В ожидании свидетелей

Судебный процесс по второму «делу ЮКОСа» может закончиться весной 2010 года

     Сегодня в Хамовническом суде Москвы на процессе по второму делу в отношении Михаила Ходорковского и Платона Лебедева ожидается аншлаг. Судебные слушания переходят в новую фазу – допроса свидетелей. Закончив многомесячное представление доказательств, сторона гособвинения вызывает своих свидетелей. В списке – 250 человек. Адвокаты подсудимых жалуются на отказ гособвинения предоставить им график вызова свидетелей и пророчат затягивание процесса.
     На прошлой неделе адвокаты экс-главы ЮКОСа Михаила Ходорковского и бывшего главы группы «Менатеп» Платона Лебедева провели большую пресс-конференцию, где подвели итоги семи месяцев судебного процесса по второму «делу ЮКОСа». Адвокат Ходорковского Юрий Шмидт напомнил, что почти через месяц исполнится шесть лет с тех пор, как Михаил Ходорковский был арестован в новосибирском аэропорту «Толмачево». «Все это время Ходорковского и Лебедева судят не суды,– заявил Юрий Шмидт.– Это дело направляется из единого центра, координирующего работу самых разных и не подчиненных друг другу органов».
     Защитники бывших топ-менеджеров ЮКОСа рассказали журналистам, что прокуроры нарушают принцип состязательности судебного процесса и препятствуют открытости рассмотрения дела. «Я с удивлением услышала в эфире радио «Эхо Москвы» интервью председателя Мосгорсуда Ольги Егоровой, которая утверждала, что в Хамовническом суде продолжается видеотрансляция процесса, – рассказала «НИ» адвокат Елена Липцер. – На самом деле судебные слушания перестали транслировать после того, как гособвинение стало оглашать свои доказательства по делу. Прокуроры заявили, что в зал для прессы могут зайти свидетели и узнать, что происходит на процессе. У входа в этот зал сидит судебный пристав, он проверяет документы у журналистов. Приставу можно предоставить список свидетелей, и он не будет допускать их в зал».
     В списке свидетелей обвинения – 250 человек. Все они уже давали показания на предварительном следствии. К допросу каждого такого свидетеля адвокатам подсудимых надо тщательно готовиться, но прокуроры отказались предоставить суду график их вызова. «Они заявили, что это было бы разглашением прокурорской тактики, – объяснила «НИ» адвокат Елена Липцер. – И нарушением принципа состязательности сторон. Получится так, что нам придется объявлять перерыв, чтобы найти в деле показания этих свидетелей на следствии. Это приведет к затягиванию процесса».
     Адвокаты готовятся к новому этапу процесса, но не рискуют называть сроки его окончания. «После допроса свидетелей обвинения сторона защиты пригласит экспертов, потом показания дадут Ходорковский и Лебедев, – говорит Юрий Шмидт. – Затем мы вызовем своих свидетелей. Предположительно – 500 человек. Там действующие и бывшие чиновники, контролировавшие нефтяной бизнес. По самым скромным подсчетам, суд может закончиться к весне следующего года».
     Адвокат Елена Липцер сообщила, что в ближайшее время в Европейском суде по правам человека будет рассмотрена жалоба Михаила Ходорковского. «Мы подали жалобы и после приговора Мещанского суда. У нас есть надежда, что их рассмотрят до того, как закончится второй процесс. Если Страсбург вынесет решение в нашу пользу, то первый приговор в отношении Ходорковского и Лебедева будет отменен, и это может повлиять на приговор Хамовнического суда».

Первый свидетель подвел обвинение

     На втором процессе по делу Ходорковского и Лебедева начался допрос свидетелей обвинения. Первым свидетелем стал Андрей Крайнов – бывший директор АОЗТ «Волна», осужденный на условный срок по первому делу ЮКОСа. Показания свидетеля в суде отличались от тех, которые давал Крайнов во время следствия.

     В понедельник на втором процессе экс-главы компании ЮКОС Михаила Ходорковского и бывшего руководителя МФО МЕНАТЕП Платона Лебедева стартовала стадия допроса свидетелей обвинения. На протяжении последних четырех месяцев прокуроры представляли письменные доказательства вины Ходорковского и Лебедева. Оглашение, логики которого пока никто не понял, производилось настолько выборочно, что часть доказательств прокуратуре пришлось дочитывать в понедельник, прямо в присутствии первого свидетеля.
     Первым свидетелем со стороны обвинения стал бывший генеральный директор АОЗТ «Волна» Андрей Крайнов. В рамках первого дела ЮКОСа он обвинялся по статьям 159 УК РФ (хищение чужого имущества путем обмана в составе организованной группы в крупном размере), 315 УК РФ (злостное неисполнение вступившего в законную силу решения суда представителями коммерческой организации) и 165 УК РФ (причинение имущественного ущерба собственникам путем обмана при отсутствии признаков хищения, совершенное организованной группой в крупном размере, которые были и в обвинении Ходорковского.
     Крайнов был третьим подсудимым по первому делу ЮКОСа, но частично признал свою вину и по итогам процесса получил 5 лет заключения условно.
     В понедельник Крайнов ни разу не упомянул о компании «Волна». Зато он много говорил о своем бывшем начальнике Гитасе Анилионисе – исполнительном директоре СП РТТ, в котором Крайнов работал в 1995-98 годах. По словам Крайнова, СП РТТ занималась юридическим сопровождением и регистрацией компаний, основанных в том числе в интересах МЕНАТЕПа. Лично Крайнов, по его словам, занимался обслуживанием клиентов МЕНАТЕПа, покупкой для клиентов акций и паев приватизированных предприятий на кредиты, выдаваемые банком. Купленные акции зачислялись на баланс РТТ и при этом находились в залоге у МЕНАТЕПа. Таким образом банк мог контролировать их реализацию или сохранность. Со стороны МЕНАТЕПа действия Крайнова контролировала бывший начальник отдела по работе с приватизированными предприятиями Наталья Чернышова, сказал свидетель.
     По словам Крайнова, все его поступки были продиктованы распоряжениями Анилиониса. Анилионис же, по словам свидетеля, был главным связующим пунктом в его общении с МЕНАТЕПом.
     За все время работы в структурах МЕНАТЕПа Крайнов, по его словам, ни разу не сталкивался с Ходорковским, и лишь несколько раз встречался с Лебедевым, причем всегда в присутствии Анилиониса и ни разу – один на один.
     Прокурор Валерий Лахтин пытался добиться от свидетеля показаний о роли Лебедева в МЕНАТЕПе, задавая вопросы о возможности принятия того или иного решения без его участия. Свидетель делал вид, что не понимает вопросов, а против наводящих возражали и адвокаты, и судья.
     Прокурор попытался предъявить свидетелю ежедневники, которые, по его словам, были изъяты в приемной Лебедева в МЕНАТЕПе, но оказалось, что их содержание не было оглашено в предыдущей стадии процесса. Получив разрешение у суда, Лахтин начал зачитывать пометки из ежедневника, в которых упоминалось имя Крайнова. Свидетелель смог точно идентифицировать только одну пометку – сообщив, что та его встреча с Лебедевым (в присутствии Анилиониса) касалась реструктуризации долгов МЕНАТЕПа перед компаниями-акционерами.
     Прокурор заявил, что в показаниях, данных Крайновым в ходе предварительного следствия, и в суде есть противоречия, и попросил разрешения огласить в суде эти предварительные показания. Оглашение так затянулось, что задремал даже свидетель, заинтересованный в объяснении противоречий.
     В своих прежних показаниях Крайнов позиционировал себя как самостоятельного бизнесмена, напрямую сотрудничавшего с МЕНАТЕПом.
     По окончании прокурорского чтения Крайнова было решено отпустить до вторника, когда его станет допрашивать сторона защиты. Ходорковский в конце дня сделал заявление о том, что вопросы прокурора Крайнову не имели никакого отношения к сути обвинения. Лебедев поддержал это заявление, обратив внимание собравшихся на то, что ни одного вопроса не было задано о событии преступления, вменяемого ему и Ходорковскому.
     Отвечая на вопросы журналистов, Крайнов сообщил, что в настоящее время «борется с господином Анилионисом», который находится в Австрии и руководит компанией «Макариус и компания», основанной им и Крайновым в 1998 году. Крайнов считает, что ему принадлежит 20% этой компании. На вопрос «Газеты.Ru», зачем он пошел под суд в рамках первого дела ЮКОСа, если за все его поступки отвечал Анилионис, Крайнов пообещал ответить в суде, поскольку уверен, что такой вопрос задаст ему сторона защиты.
     В свою очередь, адвокаты подсудимых расценили вызов Крайнова в суд как знак того, что Ходорковского и Лебедева во второй раз судят за одно и то же. «Это говорит о том, что их снова судят за одни и те же действия. Просто тогда они квалифицировались одним образом, а сейчас другим», – пояснила «Интерфаксу» адвокат Лебедева Елена Липцер.

«Что он подтвердил? Он все опроверг»

     На втором процессе по делу экс-владельцев компании ЮКОС Михаила Ходорковского и Платона Лебедева продолжился допрос бывшего директора АОЗТ «Волна» Андрея Крайнова – первого свидетеля обвинения. Отвечая на вопросы Лебедева, Крайнов подтвердил, что его показания, включенные в уголовное дело, были основаны на догадках и предположениях.
     Во вторник в Хамовническом суде Москвы на процессе по второму уголовному делу экс-главы ЮКОСа Михаила Ходорковского и бывшего руководителя МФО МЕНАТЕП Платона Лебедева продолжился допрос первого свидетеля обвинения. Им стал бывший директор АОЗТ «Волна» Андрей Крайнов, осужденный вместе с Ходорковским и Лебедевым в рамках первого дела ЮКОСа, но в отличие от них получивший 5 лет условно за сотрудничество со следствием.
     Накануне Крайнова допросило обвинение, предполагалось, что во вторник с самого утра свидетеля отдадут защите Ходорковского и Лебедева. Но ход процесса нарушил прокурор Валерий Лахтин. Он, в частности, попросил суд приобщить к материалам нового дела Ходорковского и Лебедева распечатки электронной почты, в которых упоминается Крайнов. Предполагается, что письма Крайнову, у которого, по его словам, не было электронной почты, писали сотрудники МФО МЕНАТЕП, просившие о согласовании тех или иных документов. Распечатки были получены из так называемого «большого дела ЮКОСа» (ему присвоен номер 18/4103), из которого в свое время были выделены оба дела Ходорковского и Лебедева. Накануне, несмотря на возражения защиты, они были предъявлены Крайнову, который внятно прокомментировать их не смог.
     Кроме того, Лахтин сделал заявление, в котором попытался прояснить «неслучайность нахождения здесь свидетеля Крайнова». По его словам, он уже «объективно подтвердил» версию обвинения о том, что «Ходорковским инициируется создание управляющих компаний». В перерыве Лахтин, обычно отказывающийся от любых комментариев, обратился к журналистам с риторическим вопросом: «Ну что, вынудили прокуроров на заявление?»
     Защита выступила против попытки обвинения приобщить к делу новые материалы. В случае же удовлетворения ходатайства они потребовали у суда права и для себя черпать документы «из этого неисчерпаемого источника».
     Судья Виктор Данилкин объявил пятиминутный перерыв для рассмотрения ходатайства обвинения, однако появился в зале суда только через два часа. Ходатайство обвинения было удовлетворено. Согласия удовлетворять аналогичные ходатайства защиты не последовало.
     Допрос свидетеля стороной защиты начался во второй половине дня. Для этого потребовалось прослушать аудиозапись допроса Крайнова, оглашенного Лахтиным накануне. Им, как считает защита, обвинение «подменило допрос» Крайнова в суде. Для прослушивания у суда не нашлось технической возможности, и прослушивание было решено отложить на среду. В результате адвокат Владимир Краснов задал свидетелю всего несколько вопросов: знает ли он об обвинении, предъявленном Ходорковскому и Лебедеву, известно ли ему о месте и времени хищения нефти фигурантами дела и допрашивали ли его в Следственном комитете при прокуратуре после декабря 2006 года. Крайнов сказал, что обвинение Ходорковского и Лебедева представляет в общих чертах, по материалам СМИ, ничего не смог сказать о фактах хищения нефти, а против вопроса о вызовах в СКП резко выступил Лахтин, заявивший, что этот вопрос «касается личной жизни свидетеля».
     После этого к допросу свидетеля приступил Лебедев. Он гонял Крайнова по документам, имеющимся в деле, и в результате вынудил его признать, что сведения, данные им следствию, были основаны на предположениях и догадках. Речь шла, в частности, об истории возникновения ООО «ЮКОС-Москва», которое, по версии следствия, участвовало в хищениях нефти.
     По словам Лебедева, только в протоколах допросов Крайнова содержалась информация о том, что это общество было учреждено по заказу Лебедева в 1997 году, и затем эта информация вошла в обвинительное заключение Лебедева. Глядя в документы, находящиеся в материалах уголовного дела, которые ему не предъявляли в ходе допросов, Крайнов отказался от дат, называвшихся им ранее и заявил, что ни на одном допросе не говорил о Лебедеве. Позже он также опроверг тезис обвинения о том, что в качестве учредителя компаний «А-Траст» и «Монблан» был подконтролен Лебедеву, сообщив, что все указания получал от своего непосредственного начальника, бывшего исполнительного директора СП РТТ Гитаса Анилиониса и сотрудницы МФО МЕНАТЕП Натальи Чернышовой.
     В завершение рабочего дня Ходорковский сделал заявление о том, что распоряжение об учреждении «ЮКОС-Москва» было отдано лично им, и вовсе не Крайнову и не Анилионису. Он выразил готовность рассказать о причинах возникновения этого общества, как только суд предоставит ему возможность дать показания.
     По словам адвоката Ходорковского Вадима Клювганта, ответы Крайнова на вопросы Лебедева показали, что все его показания следствию построены на предположениях и догадках. По мнению адвоката Краснова, Крайнов из свидетеля обвинения превратился в свидетеля защиты: «Что он подтвердил? Он все опроверг, в том числе и ту путаницу в фактах, которую выявил Платон Леонидович (Лебедев)». Адвокат затруднился предположить, как к показаниям этого свидетеля отнесется суд.

Один день Михаила Борисовича

На главном судебном процессе современной России звукозапись допроса свидетеля обвинения пошатнула позиции прокуратуры

     Вчера в Хамовническом суде Москвы продолжились слушания по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Продолжились парадоксальным образом: в присутствии свидетеля обвинения заслушана была аудиозапись его показаний на предварительном следствии. Выяснилось, что официальный протокол этих допросов, использованный на процессе прокурором, не содержит ни наводящих вопросов следователя, ни важных оговорок свидетеля. А главное, обвинению никак не удается доказать – какое отношение имеют эти показания к главному обвинению руководителя ЮКОСа. Как известно, Ходорковскому инкриминируется кража нефти у себя самого.
     Ровно в 10.30 в зал заседаний проследовала овчарка в сопровождении охранника. Деловито обнюхав на предмет взрывчатки присутствовавших в зале и столпившихся на площадке людей, собака удалилась, после чего пристав решительно оттеснил граждан на лестницу, освободив проход для конвоя. Автоматчики провели в зал Ходорковского и Лебедева. Заключенных поместили в стеклянную коробку, узкие вертикальные и горизонтальные форточки которой давали им возможность общаться с адвокатами. Восемь защитников уселись за длинным столом, заставленным папками, ноутбуками и вазами с цветами. За букетами роз и хризантем едва просматривались за бликующим стеклом фигуры подсудимых.
     Бледный и спокойный Ходорковский, не отрываясь, читал бумаги, переворачивая страницы худыми пальцами, и, не отрывая взгляда от записей, привычно привстал на ритуальный окрик пристава: «Встать, суд идет!»
     Напротив защиты пятеро прокуроров сидели тоже за длинным столом без цветов и только с одним ноутбуком. Прокуратура излучала скромность, вплоть до аскетичности, и достоинство, которое должно было противостоять сибаритству адвокатов с розами и дорогими ноутбуками.
     В самом начале заседания прокурор ответил на прозвучавшее накануне заявление Ходорковского, который так и не понял, в чем его обвиняют. Ответил тем, что сослался на решение Читинского суда. Подсудимый возразил: решение это ему знакомо, и хотелось бы знать другое – в чем его все-таки обвиняют? Потому что никто так ни разу и не рассказал ни ему, ни его адвокатам, каким образом он украл у самого себя нефть и зачем он это сделал. Протест Ходорковского не заинтересовал ни судью Виктора Данилкина, ни пятерых прокурорских работников, присутствовавших в зале.
     Ободренный победой над олигархом, прокурор резко воспротивился просьбе защиты прокрутить аудиозапись допроса свидетеля Андрея Крайнова, бизнесмена, чья фирма выполняла для ЮКОСа услуги бухгалтерского и юридического порядка. Этот человек был осужден по первому делу ЮКОСа, получил условный срок и вчера уличал Ходорковского в нарушениях, допущенных при создании им дочерних компаний в конце 90-х – начале 2000-х годов.
     Крайнов сидел в зале, вместе со всеми слушая запись его собственного допроса. Стало понятно, почему прокуратура не хотела допустить публичного прослушивания. Почти каждый ответ свидетеля начинался со слов «возможно», или «я думаю», или «наверное», или «вероятно». За передачей прав на руководство фирмами, «возможно, стояло распоряжение высшего руководства ЮКОСа» – вчера это была самая сильная фраза из показаний Крайнова. Остальное звучало с той же степенью убедительности: «Я думаю, распорядился кто-то не ниже Ходорковского... Скорее всего это было учреждение ЮКОСа... Наверное, это было решение руководства компании...»
     И, что особенно любопытно, каждый такой ответ следовал после того, как его предварительно формулировал сам следователь. Который подсовывал свидетелю, как следовало из записи, множество документов, «уличающих» Ходорковского. Время от времени следователь разражался добродушным смехом, как бы демонстрируя удивление и радость от открытий, сделанных им благодаря «неожиданным» показаниям Крайнова. Смеха самого Крайнова записывающее устройство не зафиксировало. И поэтому хихиканье допрашивающего повисало в воздухе самым сюрреалистическим образом.
     Как пояснил корреспонденту «НГ» Максим Дбар, руководитель пресс-центра Михаила Ходорковского, адвокаты настаивали на прослушивании записей в ответ на действия следствия, которое добилось от суда разрешения на зачитывание протоколов допроса Крайнова. «Аудиозапись подтвердила, что в ходе этого допроса были использованы наводящие вопросы, были использованы формулировки, предложенные следователем, а не самим свидетелем. А также свидетель пользовался документами, которые установить по протоколам допроса невозможно. Зато перелистывание страниц подсунутых Крайнову бумаг отлично слышно в записи», – говорит Дбар.
     Письменный вариант показаний, зачитанный обвинителями, подчеркивает собеседник «НГ», не содержит наводящих вопросов, а потому «степень сомнения свидетеля и степень его предположений сознательно преуменьшалась».
     Еще одна важная деталь. По словам адвокатов, далеко не все письменные протоколы допросов имеют аудиозаписи. А значит, для прокуратуры остается большой простор для искажения показаний. Речь идет о манипулировании информацией, указывает Дбар: «Свидетель – в принципе это человек, который передает суду какие-либо факты и события, непосредственным участником или очевидцем которых он был. В этом смысле Крайнов свидетелем не является – он никогда не встречался с Ходорковским, а о намерениях руководства ЮКОСа говорит лишь в предположительной форме. Не говоря уже о том, что в этих показаниях ни слова не было сказано по поводу хищения нефти».
     Есть важная причина, по которой адвокаты настаивали на прослушивании записей допроса Крайнова – этого главного свидетеля обвинения, без показаний которого обвинение грозит рассыпаться, подобно карточному домику. Дело в том, что если не заслушать эти пленки в суде, то защите вообще на них нельзя будет ссылаться в будущем. Потому что доказательство, которое не исследовано судом, не принимается им в расчет при вынесении приговора. То есть, если показаний Крайнова вслух не зачитать, пропадут усилия адвокатов, которые уверены, что смогут их теперь обратить в пользу Ходорковского и Лебедева.

Главный свидетель обвинения: «Украсть нефть невозможно»

Допросы Евгения Рыбина и Андрея Крайнова поставили под сомнение основные выводы прокуратуры

     Если справедливость поставлена на карту, ответственность не может быть переложена на избранное меньшинство, ибо это противоречит справедливости.
               Генри Миллер

День восемьдесят восьмой
     28 сентября в Хамовническом суде прокуратура приступила к допросам свидетелей обвинения. Начали, судя по всему, с основных, череду которых открыл, пожалуй, один из самых загадочных свидетелей – Андрей Крайнов, бывший директор АОЗТ «Волна», а ныне руководитель ЗАО «ПО Электронные системы». В первом процессе над Ходорковским и Лебедевым он был третьим подсудимым, изначально пошел на сотрудничество со следствием, частично признал свою вину и получил 5 лет условно (истекают в мае будущего года).
     Но этому свидетелю прокуроры не задали ни одного вопроса, который бы мог подтвердить их версию о хищении ЮКОСом 350 миллионов тонн нефти. Лахтин опрашивал Крайнова по… старому уголовному делу. Прокурорское интервьюирование свелось к выяснению служебных обязанностей Крайнова в Международном финансовом объединении (МФО) МЕНАТЕП (где тот занимался обслуживанием клиентов банка), а затем в СП РТТ, организации, осуществлявшей регистрацию и бухгалтерское обслуживание компаний, в том числе «дочек» ЮКОСа. Крайнов сообщил, что занимался учреждением фирм, которые участвовали в приватизации предприятий на средства, выделяемые МЕНАТЕПом. Акции, которые приобретались на такие фирмы, оставались в залоге МЕНАТЕПа как обеспечение по кредиту. Крайнов настаивал: он сам бизнесом не занимался и совершал все операции по указанию лишь одного человека – исполнительного директора СП РТТ Гитаса Анилиониса.
     – А с Ходорковским и Лебедевым вы были знакомы? – навязчиво спрашивал Валерий Лахтин.
     Оказалось, что с Ходорковским Крайнов «по работе не сталкивался вообще», а с Лебедевым встречался несколько раз.
     – Встречи касались реструктуризации долгов юридических лиц – клиентов СП РТТ перед банком МЕНАТЕП, и межбанковского сотрудничества с другими банками. Что-то более конкретно сказать не могу.
     Лахтина такая неконкретность не устроила, и в течение двух часов он изучал вслух изъятые ежедневники Крайнова и сотрудников банка МЕНАТЕП. «Криминал» в том, что в них «делались отметки о планируемых и состоявшихся встречах Крайнова и Лебедева».
     – Свидетель, эта запись свидетельствует о ваших встречах с Лебедевым и Анилионисом. О чем это еще может свидетельствовать? – задавался прокурор странными вопросами. Свидетель пожимал плечами:
     – Я выполнял свои служебные обязанности. Если бы я отказался ехать вместе с Анилионисом на встречу с Лебедевым, меня бы уволили…
     Прокурор неодобрительно смотрел на Крайнова:
     – А другие встречи были? Ну, например, Лебедев предлагал что-то на этих встречах? Сделать то-то и то-то…
     – Валерий Алексеевич, вы предлагаете варианты ответа? – интересовался судья. И Лахтин вскоре исчерпал свои вопросы, заявив, что «показания свидетеля противоречат его же показаниям, данным на следствии». И еще два часа суд слушал более подробную версию трудовой биографии Крайнова – эти показания свидетель полностью подтвердил. В чем же были «противоречия», прокуроры не пояснили:
     – К этой области я никогда никакого отношения не имел.
     Подсудимые подвели итоги этого «допроса» так:
     – Нам не вменяется в вину незаконная регистрация предприятий, – отметил Ходорковский. – Это неотносимая к нашему делу клевета.
     Лебедев:
     – Сторона обвинения вообще не задала ни одного вопроса свидетелю по существу обвинения. Зачем тогда свидетеля сюда пригласили? Что хотят от него? Получить нужный ответ?!
     Вечером ленты информагентств пестрели сообщениями: «Свидетель прокуратуры не поддержал обвинение». На следующий день Лахтин это учтет…

День восемьдесят девятый
     – Ну что, вынудили прокурора делать заявление?! – кинет утром журналистам в коридоре суда Лахтин.
     «Заявление» было следующим:
     – Прошу учитывать, ваша честь, что Крайнов допрашивался вчера не случайно: он своими показаниями подтвердил выводы обвинительного заключения, если эти выводы читать внимательно. Например, подтвердилось, что во исполнение указаний Ходорковского были созданы управляющие компании – ЗАО ЮКОС-РМ и ЗАО ЮКОС-ЭП… Ходорковский и члены организованной преступной группы…
     Но никаких таких слов свидетель вчера не говорил…
     – Это уже давление на свидетеля! – возмутились адвокаты и взглянули с надеждой на судью. Но судья Данилкин молчал.
     – От своих показаний Крайнов пока не отказался, – гнул свою линию прокурор. – А вот Ходорковский и Лебедев заявили, что свидетель дает показания по первому делу и его показания не касаются данного процесса…
     – Слушайте, ну ведь свидетель же в зале, да что же это такое?! – пыталась привести в чувство обвинителя защита.
     – Все вчера подтвердил свидетель. И его допрос был неслучаен…
     – Валерий Алексеевич, да оставьте вы свидетеля в покое-то! – обратился Виктор Данилкин к прокурору.
     Наконец защита смогла приступить к допросу Крайнова, который все это время сидел на стульчике в зале суда. Роль интервьюера взял на себя адвокат Краснов:
     – Вот прокурор сказал, что вы «не случайно являетесь свидетелем обвинения». Вы имеете представление, в чем – хотя бы в общих чертах – обвиняют наших подзащитных?
     – Но только в общих чертах… из прессы. Это хищение нефтепродуктов и легализации…
     – Легализации чего?
     – Точно не скажу… – отчего-то рассмеялся свидетель.
     – Что вы знаете о времени, месте и способе хищения нефти?
     – Я пришел сюда отвечать только на те вопросы, ответы на которые я знаю, – чистосердечно признался Крайнов.
     – Понятно… Когда вас в последний раз вызывали в прокуратуру по этому делу?
     – 27 декабря 2006 года… – не успел Крайнов окончить фразу, как раздался возмущенный вскрик прокурора.
     – Ваша честь, это недопустимо! Это не касается дела! Этот вопрос касается личной жизни свидетеля! Осталось только у меня спросить, где я был вчера вечером?
     Зал засмеялся. А за допрос принялся Лебедев и начал гонять свидетеля по «уже исследованным» в суде документам и в результате вынудил его признать: сведения, данные им следствию, были основаны на предположениях и догадках. Так, свидетель опроверг свои прежние показания о том, что «был подконтролен Лебедеву».
     – Что это такое?! – опять вскакивал Лахтин. – Это не имеет отношения к делу.
     – Объявите замечание прокурору: он не дает нам работать, – просила судью защита.

День девяностый
     – Скажите, в ходе допросов на предварительном следствии на вас оказывали какое-то давление? – задал судья Данилкин и свой вопрос свидетелю.
     – Нет, была просто беседа, – ответил Крайнов.
     И на этом покинул Хамовнический суд, так и не оставив прокурорам доказательств вины руководства ЮКОСа. Вслед за ним в зале появился самый «раскрученный» свидетель обвинения – предприниматель Евгений Рыбин, экс-глава «Ист Петролиум», ныне – коммерческий директор компании «Еврофуд». Громкую известность Рыбину принесло участие в процессах по делу Алексея Пичугина и Леонида Невзлина, которых среди прочего бизнесмен обвинял в организации покушений на себя… В итоге обоим дали пожизненное (Невзлину заочно).
     – Испытываете ли вы неприязнь к подсудимым? – спросил для начала судья Данилкин.
     – В определенной степени да… – вздохнул Рыбин, но пообещал «давать правдивые показания». Далее последовал детективный рассказ о том, как в 1995-1997 годах его компания «Ист Петролиум» заключала договоры о совместной деятельности с «Томскнефтью» (основным нефтеперерабатывающим предприятием ВНК): «Все шло хорошо, но в 1998 году нагрянула беда: ВНК (а с ней и «Томскнефть») приватизировал ЮКОС и «началась вакханалия».
     – Ходорковский все, что только можно было, украл в «Томскнефти»! Ни рабочие, ни акционеры, ни государство не получили ни единой копейки! Я лично не получил ни единой копейки, – заявлял Рыбин. – Я сам профессиональный нефтяник, знаю, как это делается: в администрацию, мэру города кинуть три копейки, чтобы тот молчал.
     – Послушайте, свидетель, – не выдержал судья. – Вы должны быть понятны для суда, я не знаю, что у вас там творилось… Но у вас какая-то каша в голове. Конкретнее можете? А то просто – «с приходом Ходорковского в ВНК все развалилось».
     – Хорошо, – откликнулся свидетель, но «конкретнее» не стал. И не сообщил, в частности, о том, что после приватизации «Томскнефти» ЮКОС отказался от услуг «Ист Петролиум» и расторг договоры, заключенные еще прежним менеджментом «Томскнефти». Причина: миллиардные убытки приносила возглавляемая Рыбиным компания. Рыбин тогда обратился в международный Арбитражный трибунал в Вене и вчинил ЮКОСу иски. Однако Венский арбитраж установил факт «сговора» между «Ист Петролиум» и старым, доюкосовским менеджментом «Томскнефти». В итоге большинство требований «Ист Петролиум» было отклонено… После этого решения австрийская криминальная полиция начала расследование деятельности самой «Ист Петролиум», а также лично Рыбина. Речь шла об отмывании денег…
     Но об этом свидетель ничего не сказал, а продолжал свой рассказ, приводящий иногда в затмение сознание присутствующих:
     – Лет 5-6 лет назад – на процессе по делу Пичугина – я сделал такой доклад большой! От А до Я вся родословная Ходорковского со схемами, кто что украл! И написано все с большой степенью правдивости.
     – Вы принесите, пожалуйста, его в следующий раз, – попросила прокурор Ибрагимова.
     – Пожалуйста! – воскликнул Рыбин. И, видимо, вспомнив что-то из своего «доклада», продолжил:
     – У ЮКОСа была непрозрачная отчетность. Они надували оценщиков, проплачивали даже мировых аудиторов, даже «Прайсватерхауз»… – Тут Рыбин, видимо, забыл, что за такие вещи всемирно известный бренд может вчинить ему иск.
     – …Мы пытались все эти месяцы договориться. Я с Ходорковским пытался встретиться. Но он бегал от меня, отсиживался как кролик в кустах. Сначала очень долго тянули они, а потом решили: кокнем Рыбина – и дело с концом.
     – Угу, – одобрительно отозвался Лахтин. – И чем все окончилось?
     – Начались гангстерские истории: меня грабили на дорогах, закидывали в мои окна камни, взрывали мои машины, моих людей убивали. И все это делали люди Ходорковского – Пичугин и Невзлин. И вот чем все закончилось, – при этих словах свидетель повернул лицо к «аквариуму»: – Ходорковский здесь сидит, а я здесь стою и еще пока живой…
     Далее прокуроры коснулись темы того самого Венского арбитража. На их вопросы свидетель почему-то заявил, что суды завершились в его пользу. Ходорковский и Лебедев рассмеялись. Рыбин строго взглянул в «аквариум»:
     – И как бы Лебедев ни смеялся сейчас мне тут в лицо, он, видимо, читать не умеет (решения судов. – В. Ч.).
     – Тихо! Не трогайте Лебедева, не трогайте! – заступился за подсудимого Данилкин, видимо, отчетливо представив, как будет в ближайшие дни отвечать на все это подсудимый…
     Далее свидетель по просьбе прокурора объяснял, что такое «скважинная жидкость».
     – Да, был изобретен Ходорковским такой термин… Ведь нефть добывается разного качества, и ее нужно доводить до кондиции. И вот ввел он понятие «скважинная жидкость», якобы из скважины добывается не нефть, а какая-то моча ослиная! Ходорковский решил, что будет из этого дерьма добывать нефть и продавать ее. Можно подумать, народ 200 лет до этого дерьмо добывал, а не нефть, а теперь нашелся один умный химик Ходорковский и понял, что это дерьмо, а не нефть.
     Прокурор Ибрагимова одобрительно закивала, несмотря на непарламентскую лексику. И свидетель продолжил сыпать остроумием:
     – Все это делалось с одной целью, чтобы оправдать это мерзкое снижение цены на нефть. Почему-то в Книгу рекордов Гиннесса это изобретение Ходорковского не занесено, только в уголовном судопроизводстве оно нашло отражение.
     Лахтин направил Рыбина к теме покушений:
     – Вы здесь упомянули об угрозах со стороны Ходорковского и Лебедева…
     – Подождите, – осек обвинителя судья, – он же уже сказал, что Ходорковский и Лебедев ему лично не угрожали.
     – Ну, свидетель говорил об угрозах… Возбуждались ли какие-то дела?
     – Да! Угрожали и здесь, и в Австрии. Меня обливали грязью, подавали в суд. Но я порядочный человек! Мне даже выдали право на ношение оружия, я понакупил пистолеты, наивно думая, что пистолетами от Ходорковского можно защититься…
     Закончил Рыбин на высокой патетической ноте:
     – Если Ходорковский выступает в роли спасителя отечества – я бы не хотел жить в таком отечестве! (Филиппика свидетеля вызвала очередной приступ смеха в зале.) Кто-то убежал в сторону, кто-то убежал за Ходорковским, получив от него машину-дом, кто-то занял гражданскую позицию, как я, что Ходорковский – это зло! Да все там вон, в материалах дела, есть. Если меня посадить – я все там найду! – как-то уж совсем туманно закончил свидетель.
     На этом допрос окончился. «Спасибо вам!» – отведя Рыбина в сторону, отдельно поблагодарила его Ибрагимова в перерыве.

День девяносто первый
     – Скажите, членами следственной бригады на вас оказывалось какое-то воздействие психического, физического плана? – поинтересовалась у Рыбина прокурор Ибрагимова.
     – Ха!.. Скорее я оказывал давление! – засмеялся сам и рассмешил зал свидетель. – Я был мотором для следственной бригады! Я подталкивал! Я руководил! А не мною!
     Право допроса перешло к подсудимым. Первым «профессионального нефтяника с 20-летним стажем» допросил «химик» Ходорковский.
     – Евгений Львович, с вами я действительно отказывался встречаться – потому что вами манипулировали отдельные лица… опасные лица. Итак. Правильно ли я вас понял, что воочию вы меня не видели?
     – Нет, я вас два раза видел: один раз – на приеме в Кремлевском Дворце съездов, но, увидев меня, вы поспешили убежать в туалет! Второй раз – в Концертном зале «Россия», был прием в честь Дня нефтяника, вы, войдя в зал и увидев меня, спрятались за колонну. (Судья смеялся. – В. Ч.) Тогда я решил настоятельно с вами встретиться. Но я вас не нашел. Оказалось, что вы сбежали через кухню, через посудомоечную! Это правда! Правда! Вы этого просто не помните…
     Ходорковский еле сдерживался, но улыбнулся, взял себя в руки и продолжил:
     – Понятно, значит, вы меня так и не застали… Следующий вопрос: какие документы за моей подписью вы видели?
     – У меня в архиве два письма с вашей подписью. Но мы в принципе от вас никаких писем за вашей подписью никогда не требовали. Вы в принципе были человек никто, вы были никем! Вы были теневой руководитель…
     Видя, как накручивает себя свидетель, подсудимый попытался его успокоить:
     – Евгений Львович, я прошу вас подумать и вспомнить: что от кого про меня лично вы слышали… – не успел договорить подсудимый…
     – Я очень много о вас слышал – и хорошего, и плохого, – два дня не хватит, чтобы все рассказать.
     – Евгений Львович, я имею в виду вопросы, касающиеся обвинения в хищении нефти.
     Но пояснить свидетель ничего не смог.
     – Скажите, пожалуйста, физически воочию вы видели, как добывают нефть, подготавливают, сдают нефть в компании «Томскнефть?» – спросил Ходорковский.
     – Видел. Случайно. Издалека видел. В те годы я пешком сам прошел все скважины нефти. Все до единой! Все кусты, все месторождения… Я их строил, созидал!
     – Значит, вы – один из немногих свидетелей, которые могут говорить на эту тему… Скажите, какой продукт находится на устье обычной средней скважины компании «Томскнефть»? Сколько там воды, солей, нефти?
     – Ваша честь! Меня унижают и оскорбляют эти вопросы! Я отказываюсь на них отвечать! – вдруг обиделся Рыбин.
     – Нет, суд тоже должен понимать, пожалуйста, уж отвечайте! – загорелся темой судья. – Вопрос был о составе нефти.
     – Не помню. Я уже 20 лет этим не занимаюсь, и меня это не интересует.
     – А что такое процент обводненности, можете пояснить? Показатель обводненности – 5 процентов. Что это значит? – спросил Ходорковский.
     – Значит, там 95 процентов воды и 5 процентов нефти, но это все равно нефть!
     – У меня есть данные, что свидетель ошибается*, но, к сожалению, я не имею права его поправлять. Вы занимались международными проектами продажи нефти. Знаете ли вы сорт нефти марки Urals? Марки Brent?
     – Понятия не имею.
     – А вот, некондиционная нефть поднялась наверх скважины, где происходит замер объема?
     – Не знаю. Забыл.
     – Вы же сказали, что знаете специфику. …Установки предварительного сброса воды в «Томскнефти» при вас ставились?
     – Да.
     – Нефть поднялась на устье скважины, замерилась и попала на какую установку?
     – Забыл. Уже 10 лет прошло…
     Так свидетель обвинения, который должен был подтвердить версию обвинения о хищении Ходорковским 350 миллионов тонн нефти, не смог пояснить суду элементарные вопросы, связанные с нефтяным бизнесом. Что и стремился доказать подсудимый. Прокурорам это не понравилось. Немного послушав Ходорковского и выслушав ответы свидетеля, они решили допрос прекратить.
     – Я прошу прервать Ходорковского, – вскочил с места Лахтин. – Вопросы не относятся к обвинению. И вообще свидетель не специалист, чтобы на такие вопросы отвечать. Я знаю, для чего эти вопросы задаются, и знаю предполагаемые ответы. Меня также спроси, я то же самое буду отвечать. Эти вопросы оскорбительны. Прошу их снять.
     – Вы сколько за этим делом надзираете? – неожиданно спросил прокурора судья.
     – С 2003-го…
     – Понятно. Продолжайте, Михаил Борисович.
     Но подсудимого прервал прокурор Шохин.
     – Ваша честь, сторона обвинения не может, конечно, советовать вам, что делать… Но комментарии Ходорковского, похихикивания адвоката Липцер… Это нарушение закона! Мы призываем вас, ваша честь, настоятельно соблюдать уголовно-процессуальное законодательство!
     Судья посмотрел на защиту и приложил палец к губам, а подсудимому опять сказал: «Продолжайте, Михаил Борисович». Судья при этом все тщательно записывал, уточнял и даже пояснял свой интерес: «Я почему спрашиваю? Потому, что об этом еще не говорили». И действительно, по сути, с этого дня впервые за шесть месяцев процесса всплыл собственно сам предмет судебного разбирательства – хищение нефти.
     К допросу подключилась защита, и случилось невероятное. Свидетель опроверг основной пласт обвинения о хищении ЮКОСом всей добытой им нефти в период с 1998 по 2003 годы:
     – Ну, нефть невозможно украсть, всю или ее большее количество, потому что движение нефти жестко регламентируется, ведется ее учет. Украсть можно только средства, вырученные от продажи нефти. Я полагаю, что это недопонимание просто – «украсть нефть». Украсть деньги можно…
     Сенсационное признание судья записал, прокуроры долго молчали, и вдруг Лахтин закричал:
     – Я протестую, задаются вопросы правового характера, нельзя мнение свидетеля считать компетентным!
     – Ну свидетель уже ответил, – отметил судья. И к допросу ставшего опасным для прокуратуры Рыбина приступил Лебедев. Среди прочего он спросил: известно ли свидетелю, что Арбитражный трибунал Вены, разбираясь с его же иском, пришел к выводу об умышленном сговоре между прежним руководством «Томскнефти» и «Ист Петролиум».
     – Нет. Видимо, это уже ваша фантазия. У меня на руках есть приговор, – огрызнулся свидетель.
     – Я вам советую открыть страницу 40 приговора, и мы поговорим про фантазию. – Лебедев уже шелестел страницами, зачитывая выводы австрийского суда. Этого прокуроры не выдержали.
     – Прошу сделать замечание подсудимому! – вскочил Лахтин. – Он дезориентирует общественность: решение австрийского суда было вынесено почти в пользу «Ист Петролиум»!
     В силу того, что подобная реплика прямо противоречила документам, Лебедев даже не стал на нее реагировать и вернулся к разговору о скважинной жидкости:
     – Скважинную жидкость вы называете просто некондиционной нефтью?
     – Да! И это не является водой. Это нефть! Нефть с большим содержанием воды. Даже если из скважины добывается продукт, в котором 75% воды, а 25% – нефть, то все равно это нефть.
     – Понятно… – поразился ответу Лебедев и больше вопросов на тему нефти «профессиональному нефтянику» не задавал. Вскоре допрос прикрыла Ибрагимова, без объяснения причин попросив перенести заседание на понедельник.
     * Господин Рыбин, скорее всего, смешивает бытовое и официальное значение термина «нефть». Суть в следующем: товарной (той, что можно продать) является только та нефть, которая соответствует требованиям ГОСТа (теперь ТУ). Следовательно, то, что этим требованиям не соответствует, – юридически все что угодно, только не нефть. Для обозначения вещества, поступающего на устье скважины, еще задолго до ЮКОСа существовали и термины: «нефтесодержащая смесь», «газонефтяная смесь», «скважинная жидкость» (смесь воды, углеводородов (газ, нефть) и неорганических веществ). Последний термин содержится в официальных технологических инструкциях.
     Таким образом, скважинная жидкость не является товаром, ее никто и нигде не продает и не покупает. И ЮКОС ее тоже не покупал у производителей, а покупал нефть в составе скважинной жидкости. Такая формулировка использовалась потому, что на момент заключения договора о покупке товарной нефти ее самой еще не было (она еще только перерабатывалась из скважинной жидкости путем очистки от воды, газа, серы и других примесей). Такая возможность купли-продажи товара, который будет произведен в будущем, предусмотрена гражданским законодательством. ЮКОС или его трейдерские компании оплачивали производителю отдельно цену нефти и отдельно – услуги по доведению жидкости до состояния товарной нефти.

Путин рассказал, как может быть помилован Ходорковский

По мнению премьера, экс-глава «ЮКОСа» должен полностью признать свою вину

     Как мы уже сообщали, в минувшую среду Владимир Путин встречался с российскими писателями. В числе вопросов, которые были заданы премьеру, был и тот, который касался возможности помилования экс-главы «ЮКОСа» Михаила Ходорковского.
     Как сообщил после встречи пресс-секретарь премьера Дмитрий Песков, говоря о деле Ходорковского, Путин сказал, что, упоминая о нем и о других фигурантах, главное – помнить, что они были причастны к убийствам людей и это было доказано судом.
     – Отвечая на вопрос о возможности помилования Ходорковского, – заметил Песков, – премьер-министр подчеркнул, что и такая возможность предусмотрена законом, однако, чтобы воспользоваться этим правом, осужденному необходимо полностью признать свою вину и обратиться с соответствующей просьбой.

А В ЭТО ВРЕМЯ
     Гусинский готов вернуться в Россию
     Бывший российский медиамагнат Владимир Гусинский, который сейчас живет за границей, имея гражданство Израиля и Испании, в интервью израильскому изданию The Marker на вопрос, хотел бы он вернуться к бизнесу в России, коротко ответил: «Да». «Я родился в этой стране, – заявил он. – Я не в изгнании и до сих пор вижу Россию как свою страну». На вопрос об отношении к тому, что «Путин его не любит», предприниматель ответил, что «у него (Путина. – Ред.) были причины его не любить». «Если ты когда-то боролся против правительства, то решать, возвращаться тебе или нет, будет правительство. Это нормально», – сказал Гусинский. На вопрос, означает ли это, что это должно быть решение Владимира Путина и Дмитрия Медведева, предприниматель ответил: «Да, верно». «Я знал Путина еще до того, как он стал президентом, и очень уважал его. Он был порядочным человеком и сделал много хорошего. Я не думаю, что сегодня что-либо изменилось», – сказал экс-медиамагнат.
     В России против Гусинского было возбуждено уголовное дело в связи с незаконным выводом активов холдинга «Медиа-Мост» за рубеж. Российские власти добивались выдачи предпринимателя.

Я встречался с механизмом

Ключевые свидетели обвинения не помнят, с кем вели переговоры, не являются на суд, читают показания по бумажке, ничего не знают о хищении нефти и фактически доказывают невиновность подсудимых

     Тюрьма не терпит лжи и фальши, чужда словесных украшений и в этом смысле много дальше ушла в культуре отношений.
               И. Губерман

День девяносто второй
     …Умудрившийся несколькими днями ранее отвергнуть основное обвинение («Всю нефть украсть невозможно»), основной свидетель этого обвинения – Евгений Рыбин в суд не явился. Последний раз его допрашивали подсудимые, и допрос этот неожиданно, без объяснения причин, был отложен по просьбе прокуроров…
     – В адрес суда поступила телефонограмма от Рыбина, – объявил судья Данилкин. – «В связи с болезнью матери и госпитализации ее в реанимацию… явиться сегодня не могу…»
     И тут же, без промедления, в зале возник следующий свидетель обвинения – Гурам Авалишвили, последовательно занимавший должности вице-президента ВНК, вице-президента «Томскнефти», вице-губернатора Томской области и замминистра топлива и энергетики. Он же – давний друг Евгения Рыбина. Показания «друзей» оказались идентичными: «С приходом ЮКОСа в ВНК и «Томскнефти» началось воровство».
     Впрочем, Авалишвили тоже многого не договаривал. Как известно, после приобретения «Томскнефти» ВНК ЮКОС и Авалишвили (как вице-президент), и Рыбин (контролировавший ряд «дружественных» «Томскнефти») сразу лишились сверхприбыли, которая была возможна в силу злоупотреблений со стороны бывшего руководства «Томскнефти» и ВНК. В частности, в 1997 году, когда стало ясно, что государство намерено приватизировать ВНК, финансовая дирекция в лице Авалишвили развернула бешеную деятельность: к 1 января 1998 года на ВНК со стороны все тех же «дружественных» компаний было привлечено кредитов на сумму более $400 миллионов. Срок погашения долгов наступал в конце 1998 года, то есть после перехода компании в руки нового собственника…
     Но свидетель об этом умолчал. Его допрос проходил так: на трибуне в раскрытом виде лежала пухлая папка, в папке – аналитическая записка «Тенденции развития нефтегазового комплекса Томской области»… Ее Авалишвили читал весь свой «допрос», а роль прокурора Лахтина сводилась к тому, чтобы направить допрашиваемого к той или иной главе…
     – А вот скажите… – При этих словах прокурора свидетель шелестел бумагами, ожидая команды искать следующую тему. Следующей была приватизация ВНК ЮКОСом, которая, по мнению Авалишвили, имела катастрофические последствия для региона…
     – В среднем по всем платежам в бюджет цифра задолженности ВНК выросла почти в 6 раз, – скорбно говорил свидетель…
     Из «записки» свидетель также озвучил, что ЮКОС сокращал зарплаты бюджетникам либо вообще не выплачивал, что «очень отрицательно сказалось на имидже компании».
     – Ага! Спасибо… Надо ли полагать, что вы с такой экономической политикой были не согласны? – уточнял Лахтин.
     – Да! Через шесть месяцев уволился исключительно по собственному желанию. Ушел в администрацию Томской области.
     В «аквариуме» переглянулись, сам свидетель в «аквариум» не смотрел.

День девяносто третий
     Очередь опрашивать Авалишвили перешла к подсудимым. Но прежде Михаил Ходорковский хочет донести до суда свое мнение относительно этого свидетеля.
     – <…> Вы, ваша честь, свидетеля Авалишвили почему-то не спрашивали о его отношении ко мне. Мое мнение о нем вам известно: оно крайне негативно. Это лицо, стоявшее за Рыбиным, обвинение это знает… Когда Рыбин поплыл на допросе, они его сменили на Авалишвили. Я считаю, что Авалишвили связан и с другими лицами: при его участии они грабили «Томскнефть» до и после приватизации...
     В зал пригласили Авалишвили.
     – Свидетель, я хочу вас спросить, вы чувство неприязни к подсудимым испытываете? – задал ему вопрос Виктор Данилкин.
     – Абсолютно никакого! – ответил тот. Ходорковский приступил к допросу.
     – Скажите, пожалуйста, как руководитель экономической службы «Томскнефти»: вы помните, какой объем капиталовложений вами планировался по Западно-Полуденному месторождению? (Контракт по разработке этого месторождения заключало бывшее руководство «Томскнефти», в т.ч. Авалишвили, и компания Рыбина «Ист-Петролеум». Контракт был невыгоден для «Томскнефти», зато приносил прибыль «дружественной» «Ист-Петролеум»… Венский арбитраж позже признал факт «умышленного сговора» между сторонами.)
     – Я не буду отвечать на этот вопрос! Я не являюсь специалистом, я не являюсь архивариусом! – вскричал Авалишвили.
     – То есть вы, как руководитель по экономике и финансам, не знаете, сколько расходовала ваша компания на ввод капиталовложений в «Томскнефть»?
     – Не знаю, Михаил Борисович, и знать не хочу! Как хотите понимайте! Я не буду отвечать!
     Как ранее и «нефтяник с 20-летним стажем» Рыбин, «экономист с 20-летним стажем» Авалишвили, сталкиваясь с вопросами подсудимых, либо ничего «не помнил», либо вообще отказывался на них отвечать…
     На подмогу свидетелю ринулся прокурор Лахтин:
     – Свидетель вчера лаконично на все вопросы ответил! А сейчас Ходорковский оказывает на него психологическое давление. Прошу воспрепятствовать.
     – Я не вижу, в чем здесь психологическое давление. Михаил Борисович, продолжайте, – просил судья.
     – Совет директоров, собрание акционеров «Томскнефти» знали, что нефть сдается в «Транснефть», или думали, что она девается еще куда-то?
     – Да, труба одна – все идет в «Траснефть».
     Таким образом, этот свидетель тоже опроверг версию следствия о том, что нефть похищалась путем введения в заблуждение членов совета директоров и акционеров компании…
     Вскоре к допросу приступил Лебедев:
     – Известно ли вам, что мы с Михаилом Борисовичем обвиняемся в хищении всей добытой нефти дочерних компаний ЮКОСа с 1998 по 2003 г.?
     – Я не знаю. Могу сказать только одно: эта группа лиц (подсудимые. – В.Ч.) владела этой нефтью, а как это назвать – хищение, не хищение, это не мое дело.
     – Значит, вы нигде не слышали о хищении нефти? – уточнял подсудимый.
     – В газетах много чего пишут… – посетовал Авалишвили. Таким образом, он стал третьим свидетелем обвинения, не только ничего не сказавшим о хищении ЮКОСом нефти, но и ничего не знавшим об этом хищении…
     Лебедев решил вернуться к контрактам «Томскнефти» и «Ист-Петролеум» о «совместной деятельности». Его интересовало, почему официальное лицо госкомпании Авалишвили давал задание разрабатывать технико-экономическое обоснование по Крапивинскому месторождению именно компаниям Рыбина (в частности, акционеру «Ист-Петролеум» – Sandheights Ltd¹). Опять пикантный момент: договор о «совместной деятельности» предусматривал передачу «Томскнефтью» 50% прибыли от добычи более чем 40 млн тонн нефти (на протяжении 22 лет) в обмен на 6 млн долларов со стороны «Ист-Петролеум». При этом свой вклад «Ист-Петролеум» оплатила внесением в договор нематериального актива – того самого ТЭО проекта разработки месторождения, оцененного ею как раз в 6 миллионов долларов, что является крайне завышенной оценкой…
     – Вот вы, государственный человек, почему поручили фирмам-пустышкам разработать ТЭО на эти месторождения? – спрашивал Лебедев.
     – Лебедев желает дискредитировать Рыбина и данного свидетеля, – разгадал тактику подсудимого прокурор.
     – А компания American Express² вам известна? – продолжил Лебедев.
     – Ваша честь, я обязан отвечать на эти вопросы? – обратился Авалишвили к судье.
     – Не обязаны! – ответил за судью Лахтин.
     – Меня просто интересует, почему ЛИЧНЫЕ расходы Авалишвили по карточкам American Express засчитывались «Ист-Петролеум» в качестве ВКЛАДА в договор по месторождению?! – пояснил Лебедев.
     – Это ложь! По этим картам производились представительские, командировочные расходы, – отчитался Авалишвили. – Лично я истратил за 3 года постоянных поездок в Австрию, Лондон 20-30 тысяч долларов. ...Туфли новые я себе купил… Ну, по мелочи. Не стоит выеденного яйца…
     – А известно ли вам, что «Ист-Петролеум» отказалась представлять суду в Вене данные по конкретным расходам по карточкам American Express?
     – Я такого факта не знаю, – нервно ответил Авалишвили.

День девяносто четвертый
     …Слово берет прокурор Лахтин, говорит о наболевшем:
     – Защита и подсудимые позволяют себе недопустимые вещи, в том числе оскорбление чести и достоинства свидетелей. Рыбину и Авалишвили задавались вопросы о сущности предъявленного Ходорковскому и Лебедеву обвинения (о чем же их еще спрашивать? – В.Ч.), о технологических моментах при добыче, переработке и транспортировке нефти – то есть об обстоятельствах, не имеющих отношения к обвинению. Цель одна – оказать психологическое давление на свидетелей!
     Подсудимые будто ожидали от прокуроров такой реакции.
     – Алаверды, так сказать… – поднялся Ходорковский. – ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО сведения о добыче, подготовке и сдаче нефти в «Транснефть» имеют отношение к предъявленному мне обвинению. Я построил свою стратегию защиты только на одном обстоятельстве: я доказываю отсутствие признака состава преступления – хищения нефти у потерпевших. Мне достаточно доказать в суде, что вся добытая нефть была сдана в трубу «Транснефти» по воле «Томскнефти». Куда она дальше девалась – ответственность несет «Транснефть». И поэтому меня интересуют показатели свидетелей-нефтяников.
     Пригласили Авалишвили. Лебедев завел речь о попытке администрации Томской области совместно с миллиардером Кеннетом Дартом³ лишить ЮКОС контроля над «Томскнефтью»:
     – Прошу предъявить свидетелю страницу 25 из 26-го тома. Это показания свидетеля – протокол вашего допроса у Каримова. Цитирую ваши слова: «Иностранцы – самые продажные. Когда мы собрались, и я с Дартом встречался в Томске, он пожал мне руку и сказал, хорошо, что мы начали процедуру банкротства («Томскнефти». – В. Ч.)». Зачем вы солгали суду о том, что вы с Дартом встречались, что он вам пожал руку, хотя вы с ним никогда не встречались и Дарт в Томске никогда не был?
     – Во-первых, вы не знаете, встречался я с Дартом или нет! Во-вторых, я встречался в Томске с представителями Дарта (по залу пошли смешки. – В. Ч.). Моя фраза касалась Дарта как структуры, как механизма, а не как личности! Я не вижу здесь лжи, все соответствует действительности. Я даже могу повторить: иностранцы – самые продажные люди (в зале как раз сидел десяток депутатов немецкого парламента. – В. Ч.).
     – Скажите, каким образом этот «механизм» пожал вам руку в городе Томске? – допытывался Лебедев. – И зачем вы пожимаете руку «продажным иностранцам» за то, что они начали процедуру банкротства «Томскнефти»?
     – Это не имеет отношения к моим показаниям! – не верил собственным словам Авалишвили. – Вы, пожалуйста, не нервничайте, Платон Леонидович.
     – А я не нервничаю, – ответил Лебедев и обратился к нефтяной теме. – При вас, когда вы были замом по экономике в ВНК и «Томскнефти», выявлялись факты хищения нефти? – спросил свидетеля Лебедев.
     – Не было.
     – А после вашего увольнения из «Томскнефти» вы присутствовали при фактах хищения нефти из «Томскнефти»?
     – Не присутствовал.
     Лебедева сменил Ходорковский.
     – Вы подтверждаете, что я, как руководитель ВНК, получил право распоряжаться всей добываемой нефтью ВНК?
     – Да.
     – Использовал ли я свои возможности, чтобы запретить ВНК сдавать нефть в «Транснефть»?
     – Нет.
     – Ваша честь, у меня больше вопросов к свидетелю нет, можно закрывать процесс: обвинение он разбил напрочь, – подытожил Ходорковский.
     Вопросов к свидетелю больше не было.
     – Все, вы свободны! – сообщил ему судья.
     – Совсем?! – не поверил он. – То есть мне больше сюда не надо будет приходить?
     – Пока нет, – ответил Данилкин, и свидетель буквально выбежал из зала под общий смех присутствующих.

День девяносто пятый
     – Когда мы могли бы вернуться к допросу свидетеля Рыбина? – поинтересовалась перед началом заседания защита.
     – На сегодняшний день свидетель Рыбин не может явиться по объективным причинам, – заявил в ответ прокурор Лахтин.
     Следующим свидетелем стал бизнес-партнер Рыбина, директор московского филиала East Petroleum Виктор Дергунов. Он рассказал, что с приходом в «Томскнефть» и ВНК ЮКОСа единая структурная схема по процессу добычи нефти была разрушена. Причину Дергунов назвал следующую:
     – Появилось понятие «скважинной жидкости», которая ранее у нас в процессе добычи не участвовала, и в документации я ее не встречал.
     – Решениe о продаже скважинной жидкости по цене 250 рублей соответствовало реальной цене? – спросила прокурор, видимо, забыв, что скважинная жидкость не является чистой нефтью, а соответственно, что было выяснено на предыдущей неделе, – товаром⁴.
     – Нет, 250 рублей не соответствовало рынку, это было в 3-4 раза ниже рыночной, – ответил свидетель.
     Так как ничего сенсационного свидетель более не сказал, прокуроры обнаружили в его показаниях «противоречия» («Он не помнит ряд дат и фамилий») и зачитали его показания на следствии. Оказалось, что в 2004 году Дергунов сетовал следователю Русановой, что с приходом ЮКОСа в ВНК прежние договоренности «Томскнефти» с «Ист-Петролеум» «были поставлены под сомнение», в результате чего компания Евгения Рыбина «пострадала». Что и требовалось доказать подсудимым.
     1 И один из «потерпевших» в данном процессе вчинил ЮКОСу сразу несколько исков.
     2 Глобальная финансовая компания услуг, размещенная в Нью-Йорке. Известными продуктами компании являются кредитные карты, расходные карты и дорожные чеки.
     3 Кеннет Дарт вошел в историю как первый фондовый спекулянт, применивший схему корпоративного шантажа – greenmail. Пакет акций – около 10 -15% – позволяет шантажисту блокировать соответствующие решения на собрании акционеров до тех пор, пока его пакет не купят в 2 -3 раза дороже. В случае с ЮКОСом компания Дарта Dart Management сконцентрировала в своих руках примерно по 10% акций «Юганскнефтегаза», «Самаранефтегаза» и «Томскнефти»...
     4 Следствие же утверждает, что, изобретя термин «скважинная жидкость», ЮКОС снижал цены на добытую нефть.

Почему корову украсть невозможно

Свидетелей обвинения уличили во лжи, рейдерстве, сговоре и амнезии. А изменивший манеру поведения Ходорковский напугал прокуроров и рассказал им, как будет себя защищать

     ...и увековечивая эти разговоры о вине и наказании, о запрете и объявлении вне закона, обеляя и очерняя, закрывая глаза, когда это выгодно, создавая козлов отпущения, когда нет другого выхода. Я спрашиваю вас прямо: помогает ли вам исполнение вашей охранительной роли получать больше от жизни?
               Генри Миллер

День девяносто шестой
     В понедельник подсудимые приступили к допросу Виктора Дергунова, человека, проработавшего в «Томскнефти» 22 года, а затем внезапно ушедшего работать директором в московский филиал «дружественной» ВНК компании Евгения Рыбина «Ист-Петролеум». Сам Рыбин – главный «оппонент» ЮКОСа, напомним: две недели назад начал было отвечать на вопросы подсудимых, но после перерыва на заседание пока так и не явился… Рыбина заменил его давний друг – вице-президент ВНК и «Томскнефти» Гурам Авалишвили, а вот теперь – Дергунов. Всех троих объединяет одно: Венский арбитраж нашел в их совместной деятельности в доюкосовской «Томскнефти» «умышленный сговор».
     Перед допросом Михаил Ходорковский напомнил прокурорам, в чем он, собственно, обвиняется:
     – У меня, у обвиняемого, согласно обвинению, есть «дочь», дочерняя организация моя – ЮКОС. У этой «дочери» есть ее три «дочки», мои «внучки» – «Самаранефтегаз», «Юганскнефтегаз» и «Томскнефть». У этих трех «внучек» была нефть – корова. «Внучки» подписали с моей «дочкой» договоры о передаче ей прав на этих коров. Самих коров, самой нефти, «внучки» ни мне, ни «дочери», никому из наших знакомых не передавали, и мы сами этих коров не брали. У нас емкостей нет. Коров «внучки» сами отвели на мясокомбинат – «Транснефть», – где из них изготовили фарш – смесь нефтей. И я попытаюсь убедить суд с помощью допроса свидетеля, что «внучки» корову на мясокомбинат отвели по своей воле и что никакой другой воли, кроме как сдать нефть «Транснефти», у них не было и быть не могло, так как больше никуда нефть девать невозможно. Как только суд в эти факты поверит, моя защита будет завершена…
     В зал пригласили Дергунова. Ходорковский шел по заявленному ранее сценарию:
     – Видели ли вы договоры купли-продажи нефти между «Томкнефтью» и ЮКОСом за 1998 – 1999 годы и начало 2000 года?
     – …Может быть, видел, может быть, не видел… Столько лет прошло…
     – А вы… – не успел задать очередной вопрос подсудимый, как в атаку ринулся прокурор Лахтин:
     – Ходорковский непонятно на что ссылается… Пусть он ссылается на конкретные договоры, которые уже исследованы в суде…
     Это была дежурная реплика, с помощью которой прокурор регулярно пытается «отбить» не нравящиеся ему вопросы подсудимых (а не нравятся ему все вопросы). И на это никто бы и особого внимания не обратил, если бы Ходорковский, всегда подчеркнуто сдержанный, вдруг не сорвался, словно эта реплика переполнила чашу его долготерпения. Он заговорил громко, почти закричал. Впервые. Отчетливо, с паузами, проговаривая каждое слово жестко и холодно. Зал застыл в оцепенении.
     – Ваша честь!.. Я просил бы! Посадить на место! Господина Лахтина! (от неожиданности прокурор сел на место сам. – В. Ч.). Лахтин, видимо, считает, что свидетеля можно допрашивать только о тех документах или вещественных доказательствах, которые имеются в уголовном деле. Я не очень понимаю, КАК с таким пониманием роли свидетеля Лахтин работает в прокуратуре…
     – Э… Вы это… Михаил Борисович…продолжайте, – попросил опешивший судья.
     Ходорковский собрался, стал прежним спокойным Ходорковским и продолжил:
     – Виктор Константинович, у вас, как у члена совета директоров «Томскнефти» и ВНК, никогда не возникало желание сказать, что надо сдавать нефть не в «Транснефть», а как-то по-другому, неизвестным образом, вывозить?
     – Да нет, у меня не возникало.
     – Почему?
     – Объемы не позволяли – в другое место сложно было бы отвозить.
     Таким образом допрашиваемый подтвердил сказанные выше слова подсудимого о том, что «дочки» ЮКОСа корову (нефть) на мясокомбинат («Транснефть») отвели по своей воле и больше никуда деть ее не могли, а значит, никто не мог ее и похитить…
     – Ранее прокурорам вы сказали, что решение совета директоров, общих собраний акционеров «Томскнефти» и ВНК принимались большинством голосов, принадлежащих ЮКОСу. Вам никогда не говорили эти люди, что их насилием или как-нибудь еще заставляли голосовать?
     – Нет, не слышал. Когда я был против, никто на меня не воздействовал, – в минуту разбил свидетель довод обвинения о навязывании Ходорковским и Лебедевым воли членам совета директоров…
     К допросу приступила защита.
     – Вам что-либо известно о хищении всей добытой «Томскнефтью» нефти с 1998 по 2000 год?
     – (Длинная пауза.) …Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Можно я скажу: «Мне сложно ответить»? – осторожничал свидетель.
     Но все равно Дергунов стал четвертым свидетелем прокуратуры, не сказавшим ничего о хищении ЮКОСом всей добытой им нефти…
     К допросу приступил Лебедев, как и Ходорковский, предварив его кратким содержанием:
     – Я буду изобличать его во лжи, поскольку он является подельником Рыбина и Авалишвили, которые вступили в сговор, с целью вывода активов «Томскнефти» и причинении ущерба «Томскнефти».
     – Ну, Платон Леонидович, – расстроено проговорил судья. – Давайте теперь вопрос.
     – Вопрос: вы столько лет проработали в «Томскнефти» и ни разу не встречали в нормативных документах термин «скважинная жидкость»?
     – Скважинная жидкость применяется лишь при ремонте скважин.
     Лебедев опешил:
     – Виктор Константинович, у нас процесс публичный, то, что вы говорите, будет известно всему миру, в том числе и всем нефтяникам! Вы, пожалуйста, поаккуратнее формулируйте, – заявил Лебедев, и ему неожиданно удалось добиться от свидетеля подтверждения того, что ЮКОС все-таки доводил скважинную жидкость путем очищения до требований ГОСТа и продавал тем самым чистую нефть…
     – Виктор Константинович, вы понимаете, что вы сейчас убили свои показания, данные вами на предварительном следствии? – и подсудимый зачитал свидетелю допрос за 2004 год, на котором он говорил, что «продажа скважиной жидкости была придумана для того, чтобы снизить налоги».
     Свидетель молчал.
     – Вы откуда это взяли?
     – Авалишвили…
     – Откуда эти сведения у вашего подельника Авалишвили, если в 1999 году он в «Томскнефти» уже не работал?! – спросил Лебедев.
     – Вопрос снимается, – постановил судья.
     – А я прошу сделать замечание Лебедеву – он оскорбляет свидетеля, используя блатную лексику… – заявил Лахтин.
     – Это вы суду в Вене расскажите, хорошо? – направил подсудимый прокурора в Венский арбитраж, и вскоре сам перешел к его решению. Напомним: рыбинская «Ист-Петролеум» вчинила ЮКОСу два иска за то, что тот, приватизировав «Томскнефть» и ВНК, разорвал с ней договоры по двум месторождениям («совместная деятельность», как установил ЮКОС, приносила выгоду только «Ист-Петролеум», а «Томскнефти» – ущерб, который в итоге составил 92 миллиона долларов). По Западно-Полуденному месторождению Арбитражный трибунал Вены присудил «Ист-Петролеум» сумму в десять раз меньше (7 млн долларов) по сравнению с ее первоначальным требованием (80 млн долларов). По Крапивинскому месторождению трибунал вообще ничего не присудил «Ист-Петролеум».
     – Сколько суд обязал вас выплатить «Томскнефти»?
     – Прошу снять вопрос! – закричал Лахтин.
     – Фамилия свидетеля Лахтин, что ли? Зачем этот попрыгунчик вскакивает все время? – возмутился Лебедев.
     – Ваша честь, прошу сделать замечание Лебедеву за то, что он оскорбляет меня как должностное лицо Генпрокуратуры. Я могу и в суд подать.
     – Подавайте, – хором отозвались ко всему привыкшие обитатели «аквариума».
     – Итак. Что свидетель может сказать о задолженности «Ист-Петролеум» перед «Томскнефтью»? – повторил вопрос Лебедев.
     – «Ист-Петролеум» ничего не должен был «Томскнефти»!
     Лебедев попросил свидетеля оглянуться на стену – защита с помощью проектора уже демонстрировала материалы совета директоров компании за 1999 год, которые показывали прямое увеличение задолженности «Ист-Петролеум» – на 45 992 000 рублей. Свидетель широко раскрыл глаза и начал удивляться:
     – Задолженность? Не понимаю, откуда эти цифры, непонятно кто их туда поставил…
     – Штампик Генпрокуратуры: «Копия верна» – стоит на этом документе, – сообщил Лебедев. – Вы почему на следствии врали? Зачем вы подписали ложное утверждение о том, что государство пострадало из-за мены акций «Томскнефти» на акции ЮКОСа, если госдоля не претерпела изменений?
     С места поднялось государство в лице постоянно молчащего представителя Российского фонда федерального имущества:
     – Я, как представитель государства, возражаю против такого неподобающего отношения к РФ.
     – Ха! Молчите, представитель государства! – смеясь потребовал Ходорковский.
     – Михаил Борисович! – судья не совсем привык к новому Ходорковскому. И по тому, как он смотрел на подсудимого, было видно, что с этого дня он занес того в список бузотеров наравне с Лебедевым…

День девяносто седьмой
     Лебедев продолжил допрос.
     – Финансовое положение «Томскнефти» в первом полугодии 1999 года вы ранее называли неудовлетворительным. Каким же образом «Томскнефть» в 1999 году сумела добыть около 30 миллионов тонн нефти? Или это сказка?
     – 30 миллионов тонн? – не поверил в добычу, которая в три раза превышала возможности «Томскнефти», свидетель. – Я такой цифрой не владею. А это правда, сказка? Но авторов ее я не знаю.
     Авторов назвал Лебедев при помощи следующего вопроса:
     – А известно ли вам, что нас с Ходорковским обвиняют в хищении нефти «Томскнефти» в 1999 году в объеме около 30 миллионов тонн?
     – Нет.
     Далее подсудимый обратился к «нефтянке». Его интересовало: способны ли системы контроля на разных технологических участках выявлять исчезновение нефти. В итоге свидетель признал, что исчезновение из «Томскнефти» инкриминируемого объема нефти (и даже гораздо меньшего объема) нельзя было не заметить.
     Защита перешла к теме мены акций «дочек» ВНК, в том числе и «Томскнефти», на акции ЮКОСа. Обвинение назвало эту сделку хищением акций. Между тем версию подсудимых – спасение «дочек» ВНК от рейдерского захвата ряда «дружественных» компаний (прежде всего Евгения Рыбина) временным переводом на другое юрлицо – следствие предпочло не заметить¹. …В этой связи защита рассказала суду о сложной рейдерской схеме, к которой имели определенное отношение и Рыбин, и Авалишвили, и свидетель Дергунов.
     – Кто был инициатором ареста акций ЮКОСа по иску Биркенхольц (фирма, участвовавшая в рейдерской схеме. – В. Ч.)? – задал резкий вопрос Лебедев.
     – Что-то в памяти у меня не отложилось… – стушевался Дергунов.
     – А помните ли вы такой документ «Выведение «Томскнефти» из-под контроля М. Ходорковского»? – спросила защита.
     – Нет…
     Дергунову продемонстрировали документ, в котором было написано: «Долгосрочные цели проекта: вывод предприятия из-под прямого контроля Группы Роспром-ЮКОС. Краткосрочные цели: продажа арестованных акций (акций «Томскнефти», принадлежащих ЮКОСу. – В.Ч.) предприятия одному из участников проекта. <…> Политические предпосылки: отношение Группы с администрацией Томской области на сегодняшний момент благоприятные. Однако данный фактор может измениться за счет прямого или косвенного финансирования («Ист-Петролеум». – В. Ч.) выборной кампании в декабре 1999 года или иного воздействия на местных руководителей».
     «Исполнителями» операции значились: рыбинский «Ист-Петролеум» и компания «Дарт Менеджмент»…
     Свидетель нервно произнес:
     – Я не понимаю, кто родил этот документ и вообще был ли он… Он не подписан! Я его вижу впервые в жизни!
     – А вам известен такой термин, как «рейдерство»? – подвела ближе к теме свидетеля защита.
     – Впервые слышу!
     Зал рассмеялся, а адвокат Краснов, не удовлетворившись ответом, взглянул на судью Данилкина. Взгляда судья не выдержал…
     – Вы меня спрашиваете? Я не готов ничего истолковывать. Я потом все истолкую. В приговоре.

День девяносто восьмой
     Следующим свидетелем обвинения стал Виталий Хатьков, в 1993-1999 годах – вице-президент по региональным связям ВНК и начальник по финансам «Томскнефти», ныне трудится в «Газпроме»… Прокуроров интересовал масштаб ущерба, причиненного ЮКОСом «Томскнефти».
     – После прихода ЮКОСа (в конце 1998 года. – В. Ч.) схема бюджетно-финансового планирования изменилась, было введено централизованное планирование… «Томскнефть» была исключена из процесса добычи, акционеры перестали получать дивиденды, акции перестали котироваться… Возникали задолженности по налогам, счета «Томскнефти» оказались заблокированы, возникли сложности с заработной платой…
     – Какова, по вашему мнению, была необходимость принятия решений, по которым фактически узаконивалась продажа скважинной жидкости по заниженным ценам? – задала свой главный вопрос Ковалихина.
     – Цена сделки заниженная – 250 рублей за одну тонну², – «правильно» ответил Хатьков. – Хотя еще в 1997 году «Томскнефть» продавала выше – 350-400 рублей за одну тонну.
     Прокуроры удовлетворились. К делу приступили их оппоненты – сначала защитники затронули тему задолженности «Томскнефти» перед бюджетом. Обвинители настаивают на том, что задолженности «Томскнефти» образовал ЮКОС, но Хатьков вдруг сказал обратное:
     – Задолженность была около 500 миллионов деноминированных рублей, появилась она в течение 1996/1997 года…
     – То есть до приобретения ВНК структурами ЮКОСа?
     – Да.

День девяносто девятый
     В четверг Ходорковский и Лебедев продолжили доказывать свидетелю, что даже в кризисный 1998 год «Томскнефть» по многим показателям выглядела лучше, чем в доюкосовском 1997 году… Но свидетель ничего не помнил.
     – Откройте мою любимую табличку, – просил защиту Лебедев. Проектор снова отразил на стене расчеты рентабельности, прибылей и доходов «Томскнефти» за 1997-1998 годы.
     – Как получилось, что данные за 1998 год получились выше, чем в 97-м? – спрашивал Хатькова Лебедев.
     – В этой табличке данные некорректно приведены, надо знать, по каким данным сравниваются цифры…
     – Вы говорите, что цены на нефть в 98-м были ниже, чем в 97-м. А не связано ли это, что в 1998 году цены на нефть в мире упали?
     – С этим тоже, но… – но ухудшение финансового положения «Томскнефти» в 1998 году свидетель все же связывал не с мировым кризисом, а с ЮКОСом…
     Тогда Лебедев напомнил ему о пресс-конференции 11-летней давности, на которой проблемы «Томскнефти» вице-президент ВНК Хатьков объяснял совсем по-другому – все-таки финансовым кризисом: «Из-за падения цен на мировом рынке нефти «Томскнефть» недополучила за полугодие 60 млн долларов экспортной выручки и примерно столько же – на внутреннем российском рынке».

     1 Обмен носил возмездный характер, в 2002 году акции возвратились обратно ВНК.
     2 В действительности цена за тонну нефти в 1999 г. значительно превышала 250 рублей.

«Я при этом не присутствовал, но видел»

Главный свидетель обвинения вновь появился на суде и сообщил, что ему «до фени», а на что он «положил с прибором». Однако это прокурорам не помогло

День сотый
     …Негаданно-нежданно утром в понедельник появился черный плащ с кожаным портфелем. Это – глава «Ист-Петролеум» Евгений Рыбин. Напомним, этот свидетель прокуратуры умудрился отвергнуть основной пласт обвинения («Всю нефть украсть невозможно») и внезапно исчезнуть на две недели из процесса. За время его отлучки в суде допрашивали его друзей-коллег – Гурама Авалишвили, занимавшего должности вице-президента ВНК, вице-президента «Томскнефти», а также Виктора Дергунова – директора московского филиала «Ист-Петролеум». Их показания оказались идентичными: «С приходом ЮКОСа в ВНК и «Томскнефти» началось воровство». Впрочем, подоплеку дела свидетели не раскрывали: после приобретения ЮКОСом «Томскнефти»-ВНК и Авалишвили, и Рыбин (контролировавший ряд «дружественных» «Томскнефти» компаний) лишились сверхприбыли, которая была возможна в силу злоупотреблений со стороны бывшего руководства «Томскнефти», что позднее выяснил Венский арбитраж
     – В ходе допроса 1 октября вы заявили, что не знаете, в чем обвиняются наши подзащитные… – не успел задать свой первый вопрос защитник Краснов, как его перебил прокурор Шохин:
     – Вот это что за рассуждения здесь сейчас происходят?! – кричал он. – Ваша честь, отреагируйте! Пусть сформулирует нормально вопросы...
     – Голубчик, успокойтесь! – умолял его Краснов. – Может, мне вас вместо свидетеля допросить?
     – Прошу занести замечание в протокол за красновское ко мне «голубчик»…
     Судья сохранил нейтралитет. Слово взял сам Рыбин:
     – Я отлично понимаю, в чем обвиняют Ходорковского и Лебедева! Все это одно и то же – ВО-РОВ-СТВО всей нефти и корпоративные цены!
     – На допросе вы говорили, что «за последующие 5 лет (1997-2002) стоимость компании выросла на 20-25%, происходила капитализация… Объясните, как тотальное воровство могло привести к описанным вами положительным результатам?
     – Капитализация и рост нисколько не помешали Ходорковскому похитить всю нефть «Томскнефти», – ловко отчеканивал Рыбин (хотя еще 1 октября в этом же зале он говорил, что нефть невозможно украсть всю, потому что все движение нефти жестко регламентируется). – Вам это бесполезно объяснять! А вот суд меня поймет.
     Судья молчал. Далее следовал рассказ Рыбина о хищении ЮКОСом нефти:
     – Я уже говорил, что нефть невозможно похищать. Ходорковский, конечно, бочки не таскал. Но с помощью своих структур похищал, путем манипуляций хозяином нефти становилось другое предприятие. В результате деятельности вот этих господ (Рыбин строго указал на «аквариум») у «Томскнефти» вдруг украдена вся нефть оказалась! По документам можно проследить, чья нефть была, а чья стала…
     – То есть переход права собственности путем купли-продажи – это и есть воровство нефти? – удивился защитник Краснов.
     – Естественно!
     – То есть когда «Ист-Петролеум» покупал нефть у «Томскнефти» – это тоже было… боюсь сказать…
     – Чего ломаетесь-то? Говорите! – требовал Рыбин.
     – Это тоже было воровство?
     – Никогда! «Ист-Петролеум» – прозрачная компания.
     За допрос взялся Платон Лебедев и обратил внимание на таблицу, показывающую динамику цен с января по декабрь 1998 года.
     – Мне до фени, какой там был пласт, бренд, я не торговал нефтью… – отозвался свидетель.
     Перешли к термину «скважинная жидкость». Двумя неделями ранее свидетель назвал ее «ослиной мочой», «которую придумал Ходорковский для мерзкого снижения цены на нефть»*.
     – Что вы имели в виду по термином «ослиная моча? – уточнял у Рыбина Лебедев. Свидетель огрызнулся:
     – Каждый может понимать, как хочет, у кого сколько фантазии хватит! Вы эту скважинную жидкость продавали по цене ослиной мочи. А нефть есть нефть в моем воспитании!
     – Понятно, а в нормативных актах вы видели термин «нефть»?
     – Ну-у-у… Можно найти, конечно… Я сейчас не могу сказать по-научному. Я нефть понимаю как нефть, вода там, не вода, но это НЕФТЬ!
     – А в соответствии с каким ГОСТом сдается нефть в «Транснефть»?
     – Я ГОСТы никогда не знал, – удивил всех «профессиональный нефтяник с двадцатилетним стажем». Спасая положение, загрохотал стулом и закричал прокурор Лахтин:
     – Нюансы технологического процесса не являются предметом обвинения!
     – Да Лахтин даже не понимает предмет обвинения! – недоумевал Лебедев. – Он же сам пояснил свидетелю: мы обвиняемся в хищении нефти! Вот я и пытаюсь выяснить у свидетеля, как нефть попала в «Транснефть» и откуда она туда попала. Итак, откуда?
     – Со скважин. Через промежуточные установки сброса воды и так далее.
     – А зачем же из нефти, к которой у вас такое глубокое уважение, сбрасывают приблизительно три четвертых объема этой жидкости обратно?
     – Затем, что нефть сдавалась только чистая, товарная нефть… без воды… – наконец-то подтвердил свидетель, что все-таки скважинную жидкость сначала обезвоживают и очищают до требований ГОСТа, а уж потом продают.
     Далее Лебедев поинтересовался у свидетеля, видел ли он, как ЮКОС похищал нефть.
     – Да! – возбудился Рыбин. – Я сбоку наблюдал, со стороны (по залу пошли смешки. – В.Ч.), как все похищалось путем договоров, как фальсифицировались решения, как «Томскнефть» стала собственностью каких-то офшорных компаний… Конечно, вы бочками нефть не воровали, вы придумали более хитрый способ! Да, я видел, слышал, понимал, как вы воровали нефть у акционеров «Томскнефти», у государства, у меня… Я видел, как похищалось: все договора – продал, купил – печатались в одном и том же кабинете в «Стрижевом» (офис ВНК в Томске. – В.Ч.). И все это делали ваши люди, не выходя из кабинета... Я при этом не присутствовал, но видел… Да ежу понятно, что это хищение! Хоть нефть и оставалась в танкерах, в бочках, но через договора из «Томскнефти» уходила к вам.
     – Правильно ли я вас понимаю, что, по-вашему, внутрикорпоративные цены – это криминал? – уточнил Лебедев.
     – Это криминал в ВАШЕМ случае! А в других вариантах это не криминал.
     – Правильно ли я вас понимаю, что ваши претензии к ЮКОСу заключаются в том, что ЮКОС не поделился с вами своей прибылью?
     – Правильно, – рубанул с плеча свидетель истинную причину своего прихода сюда.
     К концу дня молчавший весь день Михаил Ходорковский просит обвинение, в конце концов, определиться, в чем оно его обвиняет:
     – Лахтин неоднократно заявлял в суде, что технологический процесс добычи, подготовки и сдачи нефти в «Транснефть» не является предметом судебного разбирательства, и, наоборот, сам задавал вопросы о переходе прав собственности на нефть в системе «Транснефть»… Мне предъявлено обвинение в хищении нефти. Хищение нефти возможно лишь на этапе от ее появления в природе до узла учета «Транснефти». Но указать конкретное место хищения обвинение отказалось, что приводит к необходимости выяснять физическую возможность такого изъятия, не говоря уже о факте такого изъятия. Право же собственности на нефть предметом судебного разбирательства не заявлялось. И хочу заявить суду: я готов к защите от обвинения в приобретении прав на нефть «путем обмана», но такое обвинение должно быть предъявлено. С интересом жду отказа от обвинения в присвоении нефти и смены его на взаимоисключающее обвинение в приобретении права на нефть. Тогда буду защищаться. Пока же извольте говорить об изъятии у потерпевших нефти на участке, где эта нефть находилась у них в собственности…

День сто первый
     …И снова свидетель Рыбин. Тема допроса – Венский арбитраж. Напомним: рыбинская «Ист-Петролеум» вчинила ЮКОСу два иска за то, что тот приватизировал «Томскнефть» и ВНК. Однако Венский арбитраж установил факт «сговора» между «Ист-Петролеум» и старым менеджментом «Томскнефти».
     – Какое решение было вынесено Венским судом? – спрашивал Лебедев.
     – Решение было вынесено! Но вы с Ходорковским положили с прибором на это решение!
     – Свидетель!!! – прикрикнул судья, похоже, еще не встречавший в своей практике таких свидетелей прокуратуры.
     * Для обозначения вещества, поступающего на устье скважины, еще задолго до ЮКОСа существовал термин «скважинная жидкость» (смесь воды, углеводородов (газ, нефть) и неорганических веществ). Этот термин содержится и в официальных технологических инструкциях. Скважинная жидкость не является товаром, ее никто и нигде не продает и не покупает.
     Продолжение – в следующем номере.

Конституционный суд не судья Михаилу Ходорковскому

Его жалоба на статью Уголовного кодекса отклонена

     Конституционный суд (КС) отказался рассмотреть жалобу Михаила Ходорковского на неконституционность ряда норм Уголовного кодекса, послуживших основанием для предъявления ему нового обвинения. КС решил, что в его компетенцию не входит проверка законности правоприменительных решений в отношении господина Ходорковского. Выступивший с особым мнением судья КС Анатолий Кононов считает, что оспариваемые нормы закона «создают реальную опасность их произвольного применения», а жалоба Михаила Ходорковского «имеет все основания быть рассмотренной по существу».
     КС обнародовал определение «Об отказе в принятии жалобы Михаила Ходорковского на нарушение его конституционных прав статьей 160 и примечанием 1 к статье 158 Уголовного кодекса». Решение, принятое 2 июля 2009 года на закрытом пленарном заседании (при участии 18 из 19 судей), опубликовано в конце прошлой недели в системе правовой информации «Консультант плюс» вместе с особым мнением судьи Анатолия Кононова, поддержавшего позицию экс-главы ЮКОСа. В пресс-службе КС «Ъ» пояснили: «С момента принятия решения на пленуме до его публикации обычно проходит несколько месяцев. За этот период происходит редактирование мотивировочной части в КС, а также техническая обработка в электронных юридических библиотеках «Консультант» и «Гарант», куда пакеты определений поступают для официальной публикации». Кроме того, решение по жалобе Михаила Ходорковского было принято накануне коллективного отпуска судей, отметили в пресс-службе КС.
     Поводом для обращения господина Ходорковского в КС послужило предъявленное ему 30 июня 2008 года в рамках второго дела ЮКОСа обвинение в хищении принадлежащих государству акций ОАО «Восточная нефтяная компания» (ВНК), а также нефти у ряда нефтедобывающих компаний. По версии следствия, акции были незаконно присвоены в результате совершения сделок мены, заключенных между ВНК и подконтрольными экс-главе ЮКОСа иностранными компаниями. А нефть была приобретена по искусственно заниженной цене, что привело к причинению этим компаниям и государству крупного ущерба. 7 мая 2009 года адвокаты Ходорковского Вадим Клювгант и Юрий Шмидт впервые публично заявили, что готовят обращение в КС.
     В своей жалобе Михаил Ходорковский оспаривал статью 160 («Присвоение или растрата») Уголовного кодекса и примечание 1 к статье 158 («Кража»), по которому под хищением в УК понимается «противоправное безвозмездное изъятие чужого имущества в пользу виновного или других лиц». В уголовно-правовой практике под действие этих норм попадают и возмездные гражданско-правовые сделки, в которых имущество обменивается на неэквивалентное (менее ценное). По мнению заявителя, такое толкование термина «безвозмездность» противоречит не только его буквальному смыслу, но также другим нормам Уголовного и Гражданского кодексов (где безвозмездным признается отчуждение имущества без платы или иного возмещения). При этом оспариваемые нормы используются для необоснованного привлечения к уголовной ответственности, что противоречит Конституции, в частности гарантиям права «на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности».
     КС на это возразил, что оспариваемые нормы УК сами по себе конституционные права не нарушают, поскольку не позволяют привлекать к уголовной ответственности за совершение правомерных сделок. Суд пришел к выводу, что Михаил Ходорковский фактически оспаривает квалификацию своих действий стороной обвинения, и отказался рассматривать жалобу, сославшись на то, что «проверка законности правоприменительных решений по уголовному делу» в его компетенцию не входит.
     С особым мнением выступил судья КС Анатолий Кононов. Он считает, что КС в своем определении «подменяет смысл и содержание» обращения экс-главы ЮКОСа, чья позиция изложена «неточно, неполно и примитивно, а его аргументы даже в таком виде не опровергнуты и оставлены без внимания или отрицаются без всяких оснований». Несогласие заявителя с квалификацией его действий, считает судья Кононов, является «необходимым и законным основанием для обращения в КС», при этом заявитель «вовсе не ставит вопрос об оценке фактических обстоятельств своего дела, а просит проверить на соответствие Конституции конкретные положения закона, примененные в его уголовном деле». «Отказавшись от анализа этих норм с точки зрения их ясности и определенности, КС отказался от собственной позиции, которую он сформулировал и выражал во многих других делах»,– отмечает судья Кононов, указав, что оспариваемое Ходорковским толкование уголовно-правовых норм опирается на постановление пленума Верховного суда «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» от 27 декабря 2007 года. «Эта позиция восходит еще к судебной практике советского времени, когда речь шла о полном отсутствии свободы договора»,– напомнил судья Кононов, подчеркивая, что в рыночных условиях «неэквивалентность обмена никак не порочит сделку». «Такой признак хищения, как противоправность, вполне может вызвать сомнения, если сделка по передаче имущества с точки зрения гражданского права не оспорена и признается действительной», а признание факта причинения ущерба вряд ли будет убедительным без проявления воли и согласия вменяемого собственника, констатирует судья Кононов. По его мнению, нормы закона, которые отказался проверять КС, создают «реальную опасность их произвольного применения», а жалоба экс-главы ЮКОСа «имеет все основания быть рассмотренной по существу».
     Адвокат Юрий Шмидт вчера сообщил «Ъ», что получил определение КС только на прошлой неделе. «КС просто отмахнулся от жалобы Ходорковского, вместо того чтобы проанализировать наши аргументы»,– считает господин Шмидт. Суть жалобы, по словам господина Шмидта, «сводилась к тому, что основу бизнеса составляет принцип «купи дешевле, продай дороже», в отличие от советской системы ценообразования, где отступление от директивно установленных цен считалось хищением». «Я считаю, что пленум Верховного суда в 2007 году специально воспроизвел этот советский подход для применения в деле ЮКОСа»,– заявил адвокат. «Мы планировали подать еще несколько жалоб в КС, однако после вынесенного определения обдумываем целесообразность их подачи»,– добавил господин Шмидт.
     «Мы не питали больших иллюзий, но не могли не обратиться в КС, поскольку поставленный нами вопрос важен не только в деле Ходорковского»,– заявил «Ъ» адвокат Вадим Клювгант, пояснив, что «он имеет значение для уголовной правоприменительной практики, которая складывается неконституционным образом». Господин Клювгант отметил, что реакция КС «могла быть и хуже»: «Мы получили не отписку чиновника аппарата КС, а судебный акт, в мотивировочной части которого КС фактически подтвердил два наших аргумента: что неопороченная сделка не может считаться преступлением, а понятие «безвозмездность» на практике толкуется расширительно, и допустимость его применения должна устанавливаться судом в каждом конкретном деле». «Поскольку позиция КС является общеобязательной, мы намерены использовать это определение для подкрепления нашей позиции в защите по делу Ходорковского»,– отметил адвокат.

Ходорковский: Шесть лет в тюрьме

Адвокат экс-главы ЮКОСА о результатах многолетней судебной эпопеи

     Корреспондент «НГ» попросила защитника экс-главы ЮКОСа Вадима Клювганта рассказать о нынешнем этапе рассмотрения второго уголовного дела в отношении руководства компании. Адвокат сообщил газете и об ошибочной трактовке некоторыми СМИ заявлений Ходорковского по поводу перспектив процесса.

     – Вадим, изменилось ли что-нибудь в восприятии Ходорковским российской действительности за последние шесть лет?
     – По-моему мнению, у него не стало иллюзий. Прошу не путать иллюзии с надеждой. В том числе не стало иллюзий по поводу состояния и независимости нашей правоприменительной системы и судебной системы в частности.

     – А были иллюзии?
     – Поначалу они были. Он и сам об этом как-то упоминал. На смену иллюзиям пришло осознание, что за правду, справедливость и свободу надо бороться. Бороться столько, сколько нужно, и по возможности всеми возможными силами и средствами. Что сейчас и делается.

     – Каковы перспективы этой борьбы?
     – Они зависят от двух вещей: будут ли обеспечены истинные независимость и самостоятельность суда, рассматривающего это новое дело. Потому что совершенно очевидно, что деклараций, даже самых правильных, здесь недостаточно. По-моему, с этим вообще уже никто не спорит. Тем не менее все ограничивается пока декларацией. Второе прямо вытекает из первого – будет ли для решения первой задачи проявлена необходимая политическая воля высшего руководства страны. Потому что здесь не идет речь о каких-то одолжениях, милостях монарших и т.д. Речь идет о другом. Если любой суд будет рассматривать дело Ходорковского по закону и по справедливости, никакого иного решения, кроме оправдательного, он принять просто не может. Обвинение, которое предъявлено Ходорковскому и Лебедеву как по первому делу, так и по второму, нынешнему, к сожалению, не попадает в компетенцию суда присяжных. Поскольку у нас есть обвинения в особо тяжких преступлениях по второму делу, замечу: такие дела везде, где есть суды присяжных, попадают в его компетенцию. А теперь у нас в очередной раз обсуждают, как бы еще сузить компетенцию суда присяжных, что я считаю крайне опасным для всего общества.

     – В последнее время стали появляться публикации, что, дескать, Ходорковский примирился с тем, что будет сидеть до конца своих дней. Это правда?
     – С легкой руки нерадивых переводчиков и интерпретаторов появилась спекуляция, что Ходорковский собрался весь остаток жизни провести в тюрьме. Это категорически неправильно. Все ровно наоборот. Он сказал, что есть люди, при этом они достаточно влиятельные, которые хотели бы попытаться его до конца жизни продержать в тюрьме. Но он это говорил совершенно не о своем настрое и не о своем намерении. Его настрой и его намерения прямо обратные. Он будет драться и бороться столько, сколько надо. Даже близко пораженчества нет... Его не удалось сломать за эти 6 лет – это один из главных результатов, если не главный. И не удастся, как бы ни пытались. Ни его, ни Лебедева, ни других.

     – Что происходит сегодня в Хамовническом суде?
     – У нас сейчас начался этап допроса свидетелей обвинения, прошло их уже перед судом и перед нами шестеро. По итогам перекрестного допроса, то есть допроса стороной защиты свидетелей обвинения и уточнение их показаний, каждый из них не формально, а по существу, де-факто стал свидетелем защиты. Потому что ни один из них не подтвердил ни одно из обвинений, которые предъявлены Ходорковскому и Лебедеву. Был разговор о чем угодно – о том, что подсудимые нравятся или не нравятся свидетелям, к примеру... Но ведь свидетель – это человек, который знает об обстоятельствах преступления. Ни один из них ни об одном из обстоятельств тех преступлений, которые инкриминируются Ходорковскому и Лебедеву, ничего не пояснил. И соответственно ничего не подтвердил. Большинство из них прямо сказали, что ни о каком хищении нефти они никогда не слышали. Никаких признаков такого хищения никогда не видели, не замечали и ничего им об этом не известно.

Заговор «Васильков»

Так как никто из свидетелей ничего не знал о хищении нефти, прокуратура заинтересовалась «Охотником», «Рыболовом» и «Спортсменом», однако судья сообщил, что деятельность этих и других фирм с экзотическими названиями к делу не относится

     1. Невозможно навязать больному социальному организму гарантируемые законодательством свободы.
               Вильгельм Райх
     2. Свобода отнюдь не означает, что в зале суда ложь имеет такие же права, как истина.
               Вильгельм Райх
     (Продолжение. Начало – в «Новой» от 23 октября 2009 г.)

День сто первый
     ЕПлатон Лебедев продолжил допрос основного свидетеля обвинения Рыбина, фирма которого «Ист-Петролеум» до прихода ЮКОСа в ВНК и «Томскнефть» имела весьма большие преференции, как выяснил затем Венский арбитраж, в результате сговора со старым менеджментом «Томскнефти». ЮКОС отсек Рыбина от сверхприбылей, и у того появились претензии, которые в итоге вылились в показания на предварительном следствии и в суде.
     – Вот вы говорите о «прозрачности» «Ист-Петролеум». А считаете ли вы по соответствующим правилам бизнеса использование вами, вашей женой и вашей дочерью корпоративных карт American Express, личные расходы по которым «Ист-Петролеум» вносила в качестве вклада «совместной деятельности» в «Томскнефть»? – спросил Лебедев.
     – Ёто ложь! Ёто стопроцентная ложь! Двестипроцентная ложь! – закричал свидетель Рыбин.
     Так же нервно на аналогичный вопрос Лебедева отвечал ранее в суде свидетель Авалишвили (бизнес-партнер Рыбина со стороны «Томскнефти»), правда, он подтвердил, что ему выдавали карты, но по ним производил исключительно командировочные расходы. «Так, по мелочи, за 3 года поездок в Австрию, Лондон истратил 20-30 тысяч долларовЕтуфли новые себе купилЕ»
     Однако, как предполагает Лебедев, свои личные расходы сотрудники «Ист-Петролеум» и отдельные руководители «Томскнефти» сознательно оплачивали через бизнес-карточки American Express, выдаваемые им компанией Sandheights Ltd1, акционером «Ист-Петролеум». Схема была следующей: Sandheights Ltd1 выставляла «Ист-Петролеум» счет по этим расходам, а та, в свою очередь, шла в бухгалтерию «Томскнефти» и предъявляла счет в качестве якобы уже вложенного ею вклада в «совместную деятельность»Е Конкретной статьей расходов в «Томскнефте», конечно же, не интересовались¹Е
     Именно Sandheights Ltd1 и «Ист-Петролеум» разрабатывали анализ технико-экономического обоснования по Крапивинскому месторождению. ТЁО было ими оценено довольно высоко – в 6 миллионов долларов (обычно тратится гораздо меньше средств). Цифра – символическая, поскольку договор о «совместной деятельности» между «Томскнефтью» и «Ист-Петролеум» предусматривал передачу нефтяной компанией 50% прибыли от добычи более чем 40 млн тонн нефти (на протяжении 22 лет) как раз в обмен на 6 млн долларов со стороны «Ист-Петролеум», которые и были «внесены» нематериальным активом – этим самым ТЁОЕ Таким образом, вместо 6 миллионов «Томскнефть» получила бумажки, которые, по мнению Лебедева, являются чем угодно, но не проектом.
     Кстати, Sandheights Ltd выступает в данном процессе «потерпевшим» – суть его претензий в том, что в свое время компания приобрела акции ВНК и передала их в доверительное управление «Ист-Петролеум». В 2000 году акции Рыбин продал, что не помешало ему вчинить гражданский иск (якобы за украденные акции) на процессе по Бахминой, а Sandheights Ltd – на втором процессе по Ходорковскому и ЛебедевуЕ
     О том, как Sandheights Ltd стала «потерпевшей», Рыбин вспомнил нехотя.
     – ХорошоЕ – не унывал Лебедев. – Теперь скажите, Венский арбитраж установил наличие сговора между «Ист-Петролеум» и «Томскнефтью»?
     – Меня не интересовало, что там принял суд!
     – Вы хотя бы помните, что Венский арбитраж признал договоры по «совместной деятельности» недействительными сделками, установив факт сговора?
     – Да, признал! – с трудом согласился свидетель.
     – Правильно ли я вас понял, что вы не до конца осознали тот факт, что проиграли в Венском арбитраже более 3 миллионов долларов?
     – Мы не вам проиграли, мы суду проиграли! А то, что мы суду что-то там задолжали, – мы без вас разберемся!
     К допросу Рыбина перешли защитники. Накануне свидетель заявил, что аукцион по продаже 36-процентного госпакета акций ВНК, на котором выиграл ЮКОС, «был результат продавливания интересов ЮКОСаЕ» Защитники продемонстрировали Рыбину письмо руководителя Минимущества председателю правительства Касьянову. Минимущество сообщало, что считает «целесообразным продажу 36-процентного пакета акций ВНК» ЮКОСу².
     – Вы тут что-нибудь можете прочитать о «продавливании интересов»? – спросил защитник Краснов.
     – В моем понимании – конечно! Люди находились под обманом! Это НЕГОСУДАРСТВЕННЫЕ люди! – кричал он, когда ему представили еще один аналогичный документ. – Государство действовало никак не по своей воле. – И надо разобраться с этими людьми, может быть, им тоже в этой клетке надо бы сидеть... Вам тяжело меня понять, потому что вы не специалисты! И вообще устроили здесь дешевое шоу! Вроде хороший процесс, а никому тут неинтересно! Скучно мне здесь! А я всегда говорю правду, всегда – и вчера, и позавчера, и сегодня, и завтра буду говоритьЕ
     Но «завтра» не случилось. Вскоре свидетеля Рыбина отпустили из зала № 7. Навсегда...
     ЕСледующим стал Олег Хвостиков. Прокуроры объяснили: в середине 90-х этот человек работал сначала в структурах МЕНАТЕПа, а позднее – в основанном МЕНАТЕПом СПРТТ (обе организации взаимодействовали), которая осуществляла регистрацию и бухгалтерское обслуживание компаний, в том числе «дочек» ЮКОСа.
     Допрос свелся к выяснению характера и количества фирм, которые учреждались и были зарегистрированы на имя Хвостикова. В первом – «налоговом» деле -прокуратура утверждала, что с помощью этих «подставных» фирм ЮКОС уходил от налогов. Теперь же прокуроры полагают, что с помощью этих же фирм похищали нефть.
     Однако сам свидетель Хвостиков объяснил буквально на пальцах прокурорам, в чем заключался бизнес СПРТТ. У СПРТТ (на базе которой позже была создана «Макариус и компани») были «дочки» – аналоги зарубежных секретарских компаний. Деятельность таких «секретарей» – оказание услуг компаниям, не желающим попусту тратить время. Они брали на себя: постановку и сопровождение бухгалтерии, финансовое планирование, консультирование, аудит, разъезды по налоговым инстанциям. Для всего этого и создавались бесчисленные компании – так называемые представительства компаний клиентов, которые возглавляли сотрудники секретарских организаций. Так, Хвостиков, как сотрудник ряда «дочек» СПРТТ, а потом «Макариуса» (в частности, ёридической финансовой компании – ёФК), значился физическим представителем юридических лиц ЮКОСа, имевшим право и голосовать на собраниях акционеров от имени ЮКОСа.
     Свидетель Хвостиков об этом уже рассказывал на первом процессе 5 лет назад. Прокуратура решила повториться и в «нефтяном» деле. Правда, ни одного вопроса, который бы мог подтвердить версию о хищении ЮКОСом 350 миллионов тонн нефти, этому свидетелю не было задано.
     А Хвостиков в ходе допроса ни разу не упомянул фамилий Ходорковского и Лебедева, настаивая:
     – Все указания получал от своего непосредственного начальника – исполнительного директора «Макариус и компани» Гитаса Анилиониса.
     – Предлагали ли вам стать учредителем в компаниях в зонах льготного налогообложения? – интересовалась прокурор Ибрагимова.
     – Да. В городах Трехгорный и Лесной. Изначально компаниями-учредителями там были компании, обслуживающиеся в ёФК. Затем эти компании продавали свои доли компаниям ЮКОСа. Происходила смена директоров: на смену сотрудников ЮФК приходили сотрудники ЮКОСа, – сообщал свидетель.
     Вопросы появились у прокурора Лахтина. Среди прочего пошла речь о голосованиях на совете директоров ВНК. У свидетеля, который входил в члены совета директоров, интересовались, почему он одобрил сделку по мене акций «дочек» ВНК на акции ЮКОСа.
     – Все согласовывалось с Анилионисом. Заранее повестку дня я даже не рассматривал: все равно знал, что буду голосовать так, как голосует Анилионис. Голосовали всегда за. Мотивация была одна – я выполнял установку своего работодателя, – рассказывал Хвостиков.
     – Как вы можете с точки зрения российского законодательства объяснить свои голосования за? – настороженно спрашивал прокурор и пояснял судье: – я допрашиваю свидетеля как гражданина. Ведь незнание законов не освобождает от ответственности!
     Зал засмеялся, а за ним и судья, и «аквариум».

День сто второй
     – «Василек», «Изумруд», «Палаш», «Синтай», «Тросант», «Сезам», «Фрегат», «Охотник», «Рыболов», «Спортсмен»Е Вам знакомы эти компании? – Лахтин продолжает допрос свидетеля Хвостикова. О хищении нефти по-прежнему ни слова.
     – Какое отношение к нашему делу имеют рыболовы, спортсмены, охотники?.. – терпение у защиты и подсудимых уже на пределе.
     Лахтин не реагирует, но настаивает, чтобы свидетель отвечал. Хвостиков разводит руками: «Компании знакомы, они обслуживались в ёФК, занимались куплей-продажей ценных бумаг». Он, Хвостиков, например, был гендиректором около 30-40 компаний, и «это нормальная практика», «руководство предлагало возглавить, сотрудники соглашались, так как не видели ничего криминального»³Е
     Но криминала очень хочется прокурору. Демонстрируя свидетелю якобы подписанную Лебедевым доверенность на Хвостикова по управлению очередной компанией, Лахтин заинтригованно спрашивает:
     – А вот скажите, в чем была мотивация Лебедева, когда он доверил вам решение ТАКИХ ВАЖНЫХ вопросов?
     – Снимается вопрос: у Платона Леонидовича потом спросите про его мотивацию, – рекомендует судья.
     Но о своей «мотивации» подсудимый решается рассказать сам:
     – Да я вообще не имею никакого отношения к данной доверенности – моей подписи там нет! Ваша честь, сделайте Лахтину замечание – пусть не вводит свидетеля в заблуждениеЕ – грозно сообщает Лебедев, и сам переходит к допросу.
     Лахтин же после работы со свидетелем расслабляется – разглядывает публику, подсчитывает количество зрителей и отправляет цифру кому-то по аськеЕ Лебедев решает вставить прокурору шпильку и, пользуясь тем, что обвинитель не следит за событиями, интересуется у Хвостикова:
     – А какое отношение Лахтин имел к сделке компании «Барион»? А оспаривал ли Лахтин сделки в суде? А был ли Лахтин акционером компании «Хавксмор»?..
     – Так. Вопросы снимаются! – «раскусил» замысел подсудимого судья. Но шутка задевает прокурора.
     – Никогда в жизни, – брезгливо кидает Лахтин, – ни в одном государстве мира я не был акционером обществ!
     Очередь переходит к защитникам. Коронные вопросы:
     – Вы знаете, в чем обвиняют наших подзащитных?
     – ЕБолее того, что писали в газетах, мне неизвестно.
     – Извините за идиотский вопрос, – опять берет слово Лебедев, – скажите, вы лично присутствовали в период с 1998 по 2004 год при хищении нефти у «дочек» ЮКОСа? Если да, где, когда, при каких обстоятельствах и кто еще с вами был?
     – Извините, а что значит – хищение нефти?.. – удивляется свидетель. – Вы имеете в виду физическое хищение – при переливании из цистерны в цистерну?

День сто третий
     ЕВ суде появился новый свидетель – отчего-то все время улыбающийся Андрей Коваль. В начале 90-х годов он работал в структурах МЕНАТЕПа, а это означало, что прокуроры его будут расспрашивать о чем угодно, но только не о сути обвинения – хищении нефти.
     – Расскажите о своей трудовой деятельности в период с 91-го по 98-й годы, – начал Лахтин. Защита уже была на грани нервного срыва:
     – Послушайте! Период 91-го-98-го – это не к нам! У нас с 98-го по 2003-й! Давайте тогда спрашивать с самого рождения – ясли, детский садЕ
     Судья сохранил нейтралитет, и всем пришлось слушать расширенную версию трудовой биографии свидетеля. Как и его коллегам Крайнову и Хвостикову, Ковалю тоже приходилось возглавлять компании клиентов ёФК. Ссылался при этом он тоже исключительно на указания Анилиониса, и ничего криминального в своей деятельности он также не видел.
     – «Аваль», «Ависма-Траст», «Арго», «Булат», «Вадим», «Варяг», «Василек», «Глобус», «Малахит», «Митра»Е» – Лахтин перечислял названия фирм, директором которых числился Коваль, и просил рассказать об их деятельности.
     – «Аваль» покупала банкиЕ «Митра» – это «затошка»Е – употреблял необычные слова свидетель и добродушно улыбался.
     – Вот про «Митру» поподробнее, – требовал прокурор.
     – И про «затошку» тоже! – просил судьяЕ
     – Про «Василек» вот я еще хочу спроситьЕ – не сдавал позиции прокурор. И снова защита возмущалась, что никаких «васильков» в обвинительном заключении нет и в помине. В ответ прокурор гордо замечал, что «зато в обвинительном заключении есть банк МЕНАТЕП, в котором содержались счета всех этих ЗАТОЕ»
     – Валерий Алексеевич, но вопросы банковской деятельности банка МЕНАТЕП не являются предметом данного разбирательства, – наконец-то на этот факт обратил внимание судья.
     – Понятно, ваша честь, понятноЕ – бубнил Лахтин и снова задавал вопросы по МЕНАТЕПуЕ Из-за многочисленных «васильков» скамейки в зале заседаний к концу дня были полупустыми.
     ЕНе обошлось без перепалок. Комментируя очередной процитированный Лахтиным документ, Лебедев дает общую характеристику всему уголовному делу в целом: «Сфабрикованное». Лахтин возмущен:
     – Это не сфабрикованное дело! Оно тщательно прошито и пронумеровано!
     – Скажите, – интересуется у свидетеля Лебедев, – сколько раз вас допрашивали по нашему делу?
     – Ну, это 2003-й и 2004 годЕ – дал понять свидетель, что по второму делу Ходорковского-Лебедева, заведенному в 2007 году, его в прокуратуре допрашивать сочли излишним.
     – Присутствовали ли вы когда-либо при факте хищения нефти?
     – Я не принимал участие! Ой, не присутствовал и мне никакой информации не известно.
     – А следователи вас никогда не спрашивали об этом?
     – Нет.
     ЕВскоре Коваля отпустили домой. Как ничего не знал седьмой свидетель прокуратуры до прихода в суд о хищении нефти, так и, посетив этот суд, ничего о сем факте не узнал...
     1 Кстати, «Ист-Петролеум» отказалась представлять суду в Вене данные по конкретным расходам по карточкам American Express.
     2 В 2002 году ЮКОС вернул эти акции обратно государству.
     3 Сотрудники ёФК, становившиеся директорами, получали зарплату исключительно в ЮФК, а не в компаниях – клиентах ёФК.

Хоровые показания

Пусть обвинение расскажет, куда же эти 10% (пакета акций ЮКОСа) делись и какая шпана их свистнула?

День сто четвертый
     …Чтобы говорить о чем угодно, но только не о хищении 350 миллионов тон нефти, прокуроры продолжили обсуждать бизнес МФО МЕНАТЕП. Для этого своим восьмым свидетелем они вызывали в суд Аркадия Захарова. Подобно своим предшественникам – Крайнову, Хвостикову и Ковалю – Захаров в 90-х работал во взаимодействовавших друг с другом МФО МЕНАТЕП и СП РТТ, структурах, осуществлявших регистрацию и бухгалтерское обслуживание компаний, в том числе «дочек» ЮКОСа. Именно этот период в трудовой биографии рядовых сотрудников МЕНАТЕПа сначала привел их в Мещанский суд, а сейчас в Хамовнический – давать показания в качестве свидетелей обвинения… По мнению обвинения, МЕНАТЕП и СП РТТ служило базой для создания «группировкой Ходорковского и Лебедева» «подставных» компаний, в которых прятались якобы похищенные акции приватизируемых предприятий. Однако на прошлом заседании свидетели опровергли эти доводы, досконально объяснив стороне обвинения, что бизнес МЕНАТЕП и СПРТТ был чистым – наподобие зарубежных секретарских организаций – оказание услуг компаниям, не желающим попусту тратить время на бухгалтерию, финансовое планирование, консультирование, аудит, разъезды по налоговым инстанциям. Для всего этого и создавались бесчисленные компании, которые возглавляли сотрудники СП РТТ.
     Свидетель Захаров, числившийся физическим представителем юридических лиц ЮКОСа и имевший право на собраниях акционеров голосовать от имени ЮКОСа, рассказал, что вошел в состав совета директоров ВНК по просьбе руководства, что голосовал, принимал решения и вообще работал исключительно в интересах своей компании, а не собственных убеждений. В понимании же прокурора Лахтина работа в интересах ЮКОСа по определению является преступлением… И вообще Лахтин не слушал, что рассказывал Захаров, а педантично следовал вопросам, записанным у него в бумажке... Суду приходилось слушать одни повторы…
     – По чьей инициативе вы вошли в состав совета директоров?
     – Я же уже говорил – по инициативе моего руководства.
     – Чьи интересы вы представляли в совете директоров?
     – Ну, я же говорил. Это не секрет – интересы Группы МЕНАТЕП. Для меня это не было удивительным – мы считались одной командой.
     – …Одной командой…, – задумчиво повторял Лахтин и записывал фразу. Затем прокурор делал голос еще более подозрительным и переспрашивал:
     – Ваша позиция по голосованию (относительно приобретения акций ВНК), это была ваша личная позиция либо, как вы говорите, вы работали в «одной команде»?
     – Еще раз повторю, – заметно раздражался свидетель такой непонятливости государственного лица, – я представлял интересы владельцев Группы МЕНАТЕП.
     Но прокурор словно не мог взять себе в толк, как можно голосовать за одобрение сделок мены акций дочек ВНК на акции ЮКОСа (обвинение считает эту сделку хищением акций), строго выполняя просьбу работодателя. Между тем, формирование у сотрудников воли при голосованиях Ходорковскому и Лебедеву не предъявлялось, им предъявлялось хищение нефти, но допрос уже велся два часа, а о нефти не было сказано ни слова…
     – А какие последствия были мены акции? – не оставлял попыток добиться сенсационных признаний прокурор…
     – Насколько я знаю, эти акции потом были возвращены государству, – окончательно разочаровал своим ответом Лахтина свидетель.
     – А оказывалось ли на вас во время допросов физическое, психологическое давление?
     – Нет, хотя следователь Шумилов мне нравится не слишком...
     – Ну, это ваше личное восприятие… – обиделся Лахтин. – Я тоже почти никому не нравлюсь…
     …Зал, «аквариум», адвокаты и судья не могли сдержаться от смеха.
     Наконец, к допросу приступила защита.
     – Итак, – взял слово адвокат Краснов. – В своих решениях вы были самостоятельны?
     – И продолжаю так утверждать…
     Прокурор Лахтин решил такой допрос гасить.
     – Да что за наводящие вопросы такие? – ругался он. – Защитник оказывает психологическое давление на свидетеля. Пять раз уже человек однозначно ответил на этот вопрос. Пусть Краснов лаконично сформирует свои вопросы, а эти прошу снять.
     – Ваша честь, посадите Лахтина, – потребовал Лебедев.
     – Я к таким терминам отношусь аккуратно, – заметил судья. К допросу подключился Лебедев, первые его вопросы попали под пулеметную очередь прокурора Лахтина:
     – Ваша честь, оградите свидетеля от оказания психологического давления!
     – Скажите, – обратился Лебедев к свидетелю, – я на вас оказываю психологическое давление?
     – Да нет.
     Лебедев перешел непосредственно к теме судебного разбирательства:
     – Вы лично присутствовали когда-либо при хищении нефти в «Юганскнефтегазе», «Самаренефтегазе», «Томскнефте» в период с 1998 по 2003 год?
     – Нет, я там даже не был никогда.
     – Вы когда либо присутствовали при хищении акций «Томскнефти», ВНК?
     – Нет.
     Слово взял Ходорковский. В ответ на его вопрос свидетель показал, что весь период своей работы со структурами ЮКОСа был убежден, что действует в личных интересах Ходорковского, с которым даже не был знаком:
     – Знали ли вы тогда или по прошествии времени пришли к выводу, что какие-то ваши действия, которые вы совершали в моих интересах, были ли вопреки интересам ЮКОСа?
     – Не знал и не знаю сейчас.

День сто пятый
     …Это был самый необычный день за все восемь месяцев процесса: судья впервые не пошел на поводу у прокуроров, те не ожидали и с непривычки работать не смогли. Обстановка стояла нервозная. Дело в том, что вместо очередного свидетеля прокуроры привели... четырех экспертов. Этот квартет в 2004 году приложил руку к составлению комиссионной оценочной экспертизы в отношении отчетов Международного центра оценки (МЦО). Этот оценщик в 1998 году дал положительные отчеты по сделкам мены 38%-го пакета «Томскнефти» на акции ЮКОСа. По сценарию, в суде все хором «эксперты» должны были заявить о том, что отчеты МЦО являлись способом для неэквивалентного обмена акций, что, в конечном счете и привело к их хищению. Однако весь сценарий смазал председательствующий Данилкин…
     – Вы ходатайствуете о допросе всех четырех одновременно? – уточнил судья и взглянул на трибуну, оценивая, вместит ли она такой наплыв людей...
     – Да. Это не противоречит законодательству, – заявил Лахтин.
     – Суд удовлетворяет ходатайство о допросе экспертов, но каждого по отдельности, – постановил судья. Прокуроры недовольно зашептались, допрашивать каждого отдельно им почему-то было неудобно – видимо, допрос четверых экспертов одновременно был отрепетирован заранее. Прокуроры запросили перерыв на «4 минуты». Перерыв затянулся на полчаса… В итоге Лахтин ввел в зал сразу четверых людей. Защита опешила:
     – Ваша честь, мы не поняли! Вы же постановили всех по очереди допрашивать…
     – Не надо ничего комментировать! – вскрикнул Лахтин. – Сейчас мы представляем доказательства! – и с этими словами вчинил новое ходатайство – допросить лишь одного эксперта из четверки, а остальным разрешить слушать его допрос.
     – Так. Указанные лица подлежат удалению из зала, поскольку они заявлены в списке как свидетели и эксперты. Пожалуйста, покиньте зал! – распорядился суровым голосом судья. Приведенные Лахтиным люди вышли. Прокуроры недовольно переглянулись,
     На свидетельскую трибуну встал «эксперт» Юрий Школьников. Обвинители дали ему ознакомиться с его же экспертным заключением относительно обоснованности отчетов «Международного центра оценки», касающихся оценки стоимости пакетов акций «дочек» ВНК. По окончании ознакомления, прокуроры спросили его «В чем выражается необоснованность отчета МЦО». Школьников еще раз взглянул в свою экспертизу и зачитал из нее выдержки, гласящие, что отчеты «Международного центра оценки» необоснованны и на основании этого обмен акций «дочек» ВНК на акции ЮКОСа был неэквивалентным».
     – Нет вопросов! – заявила прокурор Ковалихина. У ее коллег вопросов тоже не нашлось. Таким образом, на допрос человека, из-за которого возникло столько шума и нервов, у стороны обвинения ушло ровно 10 минут. Адвокаты и подсудимые будут допрашивать «эксперта» три дня… Отвечая на вопросы защиты, Школьников помимо всего прочего заявит, что он и его коллеги проводили экспертизу «по постановлению следователя генпрокуратуры Каримова» и что следствие выдавало им материалы дела, якобы необходимые для того, чтобы ответить на вопросы следователя. А вопрос, собственно, был один – обоснованы ли отчеты «Международного центра оценки», касающиеся оценки стоимости пакетов акций «дочек» ВНК. Как раз в материалах дела, представленных Каримовым, и был ответ – обмен акций «дочек» ВНК на акции ЮКОСа назывался «неэквивалентным»… Некоторые абзацы экспертизы точь-в-точь совпадали с абзацами постановления Каримова об этой экспертизе, совпадали даже ошибки…
     – Скажите, кто составлял список документов, необходимых для проведения комиссионной экспертизы? – спрашивал у эксперта Лебедев.
     – Мы – группой определяли.
     – Кто определял вам лично перечень нужных материалов?
     – Сами – группой.
     – Я не вашу группу имею виду! Я про ВАС спрашиваю! По компании ЮКОС вам лично кто-либо определял перечень?!
     – Платон Леонидович, успокойтесь! – зло отрезал судья.
     – Ваша честь, аналогично! – отметил подсудимый.
     – Я прошу сделать замечание Лебедеву, за оскорбление достоинства и чести Вашей чести! – отчеканил пулеметной очередью Лахтин.
     – Я делаю вам замечание, – крикнул судья, молниеносно согласившись с прокурором, – заношу в протокол.
     …Обратились к тексту экспертизы. Лебедев цитировал выводы экспертизы о «необоснованности отчета», где содержались слова о том, что МЦО дал заключение «с занижением фактической стоимости акций дочерних компаний ВНК», а стоимость акций ЮКОСа, наоборот, «была завышена».
     – Откуда вы взяли этот абзац? – уточнял Лебедев.
     – Из постановления о проведении экспертизы, – признавался Школьников.
     – Вот тут ваши подписи. Как можно сделать вывод о том, что это не ваши выводы, а выводы следователя?
     Свидетель багровел и, повышая голос, заявлял, что выводы принадлежат «пяти экспертам» и только им... Лебедев указывал на еще один факт. Оказывается, эксперты копировали абзацы не только из постановления Каримова, но также из еще более ранней экспертизы…
     – Каким образом часть выводов ЗАО «Квинто-консалтинг» (по просьбе следствия также исследовавший оценку МЦО в 2000 году) один в один, даже с орфографическими ошибками, перешли в ВАШЕ заключение? Использовали вы работу «Квинто-консалтинг»? – спрашивал Лебедев.
     – Работу «Квинто-консалтинг» мы не использовали, – эксперт нервно раскачивался на трибуне….
     – А совпадения выводов случайны, да?
     – Не использовали… – словно не слышал вопроса Школьников.
     Выслушав еще несколько подобных вопросов, счел нужным подняться Лахтин:
     – К чему этот вопросы? Я считаю, что не к чему! Прошу сделать замечание Лебедеву! Либо мы будем инициировать его удаление из зала.
     – Вперед! – дал добро подсудимый. Прокурор сел на место.
     – Из вашей практики как оценщика, как разрешают споры о величине объекта оценки? – спросил далее подсудимый, предполагая, что эксперт должен знать: такие споры решаются непосредственно в арбитражных судах с участием обеих сторон, а не за спиной одной из них – в данном случае МЦО. Это грубо нарушает закон «Об оценочной деятельности»…
     – Я не понимаю вопрос… – эксперт тяжело вздохнул и зло сверкнул на приведших его сюда прокуроров.
     – Правильно не понимаете, – помог ему Лахтин, – вопросы абстрактные…

День сто шестой
     …Допрос «эксперта» Школьникова в этот день продолжился. Вместе с ним в суд пришли и его коллеги-эксперты, которых накануне не допустили в зал суда. Сегодня в зал они уже не рвались, а сидели этажом ниже, у комнаты прокуроров и дожидались перерывов, когда к ним выбегал Школьников и сообщал, какие вопросы ему задавались…
     Перед началом подсудимые попросили Школьникова на время покинуть зал – они сочли необходимым донести до суда свое мнение как об эксперте, так и об его экспертном заключении…
     – Комиссионная экспертиза неотносима к предъявленному нам обвинению, – говорил Михаил Ходорковский. – Подспудная просьба Лахтина к данному суду вынести суждение о недостоверности оценки вопреки закону «Об оценочной деятельности», на основании лишь мнения эксперта и за спиной у оценщиков МЦО, не дав им возможность защищаться, по своей возмутительности спорит лишь со своей бессмысленностью. Со стороны Лахтина это нарушение Конвенции о защите прав человека и основных свобод, нарушение в отношении МЦО как организации и ее экспертов как граждан. Законодатель не зря предусмотрел именно судебную процедуру оспаривания оценки, а не предоставил это право прокурору. Поэтому я лично не считаю для себя возможным обсуждать не предъявленное мне обвинение и тем более обвинение в отношении оценщиков, не являющихся стороной в процессе.…
     Платон Лебедев наоборот вновь заявил о своем желании допрашивать эксперта, но предупредил:
     – Допрос Школьникова будет нелегким с учетом его недобросовестности и некомпетентности. Он будет пытаться увертываться от точных ответов, в том числе, по Каримову. Так случилось, что в марте 2005 года, когда в Мещанском суде исследовалась экспертиза Школьникова по оценке пакета акций «Апатита». После того как в суде был допрошен руководитель лицензированного оценщика «Эрнст энд Янг» Джеральд Гейдж, всем стало абсолютно ясно, что отчет Школьникова и его коллег фальшивый: он и его коллеги сравнивали два разных объекта оценки, пытаясь по заданию Каримова, выдать его на суде за один и тот же объект оценки. Но тогда Школьникову и его компании повезло: Шохин надавил на Колесникову, и эти эксперты избежали допроса в Мещанском суде. А с учетом того, что нас по «Апатиту» с Михаилом Борисовичем оправдали, мы оставили подлость этих экспертов без последствий (судья слушал Лебедева, опустив глаза). Но теперь в 2009 году Школьникову и его коллегам не повезло. Про их деятельность теперь узнает российское общество оценщиков…
     Ели сдерживаясь, в атаку бросился Лахтин:
     – Заявление Ходорковского и Лебедева ставит целью дезориентировать суд и подвергнуть критике заключения профессиональных экспертов, эксклюзивных, я бы сказал, специалистов, обладающих большей квалификацией в области оценки, чем Ходорковский и Лебедев вместе взятые. Заключение экспертов достаточно СИЛЬНОЕ доказательство вины Ходорковского и Лебедева, а заявления подсудимых провокационны…
     – Продолжаем допрос, – постановил судья. В зал вошел недовольный Школьников. Его манера отвечать по сравнению со вчерашним днем кардинально изменилась – вслед за прокурорами теперь и он заворачивал все вопросы Лебедева.
     – То есть вы отказываетесь отвечать на мои вопросы? – временами уточнял у него подсудимый.
     – Я на все ответил! Правильно ваша честь? – при этом доверительно интересовался он у Данилкина.
     – М-м… Платон Леонидович, свидетель ответил. Я ваш вопрос снимаю, – отзывался председательствующий.
     Лебедева, как и накануне, интересовало то, насколько самостоятельно действовала, исследуя отчеты оценщиков, команда экспертов во главе со Школьниковым, и какова в этом во всем была роль следователя Каримова, заказавшего данное «исследование»...
     – Каким образом происходило ваше ознакомление с материалами уголовного дела, кто при этом еще присутствовал? Как фамилия следователя, почему в заключении нет ссылок на материалы дела, с которыми вы знакомились?
     – Все, что требовалось для заключения экспертизы, все было представлено и изложено… – на вопрос о фамилии следователя Школьников не ответил.
     Далее подсудимый заставлял все более раздражавшегося от его вопросов Школьникова объяснять многочисленные неточности и несоответствия в своем экспертном заключении. Апогеем этого стало обсуждение методов оценки сделки, которая проводилась по методу дисконтирования денежных потоков. Дело в том, что этот метод основан на оценке ожидаемой прибыли, и был применен к периоду осени 1998 года, когда в стране грянул дефолт…
     – А зачем вы включили в свое исследование метод дисконтирования денежных потоков на 1 ноября 98 года (период даты оценки), когда в РФ случился дефолт, после него острейший финансовый кризис, когда в РФ на этот момент никто вообще не нал, что будет с курсом рубля, когда в РФ цены на нефть упали ниже всяких прогнозов и вообще никто не мог сказать, куда приведет катастрофа 1998 года... С какой целью вы сделали вывод в пользу метода дисконтирования денежных потоков? Чем он был лучше?
     – Мы не делали никаких выводов в пользу применения этого метода. Мы просто написали, что в период кризиса этот метод как раз более применим.
     – Прошу снять вопросы, – запротестовал Лахтин. – Это касается профессионального уровня эксперта!
     – Конечно, безусловно! Мы же ему отвод будем заявлять! – сообщил прокурору Лебедев. Лахтин сел на место и вернулся к УПК. Эксперт прокуратуры неожиданно спросил судью:
     – Я могу в связи с таким хамским поведением подсудимого вообще отказаться от допроса? Еле сдерживаюсь, чтоб не сорваться…
     Лахтин тоже накручивал себя и как только Лебедев начинал говорить, прокурор уже кричал «Возражаю!»… в конце концов, не выдержал судья:
     – Валерий Алексеевич, подсудимый еще не успел задать вопрос, а вы уже возражаете…
     – Я пресекаю…, – прошипел неожиданно Лахтин.
     – Вы проявляете неуважение к суду, сядьте! – постановил судья. Лахтин сел.
     Вскоре объявили перерыв. Школьников побежал вниз, к коллегам – рассказывать, какие вопросы ему задает подсудимый. Прокурор же Лахтин в кулуарах сетовал коллегам за то, что судья сделал ему замечание:
     – Я же прокурор! Я должен препятствовать! Иначе совершу преступление!

День сто седьмой
     Допрос «эксперта» Школьникова потек по прежнему сценарию. Защита атаковала экспертное заключение не только по содержанию, но и по вопросу компетентности эксперта и его незаинтересованности, прокурор все вопросы гасил, судья попеременно их снимал. В частности, он запретил вопросы, касающиеся должностных обязанностей Школьникова в компании «Национальное Агентство Оценки и Консалтинга», председателем Совета директоров которой он является и являлся на момент проведения скандальной экспертизы…
     – Скажите, была ли когда-нибудь ВНК клиентом вашей компании?
     – …Я хотел бы понять, к какому пункту экспертного заключения относится данный вопрос? – вопросом на вопрос опять отвечал Школьников.
     – Мы, – объяснял защитник Краснов, – распечатали с сайта вашей компании данные о клиентах. На первой страничке значится ВНК…
     Повисла пауза. Независимость эксперта была поставлена под сомнение. Ведь по закону об оценочной деятельности эксперт не может проводить экспертизу по сделкам своего клиента.
     – …Как это связано с экспертизой! – возмущался Лахтин. Это уже издевательство над человеком… и над экспертом!
     – Эксперт должен быть независимым и незаинтересованным. Может быть, обвинители об этом забыли? – интересовался адвокат Вадим Клювгант.
     – Вам понятно это пояснение? – обратился к эксперту судья.
     – Понятно, – отвечал Школьников, – и, вооружившись законом «Об оценочной деятельности», той его частью, где говорится о «независимости оценщика», зачитал, что «в близком родстве с ВНК не состоит», «никаким учредителем или собственником ВНК не являюсь»...
     – Мы тоже умеем читать закон! Я вас о другом спрашивал, – недоумевал адвокат. – Среди клиентов вашей компании была ли когда-то компания ВНК?
     – Я не понимаю, к какому пункту заключения это относится…
     – Вы можете ответить на вопрос? – требовал уже судья.
     – Нет!
     Вопросы Лебедева, тем временем, набирали обороты:
     – Вы сделали расчет, что акция ЮКОСа на 1 ноября 1998 года будет стоить 9 рублей 94 копейки. Как получилась эта цифра? Кто это сделал? Кто умножал?
     – Каждый эксперт по отдельности и сопоставили результаты. Совпали данные до двадцатого знака после запятой…
     Не выдержав, с места поднялся обещавший не вмешиваться Ходорковский:
     – Это важная характеристика эксперта, когда при умножении до четвертого знака после запятой все пятеро экспертов – все пятеро! – получают одинаковый результат до двадцатого знака после запятой. Я очень надеюсь, что в протокол это занесено. Таким образом, все пятеро экспертов показали свою профессиональную квалификацию…
     Под вечер эксперт неожиданно опроверг довод следователя Каримова о том, что на 1 ноября 1998 года была рыночная стоимость акций, да еще по цене 187 рублей за штуку. Эксперт прокуратуры от имени себя и своих коллег подтвердил, что на эту дату даже котировок не было…
     – Не только данных по рыночной стоимости акций, но и по котировкам данных не было. Мы не получали, – заявил эксперт.
     Вскоре со словами «давайте, отпустим человека – он настрадался за эти дни», Виктор Данилкин предложил допрос завершить. Все согласились. Эксперт вышел за дверь и защита заявила ходатайство о признании его экспертизы недопустимой. Среди причин была названа и такая: от экспертов следствие скрыло существенную часть материалов, подлежавших исследованию, на основании которых ранее делались выводы МЦО. Так, вообще не были представлены экспертам бухгалтерские балансы и отчеты о прибылях и убытках «дочек» ЮКОСа и ВНК за 1998 год.
     – При этом эксперты не отказались от проведения экспертизы и сделали выводы, порочащие заключение МЦО. Продемонстрированный подход дает достаточные основания для утверждения о профессиональной несостоятельности избранных следователем Каримовым экспертов, тем более, что в своей работе они были жестко связаны указаниями последнего…
     Подсудимые горячо поддержали ходатайство:
     – Эксперт сказал, что экспертизу они делали настолько отдельно, что даже умножали цифры по отдельности, а потом у них совпало до 20-го знака после запятой. Это особенно интересно, потому что стоимость акций имеет два знака после запятой, – отмечал Ходорковский. – То есть эксперт открыто врет суду, полагая, что суд забыл арифметику. Если какое-то решение по данному доказательству не будет принято, мы еще долго будем блуждать в выяснении странных обстоятельств, не имеющих отношения к делу.
     *Интернет-пейджер.
     **Национальное агентство оценки и консалтинга.

Безответные

Неделя была потрачена прокурорами впустую: на допрос рядовых сотрудников, которые ничего не знали ни о нефти, ни о хищениях

     А самое главное – тюремщик не должен вступать ни в какие хоть сколько-нибудь человеческие отношения с арестантами… Он не должен сочувствовать, улыбаться, смеяться, плакать – словом, проявлять свои человеческие свойства
               Л. Разгон

День сто восьмой
     Об украденной нефти – опять ни слова. Прокуроры продолжают обсуждать бизнес МФО МЕНАТЕП и его структур, осуществлявших регистрацию и бухгалтерское обслуживание компаний, в том числе «дочек» ЮКОСа. И опять в качестве свидетелей обвинения – рядовые сотрудники холдинга. Одна из таких, Вера Гришняева, тоже числилась физическим представителем ряда юридических лиц – клиентских фирм холдинга и, конечно же, ставила подписи на документах.
     – А у вас никогда не возникало вопроса, откуда брались деньги на такие значительные суммы, указанные в договорах? – с тревожными нотками в голосе спрашивали ее прокуроры.
     – Нет, – отвечала свидетельница и ссылалась на «авторитет и компетенцию» Алексея Голубовича, предложившего ей стать доверенным лицом одной из компаний, а заодно самого прилежного свидетеля обвинения по делу ЮКОСа. Но на роли Голубовича обвинение по понятным причинам внимания не заостряло.
     Гришняева был настолько рядовым сотрудником ЮКОСа, что прокуроры, похоже, не знали, что с ней делать, поэтому вновь и вновь демонстрировали ей подписанные ею же документы. И так три часа… О подсудимых – ни слова.
     – Послушайте, – не выдержал в какой-то момент судья Данилкин, – вы ограничитесь только вопросами: знакома – не знакома свидетельница с документом?
     – Да, – ничуть не смущаясь, отзывались прокуроры и продолжали. – А что вам известно о сущности обмена акций? – спрашивал прокурор Лахтин.
     – Валерий Алексеевич, какая «сущность»? Давайте к делу! – возвращал его к существу обвинения судья.
     – А что вам известно о сотрудниках МЕНАТЕПа, РОСПРОМа, с кем эти компании у вас ассоциировались? – не слушался Лахтин.
     – Валерий Алексеевич! А как в приговоре мне писать? Тоже про «ассоциации»?! – в очередной раз не выдержал Данилкин.
     Вскоре обвинители замолчали. Все с интересом посмотрели на «аквариум» – подсудимые сохраняли подозрительное молчание. Наконец поднялся Лебедев:
     – Ваша честь, учитывая характер «сведений», сообщенных свидетелем, у нас и защиты не может быть вопросов.

День сто девятый
     Начинают с ходатайства защиты о признании экспертного заключения Школьникова и его коллег (их со скандалом заслушивали на прошлой неделе) недопустимым доказательством и исключить его из материалов дела. Мнение прокуроров высказывает Лахтин:
     – Приведенные защитниками доводы о якобы нарушениях прав Ходорковского и Лебедева (в том, что их не ознакомили с экспертизой.– В.Ч.) не соответствуют требованиям Уголовно-процессуального законодательства. Совершенно необоснованны доводы о профессиональной несостоятельности экспертов и якобы о том, что они были жестко связаны указаниями следователя (Каримова.– В.Ч.)… Так что ходатайство необоснованно.
     И судья Данилкин с мнением обвинения полностью согласился, даже добавил от себя: «Законных оснований не имеется». Впрочем, оставил подсудимым надежду – «на данной стадии процесса»…
     В зал пригласили нового свидетеля прокуратуры – Веру Ковальчук, также рядового сотрудника структур МФО МЕНАТЕП и СПР РТТ. Но Ковальчук, в отличие от своей вчерашней тезки, вопросы прокуроров воспринимала в шутку. Прокурора Гульчехру Ибрагимову интересовало:
     – Как именно происходило подписание документов кипрской компании Sagiman Holding Limited? – спрашивала она свидетельницу грозным тоном.
     – Ну, открыла принесенный курьером пакет, посмотрела… Если в коридоре офиса было много людей – зашла в кабинет, если в кабинете было много людей – вышла в коридор, подписала…
     Судья, чтобы никто не видел, что он смеется, склонил голову над бумагами. Прокурор Лахтин (он выполнял роль носильщика томов дела – от стола судьи к трибуне и обратно) приносил свидетельнице кипы всяких соглашений, Ибрагимова просила даму отыскать в них свою подпись. Первый же документ потерпел фиаско:
     – Тут нет моей подписи, – констатировала Ковальчук.
     – Есть подпись, – говорил стоящий за ее спиной Лахтин.
     – Подписи моей нет! – настаивала свидетельница. Прокурор недовольно буркнул:
     – Ну вы же подписывали подобные документы?
     Зал засмеялся, а судья поспешил вмешаться:
     – Стоп! Какие «подобные», Валерий Алексеевич?!
     В других бумагах подпись Ковальчук имелась, что сама она нисколько не отрицала.
     – Вы участвовали в определении цены акций дочерних компаний ВНК, которые вы приобретали для компании Sagiman? – спросила Ибрагимова.
     – Но свидетель не приобретала акций лично? – опешила защита.
     – Я этим не занималась, – подтвердила она. Судья попросил Ибрагимову «подкорректировать вопрос».
     – Ваша честь, – запротестовала та, – ну я же не могу спросить, считалась ли свидетельница подставным лицом. Вы же снимете этот вопрос…
     – Да, сниму.
     – Представьте, пожалуйста, том судье – я хочу показать суду, что предъявляется свидетелю, – попросил тем временем прокурора Лебедев.
     – Прошу не перебивать! – подскочила Ибрагимова.
     Подсудимый объяснил судье, чем мотивирована его просьба: свидетельнице читают переводы оригиналов документов на английском языке, а переводы эти выполнены прокурорским переводчиком Копачинским. Защита с помощью проектора показывает на стене два слайда: оригинал и перевод. В первом случае – одни даты и цифры, во втором – совсем другие. Странные расхождения прокуроры не объясняют, лишь требуют наказать подсудимого замечанием. Опять перепалка.
     – Послушайте! Хватит уже! Я призываю вас быть более сдержанными, – судья обращался больше к гособвинителю.
     – Я веду допрос!– резко кинула и судье Ибрагимова, как будто это он сидел в «аквариуме».
     – Пять минут перерыв! – охладил ее пыл Данилкин.
     После перерыва Ибрагимову заинтересовало, почему свидетель соглашалась оформлять доверенность при регистрации компаний на себя:
     – Да потому что так было удобнее, – рассмеялась та. – Чтобы клиент по десять раз туда-сюда не ходил, – по словам свидетельницы, после того как компания проходила все этапы регистрации, она, Ковальчук, складывала с себя полномочия гендиректора, и на ее место назначался человек уже непосредственно из компании-клиента.
     Защита и подсудимые вновь от какого-либо допроса отказались. Михаил Ходорковский лишь счел нужным сделать заявление:
     – Ваша честь, при всем моем уважении к госпоже Ибрагимовой не могу не отреагировать на ее заявление о подставных директорах. Госпожа Ибрагимова явно пропустила показания свидетелей Коваля, Хвостикова и Захарова, где были подробно разобраны функции одного из типов доверенных лиц, а именно – номинальных директоров. Эти функции предусмотрены Гражданским кодексом и обычаем делового оборота. Между доверенным лицом и подставным лицом существует явная для людей, владеющих русским языком, разница. Носители русского языка понимают, что подставное лицо действует не на основании легального соглашения, а является сообщником некоего криминального действия. То, что госпожа Ибрагимова не понимает или не хочет понимать необходимости работы номинального директора, означает лишь то, что это не ее сфера деятельности, а не то, что эта работа является криминалом. Зачем существует институт доверенных лиц, я могу пояснить на своем личном примере.
     Я шесть месяцев в году находился в командировках, причем часто в весьма глухих уголках Сибири. Мои интересы в Москве и во многих странах мира представляли лица, которым я доверял. В ряде стран эта процедура обязательна!
     И хочу добавить, что решение об обмене акций принималось не номинальными директорами, а соответствующими руководителями ВНК и ее материнской компании, то есть ЮКОСа, а одобрены эти действия мной лично как руководителем ЮКОСа.

День сто десятый
     В зале суда вновь появилась дама. Тоже из рядовых сотрудников МЕНАТЕПа и СП РТТ. И снова обсуждение не относимых к обвинению вопросов. Свидетельница Светлана Бородина рассказывала, что занималась регистрацией компаний, являлась доверенным лицом ряда фирм, в частности – кипрской Chellita Limited.
     В этот день Лахтин – опять в роли носильщика томов. Впрочем, вместе с томами он носит листки со своими вопросами и пояснениями к ним. Пояснения, как бы случайно, мелькают перед глазами свидетельницы, та на секунду всматривается, как на что-то отвлекающее внимание, но вновь возвращается к документам и отвечает строго по ним.
     – Известно вам, на какие средства Chellita Limited приобретала акции? – спрашивает Лахтин, стоя у Бородиной за спиной и потрясая шпаргалкой. – Это из перевода видно.
     – Что видно? – смотрит в перевод и не видит там никаких «средств» свидетельница.
     Под занавес Лахтин ТРИЖДЫ спросил свидетельницу, знакома ли она с Лебедевым. Получив во второй раз отрицательный ответ, Лахтин переформулировал так:
     – А в результате документооборота познакомились?
     – Послушайте… – поразился судья. – Что значит «в результате документооборота»?! Как мне это в протокол писать?! Протокол же потом люди будут читать… Я даже не знаю, переформулируйте, что ли, вопрос…
     Обвинение запросило перерыв, после которого сообщило: вопросов у них больше нет.
     – Я спрашиваю, а она в ответ: «Про Лебедева говорить не буду!» Не буду, говорит, и все! – долго потом жаловался кому-то по телефону прокурор Лахтин…

Ходорковскому шьют пятый пункт

Прокурор Гульчехра Ибрагимова подняла национальный вопрос и сказала, что «в возрасте господина Ходорковского делать заявления поздно». Подсудимым продлили срок содержания под стражей

День сто одиннадцатый
     …После того как в очередной раз допросили рядовых сотрудников МЕНАТЕПа, не сообщивших ни о своей вине, ни о вине Ходорковского с Лебедевым, в понедельник слово взяли подсудимые. Сначала спокойствие прокуроров нарушил Платон Лебедев – попросил суд обеспечить привод в судебное заседание коллег скандально-известного эксперта Школьникова (его допрос заслушали на прошлой неделе). Школьников и Ко приложили руку к составлению по просьбе прокуратуры комиссионной экспертизы в отношении отчетов Международного центра оценки, в 1998 году давшего положительную характеристику сделкам мены 38-процентного пакета «Томскнефти» на акции ЮКОСа.
     Прокурорские эксперты решили, что отчеты МЦО «положительными» как раз не являлись, а служили ЮКОСу «для неэквивалентного обмена акций», что в конечном счете и привело «к их хищению». Как эксперты пришли к такому выводу, Лебедев хотел выяснить досконально. Также он прошелся и по поводу следователей Каримова и Алышева, собственноручно написавших в обвинительном заключении о том, что Алексанян и Гололобов, «действуя во исполнение плана Лебедева», склоняли некоторых сотрудников МЕНАТЕПа подписывать договоры о покупке акций ЮКОСа, в то время как сами эти сотрудники здесь, в суде, данные факты опровергли. И заявили, что даже не были знакомы ни с Алексаняном, ни с Гололобовым…
     – …Такая параноидальная наклонность к фальсификации и шизофреническим утверждениям – это патология, это диагноз, «клиника», что не имеет ничего общего с правом и не может объясняться обычным стремлением лизоблюдов и холуев угодить власти (служебным рвением), – говорил Лебедев. – Вам, ваша честь, извините за фривольность, не только «без пол-литры», но и даже, полагаю, цистерны не хватит, чтобы разобраться в этом сфальсифицированном обвинительном заключении…
     – Я делаю вам замечание в протокол за неподобающие выражения! – ответил судья. – Присядьте.
     Слово взял Михаил Ходорковский. Он, в свою очередь, обращался не к судье, а к обвинению, непосредственно к Гульчехре Ибрагимовой. Назвав ее «женщиной не только красивой, но и умной», он напомнил, что на прошлой неделе она упрекнула его в неправильной трактовке термина «подставное лицо» и при этом разъяснить суть своего упрека отказалась. Подсудимый повторно просил разъяснить эти термины… Ходорковский даже не догадывался, какие последствия будут от этой его безобидной на первый взгляд просьбы.
     – Я расшифровал термин «подставное лицо» как обозначение лица, выполняющего функции агента не в силу гражданско-правового договора (что предусмотрено Гражданским кодексом и обычаем делового оборота. – В.Ч.), а в силу желания стать соучастником или в силу оказываемого на него криминального давления. Оказалось, что я понимал термин неправильно. Как правильно – уважаемая госпожа Ибрагимова предпочла умолчать. Но ее обязанность как добросовестного сотрудника прокуратуры оказать мне необходимую помощь. И я прошу ее проверить, правильно ли я понял и иные термины, встречающиеся в обвинении (Ходорковский перечислил целый список терминов, среди которых был и термин «эквивалентный». – В.Ч.). В общем, прошу сторону обвинения либо разъяснить мне правильное понимание терминов, либо предоставить мне специалиста-лингвиста, если прокуроры опять откажутся от разъяснений или окажется, что мое владение русским языком недостаточно для адекватного восприятия их разъяснений…

День сто двенадцатый
     Прокуроры вчера не стали реагировать на ходатайства подсудимых, попросив время на подготовку. И – подготовились.
     Первой на арену выходит Гульчехра Ибрагимова. От ответа на просьбу Ходорковского привлечь специалиста-лингвиста она уходит, полностью посвящая речь исключительно личному восприятию этого ходатайства. Текст речи лежит перед ней на столе:
     – Ходорковский посредством своего ходатайства еще раз доказал, что он искренне переживает за Россию в области дОбычи нефти. Чего стоит, например, определение «скважинная жидкость», родоначальником которого является Ходорковский (этот термин подсудимый никогда не изобретал, его применяют все нефтяники, обвинение же считает, что Ходорковский придумал его для снижения цены на нефть. – В.Ч.). Но его ум больше занимает другая жидкость – ослиная. Специалистом высочайшего класса Ходорковский является в области познания русского языка! Ему не присуще косноязычие! Просто глубокое восхищение вызывает безупречное знание им грамматики, пунктуации, орфографии… – прокурор остановилась, опустила глаза в листки, продолжила: – И вот истинный носитель русского языка просит меня разъяснить правильность тех или иных терминов, встречающихся в обвинительном заключении. И это адресовано мне, государственному обвинителю, которая, как заявлял Ходорковский, «не владеет русским языком», что не может отличить термин «подставное лицо» от термина «номинальное лицо» (как и на предыдущей неделе, так и днем ранее в своих ходатайствах о разъяснении терминов обвинения Ходорковский ничего такого не говорил*. – В.Ч.). Говоря о многогранной личности Ходорковского, отмечу, с какой филигранной точностью он определяет, для кого русский язык является родным, а для кого нет. В таком случае ко мне нужно обращаться не с просьбами, а с отводом – на том основании, что господина Ходорковского не устраивает пятая графа в мой анкете (опять же ничего такого подсудимый не говорил. – В.Ч.). Добавлю также, что от познаний Ходорковского за версту несет профессионализмом и высокоинтеллектуальными умственными способностями! Нельзя отказать Ходорковскому и в «чувстве юмора», которое мы по достоинству оценили! Мы поздравляем вас, господин Ходорковский! Здесь как нельзя лучше подходит замечательная русская пословица – не по Сеньке шапка, или приведу испанский вариант – не по Хуану сомбреро! (Смех в зале.) <...> В возрасте господина Ходорковского делать такие заявления уже поздно, как поздно и все остальное, – разом решила судьбу бывшего главы ЮКОСа Ибрагимова. – Поэтому нет никакого смысла приглашать в суд специалиста-лингвиста, я прошу не удовлетворять ходатайство…
     Судья так и поступил. Ибрагимова села на место. Кажется, она была под впечатлением своей речи. А речь эту зал разбивал на цитаты, громко смеясь. Вечером Ибрагимова спустится на первый этаж, подойдет к охране на входе и, никого не стесняясь, попросит у нее имена и фамилии некоторых «особо смеющихся» зрителей, чтобы написать на них жалобу судье с просьбой в суд больше не пускать. Охрана, обалдев от такой просьбы, ей ничего не даст… Но это случится чуть позже. А пока, чтобы показать важность момента, обвинение после спича Ибрагимовой просит перерыв… После перерыва «важность момента» омрачает защита:
     – Ваша честь, ваше потворство вседозволенности обвинителей переходит все рамки, – отмечает адвокат Краснов. – Сегодня вы позволили государственному обвинителю Ибрагимовой произнести филиппику, не имеющую к процессу и вообще к юриспруденции никакого отношения, в ней не было ни единой ссылки на законы, не говоря уже про ходатайство Михаила Ходорковского. Это были хамские по сути нападки со стороны гособвинителя. Мы возражаем против ваших действий, ваша честь! Если вчера вы занесли в протокол замечание Лебедеву за использование им «неподобающих выражений», то хамское, вне зависимости от пятого пункта, высказывание Ибрагимовой никакой оценки с вашей стороны не заслужило.
     Судья Данилкин ничего не ответил. Все вопросительно посмотрели на прокуроров – они должны были высказаться еще по поводу ходатайства Лебедева о вызове экспертов. Но, видимо, речь по этому поводу еще у них не была готова, и они попросили их выступление «отложить на четыре часа – подготовиться»…
     Правда, «готовиться» прокуроры не ушли, а представили суду свое ходатайство – о продлении Ходорковскому и Лебедеву ареста по второму делу на три месяца… Ходатайство это заявлялось 10 ноября, неделей ранее, в кулуарах суда, прокурор Лахтин кричал кому-то по телефону: «Вы мне приготовили доказательства на 10-е число по Ходорковскому?! Я Гриню (замгенпрокурора. – В.Ч.) уже говорил... Доказательства мне готовьте!». И вот теперь все доказательства, подтверждающие необходимость ареста, были готовы, Лахтин зачитал их. Как всегда, Генпрокуратура дополнила документ отсутствующими в материалах дела обвинениями:
     – Ходорковский и Лебедев обвиняются в совершении преступлений, относящихся к категории тяжких и особо тяжких; <...>
     – их заключение мотивировано «целями защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, обеспечения обороны страны и безопасности государства»;
     – они должны оставаться под арестом «в целях защиты прав и законных интересов «потерпевших от преступлений лиц (в числе которых числится «Роснефть». – В.Ч.), настаивающих на скорейшем доступе к правосудию»;
     – в случае выхода на свободу Ходорковский и Лебедев в лучшем случае начнут оказывать давление на свидетелей «с целью изменения ими показаний в суде», в худшем – скроются от «правосудия путем бегства за пределы РФ». <...>
     Самый же горячий довод в пользу продления Ходорковскому и Лебедеву ареста Лахтин оставил на финал. Он припомнил подсудимым корпоративную жалобу акционеров ЮКОСа, направленную ими в Европейский суд. Акционеры за банкротство ЮКОСа вчинили российскому правительству небывалый за всю историю Страсбургского суда иск – в 100 миллиардов долларов (Страсбург рассмотрит жалобу 14 января 2010 года).
     – Возглавил очередной поход на Россию в прошлом финансовый директор ЮКОСа, некто Брюс Мизамор, – читал Лахтин выдержки из «Российской газеты». – Скорее всего, как указано в газете, это давление на Россию перед вынесением судебного решения по новому обвинению Ходорковского и Лебедева...

День сто тринадцатый
     На следующий день защита заявляет всей четверке обвинителей отвод. Поводом становится не только ходатайство прокуроров о продлении ареста, напичканное множеством новых обвинений, но и скандальное выступление прокурора Ибрагимовой:
     – Государственные обвинители действуют как организованная группа лиц с заведомо противоправной целью – обеспечить исключительно обвинительный уклон уголовного процесса, – отмечал адвокат Краснов. – С 28 сентября 2009 года они приступили к допросам номинально своих свидетелей. Но так называемые свидетели обвинения один за другим опровергают предъявленное обвинение. Сколько же еще нужно потратить времени и средств налогоплательщиков, чтобы гособвинители пришли к выводу о необходимости применения норм УПК РФ и реализовали свою обязанность отказаться от абсурдного обвинения?
     Интересам поиска истины по делу не может соответствовать уровень как общей, так и правовой эрудиции гособвинителей, или, другими словами, уровень их компетентности. Мы об этом открыто заявляли с самого начала, но увы… Именно поэтому 9 ноября Михаил Ходорковский заявил более чем корректное ходатайство о разъяснении смысла, который вкладывают гособвинители в целый ряд весьма важных терминов. Однако в ответ гособвинители зачем-то решили попробовать свои силы в несвойственной им псевдоироничной форме возражения на ходатайство. Госпожа Ибрагимова при молчаливой поддержке своих коллег, уподобясь библейскому Хаму, зачитала нечто возмутительно непотребное как по форме, так и по содержанию. Зачем потребовалось применять весьма дурно пахнущее и по существу провокационное упоминание о пятом пункте? Мы хорошо помним, как прокурор Ибрагимова объясняла Лебедеву, что «сопротивляться бесполезно. Все, что мы задумали, мы сделаем». Вчера теперь уже Ходорковскому разъяснили, что ему «поздно» думать о чем-либо и делать что-либо. А это как прикажете понимать? Не рано ли вы, господа оппоненты, ставите крест на наших подзащитных? (Шохин хихикнул. – В.Ч.) Разве все вышеупомянутое соответствует статусу гособвинителя?
     Слово взял Платон Лебедев:
     – Мое отношение к Лахтину и Шохину суду известно – я их глубоко презираю, считаю, что прокурорская форма на них – это позор для страны и Генпрокуратуры как института. Но это всего лишь «форма», поскольку содержание под ней – уголовное. <...> В своей нелепой и бессодержательной филиппике Ибрагимова обвинила Ходорковского в том, что он якобы придумал термин «скважинная жидкость» (якобы в целях хищения нефти и минимизации цен на нее). Приведу факты про нефтесодержащую «скважинную жидкость» (тут подсудимый зачитал выдержки из газеты «Томский вестник» за этот год, специалисты-нефтяники рассказывали, в частности, что термин «скважинная жидкость» существует давно и содержится в официальных нормативных документах. – В.Ч.). <…> Тот факт, что именно Ибрагимова приписала изобретение этого термина в криминальных целях Ходорковскому, свидетельствует о ее бессовестности, но никак не о добросовестности. Это свидетельство ее прямой личной заинтересованности. И это прямое основание для ее отвода и отвода всех остальных прокуроров.
     Наступила очередь Ходорковского:
     – В ответ на мою повторную просьбу разъяснить терминологию обвинения госпожа Ибрагимова вместо разъяснения, по сути, обвинила меня в разжигании национальной розни. (Ибрагимова засмеялась. – В.Ч.) Единственное разумное объяснение подобного, на мой взгляд, неадекватного поведения следующее. Разъяснение терминов уничтожит обвинение, и профессиональный прокурор Ибрагимова это понимает. «Собственник», «владение», «изъятие», «нефть» – объяснив эти термины, Ибрагимова сделает доступным даже Лахтину то, о чем уже говорили свидетели обвинения, – 350 млн тонн нефти присвоить невозможно.
     Я дал г-же Ибрагимовой приличный выход: разъясните термины так, как считаете нужным, скажите, что вы имели в виду, прикиньтесь, что вы не свинью суду подложили, а просто неудачно выразились. Она вместо этого начинает говорить о том, что меня ее национальность не устраивает. В общем, если прокурор не хочет, не может или боится выполнять свои обязанности и разъяснять свои собственные термины, то это очевидное манкирование интересами службы по причине какой-то личной заинтересованности, что является основанием для отвода…
     Прокурорам дали час на подготовку ответов. Первым выступил Лахтин, но оказался не в форме – охрип, постоянно кашлял, в итоге речь оказалась рваной, но запоминающейся:
     – Ходатайство представляется хамским по своему содержанию и далеким от содержания дела и вообще не соответствует материалам дела. Ходорковский и Лебедев причисляют себя к отечественной элите и считают эталонами нравственности и справедливости. <…> Я не являюсь ни близким родственником адвокатов, ни близким родственником Ходорковского и Лебедева… а значит, я, как и мои коллеги, не заинтересован в исходе дела. Об этом свидетельствует мое материальное положение, которое с 2003 года практически не изменилось, – прямо из Хамовнического суда слал намеки своему начальству Лахтин. – Да и должностные обязанности мои не изменились, – окончательно решил не жалеть господина Чайку подчиненный. – Поэтому каких-то показаний для отвода не имеется. Все.
     В бой пустилась тяжелая артиллерия в виде прокурора Шохина. Он кричал:
     – Нам заявили уже десятый, наверное, отвод. С точки зрения пиара, наверное, задумка удачная. <…> Теперь легкий штришок по Ходорковскому. Если ему действительно что-то непонятно и гособвинители его не устраивают, то сегодня в зале был «светоч адвокатуры» адвокат Падва (он был защитником Ходорковского по первому делу, а сегодня просто пришел посмотреть на процесс. – В.Ч.). Что мешает Ходорковскому воспользоваться услугами этого господина, если 15 адвокатов не могут разъяснить ему какие-то понятия и нормы права?!
     Напоследок выступила озабоченная своим пятым пунктом Ибрагимова. Теперь она подняла вопрос о национальности Ходорковского и некоторых из защитников:
     – Особо умиляет забота адвокатов о деньгах налогоплательщиков. Если такая ОПЁКА звучит, тогда почему адвокаты боятся посвятить тех же налогоплательщиков и россиян о том, какие они гонорары получают за это дело? Да наплевать им на налогоплательщиков и россиян! <…> Что касается Ходорковского… то это он побудил меня говорить о пятом пункте в моей анкете. Хм, зачем интересно Ходорковский обратился к такой опасной для себя теме? В своем вчерашнем выступлении я попыталась доходчиво донести свою мысль до Ходорковского, но он услышал только про национальность. Меня обвинили в разжигании национальной розни. Возникает вопрос: кто из нас невменяемый? А слова Краснова о «дурно пахнущем пятом пункте» – видимо, он в курсе дурного запаха, наверное, часто сталкивается с этим, как тот же библейский Каин. Постоянно слушая диагнозы, которые нам ставят главные психиатры страны Ходорковский и Лебедев, мы понимаем, что это не про нас. <…> Еще раз повторю, как бы это ни было обидно для подсудимых, – для нас это очередной процесс. После Ходорковского и Лебедева будут другие подсудимые. И лично Лебедеву, который, наверное, вслух обращается с мольбами к Всевышнему, хочу сказать, – тут Ибрагимова сделала паузу, улыбнулась, смотря прямо в «аквариум», и с издевкой смачно произнесла: – Не дождетесь!
     Судья взял 30-минутный перерыв и в отводе прокурорского квартета отказал.
     * Например, на прошлой неделе он сказал буквально следующее: «Между доверенным лицом и подставным лицом существует явная для людей, владеющих русским языком, разница. Носители русского языка понимают, что подставное лицо действует не на основании легального соглашения, а является сообщником некоего криминального действия. То, что госпожа Ибрагимова не понимает или не хочет понимать необходимости работы номинального директора, означает лишь то, что это не ее сфера деятельности, а не то, что эта работа является криминалом».
     P.S. День 114-й. Судья Виктор Данилкин с 12.00 до 17.00 решал вопрос о продлении ареста Ходорковскому и Лебедеву еще на три месяца, до 17 февраля 2010 года. Судья решил вопрос в пользу прокуроров.

Михаил Ходорковский: Я – заложник

В суде прозвучали жесточайшие заявления подсудимых и их адвокатов

     Продолжение.
     Начало – в «Новой» от 13 ноября
     Перед тем как судья продлил Ходорковскому и Лебедеву срок содержания под стражей еще на три месяца, защита более суток разбила по пунктам «доводы» обвинения, свидетельствующие якобы в пользу необходимости дальнейшего ареста.
     Прежде всего защиту поразил довод об «отмывании вырученных от продажи похищенной нефти средств», которое Ходорковский и Лебедев якобы совершали, не выходя из СИЗО.
     – То есть, по замыслу фантазеров в синих мундирах, находясь под бдительным и неустанным контролем ФСБ, МВД и ФСИН, наши подзащитные умудрялись у себя в камерах «отстирывать» нефть…
     Не оставили адвокаты без внимания и довод прокуроров о том, что подсудимые должны оставаться под арестом «в целях защиты прав и законных интересов «потерпевших» (в числе которых числится «Роснефть»). Почему-то именно этот «потерпевший» сейчас в равных долях с «Газпромнефтью» опосредованно владеет «похищенными» и «отмытыми» акциями ЮКОСа, в то время как «похищенное», по идее, должно быть конфисковано.
     – Чистый доход «Роснефти», полученный от процедуры банкротства ЮКОСа, составил 6 миллиардов долларов, – читал адвокат заключения экспертов, – а саму оценку активов ЮКОСа государство сделало заниженной. Государство не было заинтересовано в том, чтобы продать активы подороже: деньги, оставшиеся после расчетов с кредиторами, пришлось бы отдать акционерам ЮКОСа. В итоге «Роснефть» стала владелицей активов ЮКОСа без напряженной борьбы. Так, «дочка» ЮКОСа «Юганскнефтегаз» была куплена компанией «Байкалфинансгруп» и впоследствии отошла «Роснефти». Участие остальных компаний, например ТНК-ВР, в аукционе было номинальным. Участники рынка предполагают, что это результат «просьбы» президента Путина, отказать в которой компания не могла. В чем же истинная причина банкротства ЮКОСа (прокуроры в своем ходатайстве причиной назвали «действия Ходорковского и Лебедева». – В. Ч.)? Имущество ЮКОСа продолжает активно отчуждаться, а дальнейшее содержание под стражей Ходорковского и Лебедева необходимо тем, кто в этом заинтересован.
     А довод о «сокрытии средств на счетах в зарубежных банках и сокрытия активов ЮКОСа» (в своем ходатайстве прокуроры утверждали, что подсудимые, находясь в заключении, умудрились сокрыть литовский НПЗ «Мажейкяйски Нафта» и словацкий трубопровод «Транспетрол») адвокаты назвали «откровенной клеветой».
     – По содержанию, – отмечала защита, – эти доводы претендуют как минимум на провокацию международного скандала. Прокуроры фактически обвинили правительства сразу нескольких европейских государств в соучастии в легализации похищенных средств! Исходя из этой порочной логики, в число «подельников» Ходорковского и Лебедева Генпрокуратура может смело причислить и Европейский суд по правам человека, собирающийся в скором времени вынести свою оценку налоговой вакханалии, разорившей ЮКОС (по корпоративной жалобе акционеров ЮКОСа .– В. Ч.). Прокуроры, нисколько не стесняясь, заявляют: это обращение в ЕСПЧ – «противодействие правосудию» со стороны Ходорковского и Лебедева. Ваша честь, пожалуйста, не забудьте дать свою оценку этому доводу прокуроров, который они привели вам в качестве обоснования продления ареста нашим подзащитным. И, когда будете давать такую оценку, не забудьте, что жалоба эта подана в ЕСПЧ в 2004 году, а не в 2009-м, и не Ходорковским, и не Лебедевым, а иностранными менеджерами и акционерами ЮКОСа. И примите во внимание, что подача этой жалобы в ЕСПЧ в 2004-м трактуется прокурорами как давление «перед вынесением судебного решения по новому обвинению в рамках второго дела» (то есть вашего решения по настоящему делу). А это, в свою очередь, означает, что еще в 2004 году, когда про новое обвинение в рамках второго дела ни Ходорковский, ни Лебедев, ни их защита, ни вы даже не догадывались, они – прокуроры – уже знали, какое решение по нему должно быть принято вами, Ваша честь. И теперь они говорят вам: нельзя выпускать из тюрьмы Ходорковского и Лебедева, потому что скоро в ЕСПЧ будет рассматриваться жалоба ЮКОСа с крупной суммой требований. Тем самым вам предлагается поспособствовать пиратской операции с вооруженным захватом заложников.
     Настала очередь подсудимых. Платон Лебедев со словами «сейчас буду разделывать прокуроров под орех» заговорил о предмете обвинения – нефти. Заработал проектор – на стене появились графические слайды со схемами и таблицами. Прокуроры на стену демонстративно не смотрели.
     – Справа – позиция Генеральной прокуратуры. Они называют то, что произошло с нефтью, хищением, – комментировал Лебедев. – Слева – так называемый потерпевший «Юганскнефтегаз» вместе со своим аудитором «ПрайсвотерхаусКуперс». У них позиция совсем иная – это продажа.
     Еще через несколько слайдов Лебедев указал на финансовую отчетность «Юганска», в частности, за 2004 год.
     – Это отчетность, которую много лет скрывало от нас следствие, теперь она в вашем распоряжении, Ваша честь… Посмотрите на подпись под этой табличкой. «Продажа продукции предприятиям группы «ЮКОС» осуществлялась на обычных коммерческих условиях по рыночным ценам». В чем прелесть этой формулировки? Напомню, 2004 год – «Юганскнефтегаз» уже у «ЮКОСа» украден и принадлежит господину Сечину и «Роснефти». Прелесть формулировки в том, что ее подписывали представители «Роснефти», их аудитором отчетность «Юганска» и заверялась, и сдавалась в налоговые органы. А наименование аудитора – «ПрайсвотерхаусКуперс». Отчетность по «Юганскнефтегазу» «ПрайсвотерхаусКуперс» никогда не отзывал. Не доработал Каримов! (Каримов заставлял аудитора отзывать отчетности исключительно по ЮКОСу, но не по его выгодным нефтедобывающим «дочкам».– В. Ч.) Иначе пришлось бы у Сечина отзывать отчетность.
     Вскоре проектор погас, судья вздохнул. Лебедев вернулся к доводам прокуроров о продлении ареста, в частности, к 13 миллиардам рублей, которые 100%-ная юкосовская «дочка» компания Yukos Capital S.a.r.l. недавно отсудила у «Роснефти» через Амстердамский арбитраж и которые теперь, по словам Лахтина, «Лебедевым активно используются для финансирования противодействия уголовному судопроизводству».
     – Это про что? – интересовался подсудимый. – К счастью, вместе с «Роснефтью» в этом разбирательстве значилась и компания Gunvor (совладельцем которой считается близкий друг премьера Путина Геннадий Тимченко. – В. Ч.)… Так что… – но понятную всем мысль Лебедев далее развивать не стал. – Особо же мне запомнилось в ходатайстве: «В организованной группе Лебедев выполнял роль лица, которое совершало действия по заранее обещанному сокрытию и легализации похищенного путем использования своих знаний о зарубежных финансовых операциях». Ваша честь, вы хоть в приговоре эту фразу оставьте! Хоть что-то мне на память останется… – смеялся подсудимый, судье тоже стало смешно.
     Далее выступил Михаил Ходорковский:
     – Уже вторично Лахтин официально назвал меня виновным в преступлении, по которому я подозреваемым, обвиняемым или подсудимым не являюсь. А именно – в хищении имущества ЮКОСа. <…> Более того, в этот раз Лахтин добавил к этому обвинению обвинение в подаче иска международного подразделения ЮКОСа к «Роснефти» в голландском суде и в подаче жалобы к РФ в ЕСПЧ иностранной компанией ЮКОС, в которой я не являюсь ни участником, ни менеджером. В совокупности с заявлением, сделанным в тот же день Ибрагимовой, о том, что я, с учетом моего возраста, могу не надеяться на то, на что я надеюсь, картина складывается более чем очевидная. Государственные обвинители недвусмысленно выступили в роли сомалийских пиратов, объявив меня и, возможно, других лиц заложниками в отношении действий зарубежного менеджмента и многочисленных зарубежных акционеров ЮКОСа в международных судах. Для меня это не новость, но первый раз угроза прозвучала открыто и в зале суда от официальных представителей государства. Ситуация идиотская вдвойне, поскольку обвинительный приговор в этом суде гарантирует удовлетворение всех будущих исков о незаконности банкротства ЮКОСа. Если нефть похищена – то нет и не может быть налогов с потерпевшего, т.е. ЮКОСа – владельца 100% акций добывающих «дочек». Нет налогов – нет банкротства. Нет банкротства – отдайте акционерам ЮКОСа их имущество или деньги. Если Лахтин и Каримов этого не понимают – они некомпетентны. Если понимают, но скрывают от руководства страны – то они преступники.
     Буду откровенен. Я никогда не был готов защищать чьи угодно финансовые интересы ценой своей свободы, а, вероятно, и жизни. Мне страшно. Но я знал, что так будет, еще в 2004 году. Поэтому вышел из руководства ЮКОСа и отказался даже от своих личных акций в GML и ЮКОСе. Потому что знал – испугаюсь. С тех пор я, как и другие, не руководитель ЮКОСа, не акционер, а просто заложник. Но оговаривать, врать, лжесвидетельствовать я не буду, а кроме этого от меня, к счастью, мало что зависит. Делайте со мной что хотите. Любому нормальному человеку, узнавшему, что у него на службе пират, должно быть стыдно.
     Если руководство моей страны молчаливо одобрит заложничество – то тогда будет стыдно мне как гражданину России. Думаю, многим другим честным гражданам – тоже.
     Судья в какой раз тяжело вздохнул и ушел на решение. Решал он более пяти часов. И ходатайство обвинения, конечно же, удовлетворил – арест по второму делу Ходорковскому и Лебедеву был продлен на очередные три месяца – до 17 февраля 2010 года.

Секретные прослушки

Суд никак не может добиться от следствия вещественных доказательств

     Не согласен с математикой. Считаю, что сумма нулей даст грозную цифру.
               С.Е. Лец
     В конце всякого подлинного революционного процесса появляется какой-нибудь Наполеон Бонапарт.
               Франц Кафка
     Вершина знаний о человеке – архив тайной полиции.
               С.Е. Лец

День сто пятнадцатый
     На прошлой неделе прокуроры, увлекшись полемикой с подсудимыми, не успели высказать свою позицию по нескольким ходатайствам. Во-первых, Платон Лебедев просил вызвать в суд коллег ставшего скандально известным эксперта Школьникова и допросить их по поводу сделанной по заданию прокуратуры экспертизы. Во-вторых, адвокат Вадим Клювгант попросил предоставить аудиозаписи телефонных переговоров Бахминой и Гололобова*. Печатные расшифровки прослушек обвинение зачитало на суде еще летом, но не представило оригиналов.
     По словам Михаила Ходорковского, ознакомившегося в свое время с аудиозаписями, «многие вещи в них свидетельствуют о криминальном поведении таких лиц, как Каримов и Бирюков», а в суде тексты разговоров зачитывались в усеченном виде. Судья уже направлял запрос в СКП, и в начале осени следователь по делу ЮКОСа Алышев прислал хамский ответ, в котором сообщал: из-за проводящихся следственных действий (по так называемому материнскому делу ЮКОСа) диски предоставить «не представляется возможным». Теперь адвокаты просили судью вынести постановление об обыске в СКП для изъятия дисков и вынести частное определение в адрес Алышева «за злостное неисполнение должностных обязанностей».
     Прокурор Лахтин назвал все эти ходатайства не подлежащими удовлетворению. Судья же постановил так: обыск в СКП – не проводить, в вызове экспертов – отказать, но отправить повторный запрос следователю Алышеву.
     Обсуждение ходатайств происходило вечером, а днем сторона обвинения допрашивала очередного свидетеля – и вновь по поводу не относящихся к делу обстоятельств ведения бизнеса двумя структурами (МФО МЕНАТЕП и СП РТТ), некогда осуществлявших регистрацию и бухгалтерское обслуживание «дочек» ЮКОСа.
     В зал пригласили Светлану Хитрову – в прошлом курьера СП РТТ. Побеспокоена прокуратурой она была потому, что 11-12 лет назад ставила подписи на документах и являлась доверенным лицом (номинальным гендиректором) ряда компаний – клиентов СП РТТ.
     Прокурор Лахтин по-прежнему бегал с томами от стола судьи к трибуне свидетельницы, под мышкой у него была зажата шпаргалка – скрепленные листы с вопросами и своими комментариями к ним. Представляя один из договоров свидетельнице, он по этой шпаргалке зачитал, что документ «датирован 12 декабря 1998 года».
     – Документ вообще-то от 15 декабря, – отметил защитник Краснов. – А это за пределами обвинения вообще – нам инкриминируется (хищение акций. – В.Ч.) до 12 ноября 1998 года.
     – Шпаргалку поправьте свою, – смеясь, советовал Лебедев. Лахтин машинально взглянул в бумаги, ища неточности. А Лебедев попросил свидетельницу прислать в суд копию трудовой книжки. Факс пришел, его приобщили к материалам дела.

День сто шестнадцатый
     – Ваша честь, накануне госпожа Хитрова вслед за свидетелями Гришняевой, Ковальчук, Бородиной и другими опровергла заведомо ложные утверждения обвинения. Цитирую: «От имени компании Abberton Limited акции были переоформлены на иностранную компанию Bevelite Holding Limited, доверенным лицом которой выступала работник подконтрольного членам организованной группы лиц СП РТТ Хитрова». Представив суду и полностью подтвердив правильность записей в своей трудовой книжке, в том числе дату увольнения из СП РТТ – 30 ноября 1998 года, – Хитрова в очередной раз изобличила Алышева, Каримова и Лахтина в фальсификации обвинения. Поскольку с 11 декабря 98-го года (это дата первой сделки) и далее, по 99-й год, она, Хитрова, в СП РТТ не работала вовсе. Во-вторых, и самое главное – о так называемом праве собственности на акции «Томскнефти». Ваша честь, это юридический нонсенс – права собственности на акции не бывает вовсе! (Подсудимый зачитал выдержки из Гражданского кодекса и определения на этот счет Верховного суда. – В.Ч.) У акционеров «Томскнефти» не может возникать право собственности! Это азы Гражданского кодекса РФ.
     В зал пригласили нового свидетеля. И опять из МЕНАТЕПа и СП РТТ – коллегу Хитровой Елену Атанову. И потекли часы разбирательства в деятельности секретарских компаний.
     – Валерий Алексеевич, – спрашивал председательствующий у прокурора Лахтина, – мы будем обсуждать бизнес МФО МЕНАТЕП? Давайте вернемся к обвинению. Я внимательно прочитал обвинительное заключение, МЕНАТЕП там если и указан, то всего два раза и то совсем по другому поводу…
     – Ваша честь, – вскрикнул обвинитель, – эти общества, гендиректором которых являлась Атанова, использовались организованной группой для хищения. Поэтому это имеет непосредственное отношение к обвинению.
     Так как свидетельница про «неэквивалентный обмен» и хищение акций ничего не рассказывала, прокурор применил ноу-хау – предъявил ей «для ознакомления» экспертное заключение того самого Школьникова.
     – То есть вы хотите спросить свидетеля про ее отношение к выводам экспертов? – поинтересовался судья.
     – Нет! – недовольно отрезал прокурор и, не стесняясь, поделился своими планами. – Я хочу, чтобы она, оперируя выводами экспертов, ответила на мой вопрос.
     Судья подобного хода не одобрил и показывать экспертизу свидетелю не разрешил.
     – Но у меня высшее образование! – непонятно к чему заметил Лахтин и решил бороться за «выводы» даже после запрета судьи, поинтересовавшись, известно ли Атановой, что «в соответствии с выводами экспертов стоимость акций «Фрегата» на момент подписания договоров была нулевой». Свидетелю ничего известно не было.
     – Посмотрите еще раз устав общества «Фрегат», – попросил Атанову Лебедев (адвокаты показали ей устав). Свидетель зачитала, что «стоимость каждой акции «Фрегата» составляет 14 миллионов рублей».
     – Таким образом, Каримов и Алышев сфальсифицировали стоимость акций «Фрегата» – вместо 14 миллионов указали в обвинении 14 тысяч рублей. Как вы думаете, для какой цели вас обманывали? – поинтересовался у свидетеля подсудимый. Та пожала плечами.

День сто семнадцатый
     Из зала суда вынесли сразу несколько зрительских скамеек, хотя и так в среду на процесс не смогла попасть целая группа зрителей. Защита возмутилась:
     – Ваша честь, мы просим вас обеспечить возможность для всех желающих или попасть в зал, или обеспечить работу телетрансляции (ее прекратили по просьбе прокуроров в самом начале процесса. – В.Ч.).
     – Вы все сказали? – резко ответил судья. – Мы выслушали вас, присядьте!
     – Ваша честь, я прошу не повышать голос, – спокойно отметил адвокат Вадим Клювгант. – Мы просим вас внести наше заявление в протокол.
     – В протокол оно занесено не будет – оно заявлено до начала заседания! – еще более раздраженно сообщил судья. Но как только заседание открылось, адвокат Владимир Краснов повторил просьбу:
     – То обстоятельство, что люди не могут попасть в зал, не соответствует принципам гласности.
     – Судом приняты исчерпывающие меры для нахождения людей в зале. Ваше заявление удовлетворению не подлежит, – отрезал судья.
     После скандала в зал пригласили свидетеля Ефима Горбунова – тоже в прошлом сотрудника МЕНАТЕПа и СП РТТ. Ни одного вопроса, касающегося предмета разбирательства, ему задано не было.
     – Я вообще не понимаю, что происходит? – не выдержал Лебедев. – В обвинении значится много фамилий, например, президента и многих чиновников. Давайте тогда их биографии читать… На что мы сейчас тратим время?
     – Нет, это он не задает вопрос! Это он самым незаконным образом прерывает нас с вами, – доверительно комментировал Лахтин происходящее свидетелю. Тот тушевался, а прокурор продолжал:
     – Лебедев выдавал вам доверенность TEMERAIN INTERPRISES LIMITED (свидетель был доверенным лицом этой компании. – В.Ч.)?
     – Ваша честь, я не выдавал доверенность. Прокурор лжет! – воскликнул Лебедев. Свидетель также заявил, что от Лебедева доверенности не получал. Но прокурор спрашивал вновь и вновь.
     – Валерий Алексеевич, что вы хотите узнать у свидетеля? – уточнил судья.
     – Я уже все узнал. Он сказал, что Лебедев имел отношение к документу! – не стесняясь, сделал открытие прокурор.
     Неожиданно для всех вопросы появились у Ходорковского, ранее отказывавшегося расспрашивать рядовых сотрудников по причине бессмысленности этого занятия:
     – Ефим Евгеньевич, вы со мной и с Платоном Леонидовичем лично знакомы?
     – Нет.
     – Мы вам давали указания? Оказывали ли на вас криминальное воздействие?
     – Нет, никогда.
     * Бывшие сотрудники правового управления ЮКОСа.

Тайна следствия Ходорковского

     В понедельник во втором судебном процессе в отношении Михаила Ходорковского свидетельница обвинения заявила о существовании третьего дела в отношении экс-главы ЮКОСА. Адвокаты экс-владельцев ЮКОСа считают это свидетельством проведения тайного следствия в отношении их подзащитных. В следственном комитете сообщение свидетельницы не комментируют.
     В понедельник бывшая сотрудница МФО «Менатеп» Надежда Шек, вызванная в Хамовнический суд в качестве свидетеля обвинения, заявила, что недавно была допрошена «по другому делу» в отношении Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Отвечая на вопросы последнего, свидетельница сообщила, что была на допросах дважды, впервые в 2000 году, во второй раз – в прошлую среду, 18 ноября. Виктор Данилкин, председательствующий на втором процессе по делу экс-руководителей компании ЮКОС, отсоветовал свидетельнице рассказывать подробности ее последнего допроса, предупредив, что Генеральная прокуратура может предъявить ей обвинения в связи с разглашением сведений, в отношении которых она дала подписку о неразглашении. В результате свидетельница сообщила только, что
     на последнем допросе ей «сказали, что в отношении Ходорковского и Лебедева возбуждено несколько дел» и «что ее допрашивают по другому делу»,
     цитирует Шек пресс-центр адвокатов Ходорковского и Лебедева. «С меня взяли подписку о неразглашении. Я не понимаю, что я могу говорить, а что нет», – пояснила свидетельница. Также она успела сказать, что вопросов о Лебедеве на последнем допросе ей не задавали, а вопросов о Ходорковском она «не помнит».
     Таким образом, Шек оказалась первым свидетелем на этом процессе, подтвердившим, что тема Ходорковского и Лебедева для следственных органов не закрыта. До сих пор свидетели, каждого из которых Лебедев спрашивал о том, сколько раз и как давно в последний раз они были допрошены в связи с делами его и Ходорковского, уклонялись от прямых ответов либо ссылались на плохую память.
     Защита уже давно говорит о том, что в отношении Ходорковского и Лебедева проводится «тайное следствие», напомнил «Газете.Ru» адвокат Ходорковского Вадим Клювгант.
     «Мы три года об этом говорим. Идет тайное параллельное следствие, совершенно безобразное. Из него вбрасываются в дело (которое в настоящее время рассматривается Хамовническим судом. – «Газета.Ru».) различные материалы. Сегодня это прозвучало из уст независимого человека – свидетеля обвинения», – сказал адвокат.
     В связи с этим «особой сенсации» в заявлении Шек адвокаты Ходорковского и Лебедева не увидели. «Но есть другая сторона: когда защита попыталась прояснить, что было на этом допросе (свидетельницы) и что имелось в виду, надо было видеть, какая паника, какие вопли, крики и угрозы свидетелю последовали со стороны прокуроров и как открыто посоучаствовал в этом запутывании и запугивании свидетеля председательствующий», – возмутился Клювгант. По словам адвоката, судья Данилкин снимал все вопросы, имевшие отношение к недавнему допросу Шек, «и дал такие пояснения», которыми дал понять, что не может освободить ее от подписки о неразглашении, чем ввел свидетельницу в заблуждение.
     «На самом деле этот же самый судья несколькими днями раньше предупреждал свидетельницу об ответственности за уклонение от ответов на вопросы в суде», – отметил Клювгант.
     Судья поставил себя в зависимое положение по отношению к органам следствия, когда дал понять, что свидетельница должна делать только то, что ей скажет сторона обвинения, возмутился Клювгант. «Такого даже в этом процессе, давно вышедшем за рамки закона, я не ожидал», – признался собеседник «Газеты.Ru».
     В Следственном комитете при Генпрокуратуре РФ «Газете.Ru» отказались прокомментировать сообщение свидетельницы Шек, сказав, что узнали о ее заявлении от журналистов. Позже источник «Интерфакса» в правоохранительных органах заверил, что «новых уголовных дел в отношении Ходорковского и Лебедева в последнее время не возбуждалось и не расследуется». «Ранее из так называемых «больших дел» в отношении ЮКОСа было выделено несколько эпизодов, расследование которых продолжается по сей день», – сказал источник.
     Клювгант обратил внимание «Газеты.Ru», что «они (следственные органы) уже седьмой год занимаются манипуляциями – выделением, разделением, объединением (эпизодов внутри большого дела ЮКОСа)». «Что они подразумевают под «последним временем», под «несколькими эпизодами» и т. д.? Иначе как враньем и манипуляциями это не назовешь», – считает защитник. Он отметил, что по закону, если в отношении человека возбуждается уголовное дело, он сразу же приобретает статус подозреваемого и «незамедлительно должен быть уведомлен об этом», чтобы иметь возможность «быть активным участником следственных действий, а не объектом, над которым следствие может ставить эксперименты».

Судья Данилкин притормозил свидетеля

Слуга Фемиды лишает подследственных информации о важных деталях процесса

     Вчера на процессе Михаила Ходорковского и Платона Лебедева обнаружились важные детали. Свидетель по делу в отношении бывшего главы НК ЮКОС и экс-главы МФО заявила в суде, что на допросе в прокуратуре ей сообщили о расследовании неких дел в отношении фигурантов. Возможно, новых, предполагают наблюдатели. Основанием для размышлений в этом направлении стало странное поведение судьи Виктора Данилкина, в категорической форме потребовавшего от свидетельницы соблюдения подписки о неразглашении содержания допроса.
     О случившемся сообщила прессе адвокат одного из подсудимых Наталья Терехова. Она рассказала, что сотрудница «ЮКОС-Москва» заявила – за день до начала судебного допроса ее вызывали в прокуратуру: «Мне сказали, что в отношении Михаила Ходорковского и Платона Лебедева расследуются дела». «Если идет расследование каких-то дел, почему об этом не объявлено?» – возмутилась Терехова.
     Сотрудник пресс-центра адвокатов Ходорковского Максим Дбар сообщил «НГ», что допрос проводился в прошлую среду: «Свидетельница сказала, что ее допрашивали по какому-то другому делу. По какому другому, выяснить не смогли, потому что судья, в данном случае совершенно забыв о своей беспристрастности, фактически запугал свидетеля. Он заявил о том, что ей необходимо помнить о данной ею подписке о неразглашении».
     В этой ситуации Дбар отметил несколько важных моментов: «Первое – ведение следствия в отношении Ходорковского и Лебедева абсолютно незаконно, потому что если в отношении людей возбуждается уголовное дело, их обязаны поставить об этом в известность. Тем более что в ситуации с Ходорковским и Лебедевым никаких препятствий нет. Люди не в розыске, не скрываются, проблем информировать нет. Если свидетеля ровно за два дня до того, как он попадает в суд, начинают допрашивать в этой связи, то это давление на свидетеля как минимум! Причем ни протоколов, ни стенограммы допросов у нас не имеется, естественно. Неизвестно, что ей следователи говорят, зачем... Остается только предполагать, для чего они это делают непосредственно перед вызовом в суд».
     Данилкин так себя повел, что свидетель отказалась что-либо говорить, подчеркивает собеседник «НГ»: «Ей намекнули, что возможны уголовные последствия». Впервые в такой ситуации судья забыл о своей беспристрастности и забыл о той цели, которую преследует судебный процесс, а именно – восстановлении истины, говорит Дбар: «Потому что свидетель обязан отвечать на любой вопрос судьи. Если вместо того чтобы устанавливать истину и получать ответы на свои вопросы, судья сам начинает говорить о том, что лучше не отвечать, то это говорит, что у нас как минимум есть серьезные сомнения в его беспристрастности и желании установить истину по нашему процессу».

Тайное следствие раскрыто

Допрос шестнадцатого свидетеля обвинения закончился громким разоблачением

     Шестнадцатым свидетелем прокуратуры стала Надежда Шек, которая много лет назад работала техническим сотрудником в банке «МЕНАТЕП», компаниях «Роспром» и ЮКОС-Москва.
     – Мне предложили стать номинальным директором, – рассказывала она свою историю. – Ответила: «Согласна». От меня требовалось подписывать документы. Подписывала. Содержания уже не помню…
     И дальше, три с половиной часа – в том же духе: «Подпись моя, содержания документа уже не помню… Содержания не помню, подпись моя…»
     В понедельник допрос Надежды Шек продолжился: никаким криминалом бывший номинальный директор обрадовать прокурора вновь не смогла – она ничего не знала. Вскоре вопросы у обвинения иссякли, и слово перешло к подсудимым.
     Платон Лебедев со словами «вопросы у меня к свидетелю вынужденные» приступил к делу.
     – Сколько раз и когда вас допрашивали в прокуратуре? – задал он свой обычный вопрос, который задает всем свидетелям подряд.
     – В 2000 году зимой меня допрашивали дома, приезжали два следователя, предъявляли какие-то документы. И еще совсем недавно меня вызывал следователь… В прошедшую среду. В пятницу я выступала у вас в суде, а в среду до того меня допросили.
     Так и случился один из самых громких скандалов за последние месяцы процесса.
     Удивленный Лебедев уточнил:
     – То есть вас допрашивали за два дня перед допросом в суде?
     – Да, – спокойно ответила Шек, кажется, не понимая, что такого сенсационного есть в ее словах.
     Судья стал перебирать бумаги. Прокуроры застыли на месте, у некоторых на лице выступили красные пятна. А подсудимый решил узнать подробности: по какому делу Шек давала показания, о чем конкретно. Но не успела она ответить, как в себя пришел прокурор Лахтин: он, пристально глядя в глаза свидетеля, фактически закричал:
     – Если свидетель сейчас хоть что-нибудь скажет о допросе, на котором она была в среду, она нарушит уголовный закон! Я предупреждаю ее об уголовной ответственности.
     – Прокурор Лахтин откровенно запугивает свидетеля! – комментировал ситуацию Лебедев. А молчавший до сих пор судья наконец нашел выход из пикантной ситуации и принял решение свернуть опасную тему:
     – Я вопрос про среду снимаю!
     – Тогда возражения в протокол запишите на ваши действия! – жестко парировал Лебедев. – Вы, ваша честь, намеренно снимаете вопрос свидетелю, не позволяя мне уточнить, по тем же самым ли обстоятельствам свидетеля допрашивали за два дня до его допроса в суде. Хочу напомнить, что наша жалоба в Европейский суд по правам человека как раз касается незаконного тайного параллельного расследования.
     – А у меня возражения на такие незаконные возражения подсудимого! – зашумел прокурор Лахтин. – Судья правильно снял вопрос, а свидетель четко сказала, что допрашивалась по другому делу.
     На самом деле свидетель ничего такого не говорила, и, пока вокруг нее шли баталии, как и судья, так же принимала для себя решение.
     – Я, – тихо, но твердо заговорила она, – была на допросе в среду. Мне сказали, что в отношении Ходорковского и Лебедева возбуждены несколько уголовных дел… И что меня допрашивают по другому делу… С меня взяли подписку о неразглашении сведений. Я не понимаю, что я могу говорить, а что нет…
     Новостью это для подсудимых и адвокатов не стало: на протяжении всего процесса они неоднократно заявляли судье, что в отношении Михаила Ходорковского и Платона Лебедева ведется тайное параллельное расследование. И вот теперь эти сведения подтвердил свидетель прокуратуры.
     – Вы дали подписку, я вам не советую давать сведения по допросу, который был в среду, иначе вы можете стать субъектом уголовного преследования, – наставлял теперь свидетеля судья Данилкин. – Суд не освобождает вас от ответственности за нарушение подписки о неразглашении информации! Вы, конечно, можете говорить что хотите – вся ответственность лежит на вас. Но учтите – о последствиях разглашения сведений вам сообщу уже не я, а Генеральная прокуратура… – совсем запугал девушку председательствующий.
     – Значит, мне лучше ничего не говорить? Да?
     – Вы, ваша честь, даже не знаете, по какому делу ее допрашивали в среду, 18 ноября! – отметил Лебедев. – Фактически вы пытаетесь запретить свидетелю давать показания! Я заявляю возражения на ваши действия – за намеренное запугивание свидетеля и злоупотребление своим положением…
     – Продолжаем допрос! – бросил судья. Напуганная свидетельница о подробностях допроса в среду ни словом больше не обмолвилась. Однако уже сказанное ею молниеносно разошлось по новостным лентам.
     – Нет никакого тайного параллельного расследования! – нервно кричал в кулуарах, обращаясь к присутствующим журналистам, Лахтин, однако от комментариев относительно произошедшего отказывался. Официальные представители Генпрокуратуры с опровержением слов свидетельницы также не выступили. Лишь ближе к вечеру информ-агентства распространили заявление некоего «источника в правоохранительных органах», согласно которому «новые уголовные дела против Ходорковского и Лебедева не возбуждались и не расследуются».
     P.S. Адвокаты намерены направить запрос в Следственный комитет при прокуратуре, чтобы им либо подтвердили, либо опровергли информацию о расследовании новых уголовных дел в отношении их подзащитных.

Проигрыш

Хамовнический суд, зал номер 7, 24 ноября 2009 года

     Ходорковский: «Знала ли «Транснефть», в которой вы работали, сколько и от какого поставщика она принимает в трубу?»
     Свидетель со стороны обвинения Тихонов: «Не могу сказать».
     Ходорковский: «Вообще-то, «Транснефть», она только этим и занимается… А какую часть добываемой в России нефти…»
     Прокурор Лахтин: «Прошу снять вопрос! Технология перекачки нефти не является способом хищения».
     Платон Лебедев и некоторое количество людей в зале смеются в голос. Адвокаты и Ходорковский в один голос: «Да? А что же тогда является?»
     Прокурор Лахтин: «Читайте обвинительное заключение».
     Судья Данилкин: «Вопрос снимается».
     Ходорковский: «Я прошу занести в протокол возражения на ваши действия, ваша честь. «Транснефть» перекачивает подавляющую часть добываемой в России нефти. Соответственно, 20% добываемой ЮКОСом нефти, хищение которой вменяется мне в вину, проскочить мимо совета директоров «Транснефти» не могло. А вы мне запрещаете задавать на эту тему вопрос уважаемому свидетелю».
     Судья: «Следующий вопрос».
     Цитирую по собственным записям, сделанным во вторник на очередном заседании суда «Государство против Ходорковского и Лебедева». Дополню, что свидетель обвинения не мог вспомнить, в какие годы он работал в совете директоров «Транснефти». Не смог объяснить, как именно он подсчитывал причиненный ущерб. Будучи сотрудником департамента ТЭК Мингосимущества, вынося свое суждение о компаниях, входящих в ЮКОС, «не знакомился с консолидированной отчетностью ЮКОСА, в частности за 1998-1999 годы».
     А в это время прокурор Лахтин без помощи коллеги не мог найти нужные ему страницы дела. Раздражался, срывался, повышал голос и откровенно нервничал. В запале назвал Ходорковского Михаилом Сергеевичем. В качестве последней попытки переиграть обвиняемых, доведших свидетеля до четвертого или пятого стакана воды, попросил его прокомментировать протокол собрания акционеров «Томскнефти», на котором свидетель не был и к которому не имел отношения. И в ответ на возражения адвокатов и обвиняемых, а также некоторое недоумение судьи сказал, что перефразирует вопрос и просит свидетеля все равно оценить это собрание – хотя бы «с помощью каких-то сторонних источников, в том числе средств массовой информации». Сопоставив это нестандартное предложение прокурора с тем фактом, что тот же свидетель не мог вспомнить даже годы собственной работы в компании, в которой он работал, я отложила ручку.
     Этот театр абсурда надо, конечно, снимать на камеру. Это не для черного по белому. Надо снимать профессиональную беспомощность прокуроров и приглашенных ими персонажей, которая в полной мере проявляется, стоит Лебедеву или Ходорковскому открыть рот. Надо фиксировать всплески прокурорского раздражения, которое почему-то проявляется главным образом не в замечаниях по сути дела, а в попытках перейти на личности.
     Прокурор Ибрагимова – Ходорковскому: «Тут что-то говорили о судебно-психиатрической экспертизе. Мы еще к этому вопросу вернемся… Вы сегодня крайне возбуждены…» Хотя МБХ, смиренно принимавший каждое очередное «не знаю», «не помню», «не был», «не понимаю» свидетеля, казался тишайшим на фоне не на шутку возбужденного Лахтина. Ходорковский и Лебедев за несколько часов легко доказали любому непредвзятому наблюдателю (не знаю, относится ли к таковым судья), что свидетель-то голый, липовый, подставной – назовите как угодно. Ходорковский на всякий случай напомнил госпоже Ибрагимовой, что еще недавно она объясняла, что в термине «подставной» нет ничего оскорбительного. Ибрагимова не упустила возможности тут же вступить в диалог с Ходорковским, но не по поводу показаний свидетеля, а относительно состояния обвиняемого. Если бы мы были не в суде, я бы предположила, что она откровенно флиртует с обаятельным подсудимым, столь персональный характер носят все ее ремарки.
     Я была в этом суде не 10 и не 15 раз. Всякий раз встречала там одного пожилого иностранного юриста. В начале процесса ему казалось, что все происходит вполне цивилизованно и правильно. На днях я спросила, остается ли он при своем мнении. Он ответил, что бывал на таких процессах и, как правило, они заканчиваются обвинительным заключением. Поскольку и судья, и прокуроры представляют государство, они как бы заодно. Иначе, считает он, на процессах с участием присяжных. Я спросила его, чем может закончиться этот процесс. Он ответил, что при таком течении процесса, которое он наблюдает, у судьи есть выход – осудить (если уж у него нет выбора) обвиняемых, но сроком на несколько месяцев. Я удивленно подняла брови – типа, ну совсем не врубается иностранец. Он задумался и попытался улыбнуться.
     Я не знаю, просчитывали ли те, кто затевал этот процесс, опасный эффект, который возникает у присутствующих в зале. Вряд ли. А напрасно. В зале номер 7 Хамовнического суда города Москвы возникает жгучий стыд за государство. Государство в лице его обвинителей, их экспертов и их свидетелей выглядит ничтожным, слабым, лживым, неумным, бездарным, наглым, игнорирующим здравый смысл и уж точно не правовым. И чем дольше продолжается этот процесс, тем это яснее и понятнее не только зрителям, но даже охранникам. Государство проигрывает этим двум мужчинам в «аквариуме» интеллектуально, поведенчески и фактически. Государство оказывается слабее их во всех отношениях.
     Государство может тянуть с этим делом сколько ему вздумается, может вынести любой приговор, может «закатать» этих ребят на годы, но оно не может у них выиграть. То есть оно им уже проиграло. Иногда мне кажется, что отражение этой очевидной мысли читается на лице судьи Данилкина, особенно когда он обращает усталый взгляд на прокурора Лахтина.

Судья Кабреро отмыл ЮКОС от отмываний

Никаких следов якобы выведенных из компании денег в Испании так и не нашлось

     Как стало известно вчера, суд Малаги, рассматривающий громкое дело об отмывании в Испании €152 млн с помощью местных адвокатов и нотариусов, установил, что по криминальным схемам не проходили деньги ЮКОСа. Об отмывании денег, выведенных из оборота нефтяной компании, властям Испании еще в 2005 году сообщила Генпрокуратура России. Испанские полицейские, участвовавшие в расследовании, были награждены российскими орденами и медалями.
     Отчитываясь по горячим следам о результатах операции «Белый кит», проведенной в марте 2005 года, МВД Испании сообщало, что за отмывание грязных денег был арестован 41 человек – граждане Испании, Франции, Финляндии, России и Украины. Деятельность группировки, членами которой были несколько юристов и нотариусов, была сосредоточена в курортном городе Марбелья. По первоначальным данным МВД, обвиняемые отмыли €250 млн, принадлежащие преступным группам, которые занимались контрабандой наркотиков, торговлей оружием, убийствами и проституцией. В рамках операции полиция арестовала более 200 вилл, в которые инвестировались отмытые средства, яхту, два самолета и четыре десятка лимузинов. По сообщению главы испанского МВД Хосе Алонсо, часть отмытых денег могла быть выведена из ЮКОСа.
     «Нам удалось установить возможный пункт назначения для крупной суммы, незаконно выведенной из российской нефтяной компании ЮКОС; деньги, как представляется, были переведены в голландскую компанию, а затем инвестированы в испанскую»,– отмечалось в заявлении испанского МВД. Позднее МВД, получив данные из Генпрокуратуры России, уточнило, что деньги из ЮКОСа, очевидно, выводили не руководители компании, а менеджеры среднего звена в тайне от своего руководства. Тем не менее в апреле 2005 года восемь испанских полицейских были награждены в посольстве РФ в Мадриде правительственными наградами за участие в операции «Белый кит».
     В августе этого года, когда громкое дело было закончено и передано на рассмотрение суда Малаги, в нем значительно сократилось не только количество фигурантов, но и суммы отмытых денег. В окончательном варианте обвинения утверждалось, что главным действующим лицом в этой истории являлся работающий в Марбелье адвокат Фернандо дель Валье, который с помощью 21 сообщника открыл 523 компании, через которые отмыл, «по меньшей мере», €152 млн своих клиентов, полученных ими, как полагает следствие, в результате незаконных операций.
     Судья Хулиан Кабреро, рассматривающий это дело, решил проверить и версию, связанную с отмыванием нефтяных денег из России. В результате, как сообщили вчера испанские СМИ, господин Кабреро пришел к выводу о том, что сотрудники ЮКОСа не выводили деньги через нидерландские консалтинговые агентства Venture Alliance и Southern Alliance, а также через их филиалы на Гибралтаре – Gaya Building и в Испании – Alleerton Holdings и Chilmark Holding, открытые юристом Фернандо дель Валье. А именно этой версии с подачи российской стороны изначально придерживалось испанское следствие. Само судебное разбирательство было приостановлено из-за того, что следствие не смогло предоставить суду доказательства криминального происхождения средств, якобы отмытых в Испании. При этом, по распоряжению судьи, значительная часть средств, блокированных на счетах физических и юридических лиц в рамках расследования была освобождена из-под ареста.
     Адвокат экс-главы ЮКОСа Михаила Ходорковского Вадим Клювгант не смог вчера прокомментировать «Ъ» исход дела в Испании, так как, по его словам, он впервые услышал о каких-либо претензиях испанских властей к этой компании. «Если бы даже какие-то подозрения имели место, то команда наших адвокатов знала бы об этом»,– добавил он. Не знал о деле и адвокат Роман Карпинский, представляющий интересы экс-руководителя ранее подконтрольной ЮКОСу компании «Фаргойл» испанца Антонио Вальдес-Гарсиа, которого заочно судят в Москве (Испания отказала России в его выдаче). В свою очередь, один из бывших топ-менеджеров ЮКОСа сказал «Ъ», что он помнит скандал 2005 года и не удивлен подобным развитием событий в испанском суде.
     «Весной 2005 года, перед приговором по первому делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, российские власти были заинтересованы в том, чтобы представить ЮКОС преступным сообществом, участники которого действовали не только в России, но и за границей,– сказал он.– В страны, где вспыхивали скандалы с отмыванием денег, рассылались запросы о том, что среди отмытого могли быть и средства нефтяной компании. Так произошло и с Испанией. Однако в этой стране ни у ЮКОСа в целом, ни у его руководителей и топ-менеджеров, никаких коммерческих интересов никогда не было».

Путин предъявил обвинения Ходорковскому

     Премьер-министр Владимир Путин сравнил экс-главу ЮКОСа Михаила Ходорковского одновременно с Алем Капоне и Бернардом Мэдоффом. Защитник экс-главы ЮКОСа усомнился, что глава правительства может позволять себе такие высказывания, и назвал слова Путина большой неправдой.
     В пятницу во время визита премьер-министра Владимира Путина в Париж французские журналисты поинтересовались мнением российского главы правительства о судьбе юриста Hermitage Capital Сергея Магнитского, который умер в СИЗО, и о процессе над Михаилом Ходорковским. Французские корреспонденты хотели знать, не вредит ли смерть Магнитского имиджу России и что думает Путин о призывах Ходорковского не забывать о правах человека, которые предприниматель сделал в опубликованном в пятницу интервью газете Le Monde.
     Если про Магнитского Путин ограничился всего несколькими словами, заметив, что, если «человек ушел из жизни, будучи в местах лишения свободы, это трагедия, очень жаль», то, говоря о Ходорковском, неожиданно разошелся.
     «По другим известным, так называемым резонансным делам, в том числе о которых вы упомянули, хотел бы сказал следующее. Вот господин Мэдофф (Бернард Мэдофф – основатель финансовой пирамиды Bernard L. Madoff Investment Securities, получивший 150 лет тюрьмы – «Газета.Ru») в Соединенных Штатах получил пожизненный срок, и никто не чихнул. Все говорят: «Молодец, так ему и надо», – вдруг вспомнил Путин.
     «Сейчас в Великобритании решается вопрос о выдаче хакера. Ущерб, который он нанес, – миллион долларов, – продолжил он. – Его собираются выдать в США, где ему грозит 60 лет тюрьмы». «Чего вы о нем не спрашиваете?» – перешел в наступление Путин.
     «У нас деятельность некоторых наших фигурантов по уголовным делам нанесла ущерб России в миллиарды долларов, в миллиарды! Кроме того, есть и претензии с точки зрения как раз покушения на жизнь и здоровье конкретных людей в ходе их так называемой коммерческой деятельности. И эти деяния, эти эпизоды доказаны судом», – ответил Путин, говоря о «деле ЮКОСа».
     «Как вы помните, в 30-х в США Аля Капоне судили за уклонение от налогов – формально, но фактически – за целую совокупность совершенных преступлений. Но доказали уклонение от налогов и осудили в рамках действующего законодательства», – вдруг вспомнил еще один американский пример глава правительства.
     Получалось, таким образом, что Ходорковский – Мэдофф, Аль Капоне и британский хакер в одном лице. «Все, что у нас происходит, происходит в рамках действующего законодательства», – заключил Путин.
     Адвокат Ходорковского Вадим Клювгант усомнился, что Владимир Путин вообще был вправе давать подобные оценки. «Есть такая заповедь у юристов – она относится ко всем юристам, неважно, какую должность они сейчас занимают: не комментируй дела, в которых не участвуешь и не знаешь их содержания. Потому что в этих высказываниях все очень перепутано», – заметил Клювгант. «Все эти аналогии с Мэдоффом, с Алем Капоне не выдерживают критики ни с точки зрения права, ни с точки зрения фактов. Очевидно, что Мэдоффа можно было бы сравнить с МММ, но никак не с компанией, которая при Путине была признана крупнейшим налогоплательщиком, самой прозрачной компанией, исправно платила дивиденды и развила производство», – заявил Клювгант «Газете.Ru».
     «Что касается Аля Капоне, то тогда, скорее, с ним надо сравнить тех, кто потом уничтожал и растащил себе по карманам ЮКОС, вот кого уместно сравнивать с гангстерами и кто действительно нанес ущерб на миллиарды долларов стране», – добавил он.
     «Ничего общего найти невозможно, если специально не передергивать. Туманный намек на кровопролитие, если иметь в виду Михаила Борисовича Ходорковского, не менее сомнителен. Ничего близкого к этому не было, нет и никогда не рассматривалось в судах», – напомнил защитник.
     По мнению адвоката Ходорковского, все, что говорит Путин, – «очень большая неправда, цель которой – создать негативный репутационный фон вокруг этого дела». «Если бы в нашей стране все делалось по закону, как это утверждает Путин, то ни одно должностное лицо не позволило бы себе подобных высказываний», – заключил Клювгант.

Свидетельские указания

На суде выяснилось: свидетелей обрабатывают перед допросами, их шантажируют, им угрожают

День сто девятнадцатый
     Сразу после скандального допроса свидетельницы Надежды Шек, рассказавшей о своем недавнем допросе в прокуратуре, где ей было сообщено о новых, расследующихся параллельно с судом уголовных делах в отношении Ходорковского и Лебедева, в зале суда появился следующий свидетель прокуратуры. Александр Тихонов, в 1995-1998 годах работавший в ВНК директором департамента по акционированию и ценным бумагам, в унисон с прокурором Ибрагимовой рассказал суду, «какая вакханалия» началась в «Восточной нефтяной компании» после того, как ее приватизировал ЮКОСЕ
     Свидетель рассказал, что в результате денежного специализированного аукциона, а затем покупки акций на вторичном рынке владельцами контрольного пакета акций «дочек» ВНК стала группа «Роспром-МЕНАТЕП-ЮКОС», после чего сразу же снизилась стоимость акций, прекратились выплаты дивидендов акционерам, и в силу этих причин государство не могло продать свой пакет акций ВНК по высокой ценеЕ
     Ибрагимова свидетеля особо не слушала, что-то сверяла по своим бумагам и одобрительно кивала головой, иногда прерывая вопросами:
     – Был ли нанесен государству ущерб в результате сделок мены акций ВНК на акции ЮКОСа с иностранными компаниями?
     – Да! Ущерб был нанесен!
     – В результате завладения пакетами акций ВНК Ходорковский, Лебедев и другие руководители структур что в конечном итоге получили?
     – Протест, ваша честь! – кричал Лебедев. – Прокурор лжет – ни я, ни Михаил Борисович никогда не владели акциями ВНК! Свидетеля вводят в заблуждениеЕ
     Председательствующий молчал и замечания прокурору не делал. Свидетель же спешно отчеканивал ответ:
     – Структуры «Роспром-МЕНАТЕП-ЮКОС» получили прямой контроль над дочерними предприятиями ВНК со всеми вытекающими отсюда последствиямиЕ
     Как только за допрос взялся Лебедев, с Тихоновым вдруг что-то произошло: уверенность пропала, ответы на вопросы он не знал, не помнил или же вовсе просил: «А можно я не буду отвечать?» Но не отвечать было нельзя, и Тихонов умудрился опровергнуть только что сказанное. Так, признал, что именно государство в лице антимонопольного органа дало разрешение структуре ЮКОСа – Роспрому стать исполнительным органом ВНК. А говоря о сделках мены акций (с помощью которых, как утверждает прокуратура, ЮКОС якобы и похищал акции ВНК), Тихонов признал, что тогда, в 1998 году, сделки эти одобрялись государством.

День сто двадцатый
     Михаил Ходорковский предложил свидетелю Тихонову разобраться с тем, было ли изъятие акций «дочек» ВНК у ВНК (то есть у собственника) тайным. В итоге выяснили, что и 85% акционеров были в курсе изъятия акций. Затем со свойственной ему педантичностью подсудимый поинтересовался у свидетеля принципиальным вопросом, а именно: что тот понимал под «ущербом государству». Помимо всего прочего «ущерб» свидетель видел в том, что из-за понижения стоимости акций государство воздерживалось от продажи оставшегося у него пакета ВНК, считая это невыгодным.
     – То есть государство не продавало, чтобы потом получить больше? Или меньше?
     – Но я не могу отвечать за все правительствоЕ – мучился Тихонов и все же заявил, что, по его убеждению, «ущерб» государству от сделок мены акций состоял в упущенной выгоде. Между тем он не знал, а прокуроры ему не подсказали, что этот вид ущерба для обвинения в хищении по закону неприемлем. Для обвинения в хищении нужен только прямой ущерб, а о физическом изъятии акций Тихонов ничего сказать не смог.
     Далее Ходорковский обнаружил противоречия в его показаниях. Тихонов утверждал (и это же утверждение содержится в обвинительном заключении), что государство не имело прямого контроля над «дочками» ВНК (оно было всего лишь акционером ВНК). Также утверждал Тихонов, что все полномочия по управлению «дочками» еще до всякого обмена акций перешли к группе «МЕНАТЕП-Роспром-ЮКОС» и эти полномочия по управлению у ЮКОСа государством не изымались. Но в то же время Тихонов, как и прокуроры, заявил, что из-за группы государство потеряло право управлять «дочками» ВНК. Как может государство терять право управлять, когда этого права не было, свидетель ответить не смог.
     – Тогда все, ваша честь. У меня к подставному свидетелю вопросов больше нет, – подвел итоги Ходорковский.
     – Сделать замечание! – хором скомандовали прокуроры.
     – Но ведь госпожа Ибрагимова сама мне ранее заявила, что не считает термин «подставной» оскорбительным, – объяснял свой поступок бывший глава ЮКОСа.
     – Ваша честь, я ему никаких терминов не разъясняла! – ответила та. – Михаилу Борисовичу просто нужно взять себя в руки и прийти в себя, он весь день сегодня сильно возбужден! Ваша честь, он ранее вам ходатайствовал о проведении в его отношении психиатрической экспертизы – думаю, как раз это и надо сделать.
     – Михаил Борисович, я вам делаю замечание за слова в адрес свидетеля, – постановил судья.
     Платона Лебедева напоследок заинтересовало, где Тихонова так накрутили. В этой связи он задал ему вопрос, который в прошлый раз вылился в скандал: когда Тихонова в последний раз допрашивали в прокуратуре. Тот секунду помолчал, посмотрел в сторону прокуроров и ответил: «я дал подписку о неразглашении, так что ничего сказать не могуЕ» Впрочем, как и Шек, свидетель заявил, что допрашивался «по другому делу». Сенсаций прокуроры на этот раз избежали, но о случившемся со свидетелем Шек не смогла забыть прокурор Ибрагимова и сообщила, что «глубоко обеспокоена» поведением защитника Вадима Клювганта, дававшего многочисленные интервью о раскрывшейся тайне параллельных расследований:
     – Вчера вечером я смотрю новости на канале REN TV и что я там вижу?! – восклицала она. – Адвокат Клювгант, обожающий красоваться на экране, рассказывает, никого не стесняясь, о показаниях свидетельницы. – Перечислив СМИ, в которых были даны комментарии адвоката, Ибрагимова попросила судью вынести частное определение «за незаконные действия защитника».

День сто двадцать первый
     Утром слово берет адвокат Вадим Клювгант – у него ответ Ибрагимовой:
     – Прокурор Ибрагимова своим заявлением еще раз дала понять, что, во-первых, обвинение крайне недовольно тем, что общественность имеет возможность получать информацию о событиях, происходящих на этом открытом процессе. Поэтому, угрожая защите, пытается всячески этому распространению информации помешать; а во-вторых, обвинение панически боится любой огласки противозаконной деятельности органов следствия, выражающейся в ведении тайного от защиты и подсудимых параллельного расследованияЕ
     Следующим свидетелем стал Владимир Гулин, с 1992 по 1997 год работавший в СП РТТ, учрежденной МЕНАТЕПом, где, по его словам, занимался регистрацией и секретарским обслуживанием офшорных компаний.
     Присутствующие в зале суда испытали ощущение дежавю: весь день сторона обвинения допрашивала свидетеля по обстоятельствам первого – налогового дела – Ходорковского и Лебедева и задавала свидетелю те же вопросы, что и пять лет назад в Мещанском суде. Когда же у свидетеля стали интересоваться подробностями работы в СП РТТ за 1992 год, забеспокоился и судья Данилкин:
     – Прошу перейти к обвинению и не обсуждать историю банка МЕНАТЕП, тем более с начала 90-х годов. К делу, к делу переходим.
     Прокурор недовольно садился, требовал выдать ему следующий том и снова задавал вопросы по МЕНАТЕПу, интересуясь его учредителями и руководителями.
     – я не знаю. И потом я не хочу никого вводить в заблуждение, – замечал на это свидетель Гулин, подчеркивая, что МЕНАТЕП, ЮКОС и Роспром были лишь одними из клиентов СП РТТ и что руководство СП РТТ относилось к этим клиентам как к одним из участников рынка, которых так же обслуживали.
     Прокурор Лахтин просил Гулина «уточнить примерное количество фирм», с которыми тот работал.
     – 150, может быть, больше, – спокойно отвечал тот. Услышав цифру, Лахтин взял паузу и настороженным тоном спросил:
     – А какие финансовые выгоды вы видели для себя лично, подписывая документы (клиентов СП РТТ. – В.Ч.)?
     Свидетель удивился:
     – Ну, наверное, я рассчитывал все-таки получить зарплатуЕ
     Подсудимые в «аквариуме» очень смеялись. А прокуроры дали сбой – даже после трех коротких перерывов не смогли сформулировать новые вопросы свидетелю. Судья предложил отложить допрос. Гулина отпустили домой, а оставшееся время суд предоставил защите.
     С очередной просьбой – возобновить видеотрансляцию заседаний для журналистов, вырубленную по просьбе обвинения, – выступил адвокат Константин Ривкин:
     – Свою просьбу прокуроры обосновывали якобы возможными утечками информации, которая могла бы дойти до свидетелей. Но любому здравомыслящему человеку понятно: интересующийся ходом процесса свидетель может без труда получить всю нужную ему информацию из СМИ. Уже после прекращения видеотрансляции процесса мы неоднократно становились очевидцами того, что публика и журналисты не были допущены в зал по причине отсутствия свободных мест. Подобный демарш со стороны прокуроров может объясняться только двумя причинами: либо они действительно боятся того, что общественность непосредственно увидит абсурдность происходящего, либо расставленные в этом зале камеры наблюдения (а в зале действительно работают камеры наблюдения, это, в частности, подтвердили журналистам сотрудники суда. – В.Ч.) используются представителями специальных органов – для контроля за ходом процесса и его участникамиЕ

День сто двадцать второй
     Чувствуя, что замечания подсудимых, кроме публики, никто не слушает, прокурор Лахтин со словами: «Похищенные денежные средства Ходорковский и Лебедев переводили за рубеж» – подходил к свидетелю Гулину, показывал ему какие-то документы и требовал указать, кто их подписал.
     Но свидетель Гулин под воздействие прокуроров не попал – документы большей частью ему были незнакомы, о «похищенных Ходорковским и Лебедевым средствах» он ничего не знал.
     – Но, подписывая сделки по многомиллионным активам, вы хоть понимали меру своей ответственности? – накручивал Лахтин.
     – Во-первых, подписание этих документов являлось моей профессиональной обязанностью. Во-вторых, были юристы, и все сделки, которые предполагалось подписывать, проходили юридическую экспертизу, и мне было известно о чистоте каждой из них. Вот почему меня не пугали эти «многомиллионные цифры».
     Отсутствие криминала Лахтин попытался компенсировать следующим вопросом: не возникало ли у свидетеля ощущения, что его «деятельностью наносится ущерб миноритарным акционерам», а уж чтобы Гулин ответил наверняка, прокурор ему напомнил: «Подсудимые обвиняются в легализации и хищении денежных средств».
     – И это вы все при свидетеле говорите! – возмущалась защита.
     – Валерий Алексеевич, – как-то неактивно пытался остановить прокурор.
     – А свидетель сейчас пояснил, что, мол, да, денежные средства выводились, он это признал, – ответил за свидетеля Лахтин.
     Свидетель оторопел – он ведь даже слова не успел сказать:
     – я, – опровергая слова прокурора, заявил Гулин, – был сотрудником группы («Роспром-МЕНАТЕП-ЮКОС» – В.Ч.) и всегда исходил из добропорядочных намерений акционеровЕ
     Заявление Михаила Ходорковского: Скрывать чужие преступления будут не все
     – я хочу высказать несогласие с вынесенным мне замечанием за использование термина «подставной свидетель». Меня действительно раздражают лжецы, особенно лжесвидетели, лжесвидетельство в суде – это тяжкий грех. Однако характеристика, данная мною свидетелю Тихонову как подставному, не выражала отношения к его личности, а поясняла причину моего отказа от участия в его допросе. я понимаю термин «подставное лицо» как лицо, действующее в чужих интересах, но не на основании договорных отношений, а в силу криминального воздействия на него или его соучастия.
     Я убежден, что Тихонов действовал в суде в интересах организованной группы лиц из числа прокурорских работников. Об этом свидетельствовала очевидная противоречивость в его показаниях. я убежден, что Тихонов давал эти показания не сам по себе, а вследствие незаконного воздействия на него сотрудников правоохранительных органов во время предварительного следствия. Однако и этих очевидно противозаконных действий оппонентам показалось недостаточно – под видом допроса по «другому» делу они вызвали свидетеля на инструктаж непосредственно перед заседанием по нашему делу и запретили ему рассказывать суду об этих незаконных действиях под угрозой столь же незаконного уголовного преследования. Этот факт был выявлен при допросе этого свидетеля, а до этого – при допросе свидетеля ШекЕ
     Суд, конечно, может сделать вид, что поверил в случайность этих совпадений: параллельных допросов свидетелей как в ходе нашего судебного следствия, так в ходе расследования некоего «другого дела», расследуемого более шести лет (так называемое материнское дело ЮКОСа, заведенное весной 2003 года, из которого отпочковываются дела в отношении отдельных сотрудников компании. – В.Ч.). Но такая доверчивость суда может вызвать сомнение в его независимости и беспристрастности.
     Таким образом, если оставить в стороне версию случайных совпадений, то остается злоупотребление сотрудниками прокуратуры должностными полномочиями, выражающееся в вызове на допрос свидетеля формально по «другому делу», в получении подписок о неразглашении тайны предварительного следствия формально по «другому делу», в сокрытии факта инструктажа свидетеля, а возможно – в сокрытии факта шантажа свидетеля с угрозами о привлечении его в качестве обвиняемого по «другому делу».
     Выражаю надежду – не прошу, надежду выражаю, – что суд в дальнейшем позволит защите выяснять у свидетелей факты оказания на них воздействия. я также надеюсь, что в дальнейшем суд будет объяснять свидетелям вне зависимости от подписок, гостайн и прочих секретов недопустимость сокрытия ими данных, даже если они стали известны им в рамках «другого дела». Это касается фактов подкупа свидетеля в форме обещаний материальной выгоды со стороны третьих лиц или покровительства со стороны вышестоящего начальства. В частности, имеется ряд свидетелей, допрошенных формально по «другому делу», которым стало известно при допросе от следователей, что они, следователи, выявили факты получения потерпевшими по нашему делу выручки и прибыли за продажу именно потерпевшими той самой нефти, в похищении которой я обвиняюсь.
     Чтобы не быть голословным, назову сегодня для примера только одну фамилию – следователя Ганиева. Во-первых, этот следователь скрывает от суда факты, выявленные в ходе предварительного расследования, о получении потерпевшими по этому делу прибыли от реализации нефти, в похищении которой меня обвиняют. Эти факты Ганиеву стали известны в ходе расследования «другого дела». Но соответствующие документы-подтверждения им от данного суда, ваша честь, скрыты. И, во-вторых, он же, Ганиев, оказывал незаконное воздействие на свидетеля – гражданина США в ходе предварительного следствия опять же по «другому делу». Фактически же этот свидетель давал показания по обстоятельствам нынешнего дела. Фамилию этого свидетеля я пока называть не буду, чтобы человек имел возможность попасть в этот суд, дать показания и не был перехвачен по «другому делу».
     Хочу уведомить: мы намерены в дальнейшем еще более остро реагировать на эти уголовно наказуемые действия следствия – будем информировать общественность. Но, ваша честь, я хочу, чтобы вы меня поняли: я не стремлюсь к публичному скандалу, не стремлюсь к выявлению преступлений, совершаемых должностными лицами и госслужащими, причастными к делу ЮКОСа. Мне это не нужно для доказывания своей невиновности. я просто искренне не понимаю, почему сторона обвинения считает, что все свидетели, которых шантажировали вымышленными налоговыми правонарушениями, по-прежнему боятся об этом рассказатьЕ Многие уже не боятсяЕ Вы до сих пор считаете, что все следователи будут продолжать скрывать преступления, не ими совершенные? (Эта реплика была обращена прокурорам. – В.Ч.) я вас уверяю: некоторые скрывать не будут.
     я очень прошу, вас, ваша честь, четко очертить границу допустимого поведения стороне обвинения и просить ее не перешагивать даже под видом «других» уголовных дел. Мне скандалы не нужны, но я к ним готов гораздо лучше, чем представляют мои оппоненты.

За что все-таки сидит Ходорковский?

В течение семи лет «дела ЮКОСа» официальные и неофициальные объяснения истинной причины постоянно корректировались. Сегодня – уже, видимо, за то, что безнадежно испортил биографию Владимиру Путину

     Владимир Путин второй раз за последнее время высказался по делу Михаила Ходорковского и уже второй раз обвинил его в причастности к убийствам. Во Франции, после переговоров со скучным набором старых геополитических фишек (ваш «Рено», наш АвтоВАЗ, наш «ёжный поток», ваш EDF, наш «Газпром» и т.д.), Владимир Путин, отвечая на вопрос журналиста, сравнил Михаила Ходорковского с гангстером Аль Капоне и создателем финансовой пирамиды Бернардом Медоффом. Ну и к этому уже прибавил обвинения в убийствах.
     Надо сказать, что за те семь лет, что тянется «дело ЮКОСа», официальные и неофициальные объяснения истинной причины того, почему Михаил Ходорковский сидит в тюрьме, постоянно корректировались.
     Напомню, что первоначальные претензии к компании ЮКОС были сформулированы в рамках «дела «Апатита». Речь шла о нарушениях закона в приватизационной сделке, точнее – о неисполнении компанией ЮКОС инвестиционной программы, которая включена была в условия приватизации. Такие условия, как и их неисполнение, были стандартной нормой приватизации привлекательных объектов госсобственности.
     Впрочем, тогда фигурантом по делу выступал еще Платон Лебедев. Когда же дело дошло до ареста Ходорковского, крупнейшего бизнесмена России, то стало ясно, что одного «Апатита» недостаточно. Появилось обвинение в уклонении от уплаты налогов. Что было весьма современно, потому что проблема трансфертных цен стояла остро: минимизация налогов через трансфертные схемы была общей практикой сырьевых магнатов и не только наносила огромный ущерб бюджету, но и задавала коррупционную модель налогового администрирования («одним можно, другим нельзя?»).
     Но так как трансфертные цены были общей практикой, то в полуофициальных комментариях кремлевские источники давали понять, что дело не в налогах, разумеется, а в том, что Ходорковский решил заняться политикой и этим нарушил «неформальный договор». Это тоже было очень современно. Тогда в моде была тема «равноудаления олигархов»: мол, теперь не так, как раньше, и олигархи могут спокойно заниматься бизнесом, но не должны лезть в политику и приватизировать российскую государственность.
     Но тема «равноудаления» со временем померкла. Равноудалили не всех и не на равное расстояние, а на месте удаленных оказались равноприближенные. Говорить про «равноудаление» с прежним пафосом стало неловко. И в деле Ходорковского обозначилась очередная новелла: «Он фактически готовил государственный переворот». Ровно этими словами говорили «осведомленные источники». Дескать, надумал подкупить депутатов, чтобы они передали право назначения премьера и формирования правительства Думе, в результате чего всенародно избранный президент останется у ржавого корыта! Покушение на государственный строй, но из человеколюбия осудили за неуплату налогов.
     Однако по мере того, как укреплялась «вертикаль власти», а «диктатура закона» все больше входила во вкус своей диктатурности, возникала крамольная мысль: может быть, и прав был Ходорковский в своих замыслах? И еще неизвестно, в каком случае государство «перевернуто» больше, – в том, где Дума утверждает и смещает премьера, или в этом, где диктатура в законе?
     «Источники» же тем временем рассказывали уже новую версию преступлений главы ЮКОСа. Говорилось так: «Он начал делать то, что не надо было делать». Ровно этими словами. При этом лицо собеседника принимало какое-то особенное, торжественно-замкнутое выражение. На нетерпеливые расспросы следовал сухой ответ: «Он начал покупать ФСБ».
     Это говорилось тоном, который исключал дальнейшие вопросы. Но рой этих вопросов теснился в моей голове. Страшно хотелось узнать, во-первых, что Ходорковский от ФСБ хотел? Чтобы, например, ФСБ занималась только своими конституционными обязанностями, не собирала сведения о коммерческих структурах и не засылала туда конспиративных представителей-информаторов? Чтобы не помогала бороться с политическими конкурентами и не устанавливала слежки за журналистами? Или он предлагал чекистам деньги, чтобы им не приходилось крышевать мебельный бизнес и китайскую контрабанду, в чем огульно обвиняли ФСБ некоторые бывшие его сотрудники? Или просто, наконец, просил компромат на Владимира Путина?
     Второй вопрос, который меня мучил: успешно или не успешно Ходорковский «покупал ФСБ»? Если успешно, то можно понять Владимира Путина, которому ничего не оставалось, как замкнуть соблазнителя в далекой башне, чтобы вернуть заблудшую лубянскую овцу в лоно неподкупного государственного служения. А если не успешно, то за что Ходорковский сидит? За то, что он дурак? Но за это не дают восемь лет.
     Впрочем, сейчас Ходорковского судят опять не за это. А за то, что он украл всю нефть. Но эту яркую версию Владимир Путин иностранцам сообщать все-таки не стал. Однако та мысль, которую он хотел донести до них, сравнивая Ходорковского одновременно с Аль Капоне и Бернардом Медоффом, в контексте истории разных вин Михаила Ходорковского становится более понятна. Он хотел сказать, что Михаил Ходорковский сидит, хотя, конечно, и не за то, за что его посадили, но за то, за что надо, и любой состав преступления, который вы вспомните, аналогия с любым известным вам преступником – все сгодится. Нам это не важно. У нас если человек сидит, значит, есть за что. Эту мысль Владимир Путин пытался донести до тупых иностранцев в следующей дипломатичной фразе: «Все, что у нас происходит, происходит в рамках действующего законодательства». Ага, лучше не скажешь.
     Но за что все-таки сидит Михаил Ходорковский? – спросит неотвязчивый читатель. Ну сегодня уже, видимо, за то, что безнадежно испортил биографию Владимиру Путину. Потому что ясно, что в любом учебнике истории и в любой энциклопедии, где Владимиру Путину будет уделено даже только два абзаца, найдется в них место и Михаилу Ходорковскому. Именно поэтому при каждом вопросе журналистов про него в лице г-на Путина под маской натренированного спокойствия угадывается тень бушующего, неостывающего остервенения.
     А вы бы как реагировали, если бы заранее знали, что там, далеко за вашим пределом, там, где все должно прийти к точным знаменателям, обрести свой истинный вес и свои окончательные, неизменные черты, над вами все так же и всегда будет висеть этот ненавистный, треклятый вопрос: за что все-таки сидел Михаил Ходорковский? И вы, уже тысячу раз по-разному ответив на него, останетесь перед ним навсегда бессильны.