Путин мочит «дело ЮКОСа»

     Владимир Путин заявил, что руководители ЮКОСа имеют отношение к убийствам, за которые сидит руководитель службы безопасности компании Алексей Пичугин. Защита Ходорковского считает, что выступления Путина «не укладываются ни в рамки закона, ни в рамки понятий».
     В четверг в ходе своего очередного телевизионного общения с россиянами премьер-министр Владимир Путин ответил на вопрос, связанный с «делом ЮКОСа» и его главным фигурантом Михаилом Ходорковским. Вопрос, когда отпустят Ходорковского, в числе других блиц-вопросов зачитал Путину один из ведущих эфира Эрнест Мацкявичюс.
     Путин явно был готов к ответу. Заявив, что «дело не в том, когда кого отпустят, а в том, чтобы таких преступлений больше не повторялось», премьер заметил, что банкротство ЮКОСа инициировали иностранные кредиторы компании, в том числе западные банки. «Реализованные от банкротства компании средства поступили в бюджет Российской федерации», – напомнил Путин. «Тогда именно я убедил своих коллег в том, что их надо использовать с максимальной пользой», – добавил он, заметив, что раньше публично об этом не говорил. «Если когда-то эти деньги были украдены у народа, надо их отдать людям напрямую», – пояснил свою мысль премьер.
     На средства от продажи ЮКОСа был сформирован фонд ЖКХ, сообщил Путин.
     О деньгах ЮКОСа в фонде ЖКХ Путин говорил, еще будучи президентом России. В 2007 году в ежегодном послании Федеральному собранию он подчеркнул, что страна «с такими резервами, накопленными за счет нефтегазовых доходов, не может мириться с тем, что миллионы ее граждан живут в трущобах». На ремонт и расселение ветхого жилья Путин предложил направить деньги «от продажи активов компании ЮКОС, которая должна вернуть долги государству», а также средства, полученные за счет улучшения налогового администрирования и приватизации.
     В новом фонде были аккумулированы 250 млрд рублей, из которых 150 млрд планировалось направить на ремонт, а остальные – на расселение аварийного жилфонда. Все эти деньги должны были быть потрачены в течение четырех-пяти лет. Пока фонд ЖКХ перечислил на эти цели более 157 млрд рублей.
     Часть средств, предназначенных для решения проблемы ветхого жилья, фонд тратил на красивую жизнь своих сотрудников.
     По итогам визита Генпрокуратуры в фонд ЖКХ выяснилось, что на зарплаты работникам фонда, в котором работают 97 человек, ушло 234,9 млн рублей из 340 млн рублей административно-хозяйственных расходов. Такие цифры сопоставимы с «расходами на содержание центральных аппаратов Роснедр, Росархива, Роспатента, Росинформтехнологий и Роскартографии вместе взятых», писала в апреле этого года Генпрокуратура. При этом на зарплаты высшему руководству – директору, его заместителям и директору юридического департамента – в прошлом году ушло 55 млн рублей, а на посещение вип-салонов и баров потрачено 200 тыс. рублей. Впрочем, позже представители фонда ЖКХ заявили, что пересмотрели политику выплаты бонусов, председатель правления фонда ЖКХ Константин Цицин полностью вернул премию в 16,5 млн рублей за 2008 год, остальные руководители отдали лишь часть. В этом году никто в ЖКХ не получит бонусов.
     Решение о начале процедуры банкротства в отношение ЮКОСа было принято его основными кредиторами (в первую очередь Федеральной налоговой службой) летом 2006 года. Суд утвердил решение кредиторов 1 августа, а 17 августа компания уже была признана банкротом.
     На тот момент задолженность ЮКОСа, подтвержденная судом, составляла 491,57 млрд рублей, основная доля этой суммы приходилась на ФНС. Однако в процессе банкротства компании начали появляться новые претензии к ЮКОСу (в основном пени и штрафы). В итоге после распродажи активов компании кредиторам было выплачено в общей сложности 873,085 млрд рублей, из которых 412,873 млрд получила ФНС, а пени и штрафы составили 296, 653 млрд. Окончательно свое существование ЮКОС прекратил 22 ноября 2007 года.
     Высказался Путин и непосредственно о Ходорковском, в третий раз за последние два месяца обвинив его в причастности к убийствам, за организацию которых был пожизненно осужден сотрудник службы безопасности ЮКОСа Алексей Пичугин.
     Впервые премьер намекнул на причастность Ходорковского к убийствам 7 октября, во время своей встречи с российскими писателями. Журналистам об этом рассказал пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков. Более прямо Путин высказался на ту же тему в Париже 27 ноября. Тогда Путин сравнил Ходорковского с создателем финансовой пирамиды Бернардом Медоффом и Алем Капоне. При этом Путин четко дал понять, что Ходорковский находится в заключении вовсе не за то, что написано у него в приговоре: «Как вы помните, в 30-х в США Аля Капоне судили за уклонение от налогов – формально, но фактически – за целую совокупность совершенных преступлений. Но доказали уклонение от налогов и осудили в рамках действующего законодательства».
     На этот раз Путин пояснил, почему он так настойчиво говорит о причастности Ходорковского к убийствам. «Никто не вспоминает, что в местах заключения находится один из руководителей службы безопасности ЮКОСа. Вы что, думаете, что он действовал по собственному усмотрению, на свой страх и риск? У него не было конкретных интересов, он не главный акционер в компании. Ясно, что он действовал в интересах и по указанию своих хозяев – а как действовал? Да там только доказанных убийств пять», – заявил Путин.
     При этом премьер проявил осведомленность в деле бывшего сотрудника службы безопасности ЮКОСа Алексея Пичугина, осужденного пожизненно по обвинению в организации нескольких убийств. В частности, он рассказал об убийстве хозяйки магазина «Чай», отказавшейся отдать свое помещение ЮКОСу, убийстве мэра Нефтеюганска и супружеской пары, которая якобы начала шантажировать ЮКОС, требуя себе долю в бизнесе.
     Песков сказал, что, «поскольку «дело ЮКОСа» было беспрецедентным по своей преступности, естественно, Путин держал его в поле своего ведения». Информацию об этом Путин получал из «самых разнообразных источников», сказал собеседник «Газеты.Ru». Следит ли Путин за процессом по второму уголовному делу в отношении Ходорковского и его бывшего делового партнера Платона Лебедева, который уже много месяцев идет в Хамовническом суде Москвы, Песков сказать затруднился.
     Ходорковский в четверг обратил внимание судьи Виктора Данилкина на заявления Путина, предложив изучить их, «чтобы, во всяком случае, не разойтись с официальными заявлениями председателя правительства».
     «Очевидно, что Владимиру Владимировичу известны некоторые обстоятельства, скрываемые от суда стороной обвинения и которые суду было бы небезынтересно узнать», – предположил бывший глава ЮКОСа.
     Адвокат Ходорковского Вадим Клювгант считает, что последние заявления Путина о Ходорковском и ЮКОСе «не укладываются ни в рамки закона, ни в рамки понятий». «Совершенно никаким законом тут не пахнет», – заявил адвокат. Он напомнил, что «ни в одном из шедевров правосудия ничего не говорится о причастности Ходорковского к тому, что ему инкриминирует Путин». «По своему жанру высказывания Путина напоминают разговоры «по понятиям». Но по понятиям обвинение предъявляют один раз, один раз отмеряют наказание врагу, и потому дело считается исчерпанным. Если все украденное у народа по поручению Путина было роздано народу, зачем же грабить (фигурантов второго «дела ЮКОСа») во второй раз?» – возмутился адвокат.

Прокуроры бьют не в бровь, а в нос

Трансляции процесса не будет, потому что журналисты «пишут чушь», а адвокаты «ковыряют в носу»

     …Между допросами свидетелей прокуратуры в Хамовническом суде произошел скандал – прокуроры ответили на ходатайства и заявления оппонентов, озвученные ими еще в конце прошлой недели. Речь шла о возобновлении трансляции для журналистов, истребовании документов-доказательств из «Транснефти» и Следственного комитета при прокуратуре (СКП)* и, конечно же, о продолжающемся тайном параллельном расследовании в отношении руководства ЮКОСа. Ответную речь обвинение готовило целых пять дней. И теперь во всеоружии ее представляло – досталось всем.
     Первым номером выступал прокурор Лахтин. Говорил вяло и отстраненно:
     – По моему мнению, ограничение трансляции не нарушает УПК (Уголовно-процессуальный кодекс. – Прим. ред.), Конституции и международного права. Возобновление трансляции поставило бы под угрозу стадию допроса свидетелей – любой свидетель, еще не допрошенный, в случае видеотрансляции имел бы неограниченную возможность знать, какие показания дает другой свидетель (зал для прессы, когда туда еще подавалась видеотрансляция, опекался судебными приставами, которые пропускали внутрь только журналистов по редакционным удостоверениям. – Прим. ред.).
     …Теперь по поводу истребования документов из «Транснефти». Ходатайство незаконно, необоснованно и преждевременно и цель его – оказание давления на обвинение. Я считаю это недопустимым и с точки зрения УПК, и с этической точки зрения.
     – Вы про ходатайство об истребовании документов из СКП забыли сказать… – напомнил судья.
     – Э-э… – действительно забыл прокурор.
     – Преждевременно, – подсказала ему Ибрагимова.
     – Я считаю данное ходатайство преждевременным. И цель его – оказание давления на обвинение… Вот, в общем-то, и все.
     Второй выступала прокурор Ибрагимова. Говорила возбужденно и взволнованно:
     – Ваша честь, я полностью согласна с моим коллегой! Со своей стороны, хочу обратить ваше внимание на следующий вопрос: настаивая на возобновление трансляции, защита заявила, что прокуроры «панически боятся публичности»… Судебное заседание происходит в открытом режиме: любой гражданин РФ, представители как отечественных, так и иностранных СМИ имеют свободный доступ в зал, свободно проходят в зал деятели искусства и культуры, родственники подсудимых… Имеют на это право и иностранные граждане, например, количество представителей немецкого Бундестага перевалило уже за добрый десяток… Ходит даже художник (Борис Жутовский? Павел Шевелев? – Вопрос ред.), постоянно сидит, рисует и даже не встает, ваша честь, когда вы входите в зал... Ваша честь, ваше решение о прекращение трансляции является законным и обоснованным! Скажите, хоть один из журналистов жаловался на то, что ему не досталось места в зале?! Заявление защиты несостоятельно! Для прессы места были всегда! То, что у журналистов позже пропал интерес к делу и они перестали посещать Хамовнический суд, – это вопрос выбора каждого журналиста, и никто не может навязывать им освещение этого процесса (большинство журналистов – сотрудники информагентств, работающие в режиме постоянного обновления новостных лент, – перестали посещать процесс именно из-за отключения трансляции. В комнате для прессы у них была возможность диктовать информацию в редакции прямо во время процесса, в зале суда им это, естественно, воспрещается. – Прим. ред.). Ярким примером таких представителей СМИ, которые имеют свободный доступ в зал, является «Новая газета» в лице ее корреспондента Веры Челищевой. Очевидно, что Вера Челищева не страдает от отсутствия трансляции. Регулярно в «Новой газете» появляются чудо-статьи, отличающиеся «объективностью». Ведь регулярно к ее столу в комнате прессы (стола у меня там нет. – В.Ч.) подходят адвокаты Клювгант и Липцер и отдиктовываются (?! – В.Ч.). Не побоюсь процитировать чушь, которую пишет Челищева, – и с этими словами прокурор немедленно процитировала фрагмент статьи в «Новой» «Ходорковскому шьют пятый пункт», в котором говорилось, как Ибрагимова спустилась на первый этаж и спросила у охраны фамилии «особо смеющихся зрителей процесса». – Челищева просто таким образом мстит нам, людям, не полюбившимся ей. Вырывает наши фразы из контекста, искажает их, делает их уничижительными, чтобы представить прокуроров в глупом и нелепом виде. Все ее «ай» и «ой», которые она вкладывает в уста гособвинителей, и то, как вообще описаны прокуроры в ее статьях, все это вырвано из контекста… Еще Челищева подглядывает за нами. Например, пишет о прокуроре Лахтине, «который якобы роется в аське в своем компьютере». Еще она подслушивает через дверь, как прокурор кричит в своем кабинете, докладывая начальству (на будущее: прокурорам не следует открывать дверь нараспашку и кричать в телефонную трубку так, что их слышно на лестнице. – В.Ч.). Мы даже не будем лишать Веру Челищеву аккредитации, так как не любим мелочиться. И не будем просить суд лишить ее аккредитации. Все статьи Челищевой – это откровенная ложь и клевета. Не удивлюсь, что и мое сегодняшнее заявление она тоже переврет...
     Наконец Ибрагимова принялась за разоблачение публики:
     – Находящейся в зале публике, насчитывающей около 60 человек, хватает только на час-два в начале, а потом они покидают зал, громко гремя ногами. И люди не стесняются выходить в ходе процесса, потому что им надо внизу дать интервью и сфотографироваться! Еще! Еще мы знаем, что адвокаты записывают нас на диктофоны (с этого дня еще и публика. – В.Ч.), а потом выкладывают это в Интернете. А публика оскорбляет свидетелей обвинения, заговаривает с ними. Мы уже жаловались на это вам, ваша честь… Мы возобновления трансляции не боимся! Чего и кого бояться прокурорам?! Почему адвокаты делают акцент на том, что мы боимся? Это как раз защиту беспокоит их безызвестность, и они пытаются искусственно подогреть внимание к процессу! Я думаю, здесь логичнее говорить не о боязни прокуроров, а о боязни адвокатов! Чего стоит выступление адвоката Клювганта, который в уничижительном тоне отозвался о вас, ваша честь, в интервью различным журналистам... Защите важно быть на виду, именно чтобы СМИ их не забыли! Так что считаю, что ходатайство подлежит отклонению...
     Что же касается жесткого заявления Михаила Ходорковского о запугивании и откровенном шантаже свидетелей органами следствия, а также о противоправных действиях некоторых следователей по делу ЮКОСа, то Ибрагимова, на удивление, ничего опровергать не стала. Она посвятила подсудимому лишь два коротких предложения:
     – Сколько можно на эти доводы отвечать, в самом деле? – спросила она сама себя и ответила: – Они вымышлены, незаконны и необоснованны и не заслуживают внимания...
     …Последнему от Ибрагимовой досталось адвокату Алексею Мирошниченко. Именно он попросил судью от своего имени обратиться в «Транснефть» и СКП и затребовать оттуда важные для подсудимых документы – платежки, подтверждающие оплату ЮКОСом услуг по транспортировке своей нефти через «Транснефть» (эти платежки и прокуратура, и сама «Траснефть» по каким-то своим соображениям защите предоставить отказалась).
     – Видно, что Мирошниченко не владеет ситуацией по делу! – говорила Ибрагимова. – Он не знает, наверное, что пока обвинение представляет доказательства, такие ходатайства недопустимы! А постоянное нахождение в спячке адвоката Мирошниченко не способствует профессиональной деятельности…
     На этом выступление было окончено. Зал гудел. Судья качал головой, но все оскорбления Ибрагимовой оставил без внимания. Концертную программу завершал смертельный номер в исполнении прокурора Шохина. В обычной своей манере он кричал срывающимся голосом:
     – Ваша честь, уважаемый Константин Евгеньевич Ривкин высказал гипотезу (во время оглашения ходатайства о возобновлении трансляции. – В.Ч.), что прокуроры панически боятся, если увидят их лица при возобновлении трансляции. Нет, не боимся! Мы не боимся, что общественность увидит все происходящее в зале: как, например, реализует свое желание, даже, я бы сказал, испытывает жизненную потребность, устроить из суда балаган адвокат Краснов! То, что он пытается здесь замутить, это возмутительно! Наверное, адвокатам очень хочется, чтобы общественность увидела, как высокомерность Краснова сразу улетучивается, как только у него возникает необходимость прогнуться, и появляется угодливость, когда он разговаривает со своим подзащитным Лебедевым, как он показывает всем свою внушительную заднюю часть?! Как этот господин встревает там, где это неуместно! А его внешний вид! Он сидит, развалившись, нашептывает скабрезности, которых достаточно в его репертуаре, делает недвусмысленные жесты, разбивает вазы с цветами или демонстративно ковыряет пальцем в носу! И это только толика! Очевидно, все это подрывает авторитет адвокатуры. И это только благо, что этого не видит общественность! Потому что, потому что это позорище!
     Судья смотрел на Шохина с жалостью. Но замечаний за явный переход на личности и оскорбления делать отчего-то не решался…
     – Выведите, – крикнул неожиданно Данилкин конвою. Но его требование касалось не Шохина, а зрительницы из зала, позволившей себе разговоры вслух.
     – Да, пожалуйста, – ответила та, – лучше выйду, чем слушать этот бред…
     Шохин продолжил:
     – Нас ничего не пугает! Мы готовы говорить о своей позиции регулярно! Циничная ложь оппонентов, нагнетание ими истерии, грубость, помазывание нас грязью, хамское поведение – все это может иметь своим результатом только возникновение напряженности в процессе. Мы же, несмотря на демарши защиты, готовы и впредь делать все от нас зависящее для создания условий, при которых суд смог бы сохранить объективность, и разрешить дело в строгом соответствии с законом.
     …И ни слова о заявлении Ходорковского – о шантаже и запугивании свидетелей. Словно подсудимый его и не делал…
     Затем снова поднялся прокурор Лахтин. Для закрепления программы он еще раз раскритиковал поступок адвоката Клювганта, рассказавшего журналистам об инциденте со свидетельницей Шек.
     – Никакого так называемого параллельного расследования в отношении Ходорковского и Лебедева не ведется! Все доводы защиты голословны! – кричал Лахтин и тут же подтвердил, что параллельное расследование ведется. – Просто по уголовному делу 18/41-03 («материнское дело ЮКОСа»???) продолжается расследование, находятся в розыске Невзлин, Брудно, Елфимов… все это предполагает ряд следственных действий. Следователь просто должен соблюдать требования о неразглашении данных предварительного следствия. А Клювгант понятия об этом не имеет… Клювгант просто значительное время отдает даче интервью. На некоторых радиостанциях его выступления занимают больше часа… – с обидой в голосе резюмировал прокурор.
     На основании всего вышесказанного прокурорский квартет требовал все ходатайства оппонентов завернуть. Судья Данилкин хоть и качал головой, но так и сделал??. И даже прошелся по еще оставшимся в зале журналистам.
     – По-моему, в Мещанском суде такого не было, – говорил судья, глядя на журналистов, – здесь у них есть стол, на котором разбросаны их вещи, валяются провода, переходники от компьютеров… А в столе у них вообще мусор, уборщица утром как посмотрела, так заявила, что убираться там не будет. Так что нарушений прав человека, о которых говорит защита, нет…

     P.S. О том, как прокуроры интересовались у свидетелей прокуратуры, какую прессу они читают и какое «физиологическое давление» она на них оказывает, – читайте в следующем номере «Новой газеты».
     *Подтверждающих, что ЮКОС платил за транспортировку своей нефти.
     **Судья удовлетворил лишь рабочее ходатайство Лебедева – тот просил сделать ему копии частных постановлений судьи о направлении в СКП пяти заявлений подсудимого «о преступлении» следователей Каримова, Алышева и Ко.

Тем временем
     На этой неделе, 30 ноября, Международный трибунал в Гааге постановил, что акционеры холдинговой группы «Менатеп», бывшего акционера ЮКОСа, имеют право на защиту своих интересов в рамках Энергетической хартии. Это позволит им потребовать от российского правительства $100 миллиардов в качестве компенсации ущерба, причиненного банкротством ЮКОСа.
     «Менатеп», владевший 60% акций ЮКОСа, начал разбирательства против России в рамках Энергетической хартии еще в 2004 году. Руководство холдинга пришло к такому решению после того, как было объявлено о проведении конкурса по продаже «Юганскнефтегаза» – главного добывающего предприятия ЮКОСа. Руководство компании утверждает, что деятельность ЮКОСа, одной из крупнейших нефтяных компаний страны, была незаконно прервана Кремлем, а активы ЮКОСа перешли под управление контролируемой государством «Роснефти».
     Конкретно «Менатеп» собирается судиться с российскими властями по статье 45 Энергетической хартии. Именно эта статья защищает инвесторов от экспроприации имущества компании тем или иным государством. И поскольку «Менатеп» и его дочерние компании являются иностранными инвесторами, Энергетическая хартия защищает их, и Россия обязана выполнять в данном случае требования договора. Договор к хартии в настоящий момент подписало порядка 60 стран. Россия договор подписала, но пока не ратифицировала. «Менатеп» обратился в Гаагу с просьбой установить, обязана ли Россия выполнять условия хартии, даже если договор к ней пока не ратифицировала. Трибунал постановил, что Россия обязана.
     Добавим, что «Менатеп» – не единственная компания, желающая взыскать с России рекордную сумму $100 млрд. О своей надежде получить от российского правительства за банкротство ЮКОСа такую крупную компенсацию в начале октября 2009 года заявила американская «дочка» ЮКОСа Yukos International. Иск носит характер корпоративного, его цель – защитить интересы 55 тыс акционеров, финансы которых также пострадали в результате отъема собственности у ЮКОСа. Первое слушание в Страсбургском суде состоится уже в январе 2010 года.
     – Это хотя и промежуточное разбирательство, но важное для России, – прокомментировал «Новой газете» решение Гаагского суда адвокат Михаила Ходорковского Вадим Клювгант. – В России очень много лжи о том, кто причинил ущерб стране и обществу в связи с делом ЮКОСа. История в Гааге как раз показывает: ущерб причинили совсем не Ходорковский и Лебедев, а совершенно другие люди и интересы. И за это опять придется расплачиваться налогоплательщикам РФ, и расплачиваться в том числе и репутацией страны. Решение будет иметь значение и для Европы. Вся эта история – будь то гаагская, будь то страсбургская – чрезвычайно важна: она проясняет для мировых лидеров и институтов истинную ситуацию – как, кто и в каких интересах уничтожил ЮКОС и растащил его по частям, в том числе и путем банкротства.

Что сказал покойник?

Обвинение, ничего не добившись от живых свидетелей, пошло на крайние меры

День сто двадцать третий
     Продолжается начавшийся на прошлой неделе допрос свидетеля Владимира Гулина (бывший сотрудник секретарской организации СП РТТ, среди клиентов которой был и МЕНАТЕП).
     – Доброе утро, Владимир Борисович, – первым слово берет именинник Платон Лебедев.
     – Доброе утро, Платон Леонидович. Поздравляю вас. Примите мои наилучшие пожелания, – прокуроры подозрительно взглянут на свидетеля, усмехнутся и уткнутся в бумаги. Лебедев свидетеля поблагодарит и продолжит допрос:
     – Сколько вас допрашивали?
     – Очень легкий вопрос, Платон Леонидович. Очень много раз.
     – Инструктировал ли вас кто-то перед допросом в Хамовническом суде?
     – Меня никто не инструктировал, потому что это невозможно, – спокойно, без малейшего пафоса, ответит Гулин. Подсудимый ему поверил и завел речь о сделках мены акций ВНК (обвинение называет обмен хищением), но Гулин что-либо пояснить по этому вопросу затруднился. И Лебедев попросил судью разрешить защите огласить прежние показания свидетеля.
     – Лебедев пытается дезориентировать свидетеля, оказать на него психологическое давление, – запротестовал прокурор Лахтин. – Все свои показания свидетель нам уже дал. Они были исчерпывающими (свидетель ранее заявил, что все сделки МЕНАТЕПа и его «дочек» были юридически чистыми. – В. Ч.).
     Но судья ходатайство удовлетворяет. Итог оглашения: об отчуждении акций «дочек» ВНК руководством ЮКОСа Гулину ничего известно не было, как и про хищение нефти.

День сто двадцать четвертый
     – Ваша честь, у меня заявление! – заседание начинает требовательный голос прокурора Ибрагимовой. – Вчера протоколы допросов свидетеля Гулина были оглашены защитниками в совершенно искаженном виде. Так, неправильно назывались те или иные названия, более того, адвокат Мирошниченко даже ввел вас в заблуждение: сказал, что в одних показаниях запись обрывается, якобы стоит многоточиеЕ
     В ответ судья нажал на кнопку диктофона – пошла запись допросов Гулина в прокуратуре. Говорить Гулину практически не приходилось – за него все говорили следователи. Например, о причастности МЕНАТЕПа и ЮКОСа к регистрации офшорных компаний.
     Наконец диктофон замолчал. Адвокат Краснов подвел итоги: «Было непонятно, кто является свидетелем и кто является следователем».
     В «аквариуме» тем временем появился мольберт, к нему с фломастером в руке подошел Ходорковский:
     – Владимир Борисович, у меня вопросы по нефти, – и с этими словами подсудимый вывел на ватмане в самом низу названия якобы потерпевших комапний: «Самаранефтегаз», «Юганскнефтегаз», «Томскнефть». – Это ЮКОС, – Ходорковский вывел в самой середине ватмана слово ЮКОС и отчеркнул от него три стрелки вниз – к «потерпевшим». Вскоре весь мольберт был в стрелках.
     – Я вам буду перечислять компании, а вы мне будете говорить, к какой группе они относятся: что к ЮКОСу, что к банку МЕНАТЕП. Есть ли у вас информация, кто был собственником. Ваше мнение я не буду спрашивать. Мне нужны ссылки на источник: это я видел, это мне сказали, – пояснял Ходорковский и стал перечислять огромное количество зарубежных компаний. Свидетель смотрел на схему с вниманием и каждую компанию, названную подсудимым, пытался правильно отнести к тому или иному пункту.
     – А мы можем нарисовать нечто выходящее за пределы этой структуры? – горячо интересовался он у Ходорковского, затруднившись с каким-то ответом.
     – Рисовать можно сколько угодно, но как это отобразить в протоколе? – переживал не видевший в своей практике таких бизнес-презентаций судья.
     Схему с автографом подсудимого защита попросила приобщить к делу, правда, копию – уменьшенный вариант.
     – Мы возражаем! Пусть оригинал приобщают! – даже в мелочах не хотела уступать прокурор Ибрагимова.
     – Мы не против, но он же большойЕ – удивились защитники.
     – А я с удовольствием его приобщу! – откликнулся судья. – Схему потом можно будет на аукционе продать. – Зал засмеялся.

День сто двадцать пятый
     На процессе начали происходить странные вещи. Со словами «наш следующий свидетель еще в пути» прокурор Лахтин вдруг попросил приобщить к делу и зачитать показания покойника.
     Бывший гендиректор «Томскнефти» Николай Логачев скончался в 2008 году. В 2005 году прокуратура Томской области завела на него уголовное дело. И вот в суде зачитали показания человека, данные им якобы по нынешнему «делу ЮКОСа». В некоторых протоколах вопросы свидетелю почему-то задавались в третьем лице. Например: «Что ему известно?» И Логачев якобы отвечал, что ему известно. Так, он «рассказал», что «Томскнефть» продавала нефть в ущерб себе.
     На это Ходорковский, в частности, заметил:
     – Ваша честь, я прошу вас узнать в Следственном комитете, являлся ли и в какой период господин Логачев обвиняемым и в какой момент он был переквалифицирован в свидетели, содержался ли Логачев под стражей, будучи человеком тяжело больным. Теперь это не секрет – у него была лейкемия. И когда он был из-под стражи выпущен. Эти сведения помогут вам оценить, насколько показания Логачева были самостоятельными и находился ли он под давлением.
     Прокуроры заерзали.
     – Как надзирающее лицо, – раздался в тишине голос Лахтина, – я заявляю, что Логачеву не предъявлялось никаких обвинений – по крайней мере Генпрокуратурой и Следственным комитетом, он не содержался под стражей!
     Уголовное дело на Логачева Генпрокуратура и СКП действительно не возбуждали, возбуждала дело прокуратура Томской области, и Лахтин не мог этого не знать.
     ЕДоехавший до суда свидетель – бывший сотрудник ЮКОСа и СП РТТ Александр Ильченко – очень нервничал, но твердо заявил, что работал «в соответствии с нормами действующего законодательства».
     Для порядка, Лахтин поинтересовался: оказывалось ли на свидетеля давление в прокуратуре при допросах. И – взорвалась бомба: Ильченко сообщил, что вообще-то сам проходит обвиняемым по одному из дел, что допрашивали его в качестве обвиняемого по делу 18/41-03 – так называемому материнскому делу ЮКОСа. Так прокуроры сами представили в суд живое подтверждение того, что тайное параллельное следствие по «делу ЮКОСа» продолжается.

День сто двадцать шестой
     Свои показания в этот день давали сразу двое. Первый свидетель – Марина Соболева – работает в компании, в названии которой до сих пор стоит слово ЮКОС – ЗАО «ЮКОС-М». Карьеру Соболева начинала, когда компания еще являлась 100%-ной дочкой НК «ЮКОС», после банкротства которой «дочка» (не меняя названия) отошла аффилированной с «Роснефтью» компании «Нефть-Актив».
     Борясь с волнением, свидетель пояснила, что занималась в компании подписанием договоров, в том числе по купле-продаже нефти, но в суть сделок не вникала.
     – Марина Константиновна, – спросил Лебедев, – а известно ли вам что-либо как замгендиректора «ЮКОС-М» о каких-то судебных претензиях к компании в 2003-2005 годах?
     – Нет. Не известно.
     – Великолепно! Ваша честь, «ЮКОС-М», согласно сфабрикованному обвинению, похитила всю нефть в 2000 году у «Юганскнефтегаза», «Томскнефти» и «Самаранефтегаза» (ныне – «потерпевшие»). И свидетель сейчас сказала, что до 2009-го включительно расхитителей всей нефти вообще никто не трогалЕ
     Следующий свидетель, ныне – пенсионер, в прошлом – номинальный гендиректор компании «Марс-22» Татьяна Субботина. Прокурор Лахтин спрашивал все о том же: интересовался ли свидетель, подписывая договора, ценами на нефть. Но ничем таким Субботина не интересовалась. Впопыхах Лахтин запутался и вместо «Марса-22» стал спрашивать Субботину про «Марс-23».
     – Валерий Алексеевич, вы же говорили про «Марс-22»Е – напомнил судья.
     – Чем меньше было бы компаний в стране, тем легче бы жилось! Извините, Ваша честь, вырвалосьЕ – поведал о наболевшем прокурор.
     Когда прокуроры вслед за свидетелем засобирались по домам, их остановил Ходорковский. Дело в том, что в минуты, когда шло заседание в Хамовническом суде, на вопросы граждан России в прямом телеэфире отвечал премьер Владимир Путин иЕ В общем, второй раз за одну неделю (громкое заявление в Париже) высказался про «дело ЮКОСа». Но еще ни разу не говорил Путин народу про то, на что же пошли средства, вырученные от продажи активов ЮКОСа. И как раз в преддверии решения Европейского суда по жалобе акционеров ЮКОСа Путин отчитался, что деньги уже ушли на «нужды ЖКХ». Кроме того, Путин по сути повторил пассаж о том, что Ходорковского формально судили за уклонение от налогов, но фактически «за целую совокупность совершенных преступлений».
     И Ходорковский с Лебедевым ответили...

Заявление Михаила Ходорковского:
     – Ваша честь, в предварительном судебном заседании мы просили вас в качестве одного из свидетелей вызвать в суд Владимира Владимировича Путина. И для того чтобы нам, когда дойдет время до аргументации этого приглашения, не беспокоить суд необходимостью истребовать какие-то документы, я просил бы уважаемый суд ознакомиться с сегодняшним выступлением Владимира Владимировича, в котором он пояснил публично: ему известно, что деньги похищены не у тех лиц, которые являются потерпевшими по данному делу, а у иных лиц. Этим лицам они по его указанию возвращены, в той или иной форме. Поскольку иного источника денежных средств у меня, у ЮКОСа, кроме нефти, добываемой ЮКОСом, сторона обвинения не обнаружила, то очевидно, что Владимиру Владимировичу известны некоторые обстоятельства, скрываемые от суда стороной обвинения.
     Также, Ваша честь, я просил бы вас ознакомиться с выступлением Владимира Владимировича Путина в Париже, где он не только сказал о том, что я был осужден в первом процессе за «совокупность преступлений», но и раскрыл эту совокупность. Ваша честь, не вдаваясь в обсуждения, реальная эта совокупность или надуманная, вы как юрист, несомненно, обратите внимание, что часть этой совокупности противоречит либо включает обвинение, предъявленное мне в данном процессе. Что, естественно, не может не представлять интереса для суда. Самый осведомленный человек в государстве говорит о том, что либо я уже осужден за то, что рассматривается в данном суде (если это включено в эту совокупность), либо то, что обсуждается в данном процессе, исключается тем, за что я был осужден ранее. Ну там речь идет в том числе о налоговых претензияхЕ

Заявление Платона Лебедева:
     – Ваша честь, я вполне допускаю, что вам неизвестна официальная позиция Российской Федерации, выраженная в меморандуме и дополнению к нему, которые лежат в Европейском суде по правам человека по жалобам ЮКОСа. К какому позору мы приближаемся, если совместить официальную позицию РФ в Европейском суде с так называемым государственным обвинением, которое здесь представляетсяЕ Какую страну кто где представляет, узнать вообще нельзя! Потому что в Европейском суде официальная позиция России связана с тем, что при продаже нефти и нефтепродуктов те налоги, которые заплатил ЮКОС и его структуры, были НЕДОСТАТОЧНЫ! А здесь, в Хамовническом суде, мы занимаемся совсем иной темой. Как мы будем встречать «весело» 2010 год. Там будет сразу несколько решений и не только в Европейском суде по правам человека. Я не помню, чтобы кому-либо удалось с такой вот аргументацией, которая сейчас присутствует у прокуроров в Хамовническом суде, что-либо выиграть.

Репетитор для свидетеля

Российская прокуратура пытается заставить говорить на суде то, что им нужно, даже граждан США

День сто двадцать седьмой
     Очередным свидетелем стал Богдан Конашенко, в прошлом сотрудник банка МЕНАТЕП, затем – ЮКОСа, где ему предложили стать гендиректором занимающегося покупкой нефти ООО «Ратмир». Последнее обстоятельство и явилось причиной восьми вызовов Конашенко в прокуратуру, а теперь – в Хамовнический суд. Суть такова: прокуратура утверждает, что сырая нефть, добываемая некогда дочерними предприятиями ЮКОСа – «Юганскнефтегазом», «Самаранефтегазом» и «Томскнефтью-ВНК», на бумаге поставлялась «подставным компаниям» (например, тем самым ООО «Ратмир»), зарегистрированным в зонах со льготным налогообложением, а купленное по заниженным ценам сырье ЮКОС реализовывал уже по рыночным ценам, то есть минимизация налогообложения, в понимании следствия, – конечно же, криминал. Именно за это два года назад получили тягчайшие приговоры (по 11 и 12 лет строгого режима) бывший замруководителя дирекции внешнего долга ЮКОСа Владимир Переверзин и гендиректор компании «Ратибор» Владимир Малаховский, и этот приговор лег в основу обвинительного заключения по второму делу Ходорковского и Лебедева. Между тем схему налоговой оптимизации, идентичную той, за которую преследуют ЮКОС, использовали многие компании. Однако Федеральная налоговая служба, обнаружив подобное у других крупных нефтяных компаний, ограничилась взысканием с них недоимок по налогам и штрафов, а Генпрокуратура отказалась квалифицировать действия акционеров и топ-менеджеров как хищение нефти.
     Свидетелю Конашенко возглавить ООО «Ратмир» предложил находящийся ныне в международном розыске Владислав Карташев. И теперь свидетель ссылался на него, да и прокуроры интересовались только Карташевым, словно тот сидел в «аквариуме». Про Ходорковского и Лебедева – ни слова. Карташев был повинен в том, что приносил на подпись договоры купли-продажи нефти и нефтепродуктов, которые Конашенко заключал от имени «Ратмира» в том числе и с юкосовскими «дочками»Е
     – В мои обязанности только входило подписание договоровЕ – рассказывал свидетель, подчеркивая, что в суть сделок не вникал. В итоге никаких сведений криминального свойства Конашенко суду не поведал, однако тоже рассказал о тайном расследовании, которое ведется параллельно судебному процессу. Это случилось после того, как Лебедев поинтересовался у Конашенко, когда того в последний раз допрашивали.
     – Примерно месяц назад, – сообщил свидетель.
     – Богдан Александрович, характер вопросов на этом допросе был тот же, что и сейчас, когда вас допрашивали прокуроры?
     – Прошу снять этот вопрос! Это не относится к делу! – закричал прокурор Лахтин, с грохотом отодвигая стул.
     – Ваша честь, откуда Лахтину известно, что это не относится к делу? Он знает, какие следователи свидетелю вопросы задавали? – интересовался Лебедев. Судья молчал. А Лахтин, пристально посмотрев на Конашенко, грозно продекламировал:
     – Существует статья 161-я «о недопустимости разглашения данных предварительного следствия»! И свидетель обязан знать положения этой статьи! Он не вправе разглашать данные предварительного следствия! Я его предупреждаю! На всякий случай!
     – Я действительно давал подписку о неразглашенииЕ – признался судье Конашенко. И судья запретил Лебедеву расспрашивать свидетеля.
     – Ваша честь, в связи с этим запишите, пожалуйста, в протокол возражения на ваши действия, действия председательствующего, которому со слов свидетеля известно, что того месяц назад допрашивали, – потребовал Лебедев.
     – Запишите возражения! – раздраженно продиктовал секретарям Данилкин. – «На действия председательствующего»Е
     Под конец заседания Лебедев напомнил судье, что предварительное следствие по делу было окончено еще в феврале 2007 года, а допросы свидетелей продолжаются. Данилкин на это ничего не ответил.

День сто двадцать восьмой
     Продолжилась эпопея с «пустыми» свидетелями – в суд опять пригласили номинального директора из секретарской компании, хотя, казалось бы, за три прошлые недели уже всем стало ясно, что они абсолютно ничего не знают. И свидетель – Алла Арефьева – не добавила к делу ничего нового.
     На смену Арефьевой пришел отчего-то все время улыбающийся господин Георгий Тян, вплоть до банкротства ЮКОСа (ноябрь 2007 года) числившийся ведущим специалистом дирекции по торговле и транспортировке нефти. После банкротства сразу же был взят на работу в «Роснефть», которой и достались основные активы ЮКОСа. Сейчас Тян трудится там в должности главного специалиста.
     – Грубо говоря, нефть покупалась, потом продаваласьЕ – рассказывал свидетель, отмечая, что цены, по которым ЮКОС продавал нефть, были сопоставимы с ценами других компаний.

День сто двадцать девятый
     Нефть похитить было невозможно – таков итог допроса подсудимыми бывшего нефтяника из ЮКОСа Георгия Тяна. Это был один из тех редких дней, когда говорили конкретно по теме процесса. И аргументы свидетеля обвинения сработали исключительно против самого обвинения. Так, из его ответов следовало:
     – нефтедобывающие предприятия ЮКОСа (по утверждению следствия, «потерпевшие», у которых якобы была похищена вся нефть) сами поставляли нефть трубопроводной компании «Транснефть»;
     – «Траснефть» перекачивала нефть на нефтеперерабатывающие заводы и никуда более;
     – нефть до заводов доходила.
     А помог свидетелю разбить все доводы обвинения Михаил Ходорковский. С помощью проектора на стене появились балансовые документы ЮКОСа.
     – Графа «Потери на транспорте», – указывал Ходорковский. – Что это?
     – Это потери при транспортировке нефти по трубе «Транснефть».
     – А до НПЗ эта нефть доходила?
     – Да. Баланс полностью соблюдался.
     – Поясните физический путь нефти: цех подготовки, узел учета. Дальше? – требовал Ходорковский.
     – Ваша честь, ну про Японию еще осталось спросить! Ходорковский настраивает свидетеля дать показания, – напомнил о себе заметно нервничавший Лахтин.
     – Прокурор Лахтин осуществляет неприкрытое давление на свидетеля, – жестко ответил Ходорковский, – с целью, запугав его тем, что он дает показания, отличные от тех, что на предварительном следствии, исключить получение судом информации, имеющей НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ отношение к обвинению в присвоении мной всей нефти, добытой компанией ЮКОС!

День сто тридцатый
     Прокурор Гульчехра Ибрагимова полдня не появлялась в зале – писала ходатайство в комнате прокуроров. К вечеру его озвучила. И случился скандал.
     Речь зашла о свидетеле обвинения Дагласе Роберте Миллере, в прошлом – директоре многолетнего аудитора ЮКОСа компании PricewaterhouseCoopers. В 2007 году, по настоятельной просьбе прокуратуры, PwC отозвала свои аудиторские заключения по ЮКОСу сразу за 10 лет из-за того, что якобы «представлялись необъективные данные». Наравне с генпрокурором Чайкой об этом от имени PwC рапортовал как раз Миллер. Не сообщал Миллер только о том, что, как только PwC отозвала эти заключения, возбужденное Генпрокуратурой дело против самой PwC было тотчас же закрыто.
     Сейчас Даглас Роберт Миллер приезжать в Россию и давать официальные показания в суде категорически отказывается. Но об этом в ходатайстве Ибрагимовой не говорилось. Ибрагимову и всю Генпрокуратуру задело поведение защитников подсудимых, которые летом этого года обратились в суд Южного округа штата Калифорния (там проживает свидетель) с просьбой снять с Миллера показания по нынешнему делу руководителей ЮКОСа. Суд США просьбу удовлетворил и 16 октября (здесь очень важны даты) вынес постановление, обязывающее Миллера явиться для дачи показаний 18 декабря. На обжалование этого решения американцы дали российской Генпрокуратуре срок до 12 часов дня по калифорнийскому времени 11 декабря. А 11 декабря – как раз сегодняЕ И в самый последний день прокуратура (внимание!) попросила судью Хамовнического района Москвы запретить суду калифорнийскому выслушивать показания свидетеля. Основание – показания Миллера будут якобы «заведомо ничтожными». Откуда прокуроры знали, что показания свидетеля «заведомо ничтожные», если они еще не даны, а если и будут даны, то только через неделю, Ибрагимова не поясняла, а лишь ругала адвокатов:
     – Ни Хамовнический суд Москвы, ни Генпрокуратура не были уведомлены о ходатайстве. Защитники ввели суд в заблуждение. Они заявили, что показания Миллера невозможно получить иным путем. Но у Ходорковского и Лебедева есть возможность получить его показания в российском суде. Просто адвокаты подсудимых не обратились к вам, Ваша честь, с ходатайством о запросе в правовой помощи (то есть чтобы Данилкин направил запрос в суд США. Но прокурор лукавит: в марте-апреле защита обращалась с таким ходатайством, однако суд по просьбе тех же прокуроров в ходатайстве отказал. – В. Ч.).
     В итоге, сделала вывод прокурор Ибрагимова, показания Миллера, который тот должен дать через неделю, «не могут быть признаны доказательствами по делу», а московский райсуд должен повлиять на калифорнийский.
     – ЯЕ – растерялся судья Данилкин. – Я должен оценивать решение суда США?!
     – Конечно! Конечно! – повелительным тоном настаивала Ибрагимова. – Показания ведь к вам придут, к вам!
     Судье обвинители передали пришедшее в Генпрокуратуру письмо-предупреждение посольства РФ в США о деятельности адвокатов Ходорковского и Лебедева. Защита и подсудимые ознакомились и изумились:
     – Мы не вводили никого в заблуждение. Правительство РФ было заблаговременно уведомлено о ходатайстве, направленном в суд США, – отметил адвокат Константин Ривкин.
     А Платон Лебедев сообщил суду, что это прокуроры вводят судью Данилкина в заблуждение: «Посольство РФ в США было уведомлено о повестке в адрес Миллера 27 ноября 2009 года. И только почему-то 9 декабря возникает истерика, посольство по факсу оправляет это письмо в Генпрокуратуру РФ».
     Прокуроры загнали Данилкина в ловушку – решение нужно было вынести сегодня, иначе истекал срок обжалования. Растерянный судья дал 1,5 часа защитникам и подсудимым на подготовку ответных речей. И после этого будет вынесено решение по еще не существующим доказательствам.
     Адвокаты Клювгант и Ривкин объяснили необходимость допроса американским судом Дагласа Миллера следующим:
     – На стадии подготовки к даче показаний в федеральном суде США Южного округа штата Калифорния г-н Миллер представил в распоряжение суда полные копии его допросов в органах прокуратуры РФ, в том числе те, которые не включены в уголовное дело, рассматривающееся в настоящее время в Хамовническом районном суде. Анализ указанных показаний свидетельствует, что допрашивающие лица неоднократно вводили Миллера в заблуждение своими вопросами, пытаясь получить от него выгодные следствию ответыЕ В дополнение хотели бы обратить внимание суда на то, что вчера, в 18 часов по американскому времени, официальный представитель господина Дагласа Миллера – адвокат Даглас Кертис поставил в известность защиту Ходорковского и Лебедева о том, что Миллер ни при каких обстоятельствах в Россию не приедет и показаний в Хамовническом суде давать не будет.
     – Ваша честь, чтобы было вам понятно, о чем идет речь, – взял слово Лебедев. – Я кратко процитирую документы, которые мы потом будем приобщать к делу. Речь идет о прямой переписке между следствием и свидетелем Миллером. Подчеркиваю: речь о прямой переписке! – и подсудимый зачитал то, что повергло присутствующих в шок: следователи российской прокуратуры инструктировали свидетеля относительно выступления того в российском суде.
     «Следователь Михайлов: «Даг, извиняюсь, что ответил не сразу. Конкретно ответить могу только на некоторые ваши вопросы. <Е> Кто из сотрудников PwC включен в список свидетелей? Ответ: конкретный ответ могу дать 30 марта. Сейчас точно могу сказать, что вызывать будут всех, кого допрашивали на следствии. То есть кроме вас – Зубкова, Зайцева, Клубничкина, Турчину и других. <Е> Второй ваш вопрос: для каждого свидетеля по каким-либо доводам или пунктам они должны выступать на свидетельском показании? Ответ: показания каждого свидетеляЕ»
     Лахтин терпеть дальше был не в силах:
     – Ваша честь, это бесконечно можно слушать! Пусть Лебедев объяснит, на основании какого решения суда был наложен арест на почтово-телеграфную корреспонденцию и на основании чего он цитирует эти документы?!
     – Валерий Алексеевич! ПрисядьтеЕ – охладил пыл прокурора заинтересовавшийся перепиской судья. Лебедеву было разрешено продолжить:
     – Ответ: показания каждого свидетеля из числа работников вашей компании должны быть ЕДИНЫ. ТО ЕСТЬ СВИДЕТЕЛЬСТВОВАТЬ ОБ ОДНОМ И ТОМ ЖЕ. В ЕДИНОМ СМЫСЛЕ. И В ЕДИНОМ СМЫСЛЕ (НАСТУПАТЕЛЬНОМ, АГРЕССИВНОМ) ПО ОТНОШЕНИЮ К СТОРОНЕ ЗАЩИТЫ. Естественно, в зависимости от степени информированности каждого свидетеля. Вопрос третий: можем ли мы получить список примерно ожидаемых вопросов от обвинителя К КАЖДОМУ СВИДЕТЕЛЮ? Ответ: внимательно проанализировав ваши показания и протоколы допроса и вспомнив НАШ НЕДАВНИЙ РАЗГОВОР, ВЫ ПОЙМЕТЕ ОБЩИЙ СМЫСЛ таких вопросов. Конкретные вопросы надо сформулировать НАМ С ВАМИ ВМЕСТЕ, ПОСЛЕ ТОГО КАК ВЫ САМИ ВНИКНИТЕ В СИТУАЦИЮ. Четвертый вопросЕ
     – Платон Леонидович, – аккуратно заметил судья, – достаточноЕ Понятна суть того, что вы говорите. Можно и два вопроса прочитать – это будет вполне достаточноЕ
     Прокурор Лахтин закашлялся.
     – Последняя переписка, – воскликнул Лебедев, – относится к периоду, когда Даг Миллер уже покинул PwC! Это уже 12 мая 2009 года (второе дело Ходорковского и Лебедева вовсю слушается в суде. – В. Ч.). Очень короткое! Тот же следователь Михайлов: «Здравствуй, Даг! <Е> Возможные последствия вашего отъезда (из РФ. – В. Ч.) я пока оценить не могу. Возможно, они будут положительными не только для вас, но и для нас. <Е> В любом случае прошу вас оставаться на связи, в случае чего вы можете обращаться ко мне по любым вопросам. Мои контакты вам известны». Ваша честь, я о чем говорю, – оставил цитирование Лебедев, – на самом деле уровень нашей информированности, как проходит тайное преступное следствие, намного больше, чем я процитировал сегодня. Фамилии следователей я уже неоднократно вам приводил, а фамилии остальных свидетелей, которые общались и готовились следствием, мы вам приведем чуть-чуть попозже. Я полагаю, на процессе в Российской Федерации нужно стараться избегать международных скандалов. В этом у меня к вам, Ваша честь, только пожеланиеЕ
     – ПонятноЕ Пожалуйста, Михаил Борисович, – отозвался судья.
     – Ваша честь, у меня создалось неприятное ощущение, что сторона обвинения желает дискредитировать суд. И я, и вы себе представляем, как прозвучит предписание суда о том, что он заведомо отказывается рассматривать показания свидетеля или какие-то другие доказательства – вне зависимости от того, что в этих доказательствах, показаниях будет изложено. Как подсудимому, мне в гораздо большей степени безразлично разрешение вами данной конкретной ситуации, поскольку я прекрасно понимаю, что вы можете отказать в приобщении тех или иных доказательств и на другом этапе или вообще не принять их во внимание. Мне гораздо менее безразлично как гражданину России, что судебная система России и так подвергается критике, а тут наши уважаемые оппоненты и вовсе подставляют эту систему под какой-то уж совсем запредельный уровень демонстрации заведомой недобросовестностиЕ
     Судья постановил:
     – В удовлетворении ходатайства государственных обвинителей отказать, поскольку в соответствии с УПК РФ никакие доказательства не имеют заранее установленной силы. Вот и все, что я могу сказать. На сегодня судебное заседание конченоЕ
     То есть показания Миллера, данные им в американском суде, попадут-таки в Хамовнический суд, будут озвучены, и им будет дана оценка. Трюк не удался. Прокуроры не ожидали подобного поворота событий и сидели, опустив головы.
     – И это только началоЕ – резюмировал Лебедев.

Прокуроры: хороший аудитор – тихий аудитор

Готовность директора компании PriceWaterhouse-Coopers, много лет проверявшей отчетности ЮКОСа, дать показания по громкому делу не в российском, а в американском суде вызвало оживление подсудимых и волнение стороны обвинения

День сто тридцать первый
     «…По последним данным, Ходорковский и Лебедев посредством своих защитников пытаются оказать давление на уже допрошенных следователями свидетелей с целью изменения ими показаний, данных на предварительном следствии». Это прокурор Лахтин – о свидетеле обвинения, в прошлом директоре многолетнего аудитора ЮКОСа компании PricewaterhouseCoopers Дагласе Миллере. Действие происходит в Мосгорсуде, адвокаты просят отменить постановление Виктора Данилкина, в ноябре на очередные три месяца продлившего подсудимым срок ареста по второму делу. И вот прокурор Лахтин в качестве одной из причин оставления Ходорковского и Лебедева под стражей приводит поведение их защитников, обратившихся в суд Южного округа штата Калифорния с просьбой снять с Миллера показания по нынешнему делу руководителей ЮКОСа.
     Как выяснилось на прошлых заседаниях в Хамовническом суде (см. «Новую», № 139 от 14 декабря), в Россию господин Миллер приезжать отказывается; из его же показаний, данных на том самом предварительном следствии, о котором говорит Лахтин, отчетливо видно, что американца отечественные следователи неоднократно вводили в заблуждение, пытаясь получить выгодные следствию ответы.
     Операция удалась: нужные показания прокуратура получила. Но после отъезда из России Миллер неожиданно согласился явиться в американский суд (куда обратились защитники подсудимых) и дать новые показания. А это, естественно, в планы Генпрокуратуры не входило.
     11 декабря прокурор Ибрагимова попросила Хамовнический суд признать на тот момент еще несуществующие показания «неприемлемыми». И судья им в этом неожиданно отказал – с формулировкой «никакие доказательства не имеют заранее установленной силы».
     – Защитники Ходорковского и Лебедева навязали судье округа Соединенных Штатов Америки вынести судебный приказ о допросе данного свидетеля, – сетовал теперь в Мосгорсуде Лахтин. Трое судей Мосгорсуда на это заявление никак не отреагировали, но продление ареста подсудимым оставили в силе…

День сто тридцать второй
     Суд выслушал в этот день показания сразу трех свидетелей – номинального директора, специалиста, готовившего дочерним структурам ЮКОСа комплекты учредительных документов для регистрации предприятий, и нефтяника. Наибольший интерес представлял Александр Борисов, который некогда работал ведущим специалистом ЮКОС РМ (занималась переработкой нефти), а затем гендиректором и главным бухгалтером компании «Юконэкс-Брокер». Она могла проводить те самые торги по нефти и углеводородному сырью, которые прежде один из свидетелей обвинения Татьяна Веденеева расценила как «фиктивные». Но Борисов с такой оценкой не согласился.
     Тогда прокуроры пошли на крайние меры – озвучили показания Борисова на предварительном следствии: там торги он называл «фиктивным»…
     Когда к допросу приступили подсудимые, всплыло и авторство этого нешуточного слова. Ставший знатоком не только прокурорских переводов, но и любимых привычек следователей, Лебедев быстро обнаружил в деле руку следователя Алышева.
     – Александр Иванович, – обратился к свидетелю Лебедев, – «фиктивные торги» – это ваша фраза была?
     – Наверное, обработку прошла… – напрягся Борисов.
     – Я почему спрашиваю? – объяснял подсудимый. – Потому что Алышев всем приписывает слова «фиктивные»… А когда вас вообще в последний раз допрашивали?
     – Точно дату не скажу… Но примерно с месяц назад.
     Это был третий свидетель, признавшийся, что его допрашивали параллельно с судебным разбирательством в Хамовническом суде.

День сто тридцать третий
     В суд пришел свидетель Александр Варабичев – бывший начальник отдела дирекции по логистике и экспорту нефтепродуктов ЮКОС РМ. Он отслеживал, чтобы нефтепродукты своевременно отгружались на нефтеперерабатывающие заводы ЮКОСа. Господин Варабичев был оригинален. Он жаловался на свое тогдашнее начальство… за то, что оно просило его выполнять свои служебные обязанности, а именно – подписывать контракты на отгрузку нефтепродуктов, чем, собственно, и должна была заниматься дирекция. Но Варабичеву отчего-то подписывать эти бумаги не хотелось. И начальство в лице Михаила Брудно и Владимира Елфимова не раз ставило сотрудника перед выбором: либо тот начинает работать, либо будет уволен…
     – А что вас смущало как заместителя подписывать контракты, согласованные всеми службами ЮКОСа? Что смущало-то? – резонно интересовался Лебедев.
     – То, что у меня не было опыта – я начальником был всего два месяца и не готов был подписывать такие документы…

День сто тридцать четвертый
     В этот день получила свое продолжение скандальная история, связанная с будущими показаниями Дагласа Миллера. За день до его выступления в американском суде прокурор Лахтин от имени своего ведомства попросил судью Данилкина выслушать показания Миллера, данные им отечественным следователям еще в 2007 году.
     Прокуроры заверяли, что показания эти были даны Миллером по делу Ходорковского и Лебедева, однако на момент дачи показаний – май-июнь 2007 года и январь 2008-го – расследование этого дела уже было завершено (официальная дата окончания расследования – 16 февраля 2007-го).
     – Ваша честь, эти протоколы допросов Миллера получены по другому делу – № 18-4103 («материнское дело ЮКОСа». – В. Ч.), – сообщил адвокат Вадим Клювгант судье. Лебедев рассказал и некоторые подробности:
     – Речь идет об уголовном деле в отношении руководителей аудиторской компании PricewaterhouseCoopers (им инкриминировалось участие в «незаконных налоговых схемах ЮКОСа»; как только все свои заключения по ЮКОСу аудитор отозвал, дело было закрыто. – В. Ч.). Это дело было возбуждено Генпрокуратурой в рамках дела № 18-4103. И именно в рамках этого дела в апреле, мае и июне 2007 года допрашивался в качестве свидетеля Даг Миллер. По уголовному делу в отношении Лебедева и Ходорковского Миллер не только не допрашивался, но, несмотря на наши настоятельные с Михаилом Борисовичем просьбы, следствие отказалось устроить нам очную ставку с Миллером.
     Судья, однако, постановил: показания, о которых просят прокуроры, огласить.
     Озвучить показания поручили Ибрагимовой. Оказалось, что допрашивали Миллера весьма формально. На некоторых допросах ни одного вопроса следователь ему не задал.
     Порою это был сплошной монолог аудитора, причем ссылающегося на данные следствия и на показания свидетелей обвинения… Суть сводилась к тому, что ЮКОС не показал аудитору некоторых своих аффилированных лиц и цели некоторых платежей, совершенных еще перед приватизацией компании. При этом монолог Миллера походил больше на раскаяние, нежели на свидетельские показания:
     – Мне очень обидно. Я потратил на эту работу большое количество своего времени, работал часто до глубокой ночи, а оказалось, что Лебедев, Дрель и Ходорковский обманывали меня. Сам факт обмана еще более подтверждает уверенность в недостоверности всей информации, представленной руководством ЮКОСа…
     После двух часов прокурорского «момента истины» слово взял Ходорковский:
     – Ваша честь, хочу обратить ваше внимание, что оценка свидетелем точности отражения в отчетности ЮКОСа выкупа ЮКОСом обязательств банка МЕНАТЕП, чему посвящена значительная часть допросов, не относится к предмету данного судебного разбирательства, а вообще-то, строго говоря, ему противоречит, так как в хищении денег ЮКОСа меня не обвиняют. Меня обвиняют в хищении всей нефти, в результате которого само появление какой-то прибыли у ЮКОСа является неразрешимым противоречием. Далее хочу оказать содействие стороне обвинения…
     – Не надо! – попросила Ибрагимова. – Ваши пять копеек нам не нужны.
     – Не надо?! Но я постараюсь. Если суду будет интересна судьба прибыли ЮКОСа, я расскажу о сделке с долгами МЕНАТЕПа. Документы в деле. Обвинение их само туда положило, чем само себя выпороло. Там у ЮКОСа прибыль отражена! Очевидная! Лучше б уж молчали! Ну и последнее. Значительную часть времени на этих допросах шло обсуждение зарплат, выплаченных в том числе зарубежным сотрудникам компании. С этим у моих оппонентов (прокуроров. – В. Ч.) проблема! Я – хозяин компании, я – исполнительный руководитель, компания частная. Посмотрите федеральный закон об акционерных обществах – кому хочу, тому плачу, сколько хочу, столько плачу. Мое личное дело. Не при СССР живем и не бюджетные деньги тратим. А то, что господину Лахтину завидно, ну что ж – тут ничего не поделаешь…
     Зал засмеялся. Прокурор Лахтин недовольно посмотрел на Ходорковского…
     Ну а Платон Лебедев на прощание пожелал обвинителям «ждать сюрпризов». Он имел в виду предстоящий день – 18 декабря, день, когда аудитор Миллер давал свои показания американскому правосудию…

Прокуроры подвели «итоги года»: «Ходорковский запутывает суд набором красивых фраз и жестов»…

День сто тридцать пятый
     …Заседание в понедельник началось с просьбы Платона Лебедева и его защитников – они просили дать им время на подготовку к президиуму Верховного суда. Дело в том, что 23 декабря президиум рассмотрит первое уголовное дело Лебедева «ввиду вновь открывшихся обстоятельств» – решения Европейского суда по правам человека, еще осенью 2007 года признавшего незаконным содержание бизнесмена под стражей до начала судебного процесса. Как ожидается, президиуму предстоит решить, каким образом реализовать постановление ЕСПЧ, являющимся обязательным для всех стран, подписавших Европейскую конвенцию по правам человека, в том числе и для России.
     Каковы будут последствия этого обсуждения, пока непонятно – практика реализации постановлений ЕСПЧ в нашей стране не отработана.
     Уведомление о предстоящем заседании президиума Лебедев и защитники получил 18 декабря, то есть за 5 дней до этого события, и естественно с учетом напряженных заседаний в Хамовническом суде просто физически не могли подготовиться к слушаниям.
     Судья Данилкин пошел навстречу и согласился прервать процесс на три дня, и не только прервать, но и представить Хамовнический суд на все эти три дня в распоряжение адвокатов и подсудимых. Столь либеральный шаг в стане прокуроров одобрения не вызвал. Было решено один из драгоценных дней у оппонентов забрать. Происходило все так. Сначала Валерий Лахтин запросил 15-минутку – якобы выяснить судьбу «уже выехавшего на электричке иногороднего свидетеля». Потом попросил еще час, потом… Потом прокурор вошел в зал, и ничего не объясняя, открыл прения, в которых подвел итог допросов номинальных директоров из секретарских компаний – словом, всех тех свидетелей, которые никакого криминала суду не поведали. В отсутствии компромата на подсудимых, по мнению прокурора, повинен был Ходорковский:
     – Выступая в заседании с заявлениями и ходатайствами Ходорковский, указывает якобы на «необоснованное применение в обвинительном заключении» и в выступлениях гособвинителей терминов «подставные организации» и «подставные лица». Упомянутых лиц в своих заявлениях Ходорковский называл «номинальными директорами» и «доверенными лицами», а упомянутые организации «секретарскими компаниями». При этом Ходорковский пытается убедить суд, что деятельность таких лиц, которыми являлись допрошенные в данном судебном заседании Коваль, Хвостиков, Захаров, Гришняева, Бородина, Ковальчук, регулировали не только Гражданский кодекс РФ, но и «обычаи делового оборота». Такое заявление Ходорковского не имеет ничего общего с обычаем делового оборота! За сплетением красивых слов, терминов и жестов подсудимого лежит хитроумная, по нашим понятиям, попытка запутать суд и… – Лахтин читал по бумажке, судья придвинулся ближе к монитору своего ноутбука и улыбался, – …и запутать представляемые нами суду доказательства, из которых следует, что организованной группой, возглавляемой Ходорковским и Лебедевым, при присвоении чужого имущества и легализации преступно нажитого, совершались заведомо обманные сделки, стороной которых выступали подставные компании и подставные лица…
     Ходорковский запутывает внимание суда набором красивых фраз и терминологий. Применительно к заявлениям подсудимого, касающихся якобы «обоснованного» оформления доверенности ряда допрошенных на следствии и в суде свидетелей следует указать, что доверенные лица не были осведомлены доверителями, которых возглавлял Ходорковский, о том, что в договорах мены заключен обман, в частности, по вопросу цены обмена акций дочерних компаний ВНК на другие акции. Действительно в некоторых государствах предусмотрен институт номинальных лиц, например, в оффшорных юрисдикциях Британские Виргинские острова, Панама. Но все эти действия невозможно осуществлять на территории Российской Федерации! Более того, весь деловой мир уже идет по пути отказа от оффшорных зон и схем предпринимательской деятельности, видя в них РАССАДНИК ДЛЯ УКЛОНЕНИЯ ОТ УПЛАТЫ НАЛОГОВ И ОТМЫВАНИЯ ГРЯЗНЫХ ДЕНЕГ («аквариум» хохотал– В.Ч.). В словаре русского языка ОЖЕГОВа (прокурор прочитал именно так – В.Ч.) говорится, что «номинальный» – только называющийся, но не выполняющий своего назначения, обязанностей, то есть фиктивный! Таким образом, вот вам и русское понятие номинального директора! Фиктивный! Что касается подставного лица, то в словаре ОЖЕГОВа указано, что подставной – это «специально подобранный для какой-нибудь цели ложный свидетель или игрок», то есть тоже фиктивный!
     Приведу дословное высказывание подсудимого Ходорковского: «Решение, об обмене акций принималось не номинальными директорами, а соответствующими руководителями ВНК, ее материнской компанией – ЮКОСом, а одобрены эти действия мной лично, как руководителем вертикально-интегрированной компании ЮКОС. Все вопросы ко мне, а не к бедным ковальчукам и гришняевым». Очень хорошо сказано! Ходорковский сам обзывает номинальных директоров «бедными ковальчуками и гришняевыми», то есть обезличенными руководителями! Ходорковский признает, что решение об обмене акций принималось не номинальными директорами, а руководителями ВНК и ЮКОСа под одобрением Ходорковского. Процитирую Гражданское законодательство: «сделка, совершенная под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной – может быть признана судом недействительной. Таким образом, Ходорковский сам признал, что под его руководством, прикрываясь номинальными руководителями, был совершен обмен акций по злонамеренному соглашению лицами, подчиненными Ходорковскому и ЮКОСу!
     – Господи… – устало заметил кто-то из защитников.
     Парадокс был в том, допрошенные в суде номинальные директора будто сговорившись, заявляли, что никто ни к чему их не склонял, а уж тем более не применял насилия, и что договора они заключали строго в соответствии со своими служебными обязанностями. Видимо, это обстоятельство, раздражавшее прокуроров, и послужило поводом к теперешнему заявлению.
     У Михаила Ходорковского было, что ответить:
     – Ваша честь, я хочу обратить ваше внимание и внимание стороны обвинения на необходимость поменять цивилиста, который готовил данное заявление. Возьмем, например, вывод о том, что сделки, совершенные лицами, подчиненными одному лицу, под влиянием этого самого лица являются недействительными. Ваша честь, я не знаю, известно ли стороне обвинения, что крупнейшим владельцем имущества ЮКОСа после его распродажи стала государственная компания «РОСНЕФТЬ», а крупнейшим транспортировщиком нефти, добываемой этой государственной компанией, является компания «ТРАНСНЕФТЬ». Но СДЕЛКИ МЕЖДУ НИМИ СОВЕРШАЮТСЯ КАЖДЫЙ МЕСЯЦ ПОД ВЛИЯНИЕМ ОДНОГО И ТОГО ЖЕ ЛИЦА, который их курирует согласно распределению обязанностей в правительстве Российской Федерации – господина СЕЧИНА, который одновременно является председателем совета директоров «Роснефти». Если все эти сделки «недействительные» – это серьезное заявление стороны обвинения, с учетом того, что часть акций «Роснефти» котируется на международной бирже!
     Ваша честь, прошу также обратить внимание, что основной критике в заявлении прокурора подверглось два обстоятельства. Первое: прокурор сказал, что он собирается доказывать, что сделки сделками не являлись. Вторая критика – это то, что подписанты договоров являются «фиктивными», потому что они подписывали документы, содержащие обман, о котором они не знали. Ваша честь, но обсуждение действительности или недействительности сделок или доказывание факта обмана при формировании воли лица выходит за пределы предъявленного мне обвинения в хищении. Если прокурор действительно собирается это доказывать, то ему придется заявить об отказе от этого обвинения. Если воля лица сформирована, то это значит, что воля есть. А я защищаюсь от обвинения, в котором говорится, что воли не было! Мне бы хотелось, чтобы когда-нибудь обвинение объяснило мне, от чего же мне все-таки защищаться…
     Ну, и наконец, я совершенно не возражаю против использования обвинением термина «подставной», если этот термин им так нравится, но продолжаю просить: чтобы каждый раз, когда они используют этот неопределенный законом термин (закона такого нет! Поэтому-то я и не могу посмотреть в законе, что такое «подставной»!), разъяснять, чем он отличается «доверенного лица». Ну, и относительно термина «номинальный» (в понимании обвинения «фиктивный») – у нас любимый некоторыми членами правительства «Дойче-банк» – номинальный держатель акций, между прочим, тех самых организаций, которые рассматриваются в данном уголовном деле...
     – Ваша честь, прошу отфиксировать, что Лахтин пытался вас в очередной раз обмануть и ввести в заблуждение. Гришняева и Ковальчук никогда номинальными директорами не являлись, они действовали по доверенности, которые им выдали иностранные кипрские компании. Если у Генпрокуратуры есть сомнения в полномочии лиц, которые выдали доверенность, то пусть Генпрокуратура обратится на Кипр и разрешит это сомнение. Хотя, как известно, власти Кипра, в том числе судебные, уже два раза отказали Генпрокуратуре в правовой помощи по делу ЮКОСа… Далее. Я приветствую ссылки на известный многим толковый словарь Ожегова. Напоминаю: там же находятся термины, которые используются и в общественно-политической лексике. Например, термин ШПАНА. Я потом обязательно приведу его расшифровку…
     Судья поинтересовался у Лахтина, будет ли свидетель, который якобы добирался «на электричке».
     – По семейным обстоятельствам свидетель не мог явиться… Это женщина – я скрывать не буду! – почему-то гордо произнес Лахтин. – Поэтому некорректно обсуждать…
     Так, оказалось, что ожидание иногороднего свидетеля было лишь прикрытием, воспользовавшись которым, прокуроры отняли у Лебедева и защиты целый рабочий день для подготовки к важному заседанию в Верховном суде. Впрочем, адвокат Владимир Краснов выразился жестче:
     – Таким образом, у нас просто было украдено время.
     Судья на это промолчал, но строго пообещал, что впредь таких преждевременных прений не допустит.

«Новая газета» вместе с постоянными зрителями процесса в свою очередь решили подвести итоги работы прокуроров:

     Маргарита
     Вопрос к прокурорам: с какой целью деятельность секретарских фирм подверглась такому тщательному изучению? б) когда начнут выступать свидетели, которые могут подтвердить документально кражу 350 миллион тонн нефти?
     Итоги выступления свидетелей пока нулевые с точки зрения предъявленных обвинений. Там сплошные подарки защите. Свидетели рассказывают о нормальной коммерческой деятельности, никто, кроме обвинения, не видит в этом ничего криминального. После всех этих невнятных допросов стороной обвинения невиновность обвиняемых очевидна. И это понимает все больше людей, которые следят за процессом.

     Ирина, экс-предприниматель:
     У меня вопрос к прокуратуре: если профессионализм и квалификация прокурорской «группы» вызывает у общества такие сомнения, на лицо небрежность в представлении доказательств, то за какие «подвиги» они получают свои звезды на погонах? И вопрос к судье: как вы думаете, у вас будет возможность познакомиться со всеми бывшими и действующими номинальными директорами России?

     Марина Розумовская, учитель русского и литературы:
     У меня вопрос лично прокурору Ибрагимовой: отдаете ли Вы себе отчет в том, что существует разница между частным лицом и государственным обвинителем – человеком, представляющим в суде страну, а, следовательно, не имеющим право выходить за рамки служебного этикета и хамить оппонентам, поскольку такое поведение позорит не только Вас (это бы ладно), но и государство?

     Алексей Кондауров:
     Понимали ли уважаемые прокуроры изначально, что в деле отсутствует не только состав преступления, но и событие? Если не понимали до процесса, то понимают ли это теперь, спустя 9 месяцев? Если не понимают и теперь, то что тогда они делают в этой очень ответственной для человеческих судеб профессии? Если понимают, то какие у них представления о морально-нравственных ценностях? Или для них это всё химера? И еще. Не ясно, с какой целью сторона обвинения вызывала свидетелей в суд, так как никто не смог сказать что-то сколько-нибудь внятное о месте, времени, событии преступления или иных обстоятельствах, важных для установления вины подсудимых. Если допрошенные в суде лица – свидетели обвинения, то кто в таком случае будут свидетели защиты…

     Вера Васильева, журналист:
     Почему прокуроры выражают неудовольствие публикациями в СМИ о судебном процессе, теми публичными комментариями, которые дают адвокаты и почему сами отказываются от общения с журналистами? Как такая позиция государственных обвинителей согласуется с принципом гласности уголовного судопроизводства?

     Побывавший на одном из последних заседаний в Хамовническом суде рок-музыкант Юрий Шевчук – о процессе в целом:
     Мужики держатся. Крепкие люди. Но у меня ощущение трагедии, трагедии происходящего абсурда. Кафка курит со всеми своими бюрократическими Замками! Я пожелаю им скорейшего освобождения в следующем году. Чтобы они вышли на свободу и приносили пользу стране, потому что умнейшие люди. Абсурдно у нас как-то все так получается, что умнейшие мужи России парятся, скажет так по-простому, а на свободе гуляют настоящие воры и коррупционеры, всякая нечисть, которая последние соки вытаскивает из России. И что-то никто из нас не слыхал, чтобы их посадили.
     Я передаю ребятам привет от всех музыкантов, которые не потеряли гражданского чувства и не играют на корпоративных пьянках, а разговаривают с народом о свободе, с молодежью о свободе. Сейчас молодежь у нас запущенная такая, она мало что понимает, и мы на всех концертах говорим: «Ребята вы не рабы, вы свободные люди. Надо стараться отстаивать свои гражданские права, иначе мы окажемся в таком ГУЛАГе, которого даже в 37-м году не было».

В ловушку прокуроров угодил Сечин...

Под новые обвинения, выдвинутые на процессе Ходорковскому и Лебедеву, подсудимые предложили другую кандидатуру

День сто тридцать пятый
     Заседание началось с просьбы Платона Лебедева и его защитников – они просили дать им время на подготовку к президиуму Верховного суда. Тот 23 декабря должен был рассматривать первое уголовное дело Лебедева «ввиду вновь открывшихся обстоятельств» – решения Европейского суда по правам человека, еще осенью 2007 года признавшего незаконным содержание бизнесмена под стражей до начала судебного процесса* Судья Данилкин пошел навстречу и согласился прервать процесс на три дня. Шаг не вызвал одобрения у прокуроров, и один из драгоценных дней у оппонентов они забрали. Прокурор Валерий Лахтин решил потратить этот день на прения, в которых подвел итог допросов номинальных директоров – словом, всех тех, которые ничего существенного суду не рассказали. В отсутствии компромата, по мнению прокурора, повинен был Ходорковский:
     – Выступая в заседании с заявлениями и ходатайствами, Ходорковский указывает якобы на «необоснованное применение в обвинительном заключении» и в выступлениях гособвинителей терминов «подставные организации» и «подставные лица». Упомянутых лиц в своих заявлениях Ходорковский называл «номинальными директорами» и «доверенными лицами», а упомянутые организации – «секретарскими компаниями». Но за сплетением красивых слов, терминов и жестов подсудимого лежит хитроумная, по нашим понятиям, попытка запутать суд и запутать представляемые нами суду доказательства, из которых следует, что организованной группой, возглавляемой Ходорковским и Лебедевым, совершались заведомо обманные сделки, стороной которых выступали подставные компании и подставные лица… Действительно в некоторых государствах предусмотрен институт номинальных лиц, например, в офшорных юрисдикциях Британские Виргинские острова, Панама. Но все эти действия невозможно осуществлять на территории Российской Федерации! <…>
     У Михаила Ходорковского было что ответить:
     – Ваша честь, хочу обратить ваше внимание на необходимость поменять цивилиста, который готовил данное заявление. Возьмем, например, вывод о том, что сделки, совершенные лицами, подчиненными одному лицу, под влиянием этого самого лица являются недействительными. Ваша честь, я не знаю, известно ли стороне обвинения, что крупнейшим владельцем имущества ЮКОСа после его распродажи стала государственная компания «Роснефть», а крупнейшим транспортировщиком нефти, добываемой этой государственной компанией, является компания «Транснефть». Но сделки между ними совершаются каждый месяц под влиянием одного и того же лица, которое их курирует согласно распределению обязанностей в Правительстве Российской Федерации, – господина Сечина, который одновременно является председателем совета директоров «Роснефти». Если все эти сделки «недействительные» – это серьезное заявление стороны обвинения!

День сто тридцать шестой
     Двое свидетелей. Дмитрий Нестеров работал в ЮКОС-РМ в конце 90-х – являлся заместителем начальника отдела по транспортировке и экспорту нефтепродуктов. Его ответы на вопросы прокуроров были абсолютно идентичны тем, которые неделей ранее дал в суде его бывший начальник Александр Варабичев. Оба жаловались на вышестоящее руководство за то, что оно заставляло их подписывать контракты купли-продажи нефти. Впрочем, как и Варабичев, Нестеров не пояснял, что в контрактах было криминального. Когда за допрос взялись подсудимые, то прежде всего обратили внимание на трудовую книжку Нестерова и выяснили, что подписание контрактов как раз входило в его служебные обязанности.
     – То есть при приеме на работу, – проглядывал трудовую книжку Нестерова Лебедев, – вы прекрасно понимали, что вы должны будете заниматься контрактами по экспорту нефтепродуктов?
     – Да, знал…
     …Алла Каширина недолгое время работала финансовым директором в компании ЮКОС-М. Валерий Лахтин под предлогом «противоречий» зачитал ее показания на следствии: на допросе Каширина говорила, что ЮКОС-М, по ее мнению, «участвовала в уходе от налогов», «имея налоговые льготы».
     – Мне бы хотелось знать, насколько соответствовал Уголовно-процессуальному кодексу тот допрос, который был сейчас оглашен, – попытался уточнить Михаил Ходорковский. – На основании чего вы сделали вывод о том, что ЮКОС-М создавался для уклонения от налогов и что ему были предоставлены налоговые льготы незаконно?
     – Ой, ну я уже не помню. Я всю информацию почерпнула из СМИ.
     В общем, всю вину свидетельница складывала на СМИ, а как ее допрашивали, проверить было невозможно: протокол допроса представлял собой сплошной монолог Кашириной без единого вопроса следователя, а что ее спрашивали, свидетель не помнила…

День сто тридцать седьмой
     Следующим свидетелем обвинения стал Андрей Орлов. Прямого отношения к ЮКОСу он не имел. Просто компания «Ратибор», входившая в консолидированную отчетность ЮКОСа, была контрагентом компании «Норси-Триэй», гендиректором которой по сей день является Орлов. «Ратибор» продавал нефть «Юганскнефтегаза», неф-тетрейдер «Норси-Триэй» эту нефть по среднерыночной для 2002 года цене покупал. И хотя, согласно обвинению, всю нефть «Юганскнефтегаза» похитили Ходорковский и Лебедев, а уже осужденный на 12 лет колонии строгого режима гендиректор «Ратибора» Владимир Малаховский им в этом помогал, свидетель Орлов рассказал о том, как он покупал и перепродавал юкосовскую нефть. А если продавал, значит, нефть имелась, а не была похищена.
     Тогда прокурор Лахтин попросил зачитать показания свидетеля на следствии – якобы в сегодняшних были «противоречия». На следствии Орлов говорил, что цена нефти, указанная в договоре между «Ратибором» и «Юганскнефтегазом», «была занижена и явно не соответствовала среднерыночной стоимости нефти».
     – Андрей Викторович, знаете ли вы, что «Ратибором» нефть была оплачена в полном объеме? – уточнил Ходорковский.
     – Естественно, ее оплачивали.
     – А то, что «Ратибор» был включен в консолидированную отчетность ЮКОСа?
     – Нет, не знал, честно говоря.
     – Это я к тому, что нефть неворованная, – пояснил Ходорковский.
     – Я понимаю, что неворованная, – заметил свидетель.
     А Лебедев показал Орлову таблицу с ценами Urals в 2002-2003 годах в долларах:
     – Вот, здесь цена Urals – более 5 тысяч рублей. Объясните суду, почему вы, покупая нефть через «Ратибор», не платили последнему 5 тысяч и более по ценам Роттердама? Могли вы или не могли так платить?
     – Нет, конечно, – засмеялся свидетель. – Существуют котировки. От цены барреля идут скидки – за транспорт по морю, танкер, за транспорт по трубе, за перевалку, все эти цифры минусуются от биржевой котировки…
     – А почему на вопрос следователя: «Была ли цена реализации в феврале 2002 года в размере 1000 рублей, как следует из договоров между «Ратибором» и «Юганскнефтью»**, соответствующей рыночной цене?» – вы ответили, что она была «заниженной». Откуда тогда такой вывод?
     – Да, я говорил следователю, что я не эксперт… – вдруг признался свидетель. – Я ему говорил, что это лишь мое мнение.

День сто тридцать восьмой
     За кафедрой свидетеля Наиля Батырова – заместитель директора департамента транспорта, учета и качества нефти, начальник отдела графиков и оформления поставок нефти из компании «Транснефть». В этой госкорпорации она уже 10 лет отвечает за организацию оформления маршрутных телеграмм. Последние показывают весь маршрут движения нефти – от производителя до потребителя напрямую по государственной трубе. В данном уголовном деле телеграмма «Транснефти» служит важным доказательством: она адресована и отправителю, и покупателю (трейдеру), и госорганам, что исключает тайное изъятие нефти, равно как и изъятие ее кем-либо, не указанным в телеграмме. А таких телеграмм, как подтвердила сама свидетельница, по ЮКОСу «Транснефть» оформляла несметное количество.
     Прокурор Лахтин из гособвинителя вдруг превратился в защитника. Прокурор спросил, кто является собственником нефти на момент ее нахождения в трубе «Транснефти». И, не дождавшись ответа свидетельницы, ей подсказал:
     – Ведь нефть обезличивается в трубе, да?! И определить ее и вычленить как-то уже невозможно?
     Зал затих. Судья обменялся улыбкой с подсудимыми.
     – Да, невозможно! – ответила свидетель.
     Так прокурор с помощью свидетеля подтвердил доводы подсудимых: «Транснефть» средством похищения никак служить не могла и не может до сих пор.

День сто тридцать девятый
     Последним свидетелем обвинения прошлого года стал Николай Беляевский. В нефтяной отрасли, по словам самого Николая Аполлоновича, он проработал более 40 лет. Последним местом его работы был ЮКОС, где на протяжении 10 лет он возглавлял управление по добыче нефти. На вопрос прокурора, почему он не вникал в подписываемые им договоры купли-продажи нефти от лица добывающих «дочек» ЮКОСа, он объяснял:
     – У меня и так работы было выше крыши. В восемь приходишь на работу, в восемь уходишь.
     – А почему именно вам-то доверили подписание договоров? – спрашивал прокурор.
     – Да не знаю почему! Это твоя работа… Это не обсуждалось.
     С вопросами к свидетелю обратился Ходорковский.
     – Вы знали, какие визы должны стоять на договорах по регламенту? Вы их проверяли? – поинтересовался у Беляевского Ходорковский.
     – Михаил Борисович, я старый бюрократ – у меня такие вещи не проходят, чтобы я без виз документы пропустил.
     – А если бы вас попросили без виз документы пропустить?
     – Да я бы просто не стал разговаривать, показал бы на дверь и все!
     – Это вам ответ, – заметил прокурорам Ходорковский, – почему именно этому человеку поручали подписывать договоры.
     *В итоге ВС признал незаконным арест бывшего главы МФО «МЕНАТЕП» шестилетней давности и отменил его. Впрочем, Лебедев все равно остается под стражей.
     ** всей видимости, следователь имел в виду «Юганскнефтегаз».

Свидетель, вы получали зарплату?

Прокуроры решили выяснить имущественное положение тех, кто дает не совсем устраивающие их показания

День сто сороковой
     Первым свидетелем в 2010 году стал Михаил Рудой, ныне – главный специалист «Роснефти», в прошлом – почти 10 лет отработал в ЮКОСе, в частности, в дочерней структуре компании – ЮКОС-РМ. Там свидетель занимал должность руководителя дирекции по торговле и транспортировке нефти. Для уголовного дела наибольшую важность представляла подготовка для «Транснефти» заявок на составление маршрутных поручений, которые показывают весь путь движения нефти – от производителя до потребителя напрямую по государственной трубе, что исключает тайное изъятие нефти.
     – Наши предприятия сдавали нефть в «Транснефть», дальше шли прокачка, транзит, дальше шло распределение до выходных портов или до границы…– рассказывал Рудой.
     Следующий свидетель – Виталий Ползик. Ныне работает в «Газпромнефти», в прошлом – главный бухгалтер «дочек» ЮКОСа: «Брянскнефтепродукта», «Ульяновскнефтепродукта», а в ЮКОС-РМ занимался продажами.
     – Каким образом ЮКОС-РМ реализовывал нефтепродукты? – спрашивал прокурор.
     – Дочерним обществам, которые дальше продавали их заправочным станциям, а оптом ЮКОС-РМ продавал нефть колхозам, поселкам, в вооруженные силы…
     Парадокс: следствие трактует продажу нефти ЮКОСа как «легализацию», а если так, то соучастниками преступной группы Ходорковского – Лебедева являются Минобороны, Федеральная пограничная служба и прокуратура. То есть все эти госструктуры участвовали в отмывании около 15 миллионов тонн нефти – именно столько они купили у ЮКОСа?
     – Вы пояснили, что оптовые продажи шли также на нужды обороны. А куда еще? – расширял круг «подозреваемых» Михаил Ходорковский.
     – Госрезерв, Минтранс, энергетика, МЧС… – перечислял Ползик.
     – Скажите, а вы этим госструктурам поставляли тоже по ценам ниже мировых? – уточнил Ходорковский.
     – Насколько мне известно, они соответствовали внутрироссийским ценам.
     – Свидетель – не академик наук! – заметил прокурор Лахтин. – Ваша честь, пусть не издеваются над свидетелем!

День сто сорок первый
     В суде появился человек с легендарной биографией – Виктор Валентинович Иваненко, бывший председатель КГБ РСФСР, генерал-майор, бывший советник министра РФ по налогам и сборам. Пять лет Иваненко отдал и ЮКОСу, где работал в должности вице-президента: курировал службу безопасности. Войдя в зал, он уважительно кивнул в сторону «аквариума», Ходорковский и Лебедев ответили ему тем же.
     Странность его допроса в суде заключалась в том, что он работал в ЮКОСе до 1998 года – то есть до совершения инкриминируемых подсудимым деяний. О хищении нефти Лахтин не спрашивал, он интересовался обстоятельствами первого – налогового – дела, по которому подсудимые уже отбывают срок: приватизация, залоговые аукционы…
     Лахтин поднес к трибуне свидетеля том дела, в томе был договор, согласно которому группа МЕНАТЕП гарантировала ряду бенефициаров – и господин Иваненко был в их числе – определенные денежные выплаты. Свидетель подтвердил, что получал денежные средства, но все свои доходы декларировал. Ответ Лахтина не удовлетворил, и он зачитал, что по одному из договоров Иваненко получил более 612 миллионов рублей.
     – Еще раз подчеркиваю: все свои доходы я декларировал. Это можно проверить в налоговой инспекции.
     – Виктор Валентинович, поясните, пожалуйста, вы работали в ЮКОСе на платной основе? – спросил Ходорковский.
     – Да, на платной.
     – Я думаю, для вас не будет секретом то, что обвинение говорит, что те выплаты, которые вам делались с 1996 по 2003 год, были «подкупом» вас с моей стороны. Скажите, пожалуйста, вы эти выплаты воспринимали как подкуп?
     – Нет, я эти выплаты воспринимал как денежное вознаграждение за свою деятельность.
     – То есть ничего, чтобы противоречило вашему восприятию совести и порядочности, я вас делать не просил?
     – Нет, Михаил Борисович, не просили.
     Так свидетель опроверг изложенные в обвинении утверждения: Ходорковский, став владельцем ЮКОСа, якобы осуществил подкуп его прежних руководителей.

День сто сорок второй
     Сергей Узорников – финансовый директор компании «Энел Рус», ранее – аудитор известной компании PwC, затем – сотрудник компаний ЮКОС-Москва и ЮКОС-РМ. Для прокуратуры свидетель ценен тем, что занимался в ЮКОСе консолидированной и финансовой отчетностью, и они допрашивают его относительно прибыли ЮКОСа, «выведенной за рубеж».
     У обвинения много вопросов по иностранным компаниям ЮКОСа, затрагиваются такие фамилии, как Мишель Сублен, Брюс Мизамор (бывший финансовый директор ЮКОСа), являющийся как раз одним из подписантов корпоративной жалобы в Страсбург, рассмотрение которой намечено на 4 марта этого года.
     Все происходящее больше походило на допрос в рамках дела, которое могло бы быть заведено на самого Узорникова. И под вечер прокурор Лахтин перешел к щекотливой теме – какие деньги получал сам Узорников, работая в ЮКОСе.
     – Ваша честь, прокурор в данном судебном процессе либо занимается расследованием какого-то иного уголовного дела в отношении свидетеля, либо попросту оказывает на него психологическое давление, – отметил Михаил Ходорковский.
     – О-о-о-чень больная тема для Ходорковского и Лебедева! – громко сказал Лахтин. – Поскольку из похищенных средств…
     – Вы про похищенное-то пока подождите рассказывать, – заметил адвокат Вадим Клювгант.
     Что-то хотел добавить и Ходорковский, но прокурор его прервал:
     – Так, сядьте, Ходорковский! Из похищенных средств выплачивались соответствующие вознаграждения сотрудникам в виде бонусов. Поэтому подсудимые встают и прерывают меня.
     – Ваша честь, я прошу обратить внимание уважаемого прокурора на то, что мне не вменялась в вину выплата, во-первых, похищенных денежных средств, а, во-вторых, выплата денег или вознаграждений из похищенных средств. Мне вменялось хищение нефти! – в очередной раз проинформировал суд Ходорковский. – И не надо вводить свидетеля в заблуждение на тот счет, что его заработная плата выплачивалась из «похищенных средств». Этого в моем обвинении нет!
     Судья никаких замечаний никому делать не стал. Прокуроры продолжили:
     – Кто определял размер суммы в договорах на оказание консалтинговых услуг?
     – Я не знаю, кто точно, – нервно отвечал свидетель.
     – Эти денежные средства вам переводились в какой-то банк или налом выдавались в кассе предприятия?
     – «В кассе предприятия»? – Лебедев засмеялся вместе с залом. – Вас в каком зоопарке поймали?
     – Что здесь непонятного?! Я зарплату наличными получаю. Меня и интересует, каким образом… – начал объяснять прокурор.
     – Вопрос снимается! – постановил судья.

День сто сорок третий
     Вчерашнего свидетеля так и не отпустили. Лахтин огласил его показания, данные на следствии. По мнению прокурора, в нынешних «не все нюансы» раскрыты… Правда, было одно но, о котором прокурор умолчал.
     – Свидетель допрашивался не по нашему уголовному делу, – сообщил Платон Лебедев.
     Как оказалось, Узорников допрашивался в рамках расследующегося ныне «материнского дела ЮКОСа» – № 18/41-03…
     Судью это не смутило. И началось. Следователи Михайлов и Иоганн расспрашивали Узорникова о том же, о чем накануне прокуроры: о том, куда делалась прибыль компании, и «скрывшихся» за границу сотрудниках. Узорников поведал следователям, что к 2003 году «основным узлом», где стали скапливаться почти все средства ЮКОСа, «выводившиеся за рубеж», была компания «Британи». После 2003-го, по его словам, за рубеж было выведено 6 миллиардов долларов, и часть этих денег от «Британи» была оформлена выдачей займа другой дочерней компании ЮКОСа – «ЮКОС-Кэпитал Сароу».
     «Назовите конкретно лиц, которые после 2003 года продолжали руководить именно процессами распоряжения прибылью ЮКОСа?
     – …Руководство вопросами финансового перераспределения осталось за прежним руководством ЮКОСа (Мизамор тот же), уехавшим за рубеж <…> То есть все международные активы ЮКОСа стали управляться кем-то из-за рубежа <…>».
     На этом обвинение закончило чтение. Таким образом, суду намекнули: а) происхождение прибыли ЮКОСа – сплошной криминал; б) прибыль из России уплыла всерьез и надолго. Зачем это делалось, если исключить психологический момент, – загадка, ведь эти показания свидетеля опровергли обвинение: если прибыль была, то не было хищения, в результате которого эта прибыль образовалась.

К допросу приступил Ходорковский:
     – Сторона обвинения, Сергей Евгеньевич, предполагает, что в один год, получив прибыль на какую-то компанию, включенную в периметр консолидации ЮКОСа, на следующий год мы исключали эту компанию из периметра консолидации вместе с ее прибылью. Причем речь идет о миллиардах долларов. Вы работали с 2000 по 2003 год с консолидированной отчетностью ЮКОСа. Было ли такое?
     – Такого я не помню. Такого не было.
     Что и требовалось доказать. Далее бывшего главу ЮКОСа интересовало, на что расходовалась прибыль ЮКОСа. Свидетель четко пояснил: дивиденды, капитальные вложения, расходы на инвестиции в предприятия.
     В «аквариуме» Ходорковский поставил мольберт и стал заносить ответы свидетеля на ватман. 15,8 миллиона долларов – общая прибыль компании за 1999-2003 годы, 17,3 миллиарда рублей – убыток за нелегкий 1998 год…
     – Прошу снять вопрос! Свидетель не является автором консолидированной отчетности. Пусть Ходорковский приглашает в суд автора консолидированной отчетности.
     – Автором консолидированной отчетности являлся я, – заметил Михаил Ходорковский и перешел к выводам Узорникова на следствии, в частности, к утверждению о том, что на компании «Британи» было 6 миллиардов долларов. Но Узорников, на следствии назвавший «Британи» «основным узлом скопления всех средств ЮКОСа», сейчас ничего не помнил.

ЮКОС защищался от рейдерства

Свидетель обвинения Алексей Голубович опроверг доводы следствия

     Один из ключевых свидетелей обвинения по «делу ЮКОСа» бывший финансовый директор компании Алексей Голубович на слушаниях в Хамовническом суде Москвы преподнес сюрприз, разбив доводы прокуратуры. По его словам, сделки ЮКОСа, которые следствие по второму уголовному делу в отношении экс-главы нефтяной компании Михаила Ходорковского и бывшего руководителя МФО «Менатеп» Платона Лебедева считает преступными, были законны и совершались в интересах государства.
     В конце 90-х Восточная нефтяная компания (ВНК) договорилась выкупить у компании «Биркенхольц» 6% акций Ачинского НПЗ за 22 млн долл., при этом сумма была установлена выше рыночной в 4,5 раза. Впоследствии арбитражным судом сделка была признана недействительной. «Биркенхольц» обратилась в арбитраж со встречным иском о взыскании средств в связи с неоплатой пакета акций. Затем принадлежащие ВНК акции «Томскнефти» и Ачинского НПЗ были обменены на более дорогие бумаги ЮКОСа. Следствие полагает, что цены на акции были искусственно изменены, и настаивает на неравномерности этого обмена.
     Алексей Голубович, выступающий на слушаниях в качестве свидетеля обвинения, вчера заявил, что обмен акций был законным и совершался из желания обезопасить активы ВНК в интересах государства. Кроме того, он отметил, что служба безопасности компании никогда ему не угрожала. По его словам, в 2003 году руководство лишь предложило ему уехать за границу, чтобы избежать возможной уголовной ответственности по делу обмена акций. Голубович отметил, что данное предложение носило рекомендательный характер.
     Как пишет «Новая газета», в своих показаниях на следствии Алексей Голубович утверждал обратное. «Никаких показаний, отличных от тех, что я давал в 2004-2007 годах на следствии, я в суде не давал, – сказал РБК daily г-н Голубович. – Если бы эти показания разнились, мне бы, скорее всего, предъявлялись в суде мои прежние показания».
     Теперь предсказать исход судебного разбирательства будет сложно. Эксперты не исключают, что показания ключевого свидетеля обвинения станут первой ласточкой, свидетельствующей о потеплении «политического климата» вокруг Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Так, на прошлой неделе России удалось отложить рассмотрение в Европейском суде по правам человека корпоративной жалобы ЮКОСа на отъем собственности на 4 марта. Через несколько дней Госдума ратифицировала 14-й протокол к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, упрощающий процесс рассмотрения жалоб в Страсбурге. Алексей Голубович не спешит делать такие выводы: «Мои показания – очень маленькая часть доказательной базы по нескольким эпизодам, и работал я в компании только до 2001 года».

«РуссНефть» сменила менеджмент
     Акционеры «РуссНефти» на внеочередном собрании акционеров 14 января избрали президентом компании Олега Гордеева на срок с 15 января текущего года по 14 января 2013-го. Кроме того, акционеры избрали совет директоров, в который вошли четыре новых члена, а именно Олег Гордеев, представитель швейцарской компании Glencore Яна Тихонова, два представителя «РуссНефти» Ольга Прозоровская и Антон Жученко. Представитель Сбербанка Ашот Хачатурянц был вновь переизбран в совет директоров компании.

Свидетель Голубович закрыл «дело ЮКОСа»...

...Но прокурор спросила у свидетеля, соскучился ли он по Ходорковскому. На следующий день свидетеля как подменили...

     В понедельник в Хамовническом суде продолжился допрос бывшего сотрудника ЮКОСа Сергея Узорникова. И произошли чудеса. Опытный аудитор, занимавшийся в ЮКОСе консолидированными финансовыми отчетностями, своими ответами полностью опроверг как официально предъявленное обвинение в хищении нефти, так и часто упоминаемые прокурорами слова про «отмывание денег»…
     А на следующий день – очередной провал прокуратуры: Алексей Голубович, козырная фигура обвинения неожиданно для всех поддержал подсудимых. Он заявил про «заказной характер дела», про то, что деятельность ЮКОСа была законной, и ни словом не обмолвился о том, что служба безопасности в лице Невзлина и Пичугина угрожала ему и его семье.

День сто сорок четвертый
     Михаил Ходорковский продолжил допрашивать свидетеля Узорникова, основываясь на показаниях, которые аудитор дал следствию и которые были озвучены обвинением. В итоге свидетель был вынужден сообщить: на основании анализа отчетности ему известно – вся нефть добывающим компаниям оплачивалась, и эта оплата покрывала их затраты на производство этой нефти. Ну, а после этого обвинение в хищении существовать не может…
     Далее свидетель подтвердил, что часть акций дочерних обществ находилась на ЮКОСе, а часть – на компаниях, консолидированных с ЮКОСом, а значит, все они входили в периметр консолидации ЮКОСа. То же самое свидетель подтвердил и относительно компаний, которые обвинение называет «орудием хищения нефти». А значит, деньги, вырученные от реализации нефти, тоже оставались в пределах ЮКОСа и никуда не девались...
     – Ваша честь, хочу обратить ваше внимание, что на базе показаний этого свидетеля, которые легко подтверждаются документами – легко! – процесс можно было бы завершать, – отметил Ходорковский.

День сто сорок пятый
     Показания дает бывший директор по стратегическому планированию и корпоративным финансам ЮКОСа Алексей Голубович, который обвинялся следователями в мошенничестве в рамках «дела ЮКОСа», но по этапу не пошел. При условии сотрудничества со следствием были отменены постановления об объявлении его в розыск и заочном аресте. Голубович известен своими интервью государственным российским СМИ, в которых он рассказывал о давлении, оказываемом на него «акционерами ЮКОСа», и о нескольких покушениях, совершенных на него и его семью службой безопасности ЮКОСа… Сейчас самый раскрученный свидетель прокуратуры, окруженный судебными приставами и крепкими ребятами из собственной охраны, пришел в суд.
     Прокурор Валерий Лахтин с воодушевлением расспрашивает Голубовича об основном пласте обвинения – хищении акций дочерних обществ Восточной нефтяной компании. (Напомним, обмен акций ЮКОСа на акции ВНК обвинение считает хищением.) И неожиданно для всех господин Голубович не только подтвердил версию Ходорковского и Лебедева о том, что никакое это было ни хищение, а спасение акций от рейдеров временным переводом на другое юрлицо, но и заявил, что иначе ЮКОС и поступить тогда не мог. По словам Голубовича, обмен акций на акции ЮКОСа был законным.
     – Решение об обмене акций – это было серьезное решение? – спрашивал Лахтин.
     – Это серьезное и тактическое решение. Это защита активов, – отвечал Голубович.
     Далее Лахтин, расспрашивая Голубовича, предварил приговор суда и назвал обмен акций «неэквивалентным». Свидетель не согласился – эквивалентность обмена подтверждали независимые оценщики.
     – Международному центру оценки (МЦО), который должен был обосновать, насколько обмен эквивалентен, нельзя было поставить задачу намеренно завысить или занизить стоимость акций, поскольку технически это очень сложно сделать... – говорил Голубович. А прокуроры утверждали обратное – будто бы отчеты МЦО являлись способом для неэквивалентного обмена акций, что в конечном счете и привело к их хищению…
     – Сам-то обмен акций, он равноценный был? – не верил происходящим в свидетеле переменам Лахтин.
     – Менять акции примерно одинаковой стоимости по их рыночным котировкам – это справедливый обмен.
      – Ну, а впоследствии-то почему возник вопрос о недействительности этих сделок по обмену? – спросил прокурор.
     – Прошу прощения, а у кого возник-то? – засмеялся Голубович.
     – Ну… – задумался Лахтин, – ну, вам что-то известно о том, что такой вопрос возник?
     – Ну, когда начали к следователю в СК МВД вызывать всех подряд, тогда вопрос возник. Но он возник не по поводу оценки, а вообще по поводу того, что кто-то заказал расследовать это дело... Начал дергать всех начальников ЮКОСа, по-моему, следовать Павлов. Что ему нужно было, никто не понимал из нас, по крайней мере. Поэтому у меня, например, возник вопрос, а что вообще от нас хотят?
     Прокуроры застыли. Увидев выражения их лиц, Голубович продолжил:
     – Извините, я просто, как воспринимал эту ситуацию, так и отвечаю…
     Обвинитель Ибрагимова повернулась к судье и что-то недовольно произнесла. А Лахтин собрался и перешел к главному – службе безопасности компании, о криминальной деятельности которой так много рассказал миру Голубович.
     – Имелась ли какая-то структура безопасности в ЮКОСе? – начал издалека обвинитель.
     – Да. Была служба безопасности.
     – Ну, а в случае возбуждения уголовных дел в отношении каких-либо сотрудников компании служба безопасности должна была реагировать?
     – Какое отношение это имеет к рассматриваемому делу, Валерий Алексеевич? – спросил судья.
     – Понятно… По-другому задам вопрос. Ходорковский интересовался обстоятельствами возбуждения уголовного дела* как руководитель компании?
     – Мы с ним эту тему не обсуждали.
     – Не связано ли это было с тем, что эффективно работала служба безопасности ЮКОСа?
     – Наверное, если бы она эффективно работала, люди бы, – смеясь, отвечал Голубович, кивнув на «аквариум», – тут не сидели бы...
     Про угрозы, о которых на протяжении всех 10 месяцев процесса, продлевая подсудимым меру пресечения, говорит обвинение со ссылкой на показания Голубовича, тот ничего не упомянул. Хотя прокуроры ранее заверяли, что того угрожали убить…
     – В сентябре 2003 года вы покидали пределы Российской Федерации?
     – В Англии жил.
     – И что вам Ходорковский рекомендовал – поехать в Москву, дать показания?
     – Нет, Ходорковский мне ехать в Москву не рекомендовал. Меня никто не заставлял ехать в Москву давать показания…
     – Ну, а что мешало вам до определенного времени вернуться в Москву?
     – В общем, мешало то, что следователь по так называемому «делу ВНК» из Следственного комитета МВД вел определенные действия, которые я и мои юристы воспринимали как попытку дать понять, что лучше из Москвы уехать…
     – Ну, следователь вел обоснованные действия по расследованию уголовного дела, – оскорбился Лахтин. – …Дело было соединено с настоящим.
     – Это потом вы его соединили, а в 2003 году – нет. Следователь Шумилов звонил моему юристу, говорил: «А где Голубович? Почему он не является на допрос?». «Повестки нет». – «Так вот, когда повестка будет, будет поздно. Пусть он лучше явится, а то мы его арестуем». Вот такие идиотские разговоры по телефону в принципе возникают, когда дело заказное и кто-то хочет на человека надавить. Я так это понимаю. Может, неправильно понимаю…
     – Нет, конечно! – заметил Лахтин. – Такого понятия нет – «заказное уголовное дело»…
     Свидетель Голубович и подсудимые засмеялись.
     Наблюдать за всем этим прокурор Ибрагимова больше не могла:
     – Алексей Дмитриевич, а нам не смешно! Нам не смешно! Вы соскучились по Ходоровскому? Соскучились по Ходорковскому? – В зале повисла тишина. – Соскучились?! Как вам задают вопрос, так вы сразу ему улыбаетесь, ему и Лебедеву.
     Судья на такие откровенные запугивания реагировал спокойно и почему-то с растерянной полуулыбкой смотрел на Ибрагимову.
     А Лахтин продолжил допрос:
     – Можете вы ответить на вопрос, что это за компании, подконтрольные Лебедеву. Хотя бы предположительно ответьте! Хоть что-то ответьте!
     – Ну, я действительно не понимаю, что от меня хотят услышать. Я, правда, над вами не издеваюсь, уважаемый прокурор…
     После того как судья сообщил, что следующий день в суде будет выходным, а потом опять продолжится допрос Голубовича, Ходорковский обратился к суду с просьбой:
     – Я прошу уважаемый суд неким образом – не знаю, каким – оградить свидетеля в день перерыва и в дни его допроса от возможных, на мой взгляд, воздействий со стороны лиц, сотрудничающих с государственным обвинением…
     Прокурор Ибрагимова отреагировала моментально:
     – Мы вас, ваша честь, тоже об этом хотели попросить! Чтобы подсудимые и их лица не воздействовали на бывшего подчиненного Ходорковского!
     – А как оградить? Мне с собой домой свидетеля забрать? – спросил судья.

День сто сорок шестой
     И на следующем заседании Голубович полностью поменял тактику. Он отозвал свои показания по обмену акций ВНК на акции ЮКОСа. При этом Голубович обвинил адвокатов подсудимых в «неправильном истолковывании» его слов в интервью прессе», ну и попенял самой прессе на «искажения».
     – Я во вчерашней газете прочитал... цитируют тут Клювганта, где он говорит, что судья признал действия руководителей ЮКОСа с акциями ВНК не только законными, но и справедливыми, и что я признал, что они обменивались по справедливой оценке, но я хотел сказать, что не делал таких признаний... Прошу защиту воздержаться от таких комментариев, по крайней мере, до завершения моих показаний, я не говорил об оценке акций и эквивалентности обмена...
     Голубович лукавил: те же самые журналисты записывали его показания на диктофон (все аудиозаписи показаний Голубовича есть в распоряжении «Новой»). Дословно в них сказано, цитируем: «Да и наши сотрудники не ставили себе цели занизить акции ВНК и завысить акции ЮКОСа…»
     Прокуроры были удовлетворены.
     * по ВНК
     P.S. На момент подписания номера показания относительно службы безопасности ЮКОСа Голубович не отзывал.

Пугливый попался

Почему свидетель Голубович решил изменить свои показания сначала один раз, а потом – еще один

     – Это вы с кем сейчас разговаривали? – спросит после перерыва прокурор Ибрагимова свидетеля Голубовича.
     – С бывшей коллегой.
     – А… Ну слава богу, а то наших свидетелей оскорбляют, угрожают…
     …Три дня продолжался в Хамовническом суде допрос, пожалуй, одного из самых ключевых свидетелей обвинения – Алексея Голубовича. Последовательность событий такова. В первый день бывший директор по стратегическому планированию и корпоративным финансам ЮКОСа всех удивил – в отличие от показаний на предварительном следствии, ни о каком криминале он суду не поведал, заявив, что сделки с акциями Восточной нефтяной компании (один из основных пластов обвинения) были справедливыми и эквивалентными. Ничего не сказал Голубович и про службу безопасности компании, которая, как ранее он сообщал государственным СМИ, ему «угрожала». Причем над всеми вопросами прокуроров свидетель смеялся.
     Ближе к вечеру, когда нервы от подобных показаний у прокуроров были уже на пределе, Гульчехра Ибрагимова, не стесняясь присутствующей в зале публики, поинтересовалась у Голубовича:
     – Алексей Дмитриевич, а нам не смешно! Нам не смешно! Вы соскучились по Ходоровскому? Соскучились по Ходорковскому? Соскучились?! Как вам задают вопрос, так вы сразу ему улыбаетесь, ему и Лебедеву…
     Михаил Ходорковский попросил председательствующего судью Виктора Данилкина «оградить свидетеля в день перерыва и в дни его допроса от возможных воздействий со стороны лиц, сотрудничающих с государственным обвинением…». Но судья ответил, что не знает, как это сделать: «Не домой же мне его брать».
     На второй день свидетеля как подменили. От прежней веселости не осталось и следа. И Голубович полностью поменял и отозвал все свои прежние показания, обвинив адвокатов в «неправильном истолковании» его слов прессе, попинав саму прессу за «недостоверную информацию», заявив, что «не делал признаний про справедливый обмен», и попросив защиту «воздержаться от комментариев до завершения дачи мною показаний»…
     Но те же самые журналисты записывали показания Голубовича на диктофон. Избранные цитаты:
     «Менять акции примерно одинаковой стоимости по их рыночным котировкам – это справедливый обмен. <…> Да и наши сотрудники не ставили себе цели занизить акции ВНК и завысить акции ЮКОСа…»
     Про службу безопасности: «В июле 2003 года мне активно предлагало руководство компании уехать пожить за границей. <…> Рекомендация звучала, и ее воспринимал нормально, даже серьезно. Я понял, что к этому надо прислушаться».
     Про характер уголовного дела: «Следователь Шумилов звонил моему юристу, говорил: «А где Голубович? Почему он не является на допрос?» – «Повестки нет». – «Так вот когда повестка будет, будет поздно. Пусть он лучше явится, а то мы его арестуем». Вот такие идиотские разговоры по телефону в принципе возникают, когда дело заказное».
     Больше такого Голубович себе в суде не позволил, и обвинение поставило окончательную точку во «вчерашних показаниях» Голубовича: расспросив его еще раз про обмен с акциями ВНК и получив «правильные ответы».
     На третий день прокуроры вопросов Голубовичу на всякий случай больше не задавали, а оглашали его «правильные» показания, данные им на предварительном следствии следователям в июле-сентябре 2004-го, в декабре 2006-го и сентябре 2007-го.
     Так, в июле 2004-го следователь Ганиев расспрашивал его о сделках мены акций ЮКОСа на акции ВНК. Впрочем, сам Голубович не считал их способом хищения, а отмечал: обмен являлся попыткой защиты акций ВНК от согласованных действий прежнего руководства ВНК и дружественных ему компаний нефтяного перекупщика Евгения Рыбина.
     Однако в сентябре того же года Голубовича допрашивает следователь Салават Каримов. И Голубович начинает давать показания против начальника правового управления ЮКОСа Дмитрия Гололобова: «По имеющейся у меня информации, за ситуацию с «делом ВНК» в ЮКОСе отвечал Гололобов, в связи с чем я не исключаю, что именно он сам либо через кого-то осуществлял воздействие на Гришняеву (одна из сотрудников ЮКОСа, допрошенная и на предварительном следствии, и в ходе этого процесса. – В. Ч.), с целью получения от нее показаний, устраивающих руководство ЮКОСа…»
     Самые убойные показания Голубович дает следствию в сентябре 2007-го. Речь – о службе безопасности ЮКОСа. Что примечательно: вопросов следователь Русанова не задавала вообще, это был сплошной монолог Голубовича:
     – В июле 2003 года, после ареста Лебедева, я встречался с Ходорковским и Невзлиным по их инициативе в Жуковке Московской области. Ходорковский и Невзлин при встрече сказали мне, что в связи с тем, что Лебедеву предъявлено обвинение по факту хищения акций ОАО «Апатит», мне как лицу, которому было известно о сделках по приватизации «Апатита», тоже могут предъявить обвинение и арестовать. <…> Ходорковский и Невзлин сказали, что существует вероятность моего привлечения к уголовной ответственности и по факту хищения акций «Томскнефти» и других предприятий. Они опасались, что я буду давать показания о том, что в этих преступлениях участвовали они. До этого Ходорковский неоднократно говорил мне, что расследование указанного уголовного дела находится под контролем службы безопасности компании и, следовательно, под его полным контролем, и что никто к уголовной ответственности по делу привлечен не будет. Ходорковский и Невзлин сказали мне, что было бы лучше для меня и для них, чтобы я выехал из страны. <…>
     После этого следователь Cледственного комитета МВД РФ Шумилов Н.Б., в производстве которого находилось это дело, звонил <…> и интересовался, где я нахожусь. Я решил, что неожиданная активизация расследования может быть связана с предупреждением Ходорковского и Невзлина, которые далее не могли контролировать ход расследования дела, <…> я уехал в Перу. <…> 7 октября 2003 года в Лондоне я встретился с Ходорковским, который сказал мне, <…> что представители службы безопасности ЮКОСа во главе с Шестопаловым* перебрались в Лондон, что я воспринял как намек, что если я вдруг поеду в Москву и буду давать показания, то меня найдут. Это прозвучало как угроза, так как я считал, что служба безопасности ЮКОСа была очень хорошо организована и способна оказать давление на неугодных руководству лиц. <…>
     <…> я не сомневался, что сотрудники службы безопасности ЮКОСа, которую контролировал Невзлин, действительно могут быть причастны к совершению ряда преступлений, в том числе убийств и покушений на убийства. <…>»
     Рассказав Русановой о своих перипетиях с российским правосудием – сначала трехнедельный арест в Италии по просьбе российских властей в мае 2006 года, потом отказ Италии в экстрадиции на родину, освобождение, добровольный приезд в Россию в декабре 2006 года, предъявление обвинения, снятие ареста под подписку о невыезде, первые допросы в прокуратуре, – Голубович заявил:
     -…Считал и считаю в настоящее время, что никакого политического характера ни мое преследование, ни преследование других сотрудников ЮКОСа, в том числе Ходорковского и Лебедева, не носит. <…> Ко мне никогда не применялись незаконные методы ведения расследования. Следствие ведется с соблюдением норм УПК. Мое возвращение в Россию я считаю правильным, так как уверен, что не виновен в инкриминируемых мне деяниях.
     Далее прокурор Ибрагимова приступила к оглашению показаний, которые Голубович дал как раз в тот самый первый день своего добровольного возвращения в Россию. Следователям Каримову и Иоганну он многое рассказывал о деятельности руководства ЮКОСа и МФО МЕНАТЕП, а также поведал новые подробности о службе безопасности…
     Впрочем, оглашение Ибрагимовой пришлось прервать ровно на половине: Голубович неожиданно вспомнил, что у него в этот день «прием у врача». И его отпустили. Так что вопроса перед судом: подтверждает ли тот все свои показания, Голубовичу в этот день удалось избежать…
     Как ожидается, показания будут дочитаны обвинением в понедельник, после чего к допросу бывшего коллеги приступят подсудимые.
     * Начальник службы безопасности.

Комментарий адвоката
     Что касается защитников Ходорковского и Лебедева, то, принимая во внимание просьбу свидетеля, они до окончания его допроса ничего не комментируют, впрочем, отмечая, что «и так всем все понятно».
     По просьбе «Новой» ситуацию, сложившуюся со свидетелем Голубовичем, прокомментировал известный адвокат, не относящийся к команде защитников бывших руководителей ЮКОСа, – Семен Львович Ария:
     – Если происходит такая резкая смена показаний, как в данном случае, свидетель должен дать вразумительное объяснение, назвать причину, по которой он отказывается от прежних показаний. Если он этого не делает, то это вообще не свидетель, а хамелеон. Ведь возникает противоречие, а если оно не разрешено, то по Конституции суд должен разрешить это противоречие в пользу подсудимых, то есть взять тот вариант показаний, который более выгоден для обвиняемого.

«И не сидел бы в тюрьме»

     Бывший топ-менеджер ЮКОСа Алексей Голубович, ставший свидетелем обвинения на суде над Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым, назвал причины всех неприятностей бизнесменов.
     В четверг в Хамовническом суде Москвы, где рассматривается второе уголовное дело в отношении экс-главы ЮКОСа Михаила Ходорковского и бывшего руководителя МФО МЕНАТЕП Платона Лебедева, продолжился допрос одного из ключевых свидетелей обвинения, бывшего директора по стратегическому планированию ЮКОСа Алексея Голубовича. Голубович допрашивается уже вторую неделю: с минувшего вторника до понедельника на этой неделе его допрашивали прокуроры, во вторник к допросу приступил Ходорковский.
     Ходорковский предъявлял собеседнику документы, некоторые из которых не сочло нужным огласить обвинение. Документы напрямую касались показаний Голубовича на предварительном следствии, где он засвидетельствовал неэквивалентность обмена акций дочерних предприятий Восточной нефтяной компании на 36-процентный пакет акций ЮКОСа в 1998 году. Обвинение не верит документу об оценке стоимости пакетов акций, составленному Международным центром оценки, считая, что стоимость акций ЮКОСа была намеренно завышена, а стоимость акций ВНК – занижена. Из документов, предъявленных Ходорковским, следует, что 37 млн акций ЮКОСа для обмена были куплены на рынке примерно за $45 млн. Договоры обмена заключались с правом обратного выкупа, причем такое право было только у ВНК, а у ЮКОСа такого права не было. Право обратного выкупа для ВНК означало, что ВНК могло просто перечислить на счет ЮКОСа средства в сумме, соответствующей первоначальной оценке, и оставить акции ЮКОСа у себя. Первоначальная оценка пакетов акций ЮКОСа выглядела довольно скромно – чуть более 700 тыс. рублей, около 640 тыс. рублей и т. д.
     «Договор заключен в интересах ВНК», – вынужден был признать Голубович. Это оказалось одной из немногих содержательных фраз, которых от него удалось добиться подсудимым. На большинство вопросов Голубович отвечал «не знаю» или «не помню».
     На словах он демонстрировал искреннее «желание помочь» собеседникам, но на деле мало что мог сказать даже о тех бумагах, которые составлялись его департаментом. Ходорковский был само терпение, каждый приступ амнезии у свидетеля он встречал вежливым «понятно», «ну и прекрасно» и «устраивает». Когда к концу заседания свидетель сумел ответить на вопрос, откуда у ЮКОСа брались деньги, чтобы Голубович мог приобретать для компании акции: деньги получались «за счет сбыта продукции, видимо, нефти», Ходорковский не сдержался и, смеясь, съехидничал: «Спасибо, ну хоть это вы вспомнили!» Голубович в ответ заверил, что пошутил.
     С помощью документов, которых также не знал или не помнил свидетель, Ходорковский подтвердил версию защиты, что акции ВНК действительно нуждались в защите, потому что оппоненты ЮКОСа на протяжении трех лет не оставляли попыток их арестовать.
     Свидетель не стал говорить о законности или незаконности действий топ-менеджмента компании, вместо этого он дал понять, что считает историю с обменом акций ВНК источником всех нынешних проблем юкосовцев:
     «Моя позиция в том, что руководство компании, видимо, слишком пеклось об экономических интересах. Я лично считал, что подставлять сотрудников под уголовные дела, о чем правовому управлению было известно с 1999 года, нехорошо. Лучше было вернуть акции и постараться урегулировать проблемы, которые возникали у рядовых сотрудников, которые подписывали эти договора. Если бы руководство вело себя по-другому, может, кто-то не жил бы сейчас заграницей, как беженцы, и не сидел бы в тюрьме. Это мое личное мнение», – на всякий случай добавил Голубович. Ходорковский лишь поинтересовался, был ли кто-нибудь осужден по делу об акциях ВНК, и, получив отрицательный ответ, перешел к другому вопросу.
     Отвечая на вопросы Лебедева, Голубович подтвердил, что Лебедев не имел отношения к сделке с акциями ВНК. По просьбе Ходорковского свидетель также подтвердил, что никаких разговоров о намерении похитить какие-либо акции или нефть в его присутствии никогда не звучало.
     Прокуроры в четверг были благодушны и почти не возражали против ходатайств подсудимых, которые просили судью об оглашении документов. Исключением был прокурор Валерий Лахтин, который каждые 10 минут поднимался и максимально скандальным тоном выдвигал очередные требования к подсудимым. При этом он не называл Ходорковского по имени, а в четверг обходился и без фамилии, начиная фразу «Ваша честь, а пусть он...».
     Вечером, когда судья решил закончить работу до пятницы, Голубович сообщил, что планирует завтра полететь «в Великобританию, где у него несовершеннолетняя дочь остается одна». Отъезд планируется на несколько дней, сказал Голубович. Придет ли он еще в суд, неизвестно

Тайны формы Ф-1

Судебный процесс погряз в бухгалтерской отчетности и показаниях свидетелей, которые не имеют никакого отношения к обвинению

День сто пятьдесят второй
     Юрист-международник Павел Малый, войдя в зал, жизнерадостно улыбнулся и кивнул «аквариуму», а на традиционный вопрос судьи, испытывает ли тот «чувство неприязни к подсудимым», ответил: «Ни в коем случае!» До 2004 года свидетель проработал в ЮКОСе директором по проектам департамента корпоративных финансов компании «ЮКОС-Москва» (управляющая для ЮКОСа).
     – Среди значимых проектов, которыми я занимался, – слияние с «Сибнефтью» и проект «Вояж», к сожалению, незавершенный…
     Вот как раз о причине незавершенности проекта и расспрашивал свидетеля прокурор Лахтин. Однако ничего подозрительного не обнаружилось. Дело в том, что до начала атаки государства на ЮКОС в первом полугодии 2003 года компания готовилась к возможному листингу на Нью-Йоркской фондовой бирже и ожидаемому выпуску еврооблигаций, а для этого ЮКОСу нужно было стать прозрачным, что компания и делала.
     – Это было знаковое событие! – воодушевленно вспоминал свидетель в суде. – На тот момент ни одна другая нефтяная компания так себя прозрачно не раскрывала…
     Примерно в тот же период ЮКОС решил слиться с «Сибнефтью». И листинг не состоялся именно поэтому: сливаясь с другой компанией, по американским законам невозможно одновременно совершать регистрацию в комиссии по ценным бумагам и биржам США.
     По мнению же следствия, ЮКОС отказался от проекта, потому что решил не рисковать: якобы пытались проскочить с «фиктивными сделками», «подставными компаниями» и «недостоверной» отчетностью на Нью-Йоркскую биржу, а когда поняли, что за это грозит «ответственность в виде 20 лет лишения свободы», отказались. Такую версию в сентябре прошлого года озвучил в суде прокурор Лахтин.
     Видимо, прокуратура предполагала, что это же самое продублирует и Павел Малый, но тот ни о каких «фиктивных сделках» ЮКОСа не говорил. И в прокуратуре следователю Каримову, и теперь в суде на четвертый по счету вопрос Лахтина обо одном и том же отвечал:
     – В начале 2003 года мой начальник Олег Шейко сообщил мне, что решено его (проект. – В. Ч.) приостановить. Почему? Мне не сообщалось. Я бы не хотел спекулировать на эту тему… Вы меня вообще как эксперта или как свидетеля допрашиваете?
     Гособвинитель Ибрагимова возмутилась:
     – Вопросы прокурорам не задают!
     – Это уже четвертая транскрипция одного и того же вопроса! – подсчитал и судья. – Ну не отвечает свидетель!
     – К сожалению, не отвечает… – констатировал Лахтин и огласил его показания на следствии. Но и те ответы повторяли то, что свидетель говорил несколько минут назад. Впрочем, рассказывая о сложностях вокруг проекта «Вояж», он сообщил следователю причину, по которой ЮКОС отложил листинг и которую так не хочет признавать следствие: «В апреле 2003 года объявили, что мы сливаемся с «Сибнефтью». Я думаю, наверное, из-за этого ничем и не кончилось…»

День сто пятьдесят третий
     Малый не пришел – прислал судье факс с просьбой отложить допрос в связи с занятостью. Бывшего юриста ЮКОСа сменил бывший ведущий бухгалтер – Елена Тимошенко. Лахтин упорно расспрашивал ее про «порядок налогооблoжения» на территориях, где были зарегистрированы организации, продававшие нефть ЮКОСа, и о том, занимались ли эти организации вообще какой-нибудь деятельностью, подозревая в фиктивности и незаконности использования налоговых льгот.
     – Насколько я помню, «Ратмир», например, занимался реализацией нефтепродуктов – возможно, и на внутреннем рынке, и на экспорт. Это видно из регистров бухгалтерского учета, – отвечала свидетельница.
     Тимошенко подчеркивала, что она лично регулярно готовила и представляла в госорганы финансовую отчетность и налоговые декларации по «Ратмиру». При этом неоднократно проводились выездные налоговые проверки и по их итогам доначислялись какие-то незначительные суммы.
     – То есть претензий, сопоставимых с банкротством компании, не было? – уточняли подсудимые.
     – Я такого не помню.
     И к концу недели по итогам допроса этого свидетеля Платон Лебедев заявит ходатайство:
     – Тимошенко подтвердила, что, за исключением несущественных, налоговые органы к «Ратмиру» не предъявляли никаких претензий, которые они были бы обязаны делать в случае установления фактов хищения нефти (на чем настаивает сторона обвинения). Как будет выкручиваться из этой ситуации сторона обвинения – это ее дело, но ясно одно: налоги в бюджет «Ратмир» платил с реализации, так как с похищенного имущества (нефти) налоги в бюджет заплатить невозможно, да и к отмыванию отнести деятельность «Ратмира» (который всегда платил налоги) также невозможно…
     Вместе с тем обращаю внимание, что Тимошенко полностью подтвердила суду свои показания на предварительном следствии. Однако, как судья смог сам установить, в протоколе ее допроса имеется всего лишь один лист ее показаний с ответом только на один вопрос, несмотря на то что допрос продолжался более двух часов… Поэтому прошу истребовать из Следственного комитета полную копию ее допроса, для того чтобы знать, какие же показания она дала на следствии. В противном случае буду настаивать на факте фальсификации доказательства и обмане суда…

День сто пятьдесят четвертый
     Павел Малый, как и обещал, вернулся, и Михаил Ходорковский поинтересовался у него вот такой деталью:
     – Я цитирую вопрос следователя Каримова к вам*: «Мы сейчас в расследовании увидели, что группа «МЕНАТЕП», «ЮКОС Юниверсал», «Халлей» стали владельцами акций в результате бестоварно-истинных операций…» Как вы поняли термин «бестоварно-истинные операции?»
     – И тогда не понял, Михаил Борисович, и боюсь, что и сейчас не смогу понять…
     Ходорковский обратил внимание Малого на проект документа (форма Ф-1), который ЮКОС заполнял для листинга. Свидетель вспомнил, что данные о совокупном объеме выручки и чистой прибыли заимствовались из консолидированной бухотчетности ЮКОСа, составленной по международным стандартам, а все цифры согласовывались с аудитором «ПрайсвотерхаусКуперс»…
     – А сведения, сообщенные рейтинговым агентствам, и сведения, сообщенные в форме Ф-1, – вас руководство ничего не просили искажать в них?
     – Упаси господи! Никогда! Такими методами мы не действовали…

День сто пятьдесят пятый
     Судья сообщает, что на его имя пришел факс от свидетельницы Аллы Карасевой, которая должна была быть допрошена в этот день: «Явиться в суд для дачи показаний я не могу, так как страдаю рядом тяжелых заболеваний… Я являюсь инвалидом второй группы… я была отправлена в психоневрологический диспансер…» К письму прилагались медицинские справки.
     С места поднялась прокурор Ибрагимова и попросила зачитать «все ее показания на предварительном следствии».
     – Ваша честь, – взял в ответ слово адвокат Клювгант, – сторона обвинения ходатайствует об оглашении восьми протоколов, из которых семь протоколов ее допроса как обвиняемой, то есть человека, который не несет никакой ответственности за свои показания. И все эти допросы не по нашему делу.
     – Ваша честь, показания Карасевой легализованы приговором Басманного суда Москвы (приговорившего ее к 5,5 года условно. – В. Ч.), – сообщил прокурор Лахтин и добавил касательно предложения защиты все-таки изыскать возможность для вызова свидетеля в суд, может быть, впоследствии: – А выступление защитника свидетельствует о том, что ими полностью проигнорированы не только состояние здоровья Карасевой, но и возраст. Я вынужден напомнить требования УПК, а также нормы Международного права, в частности, Конвенции о защите прав человека и основных свобод: «Запрещается <…> обращение, унижающее человеческое достоинство, создающее опасность для жизни и здоровья. Никто не должен подвергаться насилию и пыткам».
     Умолчал прокурор лишь о причине плохого состояния здоровья свидетельницы… Операцию по задержанию 65-летней женщины в ноябре 2007 года проводил ОМОН и сотрудники уголовного розыска. И держали ее не в женском СИЗО, а в специзоляторе ИЗ-99/1. Там же и допрашивали. Процесс в отношении признавшей вину Карасевой велся в особом порядке – без судебного следствия, за один день.
     Складывалось впечатление, что прокурорам очень не хотелось, чтобы в суде вскрылись подробности обвинения и осуждения Карасевой.
     – Ну уж не Лахтину о нормах Международной конвенции рассказывать! Столько вынесенных решений Европейского суда по правам человека о применении пыток по делу Алексаняна! Кстати, по делу, где Лахтин был надзирающим прокурором! – высказал свою позицию Платон Лебедев.
     Но судья прокуроров поддержал – те начали читать показания. Однако на следствии Карасева, даже будучи уже в качестве обвиняемой, отмечала: у нее не возникало сомнений в законности уплаты налогов компанией «ЮКОС». А в 2000-2001 годах, по ее словам, из налоговой даже пришел возврат излишне уплаченных налоговых платежей за 1999 год… «Эти документы исходили от государственных органов», – повторяла она.
     Далее показания напоминали остросюжетный детектив: по словам Карасевой, в 2003 году, когда «у ЮКОСа начались проблемы», начальство уговорило ее уехать на Кипр. «Мне пояснили, что уехать надо, чтобы избежать вызова в правоохранительные органы <…>. Ко мне приезжала Кучушева Алла, успокаивала <…>. Но когда я хотела уехать в Москву обратно, она угрожала мне тем, что, если я где-то назову ее фамилию, мой муж и я живем последний день…»
     Отчитав, прокуроры не проговорили больше ни слова. А подсудимые выступили с заявлениями.
     * На допросе в прокуратуре.

     Заявление Михаила Ходорковского:
     – С начала года в зал судебного заседания приводят в качестве свидетелей людей, которые вообще ничего не знают о перемещениях нефти. Эти люди в большей или меньшей степени знают о выручке и прибыли <…>. Но наличие прибыли у «потерпевших» и ЮКОСа в целом от реализации похищенного имущества убивает само понятие прямого ущерба! У меня возникает ощущение, что, достаточно очевидно проиграв процесс по данному обвинению, прокуратура пытается сфабриковать какое-то еще одно уголовное дело, для чего использует суд как допросную комнату предварительного следствия. Поэтому я прошу суд снимать вопросы, не входящие в предмет доказывания. В противном случае я буду задавать вопросы, касающиеся личности господина Алышева, господина Гриня (сотрудники прокуратуры. – В. Ч.) и других лиц, чьи слова или действия упомянуты в обвинительном заключении. А уж когда мы перейдем к представлению своих свидетелей, то желающих высказаться на эти темы будет более чем достаточно. В обвинительном заключении упомянуты действия и господина Лахтина, и господина Путина, и много еще кого…

     Заявление Платона Лебедева:
     – То, что я сегодня прослушал, однозначно свидетельствует о том, что следствие не только не оспаривало, но и признало правильность расчетов налоговой базы обществами, в которых работала Карасева. Таким образом, предмета хищения нет <…>, в нашем сфабрикованном обвинении много так называемых отравленных пилюль – скрытых, но не предъявленных в соответствии с законом обвинений. Не только мы в процессе потеряли уже предмет обвинения, но и представители властей. Одни считают: нас судят за налоги, другие – за то, что на экспорт неправильно поставлялась нефть… Или мы занимаемся предметом хищения нефти, или Михаил Борисович прав: здесь комната предварительных допросов будущих свидетелей для какого-то иного уголовного дела…

Процесс в Хамовниках: ритуал беззакония

     Хамовнический суд Москвы, где идет процесс по делу бывших совладельцев ЮКОСа Михаила Ходорковского и Платона Лебедева о присвоении акций, хищении нефти и легализации преступно нажитых средств, рассмотрит ходатайство государственных обвинителей о продлении подсудимым сроков содержания под стражей.
     По мнению прокуроров, в случае изменения меры пресечения Ходорковский и Лебедев могут скрыться или оказать давление на свидетелей. Адвокаты называют требования гособвинителей абсурдными, поскольку подсудимые и без того останутся в заключении, так как отбывают сроки по первому приговору суда.
     Вопрос о необходимости продления сроков содержания под стражей Михаила Ходорковского и Платона Лебедева во вторник вновь подняли государственные обвинители. Обращаясь к председательствующему в процессе Виктору Данилкину, прокурор Валерий Лахтин, в частности, заявил, что арест нужен для того, чтобы подсудимые не мешали установлению истины и не могли продолжать заниматься преступной деятельностью. В череде примеров противодействия следственным действиям на судебном разбирательстве в Хамовническом суде со стороны Ходорковского и Лебедева гособвинитель назвал корпоративную жалобу ЮКОСа, которую Страсбургский суд назначил к рассмотрению на 4 марта 2010 года. Наконец, подсудимые могут скрыться и оказать давление на свидетелей, сказал прокурор. Защита подсудимых требование гособвинителя о продлении сроков содержания под арестом считает не только незаконным, но и противоречащим здравому смыслу. Вот что сказал адвокат Михаила Ходорковского Вадим Клювгант:
     – Люди отбывают наказание по приговору суда. Им назначено лишение свободы. И как в этих условиях можно говорить о том, что они могут воздействовать на свидетелей или куда-то скрыться, совершенно непонятно. Даже теоретически невозможно представить себе ничего подобного.
     Помимо этого, защита Михаила Ходорковского и Платона Лебедева возмущена тем, что каждый раз государственные обвинители, ходатайствуя о продлении сроков содержания под стражей, делают заявления, уличающие подсудимых в каких-то незаконных действиях. При этом доказательств в подтверждение этого не приводят. Вадим Клювгант комментирует:
     – Эти продления, к сожалению, превратились в ритуал беззакония. Каждые три месяца они повторяются. В этом ходатайстве новое только даты и очередная порция лжи, которая заключается в неявных обвинениях или в дискредитирующих заявлениях, ни на чем не основанных. Это все для того, чтобы фон создать. Потому что доказательств нет.
     Адвокаты противятся продлению сроков содержания под стражей, поясняя это тем, что в соответствии с первым приговором Михаил Ходорковский и Платон Лебедев приговорены к лишению свободы в колонии общего режима, в то время как большую часть сроков фактически содержатся в тюремных условиях. У них нет возможности свободно передвигаться внутри изолятора, гулять, а также встречаться с родственниками на длительных свиданиях. Разбирательство в Хамовническом суде длится почти год. Прокурорами представлено множество документов, допрошено более 50 свидетелей, но по сути обвинений не сказано ни слова, считает корреспондент «Новой газеты» Вера Челищева:
     – О предъявленном обвинении прокуроры пока не сказали вообще ни слова. Где была похищена нефть, когда, каким образом? Как недавно заметил сам Михаил Ходорковский, я его цитирую, «прокуроры пытаются сфабриковать какое-то еще одно уголовное дело, для чего используют суд как допросную комнату, комнату предварительного следствия». У всех складывается ощущение, что свидетелей просто допрашивают по какому-то делу, которое еще только будут возбуждать.
     – По существу нынешних обвинений ни один из свидетелей, допрошенных к этому моменту, ничего не смог рассказать или пояснить? Или все-таки были какие-то конкретные показания, обличающие или, напротив, может быть, оправдывающие Михаила Ходорковского и Платона Лебедева?
     – Что касается хищения нефти, то – нет. Приходят люди, достаточно профессиональные, из числа бывших сотрудников ЮКОСа. Но они практически ничего не знают о перемещениях нефти, о ее физическом движении. Эти люди знают, в основном, о выручке или прибыли. Они говорят о том, что прибыль была. Но вот о хищении нефти они ничего сказать не могут. А ведь подсудимых обвиняют в физическом хищении нефти. Это главный вопрос. Пока непонятно, как они могли ее похитить.
     В заявленном стороной обвинения списке свидетелей указано 250 фамилий. К настоящему времени допрошена только пятая часть. Теоретически у прокуратуры есть и время, и возможности развеять сомнения сторонних наблюдателей относительно обоснованности предъявленных Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву обвинений.

«Против ритуального ареста я ритуально возражаю»

Михаил Ходорковский рассказал суду, кто на самом деле мешает процессу и подлежит аресту

День сто пятьдесят шестой
     За трибуной свидетеля снова юрист Павел Малый. Продолжает рассказывать о подробностях реализации ЮКОСом планов по размещению акций на Нью-Йоркской фондовой бирже (проект «Вояж»). Напомним, от проекта пришлось отказаться, поскольку ЮКОС планировал слиться с «Сибнефтью» – два подобных мероприятия одновременно, по американским законам, невозможны. Прокуратура тем не менее продолжает настаивать: ЮКОС на биржу не пошел, потому что «побоялся американского законодательства»…
     Ставит точку во всей этой истории Платон Лебедев, напоминая: к середине марта 2003 года удачно завершаются переговоры с «Сибнефтью». А это означает, что изменится вся структура акционеров в новой компании. И именно руководствуясь американскими законами, Лебедев, как директор группы «МЕНАТЕП», официально уведомляет ЮКОС о вынужденной приостановке проекта «Вояж». И только в том случае, если бы ЮКОС отправил в Нью-Йорк отчетность со старым составом акционеров, то тогда бы, может быть, ему и угрожала уголовная ответственность, о которой говорят прокуроры, – например, за сокрытие информации.

День сто пятьдесят седьмой
     – …Возглавил очередной судебный поход на Россию в прошлом финансовый директор ЮКОСа некто Брюс Мизамор… – читает Лахтин. Это он о Страсбурге, который по просьбе России все откладывает и откладывает рассмотрение жалобы зарубежных акционеров ЮКОСа к российским властям за незаконный отъем собственности*. Правда, речь прокурора не про «незаконный отъем собственности» – просто истекли очередные три месяца нахождения Ходорковского и Лебедева под стражей и суду нужно представить доводы о необходимости их дальнейшего нахождения в тюрьме. Каждые три месяца прокуратура делает их заложниками действий зарубежного менеджмента ЮКОСа в международных судах.
     – Сумма иска акционеров, – говорит Лахтин, – 100 миллиардов долларов. Скорее всего, эта инициатива – одна из ряда действий, направленных на то, чтобы оказать давление на Россию перед вынесением судебного решения в рамках второго дела Ходорковского и Лебедева.
     Далее прокурор рассказывает о том, как оба подсудимых «ограбили» акционеров:
     – Ходорковским и Лебедевым 15 апреля 2005 года (то, что подсудимые уже два года, как в тюрьме, прокурора не смущает. – В. Ч.) организовано изменение схемы владения компанией Yukos Universal S.A.R.L (не смущает Лахтина и то, что такой компании вообще не существует. – В. Ч.), на счетах которой сосредоточены средства, вырученные от продаж похищенной нефти. Так активы Yukos Universal были сокрыты, и это обстоятельство явилось одной из основных причин неплатежеспособности и последующего банкротства ЮКОСа. А 60 тысячам миноритарных акционеров ЮКОСа в результате организованной группой лиц под руководством Ходорковского и Лебедева причинен имущественный вред…
     Продление ареста прокурор также обосновывал обеспечением защиты «потерпевших от преступлений». «Потерпевшие» – РФФИ и «Роснефть», имеющие привычку продавать и покупать друг у друга имущество ЮКОСа (так, сочинский санаторий «Русь» был приобретен «Роснефтью» всего за 20 копеек… – В. Ч.). Правда, прокурор об этих сделках не упоминал. Он говорил о другом:
     – Вообще Ходорковский и Лебедев, оказавшись на свободе, используют похищенные средства с целью противодействия осуществлению правосудия.
     И напоследок добавил, что такое новшество, как домашний арест, на Ходорковского и Лебедева, конечно, распространяться не может: «Продление срока их содержания под стражей поспособствует ЭФФЕКТИВНОСТИ расследования других уголовных дел». Чего-чего, а вот признаний о проведении тайных параллельных расследованиях по «делу ЮКОСа» от прокурора никто не ожидал…

День сто пятьдесят восьмой
     Адвокаты и подсудимые, естественно, возражают против продления ареста на очередные три месяц. И хотя снятие ареста ничего не изменит – Ходорковский и Лебедев все равно не выйдут на свободу – не окончился еще срок по первому делу, формальными эти возражения назвать нельзя. Дело в том, что, сняв арест по второму делу, суд автоматически смягчит подсудимым условия содержания – больше свиданий с родными, передач и прогулок на свежем воздухе.
     – Обвинение вновь заведомо ложно ссылается на наличие «оснований, предусмотренных УПК», маскируя такой ссылкой свою истинную цель: создание максимально суровых условий Ходорковскому и Лебедеву, которые ни одним судом им определены не были… – говорит адвокат Вадим Клювгант. – Эта позиция обвинения абсолютно не соответствует государственной линии на гуманизацию уголовного судопроизводства.
     Прокуроры демонстративно не слушали, уткнувшись в бумаги. Разбирая довод о необходимости «обеспечения прав потерпевших», адвокат указал на парадокс: имущество ЮКОСа, якобы «похищенные» и «отмытые» активы, должно быть конфисковано в пользу государства, но оно не арестовывалось, а в равных долях опосредованно перешло «Роснефти» и «Газпромнефти».

Адвокат Вадим Клювгант:
     – Более того, чистый доход «Роснефти», полученный от процедуры банкротства ЮКОСа, составил 6,02 миллиарда долларов, а активы ЮКОСа достались «Роснефти» без напряженной борьбы… Так в чем же истинная причина неплатежеспособности и последующего банкротства ЮКОСа? Также прокуроры в подтверждение своих доводов о «большой общественной опасности подсудимых» ссылаются на показания свидетелей Рыбина, Голубовича и Карасевой и тем самым вынуждают суд без прений сторон, до приговора избирательно оценить доказательства, придав им заранее установленную силу… При этом обвинители откровенно недобросовестно трактуют показания Рыбина и Голубовича. Так, игнорируются невыгодные им показания Рыбина о том, что «нефть невозможно украсть, к тому же всю или большее ее количество». Зато они охотно «услышали» никогда не произносившиеся Голубовичем слова об «общественной опасности Ходорковского». В действительности ни одного доказательства того, что Ходорковский и Лебедев оказывали давление на каких-либо свидетелей нет. Наоборот, имеются неопровержимые свидетельства того, что незаконное давление на свидетелей оказывали само следствие и надзирающая за ним Генпрокуратура. Как указано в публичном заявлении Василия Алексаняна, сделанном им 22.01.2008: «Во время незаконного содержания в тюрьме еще до суда не прекращались попытки получить от меня показания, порочащие других руководителей ЮКОСа, в обмен на изменение мне меры пресечения по состоянию здоровья, то есть фактически в обмен на жизнь». Как говорится в постановлении ЕСПЧ по делу Алексаняна, дать показания в обмен на лечение и освобождение ему предлагали следователи Каримов, Хатыпов и Русанова…
     Довод же о том, что предстоящее рассмотрение Европейским судом жалобы акционеров ЮКОСа является «противодействием со стороны Ходорковского и Лебедева производству следственных действий и судебному разбирательству в Хамовническом суде», вообще является апофеозом цинизма…

Адвокат Каринна Москаленко:
     – Ваша честь, в этом году наша страна ратифицировала наконец-то 14-й протокол Европейской конвенции по правам человека. А 14-й протокол – это способность сообщества государств, именуемых Советом Европы, привлекать к дополнительной ответственности те государства, которые систематически не исполняют решения Европейского суда. И сейчас все больше говорят о персональной ответственности тех лиц, которые допустили эти нарушения. Это все имеет прямое отношение и к сегодняшнему делу. Поэтому, Ваша честь, я сегодня предлагаю вам как лицу, осуществляющему правосудие, совершить маленький подвиг (судья внимательно прислушался. – В. Ч.) – сделать выбор между сегодняшними неправовыми подходами и другими – такими, при которых судебная власть выявляет эти неправильно принятые решения…

Михаил Ходорковский:
     – Ваша честь, а я прошу вас задать себе четыре вопроса и честно себе же на них ответить.
     Первое. Меня обвиняют в хищении 350 миллионов тонн нефти у трех предприятий ЮКОСа. Видел ли суд какой-либо документ, свидетельствующий о пропаже такого объема продукции? Акт инвентаризации? Ревизия? Поскольку такого документа суду не представлено, то почему суд уже второй год занимается обсуждением пустой выдумки?
     Второе. Почему суд до сих пор не вынес частное определение в адрес Лахтина, который одновременно поддерживает в суде две взаимоисключающие позиции: «похищено с 1998 по 2003 гг». и «похищено в 2005 г.»?
     Третье. Лахтин каждый раз заявляет о необходимости компенсации ущерба «потерпевшим», среди которых РФФИ и «Роснефть». Суду уже достоверно известно, что РФФИ продал «Роснефти» и другим лицам от имени ЮКОСа имущество, приобретенное на деньги, «вырученные от реализации похищенной нефти». Сумма сделок – 25 млрд долларов. Прокурор объяснения такому юридическому бандитизму не дает. Но ведь это уголовное преступление! Почему суд, видя такую ситуацию, не требует от прокурора объяснений?
     И, наконец, четвертый вопрос: сколько времени еще суд будет позволять полковнику юстиции Лахтину нагло врать суду? Я вообще не считаю Лахтина прокурором. Скорее, действуя под видом прокурора, он исполняет отведенную ему роль члена ОПГ…
     Именно в этом качестве – члена ОПГ – Лахтин откровенно в ходе судебного следствия взаимодействует по линиям связи с другими членами ОПГ, не являющимися сторонами в процессе, – продолжил подсудимый. – Передает им сообщения, получает рекомендации, согласовывает способы воздействия на свидетелей. Законной роли в рамках данного процесса у этих лиц нет. В частности, я имею в виду Каримова (следователь по делу ЮКОСа. – В. Ч.). Каримов даже проводит, на мой взгляд, преступные мероприятия с участниками данного процесса.
     Полагаю, если бы суд действительно хотел оградить участников процесса от незаконного воздействия, то первый, кого необходимо взять под стражу, – это Каримов. Доказательств его незаконного вмешательства в процесс более чем достаточно и у защиты, и в компьютере Лахтина… Когда и если суд начнет арестовывать тех, кто на самом деле противодействует процессу, вне зависимости от их мундиров и погон, тогда мы сможем констатировать: суд в России стал независимым.
     Против же своего ритуального ареста я ритуально возражаю.

День сто пятьдесят девятый
     Судья так и не отвечает на «четыре вопроса» Ходорковского. Он лишь подробно дублирует доводы обвинения.
     – Выслушав мнение участников процесса, суд считает ходатайство обвинения обоснованным и подлежащим удовлетворению, – принимает решение Данилкин. Срок содержания под стражей Ходорковскому и Лебедеву продлевается на очередные три месяца – до 17 мая 2010 года.
     *Корпоративную жалобу ЮКОСа, которую Страсбургский суд назначил к рассмотрению на 4 марта 2010 года.

За ЮКОС спросили с казначейства

     В понедельник на процессе по второму уголовному делу в отношении Михаила Ходорковского и Платона Лебедева выступил бывший руководитель казначейства банка МЕНАТЕП Илья Юров. Прокурора Валерия Лахтина, который переспрашивал свидетеля об одном и том же, подсудимые постоянно ловили на том, что обвинитель интересуется обстоятельствами совсем другого дела.
     В понедельник в Хамовническом суде Москвы продолжились слушания второго уголовного дела в отношении экс-главы компании ЮКОС Михаила Ходорковского и бывшего руководителя МФО МЕНАТЕП Платона Лебедева. Сторона обвинения вызвала в суд Илью Юрова – бывшего главу казначейства МЕНАТЕПа и бывшего главу Доверительного инвестиционного банка (ДИБ), который был создан после банкротства банка МЕНАТЕП специально для обслуживания компаний, связанных с ЮКОСом и его основными акционерами. В настоящее время Юров – председатель совета директоров банка «Траст». Этот банк возник на базе ДИБа, Юров с товарищами выкупили его у основных акционеров группы МЕНАТЕП (компания, владевшая контрольным пакетом ЮКОСа) после ареста Лебедева и Ходорковского.
     Прокурор Валерий Лахтин начал с вопросов о дефолте 1998 года и причинах банкротства банка МЕНАТЕП. Свидетель с готовностью объяснял, что МЕНАТЕП оказался в ситуации, когда был вынужден платить сразу по всем своим обязательствам, а потребовать выплат (в том числе у государства, которое объявило мораторий на все выплаты) ни у кого не мог.
     Единственным средством, которое могло бы спасти ситуацию, стала бы помощь основных акционеров. Но акционеры решили банк не спасать.
     В ходе процедуры банкротства, которой, по словам свидетеля, руководил Лебедев, основные акционеры усилили свои позиции, избежав попадания обязательств ЮКОСа (он гарантировал выплаты рядом компаний, формально не связанных с ним) в конкурсную массу (их выкупил один из иностранных банков). В результате, заявил свидетель, акционеры сами стали основным кредитором МЕНАТЕПа, получив контроль над конкурсным производством, и при этом смогли сохранить репутацию. Иностранные банки-кредиторы по-разному оценивали процедуру банкротства МЕНАТЕПа, «но это только оценки», пожал атлетическими плечами Юров.
     Лахтин попытался углубиться в деятельность банков МЕНАТЕП и ДИБ, выяснив, в частности, порядок формирования тарифов для клиентов, а также выяснить, было ли неизбежно банкротство МЕНАТЕПа. Подсудимые и их адвокаты обратили внимание суда, что ничего из этого в обвинительном заключении нет.
     «Мы уже 15 минут наблюдаем, что прокурор задает вопросы, не связанные с нашим уголовным делом», – вмешался в беседу Ходорковский. «Показания свидетеля подтверждают обвинение в легализации похищенных средств», – вдруг пустился в разъяснения прокурор. «Нам не предъявлялось обвинение в легализации похищенных средств», – не смолчал Лебедев. «Я формирую выводы для прений. Это сложнейший процесс. Так что, ваша честь, прошу принять меры, чтобы меня не перебивали, когда я задаю вопрос», – с важным видом обратился прокурор к судье. Однако Виктор Данилкин вопрос о тарифах МЕНАТЕПа снял, отметив, что возражения подсудимых на вопросы прокурора законны.
     Больше Лахтин не пытался доказать осмысленности своих действий, отделываясь от соответствующих вопросов судьи многозначительной, но бессмысленной фразой: «Вопрос задается в целях установления обстоятельств, подлежащих доказыванию».
     Юров, которому, по сведениям подсудимых, самому предъявлено обвинение в совершении преступления (какого именно – не уточнялось), рассказал о создании казначейства ЮКОСа: он мог сам его возглавить, но предпочел «остаться в профессии», а также специального подразделения в ДИБе, контролировавшего расходы бюджета ЮКОСа. Юров описал, как знал, структуру владения МЕНАТЕПа и ЮКОСа, не раскрыв при этом никакого секрета. Свидетель сообщил, что в 1996-1997 годах МЕНАТЕП проводил «нестандартные» транзакции, целью которых было «аккумулировать значительные денежные средства» для покупки акций Восточной нефтяной компании (в хищении ее акций обвиняются Ходорковский и Лебедев). О незаконности этих транзакций Юров ничего не сказал, напротив, несколько раз отметил, что сотрудники ДИБа, чья отчетность соответствовала международным требованиям, проверяли договоры, которые заключал в том числе и ЮКОС, на соответствие закону.
     Лахтин по нескольку раз задавал свидетелю наиболее понравившиеся вопросы. Подсудимые настаивали на том, что допрос Юрова ведется по какому-то другому делу и его показания, данные в этому процессе, могут быть использованы против него же в другом. Лахтин отбивался «гарантиями, что показания не будут использованы против свидетеля». Наконец прокуроры попросили суд объявить перерыв до вторника, заявив, что «из-за неправильного поведения Ходорковского и Лебедева» вынуждены заново формировать позицию обвинения. Во вторник сторона обвинения продолжит допрос Юрова.

Прокурор отказался от присвоения нефти

Валерий Лахтин снял главное обвинение с Ходорковского и Лебедева

День сто шестидесятый
     В качестве свидетеля обвинения прокуратура вызвала в суд Илью Юрова, главу инвестиционного банка «Траст», некогда обслуживавшего ЮКОС. Пришел Юров не один, а со своим адвокатом: банкир – находится под следствием (обвиняется в том, что «в составе организованной группы Ходорковского и Лебедева участвовал в легализации денежных средств, вырученных от реализации похищенной нефти»)... Правда, в отличие от большинства остальных фигурантов дела ЮКОСа, его с такой тяжелой статьей странным образом вообще никогда не задерживали. Но прокуроры решили умолчать о правовом статусе свидетеля.
     О причинах можно только догадываться. Но из материалов другого уголовного дела – экс-руководителя Главного следственного управления СКП Дмитрия Довгия – известно о весьма тесном сотрудничестве Юрова со следователями Генпрокуратуры, специализирующимися на деле ЮКОСа. Довгия, напомним, обвиняли в получении взяток от фигурантов уголовных дел, в том числе и от экс-председателя правления банка «Траст» Олега Коляды, друга и компаньона Юрова (арестованного, а затем осужденного по делу о хищениях в «Томскнефти» – «дочке» ЮКОСа). Довгий на основании поступивших к нему жалоб от Коляды и его адвокатов поручил провести проверку в отношении следователей Хатыпова и Николаева (занимались делом Коляды; они же – следователи по делу ЮКОСа). Коляда жаловался, что сотрудники СКП якобы просят его быть посговорчивее с Юровым и продать тому свои акции в «Трасте» за сумму, в два раза ниже рыночной. Итог: находящийся под стражей Коляда в скором времени все-таки продал Юрову свои акции по дешевке, а спустя еще какое-то время и сам Довгий оказался за решеткой. При этом источники «Новой» в правоохранительных органах предполагают: Довгий сел в том числе и потому, что влез в дело ЮКОСа.
     …И вот теперь Илья Юров появился в Хамовническом суде. Прокурор Лахтин так и не задал ему ни одного вопроса о хищении нефти и акций, составляющих суть обвинения, а расспрашивал свидетеля о банке «Менатеп» и Доверительном инвестиционном банке (ДИБ, ныне – тот самый «Траст»).
     И слова Ходорковского, сказанные им на одном из заседаний, нашли свое яркое подтверждение: прокуроры использовали суд как комнату допроса свидетелей в рамках предварительного следствия по какому-то иному делу…
     – Я просто формирую основные выводы для прений! – нервно реагировал на возражения подсудимых Лахтин. – Пусть Лебедев не мешает мне! Это сложнейший процесс!
     Однако главную «сложность» за Лахтина пришлось наконец озвучить Лебедеву: «Юров является обвиняемым».
     – И в этой связи, ваша честь, настоятельно прошу вас быть особенно аккуратным, разрешая прокурорам такие вопросы. Юрова сейчас просто допрашивают, чтобы получить у него сведения, которые потом будут использованы против него как обвиняемого.
     – Ни в коем случае! – парировал Лахтин.
     – Но вы объясните, каким образом, например, тарифы ДИБа относятся к предъявленному подсудимым обвинению?! – потребовал ответа уже и судья Данилкин.
     – Выводы – в прениях! – скрестил руки на груди обвинитель. – А раскрывать тактику допросов – так это приведет к тому, что деятельность гособвинения будет дезавуирована!
     Что вскоре и произошло: обвинитель взялся выискивать в материалах дела сообщения электронной почты, касающиеся сделок банка «Менатеп» и ДИБа. Не смущаясь тем, что ни в одном из сообщений Юров не фигурировал, Лахтин со словами «свидетель был очевидцем событий!» спрашивал:
     – Видели ли вы это письмо?
     – Раньше нет, лишь на следствии…
     Далее прокурор подошел к взрывоопасной теме – продаже акций «Траста», часть из которых, по словам осужденного Коляды, его вынуждал с помощью сотрудников СКП продать по дешевке Юров.
     – К продаже акций вы какое-то отношение имеете? – спрашивал Лахтин.
     – Я имею отношение к приобретению… – успел сказать свидетель.
     – И я извиняюсь, конечно, – добавил Ходорковский, – но после этого вопроса, ваша честь, вопрос о господине Довгии здесь будет звучать очень и очень уместно. Потому что это прямая взаимосвязь.
     – Валерий Алексеевич, в связи с чем указанный вопрос задаете? – поинтересовался судья у прокурора, и тот, чего-то осознав, попросил перерыв на три минуты.
     – Звонок другу! – прокомментировали подсудимые. Вернувшись через 10 минут, Лахтин сменил тему.

День сто шестьдесят первый
     – Это доказывает обвинение в легализации!.. – внушает суду прокурор Лахтин.
     – В прениях приводите, пожалуйста, все доказательства! – рекомендует судья.
     Продолжается допрос Юрова, и прокурор Лахтин вновь сводит беседу к обсуждению не относящихся к обвинению Ходорковского и Лебедева вопросов. Так, зачем-то интересуется компанией «Яуза-М»...
     – Ну, какое отношение «Яуза-М» имеет к нашему процессу? – взрывается судья. – Уже год завтра будет, как здесь сидим, а я эту компанию первый раз слышу!
     – Ваша честь, – опять скрещивает руки на груди Лахтин, – мы иллюстрируем, как подсудимые легализовали денежные средства!
     – НАМ обвинение в хищении денежных средств не предъявлялось! – в тысячный раз повторяет Платон Лебедев. – Мы тут чем вообще занимаемся – расследуем другое уголовное дело?
     Прежде чем допрашивать свидетеля, подсудимые сочли нужным выяснить, является ли Юров в настоящий момент обвиняемым. Но тот отказывался что-либо говорить, ссылаясь на подписку о неразглашении, судья просил подсудимых «прекратить такие расспросы», а Лахтин называл это «вмешательством в личную жизнь»:
     – И еще Лебедев оказывает влияние на сотрудников правоохранительных органов, расследующих… может быть, и другое уголовное дело… – за последние две недели прокурор уже вторично в публичном заседании подтверждал факт проведения Генпрокуратурой тайного параллельного расследования по делу ЮКОСа.
     Лебедев сменил тему:
     – Вы говорили, что участвовали в совещании в Жуковке, где обсуждались итоги деятельности банка и вознаграждение менеджмента. Там что-либо обсуждалось по хищению всей нефти?
     Свидетель поперхнулся:
     – Нет, такой вопрос на этой встрече не обсуждался…
     – А имеются ли у вас факты, как эта похищенная нефть легализовывалась?
     – Нет.
     И Лахтин заявил ходатайство – огласить показания Юрова на следствии.
     Показания датировались мартом-апрелем 2008-го – Юров давал их в качестве подозреваемого, а потом в качестве обвиняемого. Все показания давались в рамках бездонного материнского дела ЮКОСа №18/41-03. Юров говорил о том, что банк ДИБ «был подконтролен Ходорковскому и Лебедеву и всё ими контролировалось», ну, и упомянул про сотрудников, «опасавшихся возвращаться в Россию». Со словами «будем искать дьявола в деталях» Ходорковский попросил вернуть том с допросами свидетелю (или обвиняемому?):
     – Последний абзац, – цитировал подсудимый: – «Чтобы сотрудники не возвращались в Россию и не давали органам следствия показаний, изобличающих основных акционеров ЮКОСА». Известны ли вам обстоятельства, изобличающие меня в тех преступлениях, о которых идет речь?
     Юрову известно не было.
     – А основная-то часть денег от реализации нефти и нефтепродуктов на экспорт в ЮКОС приходила?
     – Да.

День сто шестьдесят второй
     Ходорковский подводит итог последнему ноу-хау прокуратуры, представители которой в суде все чаще заговаривают о «хищении денежных средств» – официально непредъявленном обвинении, а не о «хищении всей нефти» – обвинение предъявленное.
     – Вчера государственный обвинитель Лахтин официально заявил, что он занимается «доказыванием расходования похищенных денежных средств». Считаю, ваша честь, что вы обязаны прекратить судебный процесс в связи с фактическим отказом государственного обвинителя от обвинения меня в присвоении всей нефти, добытой ЮКОСом. Получение выручки от реализации нефти собственно ЮКОСом исключает возможность присвоения этой же нефти мною. А расходование средств ЮКОСа по моему усмотрению в качестве обвинения мне не предъявлялось и не может быть предъявлено в принципе.
     Являясь главным исполнительным лицом ЮКОСа, при согласии владельцев мажоритарного пакета, в соответствии с полномочиями, предоставленными мне Федеральным законом «Об акционерных обществах», я израсходовал по своему усмотрению с 1998 по 2003 год более 50 миллиардов долларов средств ЮКОСа, в том числе более 3 миллиардов, а возможно, более 5 миллиардов в форме наличных денег. Из этих 50 миллиардов более 10 миллиардов долларов израсходовано непосредственно с зарубежных счетов ЮКОСа. Из 50 миллиардов от 7 до 10 миллиардов долларов я израсходовал на заработную плату, бонусы, компенсации, дивиденды, материальную помощь и иные выплаты непосредственно физическим лицам.
     Хочу обратить внимание, ваша честь, что размер выплат, их источник, форма выплат – это мое глубоко частное дело как исполнительного руководителя и мажоритарного акционера. Надо мной нет никакого начальства! Тарифных сеток тоже нет, кроме тех, которые я сам же и утвердил. Таким образом, вопросы свидетелю по поводу расходования денежных средств ЮКОСа не только не являются предметом данного судебного разбирательства, но и будучи обозначенным гособвинением как «предмет доказывания», означают фактический отказ от предъявленного обвинения в присвоении всей нефти, добытой ЮКОСом. Продолжение судебного разбирательства в таких условиях, на мой взгляд, ваша честь, незаконно...
     Судья ничего на это не ответил.

Обвинение подкрепило защиту Ходорковского

     Гособвинение ошиблось с очередным свидетелем на процессе в отношении Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Бывшая сотрудница налогового отдела «ЮКОС-Москвы» Юлия Смирнова заявила в суде, что контролирующие органы не имели претензий к ЮКОСу, а Ходорковский требовал от сотрудников соблюдения закона под угрозой увольнения.
     В пятницу в Хамовнический суд Москвы, где слушается второе уголовное дело в отношении экс-главы компании ЮКОС Михаила Ходорковского и бывшего руководителя МФО МЕНАТЕП Платона Лебедева, пришла бывшая сотрудница отдела по предотвращению налоговых рисков компании «ЮКОС-Москва» Юлия Смирнова. Ее с неясной целью вызвало гособвинение.
     Отдел, в котором работала Смирнова, в частности, изучал налоговое законодательство и следил за внутренними ценами на нефть в компании ЮКОС.
     Свидетельница напомнила, что рыночных цен на нефть в России не было и нет, поэтому при установлении внутренних цен для расчетов с «дочками» компания ориентировалась на средние цены в регионах, где добывалась нефть.
     При этом четко исполнялось требование Налогового кодекса, не допускавшего более чем 20-процентного отклонения от средних цен в сторону завышения или занижения. Гособвинение считает, что ЮКОС не имел права применять особые, трансфертные цены в расчетах со своими «дочками», а должен был применять «цены Роттердама», которые гораздо выше.
     «Любая вертикально-интегрированная компания формирует внутри себя цены так, как считает нужным! Потом может перебрасывать средства туда, где их не хватает. И добывающие, кстати, компании всегда были с прибылью!» – заявила свидетельница.
     Тезис о необходимости применения роттердамских цен внутри компании Смирнова назвала «глупостью», пояснив, что «до Роттердама еще надо доехать. И там еще много платежей, таможенных пошлин», – отметила свидетельница.
     Как сообщает пресс-центр адвокатов Ходорковского и Лебедева, Смирнова также рассказала, что ЮКОС пользовался налоговыми льготами там, где было возможно, и добавила: специально «никаких схем мы не разрабатывали». «Мы просто изучали, насколько правильно с точки зрения налоговых рисков использование фирм в ЗАТО (Закрытое административное территориальное образование. – «Газета.Ru»). Было привлечено много консалтинговых компаний. И все дали заключение, что это все соответствует законодательству», – сказала Смирнова.
     Свидетельница также дала понять, что Ходорковский уделял большое внимание соблюдению законодательства. По ее словам, в 1999 году он специально собрал совещание, где пообещал увольнять сотрудников, которые будут нарушать законы.
     Примечательно, что это воспоминание зачем-то пробудил в свидетельнице прокурор Лахтин. Позже он набросился на Смирнову с целью «получить правильный ответ» на вопрос о тяжбе ЮКОСа с налоговиками, которую выиграли нефтяники. Судье Виктору Данилкину пришлось вступиться за свидетельницу, сообщив прокурору, что он «увлекся».
     Прокуроры плохо восприняли поведение свидетельницы, которой судья посоветовал «стойко защищать свою позицию». Лахтин даже пытался прервать ее допрос обвиняемыми, сочтя, что «подтвержденных ею показаний, данных в ходе предварительного следствия», суду вполне достаточно. Однако суд это предложение не принял.
     В среду слушания второго дела ЮКОСа в Хамовническом суде продолжатся.

Вендетта и Фемида

     Год назад Ходорковского и Лебедева привезли в Москву. В «Матросскую Тишину». И начался второй процесс. Он длится почти год, каждый день, кроме выходных и праздников. Если не ошибаюсь, даже без отпусков.
     Есть вещи, которые не устают меня удивлять относительно этого процесса. Помимо абсурдного обвинения в краже всей добытой нефти, о котором уже все сказано.
     Первое: почему при очевидной слабости обвинения процесс сделали открытым? Второе: при явно заданном черепашьем темпе процесса на сколько времени его намерены затянуть?
     У меня складывается впечатление, что основные властные игроки, заинтересованные в процессе, пребывают в сладостном заблуждении, что до Ходорковского с Лебедевым, а также до этого процесса в Хамовническом суде никому нет дела. Им же не показывают этот процесс регулярно по основным телеканалам, то есть его как бы и нет.
     Правда, время от времени всякие неприятные события выводят их из сладкого неведения. В частности, предстоящие 4 марта слушания в Страсбурге по иску ЮКОСа к России, к которым российская власть относится, мягко говоря, нервно. Год России во Франции празднуется в официальном и альтернативном варианте, причем в альтернативном варианте фамилии политзеков присутствуют постоянно, а мероприятия, связанные с Ходорковским и Лебедевым, приурочены к официальным мероприятиям с участием Медведева и Путина. Впереди суд по Энергетической хартии в Гааге. Да и в Москве в суд ходят люди, нормальные граждане страны, знаменитые и незнаменитые. Все видят и все слышат. И рассказывают об этом. Туда ходят студенты юридических факультетов и, кажется, серьезно задумываются о своем будущем вот в такой системе, которую олицетворяет этот судебный процесс.
     Не стоит держать всех за лохов. Властью всерьез тоже интересуется примерно такое же количество людей, как и судьбой Ходорковского и Лебедева. И это примерно одни и те же люди. А банальную и справедливую, кстати, формулу «вор должен сидеть в тюрьме» все чаще относят не к двум сидельцам, а к тем, кто их посадил, кто у них украл компанию, при ком расцвела коррупция, кто перераспределил власть, собственность и ресурсы между явными и закулисными игроками властной команды.
     Так почему все же открытый процесс? Почему те, кто принял это решение, как и все остальные решения по делам Ходорковского и Лебедева, не испытывают неловкости от убого выглядящего Лахтина, агрессивно-игривой Ибрагимовой, странноватых свидетелей обвинения, которые то и дело сбиваются на защиту обвиняемых, поразительных экспертов, которые страдают какой-то заразной формой амнезии: «Не помню, забыл, не уверен, не знаю»?
     Напомню, впрочем, что в какой-то момент по решению судьи в интересах обвинения была запрещена видеотрансляция из зала суда, которую журналисты могли смотреть в пресс-центре суда. При желании можно было писать весь процесс от и до. Отличный был бы документ для истории. Но телевизоры работали чуть меньше двух первых месяцев процесса. Потом их выключили, вроде бы временно, а оказалось – как всегда, постоянно.
     У власти остается в запасе вариант закрыть процесс. Например, если она намерена вынести обвинительный приговор любой ценой. Дослушаем, скажем, в открытом процессе свидетелей обвинения, а вот свидетелей защиты и прочие стадии судебного следствия публично уже заслушивать не будем. И тогда, без публики и посторонних, в том числе и журналистов, вынесем приговор, мотивируя очень вескими доказательствами, которые прозвучали за закрытыми дверями. При продолжении же публичных слушаний наказать можно будет разве что Лахтина, наиболее ярко олицетворяющего понятие «профнепригодность». А подсудимых в открытом процессе при этом качестве и уровне обвинения можно только оправдать.
     Я бы даже сказала, можно выпустить прямо в зале суда, но им еще сидеть по первому приговору до 2011 года. Можно было бы предположить, что суд намеренно затягивается, чтобы дождаться даты окончания приговора по первому делу, подверстать к этому времени решение по провальному второму делу и, не теряя лицо, выпустить сидельцев на законных основаниях. Это такой оптимитический вариант объяснения этой тягомотины. При этом даже можно вынести какой-то незначительный по срокам приговор (чтобы оправдать бездарно прожитые в тюрьме и суде годы и потраченные на все это безобразие наши с вами деньги), который зачтется в счет этих же лет. Я бы предположила, что есть такой вариант, если бы не ярость господина Путина, с которой он отвечает, чтобы не сказать лжет, всякий раз, когда речь заходит о Ходорковском и Лебедеве.
     А в 2012 году решится, кто станет президентом. Не знаю уж, можно ли тянуть так долго, но если там по 250 свидетелей с каждой стороны и по нескольку дней на свидетелей плюс прения и прочее… Может быть, и можно. И тогда в какой-то момент дуумвират подкинет монетку, решит, кому орел, кому решка, и, исходя из этого, как-то может решиться и судьба узников Путина. Потому что они его личные узники. Не исключаю, что, если Медведев останется на второй срок, он может быть заинтересован, и достаточно политически устойчив, и достаточно прагматичен, чтобы покончить с этим позором, что бы по этому поводу ни думали Путин с Сечиным. Может – не говорю, что будет. Что касается Путина, то он не дал никакого шанса надеяться, что, даже будучи избранным снова на 6 лет, то есть вернувшись на самую сильную позицию в государстве, он будет готов вложить меч в ножны.
     Год Ходорковский и Лебедев в открытом процессе демонстрируют свое интеллектуальное и моральное превосходство над государством, которое в России, как считается, может уничтожить любого. Седьмой год в изоляции они доказывают, что не любого. Продолжительность процесса и приговор по этому делу напрямую зависят от политического расклада. Политическая определенность остановит процесс. Только тогда будет активировано телефонное право. Или в пользу победы правосудия, то есть когда решение будет принимать судья и никто другой. И такой шаг при всей омерзительности телефонного права как такового был бы историческим очень важным для множества судей и обвиняемых. Он дал бы надежду на возможность осуществления справедливого и независимого судейства в России. Или телефонное право будет использовано в интересах личной вендетты господина Путина, от которой он не в состоянии отказаться, чего бы это ни стоило и еще может стоить России.

«ЮКОС против России». Пусть победят все!

4 марта Европейский суд приступит к рассмотрению дела по заявлению бывшей крупнейшей нефтяной компании к РФ. Сумма претензий – около 100 млрд долларов. Как самое громкое в истории Евросуда разбирательство может принести выгоду всем сторонам

     4 марта сего года в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ) в Страсбурге, вероятнее всего, начнется слушание дела «НК «ЮКОС» против России».
     Наверное, все российские граждане, в том числе наши читатели, будут болеть за ту или другую сторону этого спора. Чтобы правильно «болеть», надо понимать, по каким правилам ведется «игра». «Новая» решила рассказать о правилах и о самой сути спора заранее, тем более что эта суть сильно замутнена российскими СМИ. Но для начала представляется важным сказать (или даже заявить) следующее.
     Различаются так называемые игры с нулевой суммой: как в «очко», когда сумма выигрыша у одного всегда равна сумме проигрыша у другого, – и игры, в которых в плюсе или в минусе оказываются сразу все участники. Споры россиян против РФ в Страсбурге мы понимаем как второй вид «игр» и в таком ключе болеем не за одну какую-то сторону, а за обе. Пусть победят все, и мы все вместе со всеми.

Публичные и частные интересы
     17 февраля Георгий Матюшкин, уполномоченный РФ при Европейском суде по правам человека, обратился в ЕСПЧ с ходатайством отложить слушание дела «НК «ЮКОС» против России» в очередной раз на осень. Ходатайство было мотивировано необходимостью, по мнению РФ, перенести это дело из обычного состава ЕСПЧ (7 судей) в Большую палату (17 судей) и привлечением российской стороной двух новых английских адвокатов, которым нужно дополнительное время, чтобы ознакомиться с материалами.
     Ответ председателя ЕСЧП, направленный уже на следующий день, был краток: оснований для переноса дела нет, и оно будет слушаться, как назначено, 4 марта. Времени подумать с 23 апреля 2004 года, когда нанятый НК «ЮКОС» английский адвокат Пирс Гарднер подал первую жалобу, в самом деле у всех было достаточно. Большая палата ЕСЧП разрешает дела, в которых предполагается принципиальное изменение прецедентной практики суда, а в данном случае такого, значит, не ждут. Однако вместо более распространенного рассмотрения дела в рабочем порядке по согласованию между судьями по делу «ЮКОС против России» заседание будет публичным: это значит, что, по мнению ЕСПЧ, дело представляет именно большой публичный, то есть в некотором смысле исторический, интерес.
     Просьбу России о новом переносе дела после уже неоднократного отложения (последний раз – 14 января) не по вине российской стороны, но так или иначе по какими-то связанным с ней причинам – можно трактовать как желание российских властей дать время судье Хамовнического райсуда г. Москвы Виктору Данилкину вынести приговор по «делу Ходорковского и Лебедева». Эти два дела – в Хамовническом и Страсбургском суде – действительно, связаны очень тесно, но с правовой точки зрения далеко не линейным образом.
     В Хамовническом суде (как и ранее – в Мещанском) слушается уголовное дело, а в том деле, которое рассматривается ЕСПЧ, речь идет об арбитражных спорах скорее по гражданскому праву. Важно то, что в публичном и в частном праве в том виде, в котором они вообще сложились в европейской правовой (а других и нет) системе, применяются разные режимы презумпций и, в общем, справедливости. А налоговая сфера лежит как раз посредине между публичными и частными отношениями: по одну сторону здесь бизнес с его свободой договора, по другую – бюджет государства и соответствующий общественный интерес.
     По идее государство не вправе вмешиваться в частный спор, а Европейский суд не вправе вмешиваться в спор национального государства с налогоплательщиками, если эти споры – внутренние и «частные». По аналогии, если жена с мужем спорят о семейных деньгах, сосед не может прийти и навязать им свое мнение. Но когда в пылу спора муж бьет жену, ситуация несколько меняется, и в разных культурах на это смотрят уже по-разному. С точки зрения той европейской правовой культуры, одной из вершин которой и стала Конвенция о защите прав человека и основных свобод, – пора вмешиваться: на этом и основывается сила решений ЕСПЧ.

Фактическая сторона дела
     В декабре 2003 года российские налоговые органы назначили в НК «ЮКОС» повторную проверку, хотя до этого плановые проверки и аудит подтверждали правильность уплаты компанией налогов. За две недели эта проверка насчитала ЮКОСу задолженность за 2000 год вместе с 40-процентным штрафом 99,4 млрд рублей, что, по подсчетам компании, превышало ее выручку.
     ЮКОС представил возражения, но 14 апреля ему был предъявлен перерасчет налогов с требованием уплатить их до 16 апреля 2004 года. 15 апреля налоговые органы обратились в Арбитражный суд г. Москвы, который в тот же день наложил аресты на все активы компании, более чем в 10 раз превышавшие в то время размер задолженности. Поскольку к этому времени Ходорковский был уже под стражей (с октября 2003 года), фактическое руководство компанией осуществлял Стивен Тиди – эксперт по нефти из США. Незадолго до этих событий Тиди заключил договор на представительство интересов ЮКОСа с английским адвокатом Пирсом Гарднером, который и подал первую жалобу в ЕСПЧ уже 23 апреля 2004 года.
     Параллельно ЮКОС обжаловал в российских судах и решения по налогам, и арест активов. Новое заседание одного из арбитражных судов было назначено на 21 мая, но налоговые органы не предоставляли юристам ЮКОСа возможности ознакомиться с документами. 17 мая юристам был дан день на ознакомление со ста тысячами страниц документов, сваленных «примерно в 60 картонных коробок из-под огурцов» (этот факт даже зафиксирован в решении ЕСПЧ о признании жалобы ЮКОСА приемлемой).
     Жалоба ЮКОСа в ЕСПЧ изначально содержала, наряду с аргументами по сути спора, также ссылки на процедурные нарушения его прав в арбитражных судах, а также на сам порядок исполнения судебных решений, при котором, в частности, игнорировалось право ЮКОСа исполнить решение добровольно. Первая жалоба стремительно обрастала новыми подробностями. В августе 2004 года наступила новая фаза спора, связанная с расплатой по тем налогам и штрафам, которые были предъявлены ЮКОСу теперь уже за 2001-2003 годы. Поскольку арбитражные суды принимали решения не в их пользу и более чем стремительно, ЮКОС предложил расплатиться акциями «Сибнефти», которые не являлись его профильным активом и покрывали недостающую сумму. Одно из решений, вынесенных в Арбитражном суде Москвы в августе, даже подтверждало такое право ЮКОСа, но со скоростью, присущей судьям в этом процессе, но, в общем, исключающей для компании возможность нормального обжалования, оно было отменено.
     ЮКОС стремился избежать банкротства и сохранить за собой самый ценный актив – дочернюю компанию «Юганскнефтегаз», добывавшую 60 процентов всей юкосовской нефти. Но в ноябре 2004 года он получил уведомление о продаже этой компании 19 декабря 2004 года на аукционе. ЮКОС подал заявление о банкротстве в американском штате Техас, где у него также имелась «дочка», и добился там временного запрета на участие в аукционе «Газпрома» и его «дочек», после чего по адресу известной рюмочной в Твери была зарегистрирована «Байкалфинансгрупп». Эта «Финансовая группа «Байкал», как она именуется в ответах российского правительства ЕСПЧ, приобрела «Юганскнефтегаз» за 9,35 млрд долларов при его оценке независимыми оценщиками в 18,5 млрд долларов. При этом второй участник – компания, аффилированная с «Газпромом», даже не предложил свою цену, то есть реальной конкуренции на аукционе не было.
     Последними подробностями жалоба, поданная Пирсом Гарднером в 2004 году, обросла в 2006-м при банкротстве НК «ЮКОС», и с тех пор до января 2009 года споры шли уже только о ее приемлемости для Европейского суда по правам человека. Вообще приемлемость – это и есть главный смысл спора НК «ЮКОС» и РФ в Страсбурге, но она предстает в этом споре и в более узком, и в более широком смысле слова.

Приемлемость в узком смысле
     Наиболее яростный аргумент последовательно трех уполномоченных РФ при ЕСПЧ – Павла Лаптева, Вероники Милинчук (которые, как говорят, за то и были отстранены, что не смогли решить вопрос ЮКОСа) и Георгия Матюшкина – сводился к тому, что с 2006 года никакой НК «ЮКОС» уже не существует и Пирсу Гарднеру просто некого представлять. Но при решении в январе прошлого года вопроса о приемлемости жалобы этот аргумент был отклонен. Излагая несколько вольно, суд решил, что если потерпевший – труп, это не означает, что надо сразу прекращать расследование дела об убийстве.
     Более сложный аргумент российской стороны сводился к тому, что акционеры бывшего ЮКОСа, разбросанные по миру, пытаются сейчас предъявить претензии к РФ в Гааге, в специальном суде в рамках так называемой Энергетической хартии, а регламент ЕСПЧ не позволяет рассматривать дело, если оно является предметом рассмотрения в каком-то другом международном суде. По этой причине Гарднер категорически отвергает даже термин «акционеры» и утверждает, что ЕСЧП будет рассматривать неимущественный спор, хотя это и не исключает права на справедливую компенсацию по статье 41 Конвенции: в случае выигрыша она будет распределена в том числе между акционерами бывшего ЮКОСа.
     Две трети последнего ответа РФ Европейскому суду (от 2 октября 2009 года за подписью Матюшкина) занимает опровержение расчетов Гарднера по этой сумме «справедливой компенсации». Эксперты бывшего ЮКОСа включили сюда все, что можно: прямые убытки, упущенную выгоду, корректировку по росту цен на нефть за соответствующие годы, судебные издержки, в том числе немаленькие счета за гостиницы самого Гарднера, и так далее. В результате получилась сумма просто беспрецедентная для ЕСПЧ – под 100 млрд долларов. Вряд ли Гарднер в самом деле рассчитывает ее выиграть, скорее это способ отвлечения внимания, а важнее не сумма, а решение о нарушении РФ прав НК «ЮКОС» по существу.

Приемлемость в широком смысле
     В более широком смысле приемлемость жалобы для ЕСЧП связана с тем, как фактура жалобы соотносится с формулами Конвенции о защите прав человека и основных свобод и дополнительными протоколами к ней. Спор об относимости вот таких-то фактов (см. главу о фактической стороне дела) к тем или иным формулам Конвенции продолжается и после признания жалобы приемлемой, и он-то и будет, по-видимому, центральным в прениях сторон 4 марта.
     Надо понимать, что ЕСЧП не рассматривает споров по существу. Он оценивает, были ли соблюдены в процессе рассмотрения спора (или уголовного дела), уже завершившегося в национальном суде, установленные Европейской конвенцией общие принципы, которые могут быть отнесены скорее к справедливости, чем к юриспруденции в узком понимании (более характерном для РФ). В своей жалобе Гарднер ссылается, в частности, на статью 6 Конвенции (право на справедливое судебное рассмотрение), статью 7 (наказание исключительно на основе закона), статью 13 (право на эффективное средство правовой защиты), 14 (запрещение дискриминации) и статью 18 (пределы использования ограничений в отношении прав), а также на статью 1 Протокола № 1 к Конвенции.
     Последняя звучит так: «Никто не может быть лишен своего имущества иначе как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права». Применимость этого принципа к фактам, связанным с рассмотрением «дела ЮКОСа» российскими судами, и станет, скорее всего, предметом главного спора. Российская сторона будет утверждать, что весь процесс взыскания налогов и банкротство ЮКОСа были произведены по закону и в интересах общества, Пирс Гарднер будет это опровергать и доказывать обратное.
     И здесь оказывается, что аргументы, с помощью которых Гарднер доказывает несправедливость банкротства ЮКОСа, те же самые, что и главные аргументы защиты по первому уголовному делу Ходорковского и Лебедева (и Крайнова) в Мещанском суде Москвы: это изменение налогового режима для ЮКОСа задним числом (в конце 2003 года за 2000 год и ранее) и избирательное применение закона – вопреки утверждениям российской стороны о том, что аналогичные налоговые претензии предъявлялись и к другим крупным компаниям, которые работали по таким же схемам «минимизации налогообложения», в таких масштабах такие же санкции и с хотя бы похожими последствиями ни к кому не применялись.

Связь между Европейским и Хамовническим судами
     Вернемся к аналогии: жена с мужем на повышенных тонах спорят относительно семейного бюджета, а соседи собрались и думают, пора ли им уже вмешиваться. Тут ведь на фоне общего понимания того, что пускать в ход кулаки нехорошо, возникает еще много довольно тонких и как бы даже и не юридических вопросов. А кто из них зарабатывает и кто тратит, какие у них до сих пор были отношения, на чьей вообще стороне наши симпатии и так далее. Это не те формальные нормы, которые должны быть здесь применены, но нельзя сказать, чтобы эти тонкости и никак не повлияли на их применение.
     Аналогичные сложные полутона возникают и в деле «ЮКОС против России». Так, в своем последнем октябрьском меморандуме, занимающем 170 страниц, Георгий Матюшкин начинает доказывать, что, независимо от того, соблюдались ли процедуры при банкротстве НК «ЮКОС», Ходорковский и Лебедев все равно люди нехорошие, мошенники, обиравшие бюджет своей страны.
     Это, кстати, совсем непростой вопрос, это как смотреть и с чем сравнивать. Но тут Матюшкин не столько попадает в западню сам, сколько загоняет в нее судью Виктора Данилкина, рассказывая Европе об уклонении в ЮКОСе от налогов с помощью каких-то «22 фиктивных компаний».
     Это самый запутанный здесь вопрос, и запутали его при возбуждении второго уголовного дела против Ходорковского и Лебедева первый замгенпрокурора Юрий Бирюков и следователь Салават Каримов. В первом уголовном деле речь шла только о фактах уклонения от налогов до 2000 года включительно (вторую часть дела составляло обвинение в хищении акций «Апатита», но там был вопрос по срокам давности). На уклонении от уплаты налогов, но уже за 2000-2003 годы, основывалось и банкротство ЮКОСа в арбитражных судах, как и продажа с торгов «Юганскнефтегаза». Однако второе уголовное дело против Ходорковского и Лебедева пошло по иной колее: сейчас в Хамовническом суде Генпрокуратура обвиняет их в хищении той самой нефти (всей), которая по прежней арбитражной версии была легально продана, но налоги с этих продаж были минимизированы.
     Нежелание Каримова и Бирюкова (последний, будучи уже не прокурором, а членом Совета Федерации, отчасти приоткрылся в изданной им от собственного лица книге «ЮКОС: отмывание денег») ограничиться обвинением в уклонении от уплаты налогов объяснялось просто: была поставлена задача посадить Ходорковского и Лебедева на всю жизнь, а уклонение от налогов не образует, по российскому Уголовному кодексу, необходимой цепочки для последующего применения «отмывания» со сроком наказания 15 лет лишения свободы. Но эту бомбу, заложенную Генпрокуратурой под обвинение, в Страсбурге взрывает Матюшкин: другого материала, чтобы доказать недобросовестность ЮКОСа как налогоплательщика в 2000-2003 годах, у него нет.
     Ну пусть не 100, но и 30 миллиардов долларов, в которые эксперты оценивают только прямой ущерб НК «ЮКОС» и во что, теоретически, через год-другой может вылиться, в случае проигрыша РФ, «разумная компенсация», – это, конечно, тоже не кот чихнул. Но для руководства РФ политический проигрыш, обусловленный расшатыванием фундамента уголовного дела в Хамовническом суде, – цена едва ли не большая. Цели РФ в Страсбургском и в Хамовническом судах оказываются разными, а для Пирса Гарднера, Ходорковского и Лебедева они тут совпадают, и в этом смысле их позиции предпочтительнее.

Как это будет выглядеть
     Заседание Европейского суда по правам человека по делу «НК «ЮКОС» против России» 4 марта начнется в 9 часов утра с выступления судьи-докладчика, чье имя здесь никогда не разглашается заранее с целью не допустить давления на него. Вторым имеет право, если захочет, выступить судья от РФ, доцент юридического факультета СПбГУ Андрей Бушев, назначенный ad hoc, то есть только для этого дела (постоянный судья от России Анатолий Ковлер попросил самоотвод еще несколько лет назад, приведя аргумент известной личной щепетильности).
     Далее стороны, начиная с обратившейся с жалобой, то есть с ЮКОСа, по сути, выступят в прениях, сформулировав свои последние доводы, – на это им отводится по 30 минут и еще по 10 минут на реплики. Судьи имеют право задавать вопросы, и тут Бушев тоже будет иметь преимущество. Но никакого другого преимущества перед прочими судьями ни в этом заседании, ни после него при обсуждении он иметь не будет, а если попытается как-то влиять на коллег, то это может сильно повредить России. Какое-то мнение по делу, которое судьи держат при себе, у них, конечно, уже сложилось, тем более что, исключая судей, выбывших из ЕСЧП из-за поздней ратификации РФ известного 14-го протокола, состав суда будет тот же, который ранее принимал решение о приемлемости жалобы.
     Вся утренняя публичная часть заседания продлится, таким образом, только до ланча, на который судьи ЕСПЧ привыкли уходить в час. Процесс согласования решения между семью судьями от семи различных стран займет гораздо больше времени – по практике, от 2 месяцев до 2 лет, а вероятнее всего – около полугода. Российская сторона в меморандуме Матюшкина настаивает на том, что если все же суд признает, что права ЮКОСа были нарушены в российских судах, то вопрос о «справедливой компенсации», как весьма и весьма непростой, должен быть отложен и рассматриваться отдельно.
     Остается и вариант того, что заседание ЕСПЧ 4 марта не по вине России, но по какой-то новой, связанной с ней причине опять будет перенесено. В таком случае мы просто повторим накануне следующего заседания этот материал в газете, так как по существу (кроме приговора Ходорковскому и Лебедеву по уголовному делу) тут уже ничего измениться не может.

Адвокаты ЮКОСа ошиблись судом

Защитники России нашли уязвимое место у оппонентов

     Европейский суд по правам человека не должен рассматривать корпоративную жалобу ЮКОСа на уничтожение компании и экспроприацию ее имущества. С таким заявлением выступили вчера в Страсбурге представители России на слушаниях по делу ЮКОСа и потребовали прекращения разбирательства. Их главным аргументом стала ссылка на другой крайне нежелательный для России процесс: рассмотрение в Гаагском арбитраже по Энергетической хартии иска бывших акционеров ЮКОСа, требующих около $100 млрд компенсации. А параллельных процессов по одному делу быть не должно. Обозреватель «Ъ» ОЛЬГА ПЛЕШАНОВА считает, что российской стороне удалось смягчить обвинительный для нее уклон разбирательства в Страсбурге.
     Вчера Страсбургский суд провел слушания по делу ЮКОСа против России. Жалоба ЮКОСа, поданная его английским адвокатом Пирсом Гарднером, поступила в суд 23 апреля 2004 года, 29 января 2009 года суд признал ее частично приемлемой, но рассмотрение дела по существу дважды откладывалось (см. «Ъ» от 13 января). На вчерашнее заседание российская делегация прибыла в расширенном составе, включая представителей Федеральной налоговой службы и Высшего арбитражного суда. Бывшие топ-менеджеры ЮКОСа и его структур Стивен Тиди, Брюс Мизамор, Дэвид Годфри и Юрий Бейлин были заявлены в числе участников слушаний, но в зале заседаний отсутствовали.
     От имени ЮКОСа выступил Пирс Гарднер. Он заявил, что с апреля по 19 декабря 2004 года – с момента предъявления первых налоговых претензий до продажи основного актива ЮКОСа, акций ОАО «Юганскнефтегаз»,– в России была проведена экспроприация имущества ЮКОСа.
     ООО «Байкал Финанс Групп», выступившее покупателем акций «Юганскнефтегаза» (через несколько дней после торгов пакет приобрела «Роснефть»), было, по словам адвоката, «фиктивной компанией, созданной государством». В пространной речи господин Гарднер объяснил, что ЮКОС считает налоговые претензии, составившие за 2000-2003 годы €16,6 млрд (общая сумма превысила 1 млрд руб.) безосновательными, произвольными и направленными на уничтожение компании. Истец требует компенсировать стоимость активов нефтяной компании, а также возместить прибыль, упущенную из-за ликвидации ЮКОСа. Общая сумма требований составляет около $100 млрд.
     Вопросы Страсбургского суда, поставленные перед сторонами при подготовке к слушаниям, были явно в пользу ЮКОСа. «Мог ли ЮКОС заплатить налоги и почему для взыскания долга был выбран именно «Юганскнефтегаз»?» – интересовались судьи. Пирс Гарднер с видимым удовольствием отвечал, что столь «неправомерное и непропорциональное» взыскание долга и есть нарушение права собственности. «Юганскнефтегаз», говорил адвокат, был продан по заниженной цене, а с момента завершения торгов и до процесса банкротства принудительных продаж другого имущества ЮКОСа не было, «даже предметов мебели». «Жемчужина в короне ЮКОСа («Юганскнефтегаз».– «Ъ») была продана для уничтожения компании»,– заявил господин Гарднер, уточняя, что только арест активов помешал ЮКОСу расплатиться по всем налоговым требованиям.
     Но краткое заявление представителя России Георгия Матюшкина стало переломным. Он потребовал передать дело ЮКОСа на рассмотрение вышестоящей Большой палаты Страсбургского суда (сейчас дело рассматривает одна из его палат) с целью полного прекращения разбирательства. Господин Матюшкин объяснил, что Пирс Гарднер не может выступать адвокатом ЮКОСа, поскольку не имеет полномочий от потерпевшей стороны. Жертвами ликвидации ЮКОСа, считает господин Матюшкин, могут быть только его бывшие акционеры, но они обратились не в Страсбургский суд, а в Гаагский арбитраж, действующий на основании Энергетической хартии. Правила о том, что суд и арбитраж не могут параллельно рассматривать одно и то же дело, действуют во всех цивилизованных странах. На это сослался другой представитель России в Страсбургском суде, английский адвокат Майкл Свэнстон, также потребовавший прекратить дело ЮКОСа.
     30 ноября 2009 года арбитраж в Гааге решил рассматривать по существу жалобы компаний, связанных с бывшим основным акционером ЮКОСа Group MENATEP Ltd (GML). Истцы, по словам директора GML Тима Осборна, требуют от России около $100 млрд, ссылаясь на положения Энергетической хартии о защите инвестиций, которую Россия подписала в 1994 году, но не ратифицировала. Гаагский арбитраж, впрочем, обосновал свою компетенцию специальным положением Энергетической хартии, позволяющим сразу применять ее к подписавшему государству.
     «Чьи интересы представляет господин Гарднер?» – рассуждал господин Свэнстон, подчеркнуто называя оппонента «мой ученый друг». Адвокат объяснял, что потерпевшей стороной в этом деле нельзя признать ни бывших топ-менеджеров ЮКОСа, ни фонды, созданные в Нидерландах для защиты интересов компании. «Сам Пирс Гарднер не может требовать зачисления компенсации на свой личный счет и распоряжаться деньгами клиентов»,– резюмировал Майкл Свэнстон.
     Господин Свэнстон, впрочем, высказался и по существу жалобы ЮКОСа – на случай, если суд все же решит «по моральным соображениям» рассмотреть дело. Деятельность ЮКОСа адвокат прямо называл «налоговым мошенничеством», подчеркивая, что ничего неожиданного и уникального в претензиях к компании не было – о незаконности схем заранее предупреждал компанию ее аудитор PricewaterhouseCoopers, который впоследствии сам отозвал все официальные положительные заключения по нефтекомпании. Виноват ЮКОС оказался даже в том, что акции «Юганскнефтегаза» купила «Байкал Финанс Групп»: по мнению российской стороны, руководители ЮКОСа через прессу запугивали участников торгов судебным преследованием, чем и распугали остальных покупателей.
     Вопрос о полномочиях Пирса Гарднера привлек внимание судей, и они потребовали объяснений. Пирс Гарднер, получивший доверенность только на год – с 19 августа 2003 года по 19 августа 2004 года, долго рассказывал, что резолюции правления ЮКОСа и его «управляющего комитета» позволили эти полномочия продлить. А голландские фонды, по словам адвоката, могут представлять ЮКОС и его акционеров, тем более что голландский суд в конце 2007 года отказался признать банкротство ЮКОСа. Суд, впрочем, дослушать речь Пирса Гарднера не смог. «Мы договаривались о выступлении в пределах получаса, а вы говорите уже 45 минут»,– напомнил председатель палаты.
     Майкл Свэнстон, выступавший последним, заявил, что ответа на вопрос, кого именно представляет Пирс Гарднер, на заседании так и не прозвучало. Суд поспешил завершить заседание, объявив, что дата вынесения решения будет объявлена сторонам дополнительно. Как предположил Георгий Матюшкин, обдумывание решения займет несколько месяцев «с учетом высказанных серьезных аргументов». Комментировать ход процесса до вынесения решения господин Матюшкин не стал.

«Ха-ха-ха! – Ха-ха-ха!»

Прокуроры озвучили в суде запись допроса свидетеля обвинения

     В Хамовническом суде продолжился допрос Гитаса Анилиониса, бывшего исполнительного директора российско-швейцарского СП «Рашн траст энд трэйд» (РТТ) – организации, занимавшейся бухгалтерским обслуживанием десятков компаний. Учредителями СП РТТ являлись банк МЕНАТЕП и швейцарская компания MENATEP SA – по логике обвинения, такое совместное предприятие служило базой для создания «организованной группой Ходорковского и Лебедева» «подставных» компаний…
     Прокуроры под предлогом «противоречий» в показаниях свидетеля заявили о необходимости оглашения его допросов на предварительном следствии. В декабре 2006-го и январе 2007-го следователь Каримов интересовался у Анилиониса судьбой денег, вырученных от продажи нефти. В частности, речь заходила о трех зарубежных трейдерах ЮКОСа: «Балтик Петролеум», «Саус Петролеум» и «Белес Петролеум», через которые ЮКОС реализовывал нефть, а на языке прокуратуры – «легализовывал деньги от продажи похищенной нефти».
     «У компаний был офшорный статус и не требовалось никакого налогообложения. И вся прибыль от этих объемов оседала на офшорных счетах, и руководители ЮКОСа могли распоряжаться прибылью, как они хотели, – говорил Каримову Анилионис. – В Россию не зашло минимум 135 миллионов долларов. Произошло, грубо говоря, воровство…»
     В общем, рассказ Анилиониса Каримову был убойным.

День сто шестьдесят шестой
     Когда прокурор Лахтин завершил чтение, прогнали и аудиозапись допросов.
     «– Ха-ха-ха!
     – Ха-ха-ха!»
     Беседа следователя Каримова со свидетелем не раз прерывалась дружным смехом. Сначала начинал хохотать следователь – над своими вопросами, затем к нему присоединялся свидетель. Иногда отвечал Каримов, а вовсе не Анилионис, но чаще ответы свидетель и следователь находили в совместном диалоге.
     Все это воодушевило подсудимых – они тоже ходатайствовали об оглашении показаний Анилиониса на следствии, но только о тех, о существовании которых прокурор умолчал.
     Наибольший интерес представляли показания, данные Анилионисом в 2007 году в Басманном суде на процессе над Переверзиным и Малаховским (менеджеры структур ЮКОСа, чье дело было выделено в отдельное производство), приговоренных к 11 и 12 годам строгого режима. Речь о тех самых трейдерах – «Белесе», «Саусе» и «Балтике». Адвокаты передавали свидетелю различные контракты, в некоторых из них стоит его подпись.
     «– Вы заключали сделки по приобретению нефти у ЮКОСа?
     – Не помню.
     – На данном документе ваша подпись стоит?
     – Она похожа на мою, – не хотел признаваться свидетель. И тогда адвокаты спросили:
     – А известно ли вам, что Переверзин в составе организованной группы совместно с Ходорковским и Лебедевым совершил хищение нефти и последующую легализацию средств от ее продажи?
     – Только из СМИ…»
     Когда стало очевидным, что Анилионис свидетелем хищения нефти на самом деле не являлся, прокурор Лахтин вскочил с места и попросил:
     – Можно перерыв! По состоянию здоровья! – и пока судья задумался, как на это реагировать, прокурор уже был за пределами зала.
     – Вы подтверждаете оглашенные показания? – спросили Анилиониса защитники.
     – Ну, подтверждаю… – неохотно ответил тот.

День сто шестьдесят седьмой
     – Пусть Лебедев прекратит жаргон! Пусть не употребляет всяких кроликов! – это прокурор Лахтин. Нет, Платон Лебедев никаких кроликов на заседании не ел. Просто противоречия в ответах свидетеля Анилиониса, вдруг разом (как к допросу приступили подсудимые) все забывшего, он называл «кроликами в шляпе». Первым делом Лебедев пытается выяснить, какой криминал видел Анилионис в офшорных компаниях.
     – Вы на допросе заявляли, что «если ЮКОС торгует с офшорными компаниями, то могли возникнуть вопросы у российских налоговых органов». Объясните суду ваше оригинальное суждение. Разве налоговые органы имеют право на запрет экспорта нефти?
     Анилионис вчитался в свои показания:
     – Я дал эти показания исходя из того, что на тот момент вообще не поощрялась торговля с офшорными компаниями.
     – Но вы в 2001 году от имени «офшорной компании» «Саус» заключали контракт на покупку российской нефти.
     – Не помню.
     Подсудимому пришлось показать свидетелю «вещдок» – протокол заседания в Басманном суде, где ему предъявляли копию этого контракта...
     – Я не утверждал, что я это подписывал! – вспылил Анилионис. – Я сказал лишь, что подпись похожа на мою. У меня были сомнения.
     В ходе последующего допроса выяснилось, что «сомнения» вызывали у него и остальные контракты. Но Лебедев не оставлял попыток добиться ответа на вопрос: что криминального в офшорах, если к их услугам прибегают все компании?
     – Что за вопрос?! – возмущался Лахтин. Сигнал Анилионис понял:
     – Я запутался, мне надо понять, на какие вопросы и как надо отвечать…
     – Было ли вам известно, – продолжал Лебедев, – что практически все нефтетрейдеры крупнейших нефтяных компаний зарегистрированы в офшорных зонах?
     – Нет.
     – А известно ли вам, что компания «Гунвор» тоже зарегистрирована в офшоре?
     Повисла пауза, а затем раздался голос судьи:
     – Вопрос снимается!
     Сам Анилионис нервничал, краснел и то и дело смотрел на часы. И прокурор Лахтин вновь пришел ему на помощь:
     – Всё! Все свои показания подтвердил свидетель!
     Анилионис подхватил:
     – Какие показания я дал, такие дал. Добавить нечего!
     – А вот на допросе со своим другом Каримовым, с которым вы так смеялись, вы говорили… – попытался задать следующий вопрос Лебедев.
     – Протестую! – заявил Анилионис.
     Тогда Лебедев напомнил, какие показания свидетель давал в суде днем ранее. Так, он рассказал, что «Саус» купила у компании «Арли» почти за 16 миллионов долларов векселя российских компаний. Считая, что ценные бумаги на самом деле ничего не стоят, свидетель квалифицировал сделку как «воровство». Теперь с этим договором разбирался Лебедев. И оказалось, что «Саус» была в той сделке не покупателем, а продавцом. Документы Лебедев показал теперь Анилионису и потребовал от него пояснений.
     – Я ничего не могу пояснить! – нервничал тот. – Я сам удивлен, честно говоря. В моем представлении все было наоборот.
     – Когда вы отвечали прокурорам и суду на вопросы по данным документам, зачем лгали? О каком таком своем «представлении» вы сейчас говорите? Поясните суду, чтобы избежать ответственности за дачу ложных показаний…
     – Ваша честь, если мне уже говорят, что я лгал и что я предупрежден об ответственности, и если я буду дальше говорить, толком ничего не понимая, значит, я буду свидетельствовать против себя. Могу ли я воспользоваться своим правом не свидетельствовать против себя?
     Судья не возразил. И воспользовавшись «правом», к концу дня Анилионис вовсе отказался отвечать на вопросы, а под самый занавес, разошедшись, попросил судью установить временной лимит – допрашивать до полпятого вечера…

День сто шестьдесят восьмой
     В этот день Анилионис переступил порог суда лишь для того, чтобы сообщить: на вопросы подсудимых он отвечать не желает. По словам ключевого свидетеля обвинения, это негативно влияет на его психику:
     – Ваша честь, я сильно волнуюсь… Вчера поработать мне не удалось, хотел отдохнуть – тоже не удалось, потому что меня переполняли эмоции… Вчера Платон Леонидович сказал неправду, назвав меня «другом Каримова». Это уже есть в прессе, начало формироваться определенное мнение относительно меня. Когда в начале допроса меня спросили, испытываю ли я чувство неприязни к подсудимым, мой ответ был честен и правдив (неприязни не испытывал. – В.Ч.), но после вчерашнего я не могу сказать этого. Поэтому если мне дальше надо будет отвечать на вопросы, я уже не могу гарантировать, что мои показания будут такими, какими были до этих слов.
     – Понятно, – промолвил судья, кажется, еще не встречавший такого в своей практике. – Отложить допрос? Вы можете давать показания?
     – Ну, я уже сказал! – в голосе свидетеля появились настырные нотки. – Можно, конечно, продолжать, но какие будут показания, такие будут.
     – Вам, – еще больше растерялся судья, – вам нужно время, чтобы вы успокоились?
     – Да! Думаю, не смогу давать показания. Если смогу, то только на следующей неделе… У меня психика такая… Но на следующей неделе мое отношение не изменится: то, что я сказал, – оно останется. Надолго!
     И судья отпустил Анилиониса «успокаиваться» до 15 марта. Как и стремительно отбывший в Лондон свидетель Голубович, он обещал вернуться…
     P.S. Последние заседания шли уже без прокурора Лахтина. Он повредил ногу, наложен гипс.

«ЮКОС против РФ»

Европейский суд в Страсбурге начал рассмотрение дела

     4 марта с 11.00 до 15.00 по московскому времени в Европейском суде по правам человека прошла открытая часть судебного заседания по делу «ЮКОС против РФ». Зал был полон, процедура была торжественной, но особого практического смысла не имела, так как ни одна из сторон в своих выступлениях не привела ни одного аргумента, который ранее не приводился бы в переписке с судом и друг с другом (см. подробную публикацию в «Новой» от 01.03.2010).
     В силу сложности дела стороны выступали более трех часов вместо обычных полутора. От российской стороны присутствовали 22 представителя, включая чиновников различных правительственных структур, но после короткого выступления Георгия Матюшкина по существу дела выступил только английский адвокат Митчелл Свейнстон, нанятый РФ. ЮКОС же был представлен английским адвокатом Пирсом Гарднером, который и подал жалобу в ЕСПЧ в апреле 2004 года.
     Наиболее уязвимым пунктом для Гарднера остается вопрос о том, кого он представляет, поскольку ЮКОС после банкротства перестал существовать. Несмотря на то, что суд уже рассматривал этот довод российской стороны и признал жалобу все же приемлемой, российская сторона продолжает настаивать на прекращении дела в ЕСПЧ на этом основании, подвергая особому сомнению действительность доверенности, которая была выдана Гарднеру в 2004 году.
     Уязвимость аргументации российской стороны лежит в другой плоскости. Свейнстон, выступая в Страсбурге, обосновывал справедливость рассмотрения в России арбитражного спора тем, что ЮКОС возглавляли «налоговые мошенники», «что подтверждено решениями судов в России».
     Однако господин Свейнстон забыл упомянуть, что уголовные суды не выносили приговоров о мошенничестве при уплате ЮКОСом налогов в России за 2000-2003 годы, то есть за период, оспариваемый в Страсбурге, а решения арбитражных судов сами по себе как раз и являются тут предметом оценки.
     Решение семи судей ЕСПЧ будет вынесено не ранее чем по прошествии нескольких месяцев после этого заседания, и мы еще вернемся к этой теме более подробно. Но независимо от решения ЕСПЧ, позиция, высказанная в Страсбурге Георгием Матюшкиным и Митчеллом Свейнстоном, сильно затрудняет положение Генеральной прокуратуры в Хамовническом суде Москвы: эти представители российского правительства настаивают на неуплате ЮКОСом налогов от продажи нефти, что противоречит версии Генпрокуратуры по второму уголовному делу Ходорковского и Лебедева.
     P.S. Подробный репортаж из Страсбургского суда читайте в ближайшем номере «Новой».

Рисуем Ходорковского!

     2 марта в Париже в галерее Натали Гайяр, на улице Вилледо, открылась выставка зарисовок художников, побывавших на заседаниях второго процесса Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, который продолжается уже почти год. Эти рисунки появились в результате конкурса, объявленного инициативной группой «Сергей Кузнецов Контент Груп» и Центром Сахарова в Москве.
     Как заявили устроители, выставка «Рисунки неправедного суда» является частью программы параллельного года России во Франции, который концентрирует внимание французского общественного мнения на положении с правами человека в России. На вернисаже выступили как гости из Москвы, так и представители правозащитных организаций «Международная Амнистия» и «Репортеры без границ».
     Сергей Кузнецов: Я представляю компанию «Кузнецов Контент Груп», которая занимается организацией различных конкурсов.

     Галина Аккерман: Идея конкурса «Рисуем процесс Ходорковского» принадлежит лично Вам?
     – Нет. Это плод совместного мозгового штурма. В частности, надо назвать Сахаровский центр, который принял большое участие в этом проекте.

     – Как конкретно осуществлялся конкурс?
     – Это была длинная и интересная история. Идея была следующая. Раз у нас есть открытый процесс, надо этим пользоваться. Надо, чтобы люди туда приходили. Это было прошлой весной, почти год назад. Тогда на процесс еще ходило довольно мало народу. Поэтому мы объявили конкурс для художников. С помощью интернета, социальных сетей мы известили об этом конкурсе примерно 40 000 художников, выпускников художественных училищ и ВУЗов. Важным условием было то, что надо было именно прийти в суд и нарисовать с натуры. Мы не хотели, чтобы люди рисовали карикатуры из головы. Нам хотелось, чтобы люди соприкоснулись с живой материей жизни, с этим процессом как он есть. Туда пришло человек 60 – 70. Не все из них нарисовали, но более 40 человек приняли участие в конкурсе. Мы получили более 400 работ. Это длилось несколько месяцев. Важно, что это был проект, обращавшийся к большим массам творческих людей.

     – Как вы отбирали работы для выставки? Были лауреаты конкурса?
     – Главной премией было участие в выставке. У нас была большая выставка в Центральном доме художников, ЦДХ, в Москве, были потом выставки в Лондоне и Брюсселе, в Европарламенте, и победители поедут в мае на выставку в Нью-Йорк. А в Париж приехала главный лауреат конкурса, Катя Белявская, которая создала серию работ в стиле комикса, «Азбука суда».

     – Мне кажется довольно удивительным, что с одной стороны, идет второй процесс над Ходорковским, которого Путин сравнивает с Аль Капоне. А с другой стороны, в Москве, в официальных помещениях, проходят выставки, показывающие этот процесс; на конкурсе в интернете Ходорковский – в первой десятке самых влиятельных интеллектуальных персонажей в России, его диалоги с Людмилой Улицкой получают литературную премию. Как Вы интерпретируете эти два параллельных ряда событий?
     – Это – важные, симптоматические вещи. Все привыкли думать в терминах 20го века: есть демократические страны и тоталитарные. Если в России происходят несправедливые процессы или гонения на журналистов, ущемления свободы слова или не вполне честные выборы, то ее сразу объявляют продолжением Советского Союза или сравнивают с Северной Кореей. К счастью, сегодня в России все устроено несколько сложнее. Понятно, что уровень демократии в России сегодня меньше, чем он был в 1990-е годы, меньше, чем в традиционно демократических странах, но было бы большой ошибкой думать, что это – новый Советский Союз. Когда так начинают думать люди в России, они не делают того, что могли бы сделать. А мы видим, что Улицкая вступила в диалог с Ходорковским, и ничего. И даже премию получила. Мы провели конкурс, и тоже ничего. Никто нас не преследовал за это.
     То есть возможности для свободного выражения своей позиции сегодня в России гораздо больше, чем многие люди это предполагают. И не всегда можно предугадать, когда такое выражение может столкнуться с противодействием. Иногда это связано с инициативой на местах, а иногда, действительно, у властей есть жесткие – не артикулированные открыто – границы дозволенного. Тем не менее, возможностей для отстаивания своей позиции, отстаивания демократических ценностей в России гораздо больше, чем это часто предполагают.

     Меж тем, в Москве уже почти год продолжается твторой процесс над Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым. А как собственно проходит сам процесс? Чего ждет от него адвокат Платона Лебедева, Елена Липцер, которая также прибыла в Париж на вернисаж?
     
     Галина Аккерман: Елена, какие новости с процесса?
     Елена Липцер: Процесс продолжается ровно год, и пока допрашивают свидетелей обвинения. Но по прошествии целого года обвинение так и не представило доказательств того, что нефть действительно была похищена. Все свидетели, которые допрашиваются в суде, рассказывают о том, как они работали в компании ЮКОС. Кто-то занимался добычей нефти, кто-то – реализацией, и т.д., но все равно речь идет о работе обычной нефтеперерабатывающей компании. С самого начала процесса наши подзащитные просили обвинение объяснить, в чем состоит хищение, где оно происходило, когда, при каких обстоятельствах, но этого мы до сих пор так и не поняли.

     – В каких условиях содержатся Платон Лебедев и Михаил Ходорковский?
     – Оба содержатся в Матросской Тишине, но в разных подведомствах. Михаил Борисович Ходорковский содержится в специзоляторе, который находится в ведении федеральных властей, а Платон Лебедев – в той части Матросской Тишины, которая подведомственна городу. Это – СИЗО, они содержатся в камере. Из тех шести с половиной лет, которые они находятся под стражей, они провели только год в колонии общего режима, которая была им назначена по приговору суда. Все остальное время они содержались в тюрьме. Назвать это содержание легким невозможно.

     – Они оба содержатся в одиночках?
     – Это не одиночные камеры, они делят их с другими заключенными. Но это – именно камеры. В тюрьме очень ограничены прогулки, и при том, что процесс идет практически каждый день, они не могут воспользоваться даже теми прогулками, которые им положены. Фактически, они света белого не видят. Они постоянно находятся в четырех стенах – в тюрьме или на процессе.

     – Как это отражается на их физическом состоянии? И на моральном?
     – Моральное состояние хорошее, потому что они продолжают бороться и сами активно осуществляют свою защиту. Они сами допрашивают свидетелей и готовятся к даче показаний, когда наступит соответствующая стадия процесса. Они не сломлены, наоборот, у них до сих пор есть надежда, что они смогут доказать свою невиновность.

     – Удается ли им следить за событиями в мире?
     – Они читают прессу, мы им делаем распечатки из интернета, но у Платона Леонидовича до сих пор нет телевизора в камере. Мы уже больше года просим за средства родственников обеспечить его телевизором, но так ничего и не добились. У меня нет объяснений, почему. Нам отвечают, что у СИЗО возможностей нет, а у родственников они принять телевизор не могут.

     – С кем они содержатся? Это – случайные люди или «тематические подборки»?
     – Сложно ответить. Мы не знаем, по какому принципу им подбирают сокамерников. Во всяком случае, это – люди, которые также содержатся в предварительном заключении, в отношении которых еще не было приговора суда.

     – Как происходит Ваше общение с Платоном Лебедевым?
     – Поскольку заседания происходят почти каждый день, мы общаемся в основном в суде. Они находятся в сооружении из пуленепробиваемого стекла, которое мы называем аквариумом. Там есть две небольшие прорези, через которые можно говорить. Правда, плохо слышно и неудобно говорить, но тем не менее общение возможно. Можно также передавать документы через эти отверстия. Кроме того, примерно раз в неделю судья по нашей просьбе делает перерыв, чтобы адвокаты могли посещать своих подзащитных в СИЗО и чтобы родственники могли приходить на свидание.

     – Какую роль играет эта выставка? Это их как-то ободрило? Вообще, все эти общественные кампании, будь то выставки или публикации переписки Ходорковского, это их поддерживает?
     – Безусловно, их поддерживает внимание общественности, мы им распечатываем комментарии из интернета, Платон Леонидович иногда даже вступает в переписку с некоторыми комментаторами. В общем, это вносит некоторое оживление в их достаточно однообразную жизнь.

     – Чего Вы ожидаете от Страсбургского суда?
     – Разумеется, мы ожидаем справедливого судебного решения со стороны Европейского суда по правам человека. Нам, конечно, интересна тут и позиция правительства РФ. Уточню только, что Ходорковский и Лебедев не имеют отношения к этой жалобе, они не являются по ней заявителями, эту жалобу подала в 2004 году компания ЮКОС.
     На вернисаже выступила и победительница конкурса, Катя Белявская, которая представила целую серию замечательных, высоко профессиональных рисунков в стиле комикса. Она выступила с живой и яркой речью, смысл которой сводился к тому, что если все, кто сочувствуют Ходорковскому, начнут что-то делать в его поддержку, то этот абсурдный процесс может закончиться победой подсудимых. А чтобы пробудить общественных деятелей, деятелей культуры, Катя рассылает им особый «подарок». В пакете – грубо сшитая варежка, вроде тех, которые шил в колонии Ходорковский, набор цитат в маленькой книжечке о том, как преодолеть страх, и шоколад под названием «Мишка на севере».

     Слово Кате Белявской:
     Галина Аккерман: Катя, Вы являетесь лауреатом конкурса рисунков процесса Ходорковского? Был какой-то приз?
     Катя Белявская: На открытии выставки в Москве объявили призеров. Вот и все. В принципе приз – это поездка на неделю в Нью-Йорк, но мы еще не ездили. И даже если бы приза не было, я все равно участвовала бы.

     – Что Вас побудило на участие в конкурсе?
     – Я с глубокой симпатией отношусь к Ходорковскому и Лебедеву. То, что происходит, несправедливо. Как только я получила хоть какую-то возможность им помочь, я пошла на процесс и начала рисовать.

     – По Вашему мнению, Ваши действия имеют какое-то влияние на общество?
     – Я в этом уверена. Все эти беззакония творятся потому, что всем по барабану. На самом деле, об этом никто не знает. Большинство моих друзей не знали о том, что в Москве идет второй процесс. Они об этом узнали от меня. Если бы эта тема была популярнее, процесс проходил бы по-другому.

     – Помимо участия в конкурсе, Вы приготовили подарки, которые вы рассылаете. Расскажите о них в двух словах.
     – Это – рукавица с лейблом «Рукавица от Ходорковского», с его подписью. Она практически идентична тем, которые он шил в колонии. Такие шьют только в колониях, иначе невозможно подобное соответствие цены и качества. Это – календарики с афоризмами на тему страха, чтобы люди не боялись. И это – шоколадка «Мишка на севере».

     – Забавно! А кому Вы это посылаете?
     – Известным людям, журналистам и даже некоторым политикам.

     – Ответы получали?
     – Да. Еще какие! Эта рассылка разбила мою уверенность в том, что в России нет свободы слова. О ней писала вся пресса, и даже газета «Метро» на первой полосе. А это – газета, которую раздают в метро, она – самая многотиражная в России. То есть мы вернули Михаила Ходорковского на первую полосу и даже на телевидение. Меня радует, что можно говорить практически обо всем.

     – Короче, Ваш вывод – не надо бояться?
     – Абсолютно. Когда мы начинали, нам все говорили: «Боже мой, боже мой, за вами прямо завтра придут». А на самом деле, ничего подобного. Мы просто были в шоке, что наша акция освещалась даже на телевидении. Так что не надо бояться, и все получится. Не надо бояться, а надо делать все хорошо и по-доброму.
     Выставка «Рисунки неправедного суда» уже побывала в Брюсселе по приглашению Европарламента и вскоре поедет в Нью-Йорк. В Париже она продлится до 12 марта.