далек от конспирологических схем, в соответствии с которыми Горбачев был агентом США. Однако допущенные при подготовке и осуществлении референдума ошибки, производят впечатление злого умысла.
     Во-первых, «обновление» СССР ставилось в зависимость от соблюдения прав и свобод человека. Но политика гласности задолго до референдума поставило под вопрос способность властей СССР обеспечить соблюдение этих прав и свобод! Тем более, в условиях экономического и политического кризиса...
     Во-вторых, существование СССР неявным образом ставилось в зависимость от сохранения при власти Михаила Горбачова и проведения его политической стратегии. ГКЧП поставил крест на этом проекте, а с ним – и на Союзе в том качестве, в котором он был закреплен в результатах референдума...

Опыт
     Опыт союзного референдума 1991 года, который не только не предотвратил, но даже и ускорил распад СССР, как представляется, должен был бы послужить уроком для современных украинских политиков, желающих поиграться в референдумы.
     Надо учесть, как минимум, следующие моменты. Во-первых, референдум, сам по себе, отнюдь не предотвращает чего-либо нежелательного сам по себе. Он только фиксирует состояние общественного мнения на какой-то момент.
     В частности, например, практика отмены решений органов власти задним числом, изобретенная в Секретариате президента и опробованная Верховной Радой на примере Стельмаха, создает вполне реальные основы для отмены независимости Украины.
     Ведь референдум 1 декабря только подтверждал Акт, принятый перед этим парламентом. Отмени Акт – и весь референдум теряет смысл... Во-вторых, чем сложнее вопрос референдума, тем больше вероятность, что положительный вопрос не будет значить вообще ничего.
     Это, например, к сведению желающих проводить референдум по новой Конституции – попробуй выяснить, какую именно статью поддержали граждане... В общем, проведение референдумов (даже о доверии) в условиях кризиса чревато тем, что, независимо от вопроса и ответа, референдум только подтолкнет проходящие в государстве процессы саморазрушения.